Он пополз по коридору.
     Поезд несется по долине. Мелькают  фонари. Летят  искры. Это  сварочный
аппарат.  Человек держит  аппарат в руках. Маска на лице, маска майя. Глаза,
широко  раскрытые в  ночи.  Джордж  Ширинг.  Ураган  Дора. Калитка  заперта.
Испанская  школа  верховой  езды.  Молись  и  трудись  неустанно.  Лисица  в
западне...
     Ужасно  болели колени.  Он  лежал  на  чем-то очень твердом.  Это  пол.
какая-то  сила  все еще  прижимает его к полу.  Он встал на  колени  и снова
пополз. Он искал главного врача.
     На  дверях  были  таблички. Вычислительный  центр.  Дальше!  Спортивный
отсек. Дальше! Душ. Дальше!
     Затылок  сдавило  словно  клещами.  Он  уперся локтями в  пол,  пытаясь
противостоять давящей  силе.  Теперь  он мог снова  поднимать голову,  чтобы
читать таблички.
     Канцелярия. Ординаторская. Секретариат. Главный врач.
     Он  поднялся перед дверью на колени. В правой руке  он  держал ножницы.
Левой  искал на  ощупь на гладкой, серой,  пластмассовой поверхности  ручку.
Рука  неуверенными  рывками ползла  все выше.  Ногти царапали  пластмассовую
поверхность... Рука соскользнула.
     Так не пойдет.  Он  должен  встать на  ноги!  Он  попробовал  сесть  на
корточки. Поставил правую ногу на пол и осторожно перенес на нее вес.
     Мускулы  напряглись.  Разбег. Семь  метров  десять  сантиметров.  Центр
тяжести  вы должны  перенести вперед.  Тонизирующий напиток "Триумф" поможет
вам.  Проверка  на  алкоголь. Распиленная  пополам  девушка в  цирке.  Школа
трактористок. Просека становится шире. Не провалитесь под лед.
     Он преодолел...
     Теперь  он  стоял  на  непослушных,  подгибающихся  ногах.  Покачнулся.
Восстановил равновесие. Вот сейчас он стоял нормально.
     Он ухватился левой рукой за ручку  и навалился на нее всем телом. Дверь
поддалась и медленно отворилась.
     Он  чуть  не потерял равновесие. Выпрямился, в  глазах  туман,  оглядел
помещение.  Это был небольшой отсек. У правой стены письменный стол, под ним
наполовину задвинутый  вертящийся табурет. Стопки чистой  бумаги, календарь.
Папка  с  бумагами.  Скоросшиватель.  Напротив  вешалка   с  одеждой,  белый
медицинский халат. Обитая чем-то мягким дверь...
     Туман  в глазах  Фила сгустился и  стал  черным. Зарябило. Туман  начал
клубиться под порывами ветра.
     Дверь. Он сделал шаг вперед.
     Туман надвинулся снова, теперь  черно-фиолетовый. Подождать, пока он не
рассеется под порывами ветра.
     Дверь.
     Он  рискнул  сделать  еще  один шаг.  Остановился. Собрался  с  силами.
Прислушался:  удары сердца похожи были  на резкие отрывистые  удары молотка.
Легкие  работали,  как  паровая   машина.  Он   почувствовал,   как  к  нему
возвращается  энергия.  Ему  нужно  было  ее  немного  --  хватило  бы  лишь
распахнуть дверь и вонзить ножницы в горло главному врачу.
     Внезапно  откуда-то сбоку  налетел  порыв  ветра, он едва удержался  на
ногах.  Пригнув  голову,  сделал   шаг,  потом  еще  один  навстречу  мягкой
выпирающей стене. Он шел сквозь черный туман.
     Медлить  больше  нельзя!  Он  поднял  руку  с   острыми,   как  бритва,
продезинфицированными хирургическими ножницами. Подошвы прилипали к полу, он
с трудом отрывал их.
     Энергия  вдруг потекла  из  него, как из сита.  Осталась лишь  бумажная
оболочка, не способная ни  на  какое движение, клонившаяся к  полу. С ужасом
заметил  он, что  стал  сомневаться.  Он сомневался  теперь, удастся  ли ему
вообще попасть в комнату. Подошвы казались приваренными к полу.
     Но не могло же все быть напрасным!
     Лихорадочно замелькали мысли.
     Он  должен что-то предпринять. Если он не сможет добраться до  главного
врача, он  должен хотя бы доказать, что всегда  найдется  кто-то,  готовый к
сопротивлению. И что убить это в человеке нельзя.
     Он  сосредоточил все  свои усилия  на правой  ноге, ее необходимо  было
оторвать от пола. Ему  удалось оторвать ее всего на сантиметр, но этого было
достаточно, чтоб продвинуться  вперед.  Потом вновь накатила слабость, левая
рука  на ощупь принялась искать, за что  бы  ухватиться. Он вцепился в белую
материю медицинского халата.
     Одна из картин мелькнула  в сознании Фила, одна из тысяч, что  мелькали
вокруг,  сбивали с толку, преследовали,  отвлекали  от цели. Сегодня главный
врач  постучал по карману своего халата: "У  меня есть  для этого средства!"
Рука  Фила  скользнула по белому нейлону вниз, оказалась в  кармане.  Пальцы
нащупали стеклянную трубочку, вытянули ее.
     Снова  пришлось подождать, пока черный  туман не рассеется... Теперь он
вновь  мог   видеть:   в   стеклянной   трубочке   было   несколько   черных
шариков--словно  бусины из черного дерева. В мгновения,  когда  черный туман
рассеивался, он видел их вполне отчетливо.
     Лицо его  скривилось от отвращения. Он  выпустил трубочку,  словно  это
была ядовитая змея. Она скользнула обратно в карман.
     Он прикинул расстояние до двери -- осталось еще два-три шага...
     Тут  вновь  из него потекла энергия. Ручейком  заструилась  по полу. Он
почувствовал, что падает. Собрав последние силы, он протянул руку и распорол
ножницами обшивку  двери. Теперь они криво торчали  в ней. Он  провалился  в
черный туман.

15

     Абель 56/7 повидал на своем солдатском веку, как и любой другой, немало
наказаний, в том  числе музыкальную комнату.  Но,  должно быть, существовали
различные  степени  самого  наказания,  и нынешнее  наверняка принадлежало к
наиболее изощренным пыткам.
     Шумы--свист  колес,  шелест листвы, топот бегущих ног. Голоса и музыка.
Они могут быть, оказывается, очень  громкими, неприятно громкими, мучительно
громкими. Так продолжалось  полчаса.  Голос  майора  --  невыносимо громкий.
Раскаленным сверлом все это вонзалось  в уши,  потом все сменяла равномерная
вибрация--  и  боль. Затем зазвучала  песня,  вполне нормальная громкость, и
постепенно Абель вновь научился слышать. Он слышал нормально, но то, что ему
только что пришлось  пережить,  придавало слуху  особую  чувствительность, и
каждый  посторонний  звук, каждое  повышение тона  действовали на  него  как
взрыв. А потом наступила тишина. Оказывается, могло быть тихо, очень тихо, и
даже  абсолютно тихо.  Абель  никогда еще  не переживал  такой тишины. Он не
подозревал, что  тишина  может быть столь невыносима.  Теперь  он понял это,
понял, почему они  отправили его  в музыкальную комнату,  что в  сравнении с
другими наказаниями выглядело довольно безобидно.
     Стены были абсолютно звуконепроницаемы. Ни малейшего звука не проникало
снаружи.  Стены обиты  мягкой пористой  резиной, помещение совсем пустое, за
исключением динамиков,  зияющих,  словно разинутые  пасти,  с  трехметрового
потолка, да  неоновой  лампы в  центре.  Дверь никак не  выделялась на  фоне
обивки; изнутри замка не было.
     В  мозгу Абеля все  еще  звучали голоса  товарищей,  песни, которые они
пели, знакомые солдатские  песни.  Затем все смолкло,  стало  тихо. Но когда
стало совсем тихо, когда  тишина стала распространяться все дальше, подчиняя
себе все, он вновь услышал голоса: выкрики, смех, визг, голоса, издевающиеся
и приказывающие... Они обрушивались на  него ниоткуда и отовсюду,  сверху  и
снизу,  они были внутри  его  самого...  Он  думал,  что  сможет  безучастно
выслушивать все  это. Не удалось. Он попробовал закрыть уши руками, но крики
не затихали... Он закричал сам, он кричал, кричал и кричал.
     Затем в динамике щелкнуло. Чей-то голос произнес:
     -- Повиновение -- высшая доблесть солдата. И еще раз, более резко:
     -- Повиновение -- высшая доблесть солдата. Потом снова, еще резче:
     Повиновение -- высшая доблесть солдата.
     Голос повторял это снова и снова, каждый раз  чуть резче и  неприятнее,
он звучал, как царапающий по тарелке нож, как пилочка, обрабатывающая ногти,
от него бросало в дрожь, он проникал до мозга костей.
     Слов давно уже нельзя  было  разобрать, но ритм  сохранялся прежний,  и
прежняя последовательность звуков, пусть  даже искаженных до неузнаваемости,
тоже сохранялась... всякий  раз,  когда  тело  его  пронзала  отвратительная
дрожь, в мозг ввинчивались слова:
     --  Повиновение--высшая  доблесть солдата. Когда  приоткрылась  дверь и
ворвался дневной свет,
     Абель уже  не  смог бы  сказать,  как  провел последние часы. А  может,
минуты?  Стены  кружились вокруг  него, и  любой звук доходил до  барабанной
перепонки словно сквозь толстый слой ваты.
     Два  сержанта  повели  его  на учебный  плац.  Он  был  пуст.  Товарищи
наверняка упражнялись сейчас в помещении. Ясно,  что  они не должны были его
видеть. Два сержанта, чтобы муштровать одного солдата.
     -- Встать, вперед  марш! Ложись! Встать,  вперед марш!  Ложись! Встать,
вперед марш!..
     Когда один срывал голос и не мог уже больше кричать, другой сменял его.
     --  Встать,   вперед  марш!  Ложись!  Внимание!  Кругом,  вперед  марш!
Внимание! Воздух! Встать, бегом марш!
     Один постоянно был рядом, он дергал за шиворот, давал пинка коленом или
просто бил кулаком, если Абель реагировал недостаточно быстро.
     -- Внимание! Сто раз отжаться на руках! Быстрее! Сержант поставил сапог
на затылок Абеля и в быстром темпе прижимал его голову книзу.
     -- Быстрее!
     -- Встать, бегом марш!
     -- Внимание!
     -- Кругом, марш!
     -- Внимание!
     Через  час,  когда Абель уже  еле держался, появился  майор  и какое-то
время понаблюдал за дрессировкой.
     Солдат еще  может стоять  на ногах! --  рявкнул  он.-- Абель  пятьдесят
шесть  дробь  семь,  ко  мне!  Быстрее! Сержанты, кругом,  марш!  Воздух!  В
укрытие! Слишком медленно! Встать, вперед марш! Внимание! Воздух! В укрытие!
Парни, не бойтесь сунуть нос в дерьмо!  Внимание! Слишком медленно! И вы еще
хотите чему-то научить других! Две недели штрафной службы. Свободны!
     Оба сержанта удалились быстрым шагом.
     -- Мои люди ненавидят меня,--сказал майор.-- Они боготворят меня, и они
меня  ненавидят.  Все правильно.-- Он обвел глазами  двор  казармы,  который
сейчас был пуст,  перевел взгляд  на желто-серое, затянутое  дымкой  небо.--
Любовь -- это чувство слабых. Только  ненависть порождает настоящую силу. Но
надо всем стоит повиновение.--Только теперь он взглянул на Абеля.-- Пошли,--
сказал он.
     Они шли рядом: высокий, широкоплечий, держащийся очень  прямо  майор  в
скромной  и отутюженной  форме  и Абель,  выглядевший рядом  с ним существом
низшей расы, согнутый, неуверенно держащийся на ногах, измученный, в грязной
форме.
     Короткими жестами майор показывал дорогу. Через дверь рядом с караулкой
они вошли в первое помещение,  небольшой холл с  креслами из легких  трубок,
уже  знакомый   Абелю.  Сержант  как  раз  наговаривал  что-то  в  диктофон,
соединенный с пишущей машинкой, при виде майора он вскочил.
     -- Продолжайте,-- кивнул майор, когда сержант собрался отдать рапорт.
     -- Слушаюсь, господин майор, продолжать!
     Он стоял навытяжку, пока его главный начальник и Абель  не прошли мимо.
На Абеля он бросил взгляд, исполненный отвращения.
     Майор отвел  Абеля в свою комнату, закрыл дверь. Указав на узкую дверцу
в правой  стене,  которую  едва  можно  было разглядеть,  поскольку она была
оклеена теми же серыми обоями, он проронил:
     -- Приведите себя в порядок!  Примите душ! Порылся  в  ящике и  вытащил
махровое полотенце, кусок мыла и щетку.
     Маленькая  каморка  была  оборудована  под  душевую.  На  левой   стене
вмонтированы  два  металлических крана, один  с  голубым,  другой с  красным
эмалированным  ободком, под ними умывальник, над ним  стеклянная полочка, на
которой  стоял  стакан  с  зубной щеткой,  три  различного  цвета  тюбика  и
сложенная голубая махровая  рукавичка. На высоте человеческого роста  висело
зеркало,  над  ним  круглый  настенный  телефон.  В глубине помещения  стоял
напоминающий виселицу душ. Пол был там чуть ниже и выложен кафелем. В центре
водосток,  закрытый  сеткой.  Абель бросил  взгляд  в зеркало.  Это  был он.
Побежденный  неудачник. Лицо  бледнее,  чем  обычно,  почти сплошь залеплено
грязью, беззубый рот,  похожий  на  рану. Нос вымазан глиной,  как у клоуна.
Абель тихо рассмеялся.
     Майор показался в дверях, бросил ему махровый халат.
     -- Выстирайте одежду  под душем. И повесьте здесь сушиться.-- Он указал
на гармошку радиатора справа от двери.--А сами наденьте это!
     Он снова вышел. Абель услышал, как он ходит по комнате взад-вперед.
     Погруженный в свои  мысли, Абель разделся, положил одежду в  углубление
под душем, пустил  воду. Потом сам  стал под дождик.  Теплая, почти  горячая
вода действовала удивительно благотворно, и  все  же он почувствовал сильную
усталость. Не в силах больше держаться на ногах, он закрыл глаза, пошатнулся
и чуть было не упал, но вовремя ухватился за кран.  Должно быть, он повернул
его, поскольку  вода пошла  холоднее. Оставив ее чуть  теплой, Абель занялся
одеждой.  Стекавшая  с  нее  вода напоминала  густой  желтый  бульон.  Абель
попробовал руками отстирать засохшую грязь, а когда ему это не удалось, стал
просто топтать одежду босыми ногами. Комья глины, не растворявшиеся  в воде,
он давил пятками.  Потом долго держал выстиранную форму  под  сильной струей
воды. Напоследок он смыл  грязь с башмаков. Одежду он развесил на радиаторе,
башмаки поставил под  ним.  Потом еще раз встал  под душ и растер  все  тело
щеткой, кожа покраснела и теперь приятно горела. Он завернул краны и вытерся
полотенцем.  Без шума  воды  стало тихо и  жутковато. Шаги  вышагивающего по
комнате взад-вперед майора звучали громко и тревожно.
     -- Готовы? -- крикнул он.
     Майор  распахнул  дверь. Абель натянул махровый  халат, мягко окутавший
тело.
     --  Вот  тапочки,--сказал майор.  Он  подошел к  радиатору  и  принялся
внимательно разглядывать одежду.
     -- Обувь могла бы быть чище,-- заметил он.-- Ну, выходите!
     Майор шел  впереди, Абель молча за ним.  Их путь лежал  через несколько
помещений,   явно  использовавшихся  под  склад  материалов.  Упакованные  в
полиэтиленовую пленку, там лежали металлические и стеклянные  части  шкафов,
полок,  дюжины больших коробок сложены были в большие пирамиды.  На них были
надписи крупными черными буквами, но смысл надписей Абелю был неясен.
     Майор подождал,  пока Абель подойдет к нему, потом показал на сложенные
предметы.
     -- Чтобы поддерживать  здесь жизнь,--  объяснил он,-- мне  нужно  много
машин, производящих энергию и управляющих ею. Любые запасные части,  которые
когда-либо  смогут  понадобиться,  лежат  здесь.   А  в  этом  бронированном
помещении содержатся запасы энергии на тысячелетия.
     Он  подошел  к  стене,  на  которой  смонтирована была сложная  система
рычагов и сочленений. Два из них соединены были с системой из пяти клавишей,
вверху  щупальца уходили в  стену.  Между ними находилась напоминающая камин
шахта, также изгибом уходящая в стену. Перед нею стояла табуретка.
     Майор уселся и заглянул в устье шахты.
     -- Поглядите сами! -- приказал он и освободил Абелю место.
     Абель  сел  на  табуретку.  Камин  оказался своего  рода перископом,  с
помощью которого  можно было  оглядеть  соседнее помещение. Справа он увидел
сотни  тускло  поблескивающих  стержней,  длиною  метра  полтора,  диаметром
сантиметров десять. Каждый стержень находился в углублении и на определенном
расстоянии от  соседнего. Похоже на металлический лес, растущий из бетонного
пола.
     Слева находился бассейн с чистой прозрачной  жидкостью; если бы  в  нем
были рыбы, можно было бы принять его за аквариум, но рыб там не было.
     Над лесом  стержней бегал маленький кран на колесах, но вместо обычного
для крана крюка  у  него  был круглый захват. Похожий кран  помещался и  над
бассейном, только там вместо захвата была огромная пипетка.
     В  центре помещения находилось  металлическое чудище,  передняя сторона
которого усеяна была всевозможными датчиками.
     -- Урановые стержни,--пояснил майор,--если можно так выразиться, спички
для тяжелой воды в бассейне слева. Из соображений безопасности между  ними и
реактором  свободное  пространство.  Это  реактор  типа  ESCE,  производящий
энергию  непосредственно  в  виде  электрической.  Разумеется,  это  простая
модель, зато очень надежная в работе. Время  от времени  -- это значит раз в
два  года  -- нужно  пополнять  тяжелую воду,  наш горючий  материал.  Тогда
необходимо на какое-то время остановить реактор, потом его вновь разогревают
урановыми   стержнями.  Ремонтные  работы  производятся  только  с   помощью
манипуляторов. Взгляните!
     Он воспользовался одним из рычагов, и с потолка спустилось устройство в
виде огромного паука с пятью  щупальцами. Майор двигал пальцами, и щупальца,
то вытягиваясь, то складываясь, соединялись и  снова  расходились.  --  Есть
несколько таких манипуляторов, все  разной величины, и установить их можно в
любом  положении.--   Майор   подождал   какое-то  время,   потом  продолжил
нетерпеливо:-- Пошли дальше. Это не самое важное.
     Он вошел в следующую  дверь. Вновь оказались  они в  большом, огибающем
все помещения коридоре. Перешли на другую его сторону. Наконец майор  открыл
одну из дверей и  втолкнул Абеля внутрь. Теплый,  влажный воздух  окутал их.
Они находились в мягко освещенном зале, напоминающем  химическую лабораторию
с  многочисленными  рабочими столами.  К каждому столу подсоединен был шкаф,
похожий на большой холодильник.
     Майор подошел к  одному  из  столов и нажал  кнопку. На  матовом экране
появилось изображение, похожее на микроснимок: прозрачное существо на темном
фоне, то  и  дело вздрагивающее  и меняющее  позу,  похожее на земноводное с
зачатками рук, ног и коротким хвостом.
     Хорошо видно?--спросил майор.-- Или лучше поставить светлый фон?
     Он  повернул небольшой  рычаг, и негатив сменился  позитивом, все,  что
было до сих пор светлым, стало темным, и наоборот.
     Это  человек,-- сказал майор,-- или,  если  говорить  точнее,  из этого
получится человек.-- Он глубоко вздохнул,  потом продолжил: -- Что стоила бы
моя работа, если б я  не знал, что она переживет меня? Какой смысл в порядке
и воспитании настоящих мужчин, если все кончится одним поколением?
     Голос майора звучал торжественно.
     --  В  нашем  распоряжении  четыре женщины, значит  мы не  обречены  на
вымирание.  Но  мы  не  можем  дожидаться, пока  оплодотворенная  яйцеклетка
созреет. Для этого у нас нет времени, но это и не проблема! Здесь мы можем с
пользой  применять достижения медицины и  биофизики.  Надеюсь,  что  удастся
выращивать  плод  в  инкубаторе до тех пор, пока  он  не  станет  пригоден к
систематическому военному воспитанию, то есть намного дольше, чем в  обычных
обстоятельствах.  Таким образом, я рассчитываю  добиться лучших результатов,
чем мои предшественники.  У  меня есть еще одно преимущество  в  сравнении с
ними: я могу решать, какие мужчины  достойны размножения. Это  весьма важная
часть моей системы: я  должен  позаботиться, чтобы в следующих поколениях не
было случаев, подобных вашему. Это необходимо, ибо способ и стиль правления,
избранные   мною,  основаны   на  беспрекословном   подчинении.  Возможность
подобного  отбора  предоставляет   мне  диагностическая   установка.  Каждый
мужчина, имеющий способность к оплодотворению, подлежит тестированию по всем
параметрам, не только по доминирующим, но  по рецессивным, второстепенным. Я
допускаю  к  размножению  лишь  мужчин  с  первоклассной  наследственностью.
Понятно, что при  этом  я  обращаю  внимание  на физические и  эмоциональные
предпосылки,  способные  создать  лучшие  условия для процветания  воинского
духа.--Он взглянул  на Абеля  и добавил  с сожалением: --  Боюсь, что вы  не
попадете в число избранных.-- Он похлопал его по плечу: -- Выше голову! Речь
ведь идет не об индивидууме.  Речь идет о системе. Важно, чтобы воинский дух
существовал