льно сложенное одеяло, скрипящую  дверцу
шкафа--что-нибудь, о  чем никто не  подумал  и что могло оказаться решающим,
ибо ничтожный, крошечный беспорядок нарушал порядок целого.  Грязная бахрома
на  спортивных  брюках  вносила  беспорядок  не только  в  службу отдельного
солдата--она  вносила беспорядок  в  жизнь  взвода,  роты,  всей  казармы. И
наказание должно было быть соответствующим.
     Солдаты  метались по помещению.  У них было десять минут, чтобы навести
порядок, потом придет капрал, и им надлежит быть в постелях, а одежда должна
быть аккуратно сложена на табуретках.
     Абель тоже  не  мог избавиться от  общего страха. Хотя  он сделал  все,
чтобы подозрение на него не пало, ни в коем случае, но сейчас, разбирая, как
и все остальные, предметы своего нехитрого обихода, он под тяжестью страха и
чувства  вины  отчетливо представил  вдруг  возможные  огрехи  своего плана,
собственную небрежность:  распоротый шов, стекловата, вылезающая из матраца,
тайник.
     Разумеется,  тайник  был пуст. Части  пистолета  давно уже находились в
надежном месте на учебном плацу, украденное мыло он уже расплющил,  и теперь
оно лежало  тонкой прокладкой на внутренней стороне его каски,  а каска была
на  нем,  и  три  боевых  патрона  он  спрятал  под подкладкой  кармана.  Он
чувствовал  их  изнутри сквозь тонкую ткань. Если бы что-то произошло,  если
наметилось бы дальнейшее расследование, личный досмотр с перетряской одежды,
он просто  проглотил бы их. И все-таки возникали сомнения, а вдруг они нашли
распоротое место  в матраце, а вдруг уловили  тут взаимосвязь? Абель рисовал
себе  мрачные  картины:  вот  капрал  объявляет  обнаруженные   нарушения  и
назначает  строгое  расследование,  штрафную службу, гауптвахту, быть может,
специальный медицинский  тест с  помощью аппаратуры. Тогда все его надежды и
мечты пойдут прахом. Майор  сможет  торжествовать. От этой  мысли все внутри
сжалось. Он  вдруг  ощутил,  как  невыносимо  давит  воротник шею.  Ожидание
делалось невыносимым.
     На мгновение его охватило страстное желание бежать, скрыться где-нибудь
в надежном месте, переждать поверку в отдаленном окопе на плацу, подальше от
всех их досмотров.  С трудом подавил он это желание. Оно было лишено смысла.
В настоящей безопасности он был только  среди других. Он постарался побороть
засевший  в  нем страх,  сосредоточившись  на  собственном  плане. Только не
поддаваться! Железное самообладание, которому научили его начальники, должно
теперь обратиться против них, против всех, кто обожествляет майора. Борясь с
ним, он боролся с системой.
     Порядок   был  восстановлен,  шкафчики  поставлены   на  места,  одежда
развешана,  несколько солдат уже разделись  и  теперь  складывали  одежду на
табуретках. Абель схватил веник  с совком и принялся подметать.  Мусора было
не  так  уж  много,  лишь  несколько  свежих  кусочков   грязи,  только  что
принесенных с улицы, но подмести было нужно, и для него это была возможность
остаться  на короткое время одному. Он опрокинул  содержимое совка  в ведро,
отнес  ведро к боковой  стене барака, там стояли ящики  с мусором. Осторожно
приподнял крышку...  вблизи никого  не  было... Низко  наклонившись, он снял
каску   и  отковырнул  расплющенное   мыло.  Оно   ровно  распределилось  по
поверхности, он быстро извлек  его. Не прошло и пяти секунд, как каска снова
была на голове, и он направился в барак. Мыло теперь лежало в кармане.
     На  обратном  пути  необходимо  было  еще  кое о чем  позаботиться.  Он
остановился, прислушиваясь, под  дверью. На ней висела,  как  на всех других
дверях, рамка, открытая  сверху и обрамленная с боков округлой пластмассовой
дугой. В каждую  рамку всунут был  кусок желтой  четырехугольной  фольги, на
которой черным  выбит  номер  помещения.  Абель  быстрым  движением выхватил
фольгу, сунул  под куртку  и  зажал  под мышкой. Вернувшись к товарищам,  он
поставил мусорное ведро на положенное место. Потом подошел к  шкафчику, снял
башмаки, наскоро почистил их и  поставил на нижнюю полку. Коробку с сапожным
кремом он  зажал в руке и  еще взял полученный вчера кусок мыла. Сделав вид,
будто ему нужно поправить  еще что-то на постели, он поднялся наверх. Он был
бос, но остальная одежда еще была на  нем, укрывшись наверху  от посторонних
взоров, он сунул  оба  куска  мыла, банку  с  сапожным кремом  и фольгу  под
одеяло. Теперь у него было все для самых последних приготовлений.
     Капрал не заставил себя ждать. Бегло осмотрел комнату. Один  из  солдат
шевельнулся под одеялом, и капрал тут же заметил это. Он крикнул:
     -- Эй, парень, сейчас послеобеденный отдых! У вас приказ--спать! Но вы,
должно быть, не  устали?  Вон из постели, Аллан! Поскольку вы так бодры, даю
вам  возможность  подвигаться.  Пятьдесят  кругов  вокруг  казармы. Начинай,
дырявый мешок!
     Он шумно прохаживался среди кроватей.
     -- Как вы  сложили одежду,  Адам! Вон из  кровати!  Взгляните  на  это!
--Ногой он  смахнул  одежду с  табурета .--Сложите аккуратно свои шмотки!  И
побыстрее!
     Адам повиновался.
     --  Слушайте все!  --  сказал  унтер-офицер.--Сегодня была  произведена
инспекция комнат. Майор проводил ее лично. И  знаете, что  он обнаружил?--Он
раскрыл  записную книжку.--Арчи пятьдесят шесть дробь один. Вы,.. Вы знаете,
кто?..  Под  вашим  шкафом  полно  пыли. Кроме того,  на  сапоге  оторвалась
подметка. Лежите, мы поговорим позже!
     --  Аллан! Где  он? Ах  да,  бегает кругами! Антон!  На  ваш противогаз
посмотришь--блевать  хочется.  Тупая  скотина!  Сколько  недель  вы  его  не
чистили! Стекла чем-то залеплены. Фильтр  воняет. И еще  на  вашей  форме не
хватает пуговицы. Альберт...
     Все это было скверно, но  Абель чувствовал себя увереннее по мере того,
как капрал подбирался к нему. Майор проявил поразительное внимание. Ничто не
укрылось от его взгляда. Он испугался? А может, почувствовал угрозу? В массе
замеченных недостатков промахи Абеля должны затеряться.
     -- Абель пятьдесят шесть дробь семь.  Вы, идиот, храните мыло в сапоге.
Может,  вы  рехнулись?  А для  чего  вы используете  мыльницу? Болван!  Ваша
одежная щетка заросла грязью. В вашем матраце--дыра. Почему  вы не  доложили
об этом? Остин...
     Пронесло. Дыра в матраце--мелочь. Но  мыло в сапоге! Он  забыл об этом,
совершенно забыл. Это было потрясающее открытие: и он может что-то забыть. И
он  совершает  ошибки.  Человек,  которым  стал  Абель,  перестав  принимать
одурманивающие  средства,  совершил ошибку.  Теперь придется  защищаться  не
только от других, но и от себя самого.
     -- Я еще не закончил,-- сказал капрал.-- У меня еще  одно сообщение. На
складе украден карманный фонарь. Он найден  за соседним бараком, засунутым в
водосточную трубу. Кто  знает, как попал туда этот фонарь? Кто  видел что-то
подозрительное?
     Стало  тихо.  Никто  не  осмеливался   шевельнуться.  Произошло  что-то
чудовищное. Саботаж. Любое движение сейчас,  после сообщения  унтер-офицера,
могло вызвать подозрение.
     -- Так никто ничего не видел?
     Остин.  Это,  конечно,  Остин.  Абель бросил  свой фонарь  в  шахту для
мусора, в эту закрытую крышкой  яму сбрасываются все отходы;  с шумом падают
они   в   глубину.   Однажды,   опустошая  мусорный   бак,   Абель  заглянул
туда--жидкость растворяла любые предметы за несколько  секунд.  Там шипело и
булькало,  а потом ни следа от мусора не  оставалось. Он  посоветовал Остину
сделать то же самое, но этот  дурак не пошел с ним, когда они возвращались в
барак. Только теперь Абель узнал, что тот сделал.
     --  Майор приказывает  доложить  о  самых  незначительных  наблюдениях.
Капрал сделал паузу. Потом сказал:
     --  Если  кто оказался  соучастником, но  доложит  об  этом сейчас,  он
освобождается от наказания. Никто ничего не вспомнил?
     Молчание.
     -- Майор  великодушен.  Если  кто  что-нибудь  заметил, он  должен  был
доложить об этом сразу. И все-таки он не будет наказан.
     Вновь он сделал паузу.
     -- Кто доложит  нечто,  способствующее расследованию,  сходит  разок  к
ангелам.
     Слова эхом отдались в помещении, ударили в голову.  Их даже никто сразу
не понял.
     Капрал повернулся на каблуках и вышел из барака.
     Наверно, никто из  солдат сегодня не смог скоро уснуть. Абелю  пришлось
действовать  чрезвычайно осторожно.  К  счастью, не надо  было делать ничего
такого, что производило бы шум.  Он увлажнил маленькие кусочки мыла слюной и
принялся мять их  под  одеялом один за другим, пока они не стали эластичны и
не  соединились в один кусок.  Для ствола этого  было достаточно.  Теперь он
добавил немного  сапожного крема. Украдкой  он несколько раз  извлекал кусок
из-под одеяла,  чтоб убедиться, что  краска нанесена равномерно и достаточно
плотно. Постепенно масса приобрела  тот оттенок, какого Абель и добивался --
матовый блеск металла.
     Когда, к его радости, это удалось, он  скатал массу  в тонкую колбаску,
чтоб потом завернуть ее в фольгу. Быстрыми, ловкими движениями раскатывал он
массу, сильно  сдавливая руками,  так что диаметр ее  постепенно уменьшался,
пока не получился нужный размер пистолетного ствола.
     Вновь  Абель откинул  одеяло, испытующе  разглядывая  дело  рук  своих.
Получилось  чересчур длинно.  Он откусил по кусочку с  обоих  концов,  потом
отполировал  ствол об остов кровати. Еще  раз проверил результат: со стороны
отличить имитацию от настоящего пистолетного ствола было невозможно.
     Окончательно  он завершил свои приготовления  при чистке  оружия. Всего
несколько движений  рукой--это  было даже легче, чем  утаивание в  каждый из
предыдущих  дней одной части пистолета.  Не было даже необходимости особенно
прятать муляж. Слегка прикрытый рукой. он выглядел частью пистолета. Внешнее
подобие  стало почти  полным,  когда  Абель  палочкой, служащей  для  чистки
ствола, продырявил  в мыльной массе отверстие-- входное отверстие ствола. Не
сомневаясь  в удаче,  Абель  сунул муляж в  карман, дожидаясь заключительной
проверки. На сей раз не  нужно было даже подводить  товарища, чтоб разыграть
отвлекающий  маневр.  За  спиной  он  ослабил  винт,  отделил  от  пистолета
настоящий  ствол, вставил свою самоделку, снова затянул винт,  мыльная масса
легко поддалась его действиям.
     Капрал  ничего  не  заметил,  принимая  у  Абеля  пистолет.  Ничего  не
подозревая, он  сунул  его  в  боковое окно  склада.  Настоящий ствол  Абель
спрятал под подкладкой куртки.

10

     Понятно,   что  рассказ  сестры  вызвал  у  Фила   подобие   шока,  но,
проанализировав  собственные ощущения, он  понял, что  вовсе  не утратил  от
этого вкуса к жизни. Не стало это помехой и в тайных его упражнениях.
     Как  и  раньше, его чрезвычайно занимал ящик  с  клавишами и  кнопками.
Похоже,  Крис  не рассказала главному врачу  о случившемся, и это  наверняка
было  против правил; Филу не хотелось втягивать ее во все новые конфликты, и
он не  стал расспрашивать  о  назначении отдельных  кнопок.  Но  как  только
представилась  возможность, он попробовал нажать одну за  другой; оказалось,
они помогали, не  вставая с  постели,  менять кое-что в палате:  открыть или
зашторить  иллюминатор, сделать  воздух  теплее  или, напротив,  прохладнее,
включить  и выключить вентилятор, подрегулировать освещение.  Кнопок с более
сложным назначением обнаружить не удалось.
     Потом  Фил открыл, что кровать его  на колесиках  и, освободив  тормоз,
можно чуть-чуть  передвигаться. Вращая колесико внизу, можно было,  словно в
коляске,  катиться  вперед  и  назад,  правда,  лишь   настолько,  насколько
позволяли тянущиеся от приборов провода и трубки.
     Предметом особых его  усилий  был  видеоаппарат. Он  пытался  подкатить
кровать ближе,  и наконец это  удалось--пришлось, правда,  чуть подтащить за
собой пульт со шкалой и экраном кардиографа.
     Сначала он дотянулся до доски, висевшей рядом с телеэкраном на  крючке.
На ней  записано было  несколько номеров:  центральный  узел--006, шеф--011,
канцелярия--283, дежурная ночная  сестра-- 268, и  еще  какие-то, интересные
для  него  лишь  тем,  что   их  он   не  стал  бы  набирать  ни  при  каких
обстоятельствах. Наконец он нажал кнопку включения и прислушался. Тихий писк
подтвердил, что аппарат включен. Фил выбрал наудачу номер  631 и  с  усилием
повернул  диск: 6-3-1. Он  внимательно  смотрел  на экран,  но  тот  остался
темным. Может, номеров было не так много?
     Он  набрал 531, потом  431 --без успеха. Наконец пошел по восходящей от
431:432,433,434  и так  далее. Попытав счастья с  большими  номерами, он уже
готов был отказаться от своих попыток, но экран вдруг засветился.
     -- Да?--услышал он мужской голос.
     -- Кто говорит?--спросил Фил.
     --  Гас  Морлей,--с  готовностью  ответил  мужчина.  Но  на  экране  не
появился.
     -- Я--Фил Абельсен, пациент,--представился Фил.
     --  Парень, я сойду  с ума! -- раздалось из динамика.--Пациент -- какое
счастье! Я давно уже не пытаюсь ни с кем связаться!
     -- Вы тоже ранены?--спросил Фил.
     -- Можно и так это назвать. Ампутация обеих ног.
     Сейчас они пришили мне новые. А у тебя что?
     -- Мне угодило прямо в грудь. Пока прикован к постели. Поэтому  не могу
показаться.
     -- Я тоже пока не встаю. Но главное, есть еще кто-то, кроме меня.
     -- Как это понять?--спросил Фил. Он  наконец подрегулировал громкость и
теперь мог удобно беседовать лежа.
     -- Другие, наверно,  поправились. Больше я ничего о них не слышал. Да и
кто вспомнит калеку, когда сам уже на ногах?
     Фил  раздумывал,  знает  ли его собеседник  о происшедшем. Осторожно он
осведомился:
     -- Вы знаете, где мы находимся?
     -- На космическом корабле. Ты этого не понял?
     -- Понял,-- ответил Фил.
     -- Самое худшее для  нас позади. Мы в  безопасности. Где-нибудь устроим
новую жизнь.
     -- А Земля?
     -- Наплевать и забыть. И слава богу, что взорвалась. Всю жизнь мне было
там тошно. А сейчас впервые хорошо.
     -- А где другие?.. Те. что поправились?
     -- Не  знаю. Шеф  мне об этом  ничего не говорил.  А с ним иногда можно
потолковать.  Благородный  человек.  Но  моя  сестричка...  Лимон  покажется
сладким в сравнении с этой тухлой тощей макарониной.
     -- А моя мила,-- сказал Фил.
     -- Значит, повезло. У моей явно не все дома. Захочешь поговорить с ней,
она тут же в слезы и все рыдает о Земле.
     --   Теперь  мы  должны  закончить  разговор,--сказал   Фил.--Не  знаю,
разрешены ли  они  здесь, не хочу, чтоб меня засекли  с первого раза. У меня
нет  часов.  Как  узнать, что  наступила ночь,  когда мне никто  помешать не
сможет?
     --  Сейчас  четыре  часа  пополудни,--сказал Гас-- Нужно набрать 222, и
магнитофон сообщит точное время. У тебя какой номер?
     Фил еще  не подумал об  этом, теперь он осмотрелся; ведь где-нибудь  он
должен быть.  На глаза  ему  попалась  доска, он взял  ее  в руки,  принялся
внимательно разглядывать. На оборотной стороне увидел цифры 4-1-2.
     -- Думаю, что 412,-- ответил он.
     -- А мой 447. Всего хорошего. Я с тобой соединюсь.
     -- Прекрасно! --ответил Фил.--Желаю быстрее поправиться! До свидания!
     Вскоре в палату  вошла Крис. Она принесла с собой пластиковую флягу, из
которой  Филу разрешено  было  выпить  немного  теплого  сладкого  раствора.
Впервые после ранения он мог  что-то  выпить  сам.  Он не знал, как до этого
питался, должно быть, с помощью трубочек, что подведены были к животу.
     Подслащенная водичка  была для него сейчас лучшим  в мире напитком,  но
его  тут  же вывернуло.  Крис  привела его  в порядок, потом  подготовила  к
облучению кварцем.
     -- А что происходит с теми, кто уже поправился? -- поинтересовался он.
     -- Не знаю, Фил,--ответила Крис.
     -- Что-то плохое?-- допытывался он.
     --  Я правда  этого  не  знаю,--заверила  она.-- Шеф  не так  уж  много
разговаривает  с нами. Он презирает женщин. Возможно,  если его спросишь ты,
тебе он ответит.
     -- Но откуда я узнаю, что он сказал правду?
     Фил лежал под ультрафиолетовыми лучами, глаза его были закрыты очками.
     -- Сколько людей на космическом корабле?--спросил он.
     -- Должно быть, больше тысячи.
     -- И все раненые?
     -- Большинство  раненых. Доктор  Миер с несколькими  ассистентами лечил
их, мы,  четыре  медсестры,  ухаживали  за  ними, и  еще  несколько здоровых
мужчин, в основном члены экипажа, помогали нам.
     Фил вновь вернулся к своему вопросу:
     -- А что с этими людьми сейчас?
     -- Они находятся  в другой  части  корабля. Нам, сестрам,  ходить  туда
запрещено.
     --  И ты  никогда  не  задумывалась, что  с  ними? Никогда не  пыталась
заглянуть туда?
     Крис вздохнула.
     --  А  почему я  должна задумываться?  Здесь  медсанчасть  космического
корабля, и это мое рабочее место. Я медсестра, а не солдат и не шпионка. Мое
дело заботиться о больных.
     -- А когда я поправлюсь?
     Крис стояла в изножье его постели, она ничего не ответила.
     --Что будет, когда я поправлюсь? -- настойчиво спрашивал Фил.
     -- А чего ты, собственно, ожидаешь? --тихо спросила девушка.
     Теперь  уж Фил задумался над ответом. А  чего  он,  действительно,  мог
ожидать?  На что  рассчитывал?  Что  должно  с ним произойти?  И что  у  них
запланировано? Какой во всем этом смысл?
     -- На борту  корабля больше тысячи мужчин,--продолжила Крис.-- И  всего
четыре девушки. Ты думаешь, я смогу остаться с тобой?
     Крис была права.  Такое ему и в голову не пришло. Это была чрезвычайная
ситуация, и  он  не знал, какие  здесь возможны  решения. Знал  ли их доктор
Миер?
     -- Кто  еще  находится на борту...  кроме бывших  и нынешних пациентов,
четырех сестер и главного врача? Есть ли командир корабля, офицеры, экипаж?
     Доктор Миер --командир корабля. Это один из  лучших, самых  современных
кораблей,   что  когда-либо  были   построены.   Почти   все   функционирует
автоматически. Доктор Миер--самый главный начальник.  Его слово--  закон для
всех.
     Постепенно до него  начал доходить  смысл  ее слов.  Некто  был  высшим
начальником для тысячи человек; в общем, ничего особенного здесь не было. Но
люди  эти  были  отрезаны  друг от друга, разобщены,  возможно,  они  вообще
считали себя одинокими; тогда дело принимало уже другой оборот: врач получал
неограниченную власть над человечеством, превращался в императора, в бога. А
девушки?  Фил боялся додумать  до  конца  эту  мысль. Он  поднял глаза. Крис
сидела в кресле у стены, понурив  голову. Сквозь  толстые стекла очков он не
мог  ясно  ее  разглядеть,  но  ему  показалось, будто она плачет.  Он вновь
прикрыл глаза. Все в нем восставало  против  собственных догадок. Больше  он
ничего  не  спрашивал,  не  хотел  напрасно  волновать  девушку.  Надо  было
как-нибудь ее успокоить, но нужные слова не приходили.
     Поздним вечером он набрал номер Гаса Морлея... Никто не отозвался, хотя
он  ждал  достаточно долго. И  тогда  он нажал кнопку  на  проводе, все  еще
лежавшем возле правой его руки.
     Вскоре скрипнула дверь, вошла Крис:
     -- Ты плохо себя чувствуешь?
     Он подождал, пока она закроет дверь, потом спросил:
     -- Где Гас Морлей?
     Она недоуменно взглянула на него.
     -- Что ты сказал? Кто это?
     --  Я  хочу  знать,  где  сейчас Гас Морлей!--сказал  Фил.  Это  другой
пациент, я сегодня разговаривал с ним по  видеосвязи. Теперь  его там больше
нет. Никто не отвечает по номеру 447. Где он?
     --  Я его не знаю,--сказала Крис,--и не знаю,  где он. Фил  нетерпеливо
взмахнул рукой.
     -- Ты не знаешь этого. Хорошо, я верю тебе. Но почему ты все принимаешь
с  готовностью?--Он  говорил   громче  обычного,   с  трудом  заставил  себя
успокоиться,  но  уже   на  следующей  фразе  снова  сорвался:--Так   сделай
что-нибудь! Оглядись!  Поговори  со  своими  подругами! Иди,  расскажешь мне
потом, что узнала. Слышишь? Иди и возвращайся скорее.
     Крис