действие,  сознательное  пренебрежение
приказом...  Последствия  были бы ужасны. Конечно, я постараюсь  учесть все,
что  только можно предвидеть.  Но  как  можно учесть  то, что  не повинуется
законам,  как  можно  просчитать  хаос?  Это  единственное,  чего  я   боюсь
по-настоящему.
     Лицо майора приняло жесткие очертания.
     Да, боюсь,--добавил  он.-- От хаоса  нельзя  застраховаться на  все сто
процентов. А он способен уничтожить дело моей жизни. Я должен исключить  его
навсегда,  навечно. Итак,  Абель,  как  это  было?  Как ты пришел к мысли не
принимать черные шарики? Не  какие-нибудь там витамины или концентрированное
питание. Нет, именно те самые, решающие!
     Абель с удовольствием помог бы  майору. Он готов был признать  -- в нем
действительно таилось зло. Он напряг свою память. На глазах у него выступили
слезы.
     -- Я не могу вспомнить,-- прошептал он.
     Ты не  можешь вспомнить,--  повторил майор. Он вскочил и заорал: --  Не
можешь вспомнить! Да ты не хочешь вспомнить! Лжец, свинья, дерьмо! Ты у меня
заговоришь!-- Он отстегнул ремень  и принялся избивать Абеля.--  Говори! Кто
тебя подстрекал? Как ты пришел к этой мысли?
     Махровый  халат  распахнулся,  ремень хлестал  по голому телу.  В  такт
ударам майор кричал: Го-во-ри! Го-во-ри! Го-во-ри!
     Абель не шевелился. Он лежал, наполовину отвернувшись  к стене. Он  был
без сознания.
     Майор  выставил вперед подбородок, разглядывая  худощавое  тело  Абеля.
Потом вновь застегнул ремень.
     Снова  уселся  в  ногах. Прикрыв  глаза,  он  какое-то  время  просидел
неподвижно.
     Снаружи послышались шаги.
     Майор подошел к двери, распахнул ее.
     Сержант доложил, вытянувшись по стойке "смирно":
     -- Личный состав для парада построен!
     -- Хорошо,-- ответил майор.-- Иду.
     Он закрыл за собою дверь, повернул ключ  в замке. Песня выстроившихся в
ожидании солдат едва слышна была в тюремной камере.
     Абель пришел в  себя  от  холода.  Сырость мокрого матраца проникла  до
костей, его  трясло.  Он провел рукой по  спине: кожа кое-где  была ледяной.
Ощупал рубцы на спине и сбоку, дотрагиваться до них было больно.
     В голове был полный туман. Время от времени он сознавал, где находится,
потом мысль ускользала  и он вновь  принимался размышлять. Перед глазами его
проходили картины, образы,  явно из  другого мира, да  и  звуки, всплывающие
время от времени в сознании, были звуками из какой-то неведомой страны.
     Он заметил, что образы и звуки, боль и тошнота чуть отступали, когда он
лежал неподвижно.  И он постарался не двигаться, хотя  мерз все сильнее.  Он
слышал грохот марширующих сапог, отрывистые команды  и солдатские песни и не
мог понять, реальность это или игра воображения.
     Потом  вдруг на него  упал  золотой  дождь,  что-то  бархатное,  мягкое
окутало лицо, что-то теплое нежно прижалось к телу.
     --  Вставай!--прозвучал  чистый колокольчик.-- Вставай, пойдем со мною!
Только быстрее, а то меня кто-нибудь здесь застукает.
     Итак, это был не колокольчик, это был  голос человека, который  чего-то
хотел от него, чего-то вновь хотел от него.
     Он отвернулся к стене.
     -- Да очнись же! Неужели ты не хочешь выбраться из этой сырой норы?
     Теперь он  вновь  ощутил холод и сырость на  спине. Быстро  закутался в
махровый халат, и это движение  вернуло его к реальности.  В глазах  еще был
туман, но он разглядел лицо, устремленные на него глаза, рот...
     -- Ну, пожалуйста, пойдем!
     Он не в состоянии был выполнить сейчас ни единого приказа, но  это  был
не приказ,  это была  просьба, и она подняла его с  нар. Он уселся  на краю,
черные  волны накатывались  толчками, затемняли сознание. Чьи-то руки надели
ему на ноги тапочки, поддержали сбоку.
     -- Пойдем, пожалуйста, пойдем!
     Они  прошли немного по  коридору,  свернули за угол, вниз на  несколько
ступенек,  еще   один  небольшой   коридор.  Кресла,  шкаф   с   папками   и
скоросшивателями... Он  уже когда-то был здесь. Четыре узкие двери подряд  в
стене.
     Он  рухнул  на тахту.  Было  тепло и  приятно. Свет  приглушен. Розовый
сосборенный  абажур  на лампе.  Гора подушек. Бумажные цветы рядом с цветной
фотографией в  рамке, маленький  домик,  в ряду точно таких же  других, двое
стариков на балконе.
     Он почувствовал,  как  его  накрыли  чем-то  теплым,  голова утонула  в
мягких, почти невесомых подушках, пахли они сухой листвой и пылью. Он закрыл
глаза. Вокруг  него было какое-то движение, быстрые, поспешные шаги,  шелест
платья, позвякивание чашек и приборов, тихое бор-мотанье--приятные негромкие
звуки.
     --  Сейчас  все  будет  готово,  потерпи  немного!  Потерпеть--это   не
проблема. Он мог  бы лежать так вечно -- приятные сумерки, полусон-полудрема
и что-то очень доброе, ласковое, струящееся на него извне.
     Рука  нежно   приподняла  его  затылок,  возле  рта   появилась  чашка,
источающая удивительный  аромат,  он  начал пить маленькими глотками,  тепло
разлилось по телу, растопив остатки льда, еще таившиеся в нем.
     Он  вновь  откинулся на подушки и, слегка приподняв голову, разглядывал
из своего  угла странную и необычайно  уютную  обстановку.  Краешек подушки,
рядом скатерть с  вышитыми звездочками, полосатый плед, красиво сочетающийся
с разноцветными корешками книг, пузатый чайник, а  за ним горный ландшафт из
складок небрежно брошенного пальто, укрывавшего его ноги.
     И в этом волшебном ландшафте суетилась женщина с тонкими белыми руками,
она поворачивалась то  в одну,  то в  другую  сторону, тянулась  к настенной
полке, за чем-то наклонялась, с тахты ему не было видно, за чем.
     Наконец лицо  снова появилось перед ним. Туман, сквозь  который он  все
еще  смотрел на мир, сделал ее  моложе-- он стер горькие складки,  разгладил
морщинки,  мягко очертил красивый полный рот,  обнажив вдруг забытую, давно,
казалось бы, поблекшую красоту.
     -- У тебя  еще  что-нибудь  болит?  --  спросили  губы.  Абель  покачал
головой. У него больше ничего не болело.
     -- Побудь со мной,-- попросил он.
     -- Успокойся. Все  хорошо.  И я пока  с тобой. Говорили не только губы,
говорили глаза, говорили руки.
     Абель раскинулся на подушках, ощущение покоя разлилось  по  всему телу.
Он был  не одинок. До  сих пор  он не ощущал собственного  одиночества. Быть
может, оно таилось в глубинах души,  подтачивая и разрушая ее, но он не умел
тогда думать, не умел выразить это словами. И вот одиночество кончилось.  Он
ощутил рядом другого, человека, совсем  рядом.  Ему  не нужно было видеть --
чувство доносило эту близость, влечение, нежность гораздо острее, чем зрение
и слух.  Он  задремал на  мгновение  и проснулся  --  и  то,  и другое  было
прекрасно, погружение  в спокойный,  безмятежный сон и ощущение удивительной
реальности, открывшейся ему как дар.
     Быть может, вся эта суета вокруг оттого только, что он очень мало знал,
что он  никогда еще не был у ангела? Как нужно себя  вести, чего добиваться,
за  что  бороться?  Тихо, но настойчиво зашевелились вопросы:  почему это не
может быть вечно, то, что происходит  сейчас? Прежде,  позже, всегда? Почему
так длинны  обходные пути, приводящие к единственно верному решению. Вопросы
о "прежде" или о  "потом"  и  омрачают мгновения счастья. Вопросы разверзают
пропасти и взрывают обретенные было пути, вопросы разрушают чары.
     А ведь это были действительно чары. Он попробовал избавиться от мыслей,
которые вызвало это  слово,  но оно звучало в нем:  чары. Чары, легкие,  как
облачко... как дуновение ветерка, вздох... улетающие в никуда... и навсегда.
     И  все  же  это  были  не  чары,  это   была  действительность,   пусть
фантастическая, невероятная действительность.  Чудо  было как раз в том, что
это  было на самом деле, что он переживал это реально. Он  чувствовал мягкое
тепло постели. Чувствовал женщину рядом  с собой. Он открыл  глаза. И увидел
женщину. Она действительно была рядом. И она была прекрасна. Ангел. Это была
реальность.  Никаких чар, никакого  колдовства.  Реальность.  Реальность,  у
которой есть прошлое, настоящее и даже чуть-чуть будущего.
     Почему  ты привела меня сюда? -- спросил Абель. Женщина приподнялась на
локте и с тревогой взглянула на него.
     Тише. Молчи!
     Ну пожалуйста, я должен знать. Почему ты сделала это?
     Не знаю. Я  не  думала об  этом.  Я  все время  вспоминала тебя. С  той
ночи... Сколько времени прошло с тех нор?
     Много.  Так  много, что  его невозможно измерить. Они  помолчали. Потом
женщина сказала:
     Возможно, это была жалость.
     Жалость,-- шепотом повторил Абель. Он попробовал  слово на слух, словно
пытаясь понять его смысл.-- Жалость.
     Когда я встретила тебя тогда во внешнем коридоре, я не знала, что будет
дальше,  но  знала, что-то наверняка произойдет. Но  я знала  и  то, что это
кончится. Конец был предопределен сначала.
     --  А конец близок?  Он уже  начался.  А какой он будет...  этот  самый
конец?
     -- Пожалуйста, не спрашивай об этом.
     -- А то, что сейчас... здесь... вот этот наш час... это тоже конец?
     -- Нет,--сказала женщина.--Этот час  вне всего. Его не предвидел никто.
Ни я,  ни  ты. Даже майор не смог предусмотреть его  в расчетах. Быть может,
это  и  побудило  меня  больше   всего:  желание  сделать  нечто,  никем  не
просчитанное.  Мы  не знаем,  какие  будут  последствия,  но  что все  имеет
последствия--это факт.  Значит, будут  последствия,  которые  снова никто не
сможет предусмотреть, а у них будут свои непредсказуемые последствия, и  так
вечно.
     -- И ты этого хочешь?
     --  Да, хочу. Наверно, я такая же, как  ты. Ведь ты  тоже хотел  именно
этого. Быть может, чуть иначе, чем я. Ты хотел убить майора. В сущности, это
одно и то же.
     -- А можно сделать так, чтобы конец не наступил?
     -- Нет, невозможно.
     -- Тогда какой во всем этом смысл?
     -- Конец  ожидает лишь отдельных людей--тебя, меня, любого.  А остается
совсем другое--надежда.
     Они  долго  молчали,  слышно было только  дыхание.  Постепенно сознание
Абеля окончательно прояснилось, туман  рассеялся. Расширился и обзор, теперь
он мысленно мог видеть не только то, что было непосредственно перед глазами.
А там,  во внешнем  мире, было зло,  внушающее страх.  Он  взял  женщину  за
запястье, поднес к глазам ручные часики --11.45.
     -- Парад, наверно, кончился,--сказал он.
     В  тот же  миг  он почувствовал себя  усталым,  отчаявшимся,  конченым.
Мускулы  у  него  болели,  в голове  что-то  монотонно  пульсировало.  Вновь
зашевелились  вопросы,  теперь он мог формулировать их четче,  но  все более
проясняющееся  сознание  отчетливо  выявляло их  бессмысленность, а заодно и
бессмысленность ответов, которые он мог бы получить, и бессмысленность любых
действий. Глухая  стена отгородила все разбуженные в нем желания. Он стоял у
черной пропасти безнадежности.
     -- Парад скоро кончится,-- повторил  он.--Я  вернусь  в камеру. Ты сама
знаешь, так будет лучше.
     Он откинул одеяло,  заставив  себя не  заметить, какого напряжения воли
стоило ему это простое движение.
     -- Не печалься,--сказал он.
     Теперь, несмотря ни на что, он был сильнее. Крепко стянул пояс  халата,
надел  тапочки.  Женщина лежала на  тахте. Она  отвернулась  к стене, закрыв
руками лицо.
     Абель не смотрел в ее сторону. Он не мог туда смотреть. Он открыл дверь
и вышел.
     В  прилегающем помещении никого  не было.  Он  вышел в большой коридор.
Первая  дверь справа  --  вход в  его  камеру.  Он прошел мимо. Внимание его
привлекло окно, стекла слегка дребезжали. Он подошел и выглянул наружу.
     Серые бараки похожи были  на скалы под  желтым, затянутым дымкой небом.
Окна  как  норы.  Забетонированные  дорожки  разрезали желтоватый  грунт  на
аккуратные прямоугольники. По  большому плацу, описывая  круги вокруг склада
оружия,  единым  строем  маршировал  батальон,  единое  тело  двигало  двумя
тысячами ног в маршевом ритме. Бетон гудел.
     Они проходили строем  мимо сотни капралов, десяти сержантов  и  майора.
Майор возвышался над всеми  на постаменте. Он  глядел на бесконечные колонны
солдат, маршем проходящие  мимо.  Видел ли он  их реально или  они были лишь
фоном,  на котором разворачивались волнующие события, исполненные мужества и
воинского  духа?  Этого  никто  не знал. Он  застыл  в приветствии,  отдавая
марширующим солдатам честь, неподвижный, похожий на монумент.
     Земля дрожала. Абель чувствовал это  даже  здесь.  Тысяча левых,  потом
тысяча правых  ног  попеременно  впечатывали  в  землю тяжелый  шаг.  Тысяча
солдат. Лишь сейчас Абелю  пришло в голову: не тысяча, а девятьсот девяносто
восемь. Двое отсутствовали. Остин и он.
     Уголки   глаз   у  Абеля  дрогнули,  он   был   потрясен.  Всего   двое
отсутствовали,  но  это не могло  не сказаться на  целом.  Батальон  не  был
укомплектован  полностью,  он уже  не был  столь безупречен, появился  новый
источник воздействия на будущее через поколения, через годы, и этот источник
уже нельзя было уничтожить.
     Так  значит, это  и  есть  надежда?  Быть может,  та  самая,  о которой
говорила женщина. Но ему самому надеяться было не на что.
     Абель повернулся  и  быстрым шагом прошел  мимо  двери  в камеру  через
помещение, где стояли кресла из алюминиевых трубок, в зал, где  была машина.
Он встал перед пультом и положил руку на рычаг.
     --  Погрузиться  в  сумерки.  Разноцветные  подушки. Одеяло в  полоску.
Картина на  стене...--  Он говорил без  выражения,  но громко и  ясно.  Тихо
шелестела  перфолента.--  Приятное  тепло. Запах чая...  Его  вкус.  Светлые
волосы, лицо. Глаза, рот, руки. Ее руки, ее глаза, ее рот.
     Щелкнуло  реле,  быстрее  побежала  перфолента.  Тихо.  Он ждал.  Стало
страшно, вдруг машина оставит его в беде...
     Наконец система взвыла. Открылось маленькое окошечко, что-то прошуршало
-- пластиковый пакетик. Он быстро  схватил его, сунул в карман. И направился
по коридору назад. В  окно он  больше не взглянул.  Открыл дверь  в  камеру,
затворил  за  собой.  Несколько  секунд отсутствующим взглядом он смотрел на
единственный  предмет  мебели--нары.  Потом поправил подушку. В  камере было
прохладно. Он вытянулся на нарах.
     Дрожащими руками он надорвал пластиковый пакет. Пять шариков выкатились
на ладонь. Он сунул все пять в рот и быстро проглотил. Ощутил: как двигаются
они по пищеводу. Он подложил руку под голову и закрыл глаза.
     Теперь пусть приходят. Он готов.

18

ДОКУМЕНТ 7/12
     М (нацарапано на кончике магнитофонной пленки)
     Борьба -- первооснова всех вещей.
     Вы часто слышали эту  фразу и все же вряд ли представляете себе масштаб
мудрости, скрывающейся в ней.
     Борьба -- первооснова всех вещей.
     Она начинается  много раньше ракетных  ударов, тотальных бомбардировок,
артиллерийской подготовки и торпедных атак. Она  началась много  раньше, чем
появились  мушкет,  арбалет,  духовое ружье,  копье,  дубинка,  кастет.  Она
началась, когда еще не было кулаков,  разрывающих на  части когтей, клыков и
змеиного жала.  Она началась в момент зарождения жизни, нашей с вами  жизни.
Она укоренилась в нас настолько глубоко,  что мы не были  бы собой,  не будь
борьбы.
     Борьба -- первооснова всех вещей.
     А это значит: побеждает сильный, слабый погибает. Это звучит жестоко, и
так на самом деле и есть. Но это правда. И необходимость.
     В науке это называется по-другому. Это называется: принцип выживания.
     Я  восхищаюсь  биологами.  Они никогда не прятались от правды. Сколь бы
неприятной она  ни была. Но не  обязательно быть  биологом,  чтоб эту правду
понять. Кто не ощущает этой  истины в себе, кто никогда не испытывал радости
борьбы,  стремления  к  победе и  к полному  уничтожению  противника,  пусть
попробует объяснить эту  стихию логически. Я не знаю, являются ли логические
доказательства  более убедительными  и  сможете ли вы их понять, но попробую
подключить  и  их  тоже. Для  вас  ведь очень  важно  понять  руководящую  и
направляющую силу нашей общей и вашей собственной жизни.
     Отправным  моментом  является для  нас эволюция.  Это означает развитие
видов.  Некогда  люди удивлялись тому,  что на Земле  поразительным  образом
имеется все, что необходимо  для  поддержания  жизни  --  к примеру, воздух,
вода, углеводород, сера, фосфор и такие металлы, как кальций, железо, магний
и многие, многие другие. Это как раз те простые элементы, из которых состоят
растения и живые существа. И еще  многое другое способствует жизни на Земле:
приемлемая температура, давление, сила тяжести и тому подобное. Сегодня всем
давно очевидно, что это не  планета  Земля  приспособлена для жизни, а жизнь
приспособилась  к  планете  Земля.  По  данным  исследований  других  планет
ракетными зондами, по данным лабораторных опытов сегодня очевидно, что жизнь
может  приспособиться  и  к  совершенно  иным,   повторяю,  совершенно  иным
условиям. Понятно,  что тогда  она развивается совершенно  иными путями  и в
совершенно иных формах. Механизм подобного приспосабливания и есть эволюция.
     Она  основана на том,  что  не  все живые  существа  одного вида,  даже
ближайшие родственники, имеют  единые  особенности.  Как  распределятся  эти
особенности, решает случай.  Спокойно смиритесь  с  мыслью, что  в чем-то вы
обойдены.
     Суть в том, что природа постоянно производит больше  живых особей,  чем
это необходимо для сохранения вида, больше даже, чем могут выжить, возможно,
в  силу нехватки  для всех пропитания,  жизненного пространства или  чего-то
другого  жизненно  важного.  И  поскольку--  чтобы  выразить  это  предельно
просто--каждое живое существо хочет жить,  оно  пытается  получить  все, что
необходимо  ему  для поддержания жизни;  всему, что  мешает ему в этом,  оно
пытается противостоять. Оно защищается или нападает само. Короче -- борется.
Борется  с  тяжелыми внешними  обстоятельствами, как, например, наступлением
воды   или  резким  похолоданием,  борется  с  врагами,  с  другими   живыми
существами.  Борется  вместе  с другими  представителями  своего вида  или в
одиночку  против  другого  вида,  захватывающего  что-то для  него  жизненно
важное, борется и против сородичей, если  не прямо, то косвенно --  оттесняя
их, отбирая у них пищу и так далее. Таков закон природы.
     Я  подчеркиваю: поскольку природа производит  слишком много экземпляров
одного вида, часть  из  них изначально обречена.  И  если существо  не хочет
погибнуть без сопротивления, оно должно бороться. Надеюсь, теперь вы поняли,
почему я определяю борьбу как  нечто данное нам изначально. Но вы не  поняли
пока,   почему   борьба  является  жизненно  важной   и  какую  она   играет
принципиальную, регулирующую роль.
     Как  бы  парадоксально  это  ни звучало: борьба действительно  жизненно
важна. Не для  каждого отдельного существа, которому угрожает смерть, но для
общего развития жизни.
     Я говорил о различных,  случайно возникших особенностях живых существ и
о  вынужденной борьбе  всех против  всех.  Подумайте  только,  как  все  это
взаимосвязано! Есть особенности, которые в общей  конкуренции, в обеспечении
себе места  под солнцем,  выживании  вида  не  играют решающей  роли, их  мы
отбросим.   Но   другие,  имеющие  определяющее  значение:  сила,  быстрота,
сообразительность, например, возможности органов чувств, размеры конечностей
и  мозга--это   наиболее  важные.  При  жесткой   конкуренции  преимущество,
естественно,   у  того,  у  кого   наиболее   благоприятные   индивидуальные
особенности, полученные по наследству. Он  выживет, он продолжит  свой род и
соответственно  передаст  свои особенности по  наследству дальше.  Упрощенно
можно  сказать: хорошие особенности  сохраняются, плохие  исчезают. Я прошу,
однако, не  забывать о  правильных временных  масштабах  подобных процессов.
Пока осуществится  принцип  естественного  отбора,  пройдут  многие,