о полного  почти
изнеможения.  Но поддерживало его теперь  не счастливое чувство исполненного
солдатского долга, а опьянение первым успехом.
     Школа  представляла  собой  барак  без  внутренних  перегородок. Доска,
одиннадцать узких лавок,  десять  в  ряд друг за другом  для простых солдат,
одиннадцатая  справа у  стены для капралов  -- вот  и  вся  мебель.  Занятия
проводил сержант.
     Вопросы  всегда  задавались лишь сидящим на  первой скамье. Порядок был
таков: после часа занятий взвод передвигался  на  одну  скамью вперед. Таким
образом, на первой скамье оказывались все по очереди.
     Сержант поучал:
     --  Ношение  оружия--это одновременно честь и большая  ответственность.
Оружие не является  нашей  собственностью.  Его  вручают нам для  выполнения
важнейших  наших задач, для ведения боевых  действий в той великой  войне, к
которой  устремлены  должны  быть  все наши помыслы.  Отсюда  вытекает  наша
обязанность постоянно совершенствовать владение  оружием. Этой  цели  служат
упражнения в стрельбе. Всем ясно?
     Хор тут же ответил:
     -- Ясно, господин сержант!
     -- Другой важной обязанностью солдата является уход за оружием, которое
нам  доверено. Согласно  предписанию, мы должны  чистить его ежедневно. Чтоб
держать  оружие  в  постоянной  боевой  готовности,  мы должны  хорошо знать
механизм его действия. Знать все части, чтобы даже во сне суметь разобрать и
собрать пистолет. Как называется эта его часть, солдат Дэниел?
     Сержант  направил  указку на  доску,  слегка  постучал  ее  кончиком по
указанному месту. Дэниел вскочил, встал навытяжку. Он  уставился на рисунок,
схематично изображавший пистолет в разрезе.
     -- Спусковой механизм, господин сержант!
     -- А это что, солдат Дерек?
     Другой солдат вскочил и вытянулся.
     -- Зажигательный механизм...
     В угрожающей  тишине Дерек напряженно размышлял около секунды. Потом  с
облегчением вздохнул, вытолкнул нужные слова:
     -- Зажигательный механизм с батарейкой.
     -- Правильно, зажигательный механизм с батарейкой. Они  считаются одной
частью.  При  чистке оружия их не  следует разделять. Запомните это,  солдат
Дерек!
     -- Слушаюсь, господин сержант!
     Взвод Абеля разместился на последней  скамье--  накануне они сидели  на
первой.
     Зажигательный механизм с батарейкой, подумал Абель. Винты.  Магазин. Он
немного придвинулся к Остину и выждал, пока впереди не начался снова  опрос.
Не поворачивая головы, он прошептал:
     -- Сегодня после обеда чистка оружия.
     Остин ответил  не сразу.  Сначала бросил  внимательный  взгляд  вперед.
Потом тихо спросил:
     -- Ну и?
     -- Сегодня я раздобуду магазин.
     -- Делай что хочешь.
     -- У  меня уже  есть зажигательный механизм с батарейкой, пружина и три
винта. Всего их пять, но два лишние. Они крепят рукоятку. Мне она не нужна.
     -- Зачем ты мне все это говоришь?
     --  Мне не нужны рукоятка и  спусковой крючок.  Зажигание в действие  я
приведу пальцем.
     -- А мне-то что до этого?
     -- Я хочу тебе доказать, что дело верное. Хочешь мне помочь?
     -- Нет.
     Разговор прерывался бесчисленными паузами. Иногда они молчали минутами.
     -- Так хочешь вырваться отсюда или нет?--спросил Абель.
     -- Да,-- неохотно буркнул Остин.
     -- И ты уже знаешь, как?
     Остин молчал.
     -- А я знаю выход,--сказал Абель.
     Остин только пожал плечами.
     Абель шепотом продолжил:
     Вокруг  нас сплошные  постройки.  Нельзя даже выглянуть наружу. Но есть
одна дверь...
     -- Где?--спросил Остин.
     -- Я покажу, если ты мне поможешь!
     -- Врешь!
     -- Ты уверен?
     -- Я сам ее найду!
     -- Возможно, но придется долго искать.
     -- Время у меня есть.
     Они снова помолчали. Зычный голос сержанта заполнял помещение:
     --  Для  чистки  пистолета служат соответствующие  принадлежности.  Это
тряпка,  круглая  щеточка  и тюбик  чистящей пасты.  Для  чего  используется
тряпка, солдат Дональд?
     Абель еще ближе придвинулся к Остину.
     -- Если б не я, ты  сейчас вообще не  размышлял бы о том, что  снаружи.
Был бы  тупицей,  как все остальные,  от  таблеток,  внушающих  послушание и
убивающих память. Это я освободил тебя.
     -- Я не просил тебя об этом.
     Абель вновь помолчал какое-то время. Потом сказал:
     -- Ну хорошо. Ты все равно мне поможешь, так или иначе.
     Остин  на  это ничего  не ответил,  и  Абель  не  возвращался больше  к
разговору.

6

     Состояние  Фила улучшалось,  об  этом сообщил ему  и  доктор Миер.  Фил
чувствовал, что  выздоравливает. С каждым днем замечал,  как  ему повинуются
все  новые мускулы.  Потом пришел срок  большой  операции. Он  погрузился  в
долгое  забытье, а  когда  проснулся,  почувствовал  нечто,  чего  давно был
лишен,--собственное тело, подергивание мускулов  при мысли о  движении, хотя
его верхняя  часть тела  по-прежнему оставалась  неподвижной.  Но  даже  без
настоящего  или только мысленно  совершаемого движения он ощущал полноценное
"я". Все еще скользил вверх и  вниз поршень в цилиндре, не работали сердце и
легкие, хотя  и были уже размещены в грудной клетке с искусственными ребрами
и ювелирно вмонтированы в мышечную ткань, в тончайшую сеть артерий и нервов.
Все  еще раздувался красный баллон. По-прежнему из трудной  клетки и  живота
тянулись  прозрачные,  эластичные  трубочки  и платиновые  проводки,  но уже
приживались  новые  органы,   занимали  в  организме  подобающее  им  место,
реагировали на раздражения, жили.
     Фил Абельсен  был  счастлив. Он уважал  и  боготворил доктора Миера как
творца  собственной  жизни  --  к  безграничной  преданности  подмешивалось,
правда,  порой холодное дыхание  неопределенного  страха.  Сестра Крис  была
словно обещание дивного  подарка  в будущем. В других  людях он не нуждался,
никто и  не появлялся.  Время  проходило между сном и грезами наяву. Ему  не
хотелось вспоминать  прошлое  или строить  планы  на будущее--он  ничего  не
забыл,  но  сейчас  ему не хотелось ни о чем думать, и  все воспоминания  он
отодвигал как можно дальше от себя. Общая его слабость играла ему на руку --
любой всплеск эмоций утомлял его бесконечно. И прежде чем какая-нибудь мысль
поднималась  на поверхность сознания, он уже спал. Во сне многое из прошлого
оживало-- но стоило ему проснуться, воспоминания гасли.
     Его необычное состояние полной удовлетворенности и отсутствия  каких бы
то  ни было  интересов  держалось  долго. Требовался какой-то особый толчок,
чтоб  пробудить  дремлющие  в   нем  силы,   мобилизовать  волю   и  желание
действовать,  чтоб вернуть  ему сосредоточенность, неудовлетворенность своим
положением, недоверчивость, постоянную готовность принимать  решения,  в том
числе  и  за других,  выбирать даже  что-то неприятное, если это необходимо,
выбирать путь, пройти который  другие  были не готовы. Толчок был дан, когда
доктор Миер предпринял решающий эксперимент с сердцем Фила.
     Доктор пришел в назначенный час.
     -- Как чувствуете себя? -- спросил он.
     -- Спасибо, господин доктор,--ответил Фил.
     Его  новые легкие  еще не  были подключены к системе кровообращения, но
дыхание уже понемногу возобновлялось, пусть пока слабое, способное разве что
разрабатывать мускулы  грудной  клетки.  Но  этого  дыхания  хватало  уже на
отрывистые, тихие фразы.
     Врач  пододвинул  вертящуюся  табуретку  ближе  к   пульту  и  принялся
внимательно наблюдать за датчиками.
     --  На экране вы можете следить за функциями собственного тела,--сказал
он.-- Вот эта  кривая, например,  отражает  мозговую  деятельность.  Видите,
какие  сейчас   зубцы?  А  теперь  умножьте-ка   быстро   17  на  29...  Вот
видите--дальше можете не считать,--реакция уже намного
     сильнее, зубцы на экране в три раза  выше, чем прежде,--Он повернулся к
другому  прибору.--А  это  показатель  количества  перекачиваемой  крови  --
простой счетчик  текущей жидкости, его еще  применяют на  бензоколонках.  Он
присоединен к  главной артерии нашего  насоса. А  вот  здесь потом  появится
электрокардиограмма.
     Он  нажал кнопку,  и слабое зеленоватое  свечение появилось на  экране.
Показалась отдельная точка, быстро вспыхнув, она, медленно мерцая, вернулась
к горизонтальной черте.
     Крис  вновь  появилась  в  глубине  комнаты.  Как  всегда,  она  словно
растворялась, когда входил ее начальник, но сейчас она спросила:
     -- Наркоз, господин главный врач?
     -- Нет, зачем?--ответил тот.
     Потянувшись к грудной клетке, которая уже не лежала больше  в  ванне  с
питательным  раствором,  он свернул два выступавших из кожи проводка.  Потом
подключил их к двум клеммам электроимпульсного прибора -- стимулятора работы
сердца.  Поставив  указатель на  деление 20 микровольт,  врач  нажал  кнопку
дистанционного включателя.
     Что-то вздрогнуло в теле Фила, потом успокоилось.
     -- В  порядке,--сказал  доктор  Миер.  Ногой  он  отодвинул  стимулятор
подальше от кровати.
     -- Поставьте теперь на тридцать,--приказал он.
     Крис чуть подвинула указатель -- 30 микровольт.
     Врач  быстро  нажал  на  кнопку,  потом  стал  нажимать   регулярно,  с
интервалом в секунду. Он смотрел не на Фила, а на экран,  при каждом нажатии
сплошная черта разлеталась там в клочья. Удары били в грудь Фила, как молот.
Потом  врач  остановился.  Зеленая  сплошная  линия  вздрогнула  еще  раз  и
успокоилась.
     -- Пятьдесят микровольт,--сказал врач.
     Снова его  палец  начал  в такт нажимать  кнопку. Удары разрывали Фила.
Дыхание его  стало прерывистым, со стоном. Палец  отпустил кнопку, и зеленая
линия успокоилась.
     --  Придется   попробовать  по-другому,--пробормотал  врач.   И  громко
добавил: -- Двести микровольт.
     Крис  перешла  к  дециметровой шкале и установила  указатель на  втором
делении.
     Палец нажал на кнопку.
     Фила подбросило на кровати. Мускулы, давно уже безжизненные, проснулись
и  напряглись в  судороге.  Ремни,  привязывавшие  его  к  кровати,  глубоко
врезались в кожу.  Он задыхался. Палец уже отпустил  кнопку, но внутри  Фила
все  еще  дрожало  и дергалось, что-то поворачивало  его, трясло... Потом он
откинулся на постель. Прошло.
     -- Почти!--сказал врач.--Четыреста микровольт.
     Крис переставила стрелку на четвертое деление.
     Палец быстро, твердо нажал на кнопку.
     Молния  разорвала  Фила.  Что-то  взорвалось внутри,  какой-то  великан
всколыхнулся, потом  что-то  понеслось, стремительно, дико,  спотыкаясь, оно
неслось и не останавливалось, стуча поначалу громко, а потом все спокойнее.
     Фил смотрел на экран не  отрываясь. Точка взмывала вверх и спускалась в
долины,  споткнулась  поначалу о  маленькое  возвышение,  потом  влетела  на
высочайший склон,  спустилась  вниз  по  другой стороне, вновь  вернулась  к
исходному  пункту и начала свое путешествие  снова. Это было его сердце--то,
что сейчас билось. Только теперь оно стало его сердцем.
     Измученный до предела, он отвернулся от экрана к стене, пот лил со лба,
все плыло перед глазами.  На сером и бежевом фоне словно  реклама  пробегали
одна за другой светящиеся зеленоватые точки.
     --  Хорошо получилось,--произнес врач.-- Оно  бьется. Сделайте ему укол
ревитала! Пока  не спускайте с него глаз. Если удары станут слабее, вызовите
меня. А завтра я его осмотрю вновь. До свидания!
     Фил ощутил прикосновение к  щеке,  затем  перед затуманенным его взором
мелькнул белый халат. Доктор вышел из комнаты.
     Итак, он вновь вернул  Фила к жизни--он был упорен,  этот врач, упорен,
как никто другой.  И он  сделал  все возможное и невозможное для того, чтобы
Фил вновь стал человеком.
     И, несмотря  на это, Фил не выносил его. Вдруг он  понял это совершенно
отчетливо: он его ненавидел.

7

     Теперь у Абеля был еще и магазин. Как и остальные части, он спрятан был
в окопе, вмазан  в глину, надежно укрыт от любых поисков.  А вдруг  они  уже
начались?  У  шести  пистолетов  недоставало   отдельных  частей--это  могло
броситься в глаза, но Абель не заметил никаких признаков тревоги. Установили
ли они взаимосвязь? Вполне возможно. Понятно, что  какая-то часть  пистолета
могла потеряться случайно, но такое  количество потерь случайностью быть уже
не могло. Правда, связать  их с ним никто напрямую не смог бы. Он знал:  при
существующей  организации  выдачи и  хранения  оружия пистолеты  каждый день
переходили  в другие  подразделения, к  другим солдатам. Подозрение на  него
могло пасть с таким же успехом, как и на любого другого.
     Абель  лежал  без  сна  в  постели и, как  бывало уже  не  раз,  заново
продумывал  свой  план.  Перед  глазами  разворачивались  сцены во  всей  их
реальности. В мыслях его майор был уже мертв, и от этого Абель ощущал легкое
удовлетворение.   Он   лежал   на   жесткой   постели,   поперечные  штанги,
поддерживавшие матрац,  врезались  в спину, но он не чувствовал этого.  Тело
его  наслаждалось  отдыхом,  он  был  все  еще  разгорячен  ночным  учением,
вымотавшим его до предела, и теперь парил в приятной усталости. Только мысль
его, не занятая сейчас  службой  и  не  оглушенная одурманивающим ядом, была
абсолютно бодра и трудилась.
     Как  каждую  ночь,  вокруг  дышали и храпели спящие  товарищи, но вдруг
какой-то новый  звук  проник  сквозь  завесу привычных  приглушенных  ночных
шумов.  Звук,  колебание?  Еле  заметно  дрогнула  стойка   кровати.   Абель
напряженно прислушивался, замерев. Он не ошибся: что-то шевелилось внизу. Он
услышал  глухой  звук... крадущиеся шаги...  скрип  дверцы  шкафа. Осторожно
повернув  голову,  он  глянул через край подушки. Он увидел, что  и  ожидал:
Остин  одевался,  то  и  дело  оглядываясь,  чтоб  убедиться,  что никто  не
проснулся. Затем он подкрался к двери... приоткрыл ее, проскользнул  наружу.
Дверь тихо закрылась.
     Абель выпрыгнул из кровати... тихо побежал к окну. Сначала  он не видел
ничего. Потом заметил Остина,  в  нерешительности стоявшего у  дверей. Абель
бросился  к  своему шкафчику, накинул  плащ, схватил  башмаки  и  торопливым
мелким шагом двинулся босиком к двери.
     Теперь он стоял  в коридоре с десятью дверями, каждая из которых вела в
спальное помещение. Сквозь окно  он увидел Остина, кравшегося вдоль стены по
направлению к складам. Абель  надел ботинки, наспех зашнуровал их и вышел из
барака. Быстро, но неслышно двинулся он за Остином.
     Он поразился смелости Остина, впрочем, и собственной тоже. Должно быть,
причина в резком  сокращении количества яда  в организме--еще вчера он ни за
что бы  не решился во время мертвого часа покинуть  постель, и  уж тем более
выйти из спального помещения.
     Остин бегом пересек пустую площадку и укрылся в  тени соседнего здания.
Абель  выждал,  пока тот  крадучись не двинулся дальше,  потом, пригнувшись,
тоже быстро  пересек плац, как этому учили на учениях, и помчался  следом за
Остином. Абель вспомнил  о  бесконечных  напряженных физических тренировках,
спортивных  занятиях--  теперь  все,  чему он  научился,  находило  реальное
применение.  Тело его реагировало на  любые команды мгновенно, ни холод,  ни
усталость  не  мешали приятной  игре мускулов. Ветер,  правда,  проникал под
плащ, но это было бодрящее прикосновение, и ощущать его было приятно.
     Остин подкрался к одному из складских зданий и теперь возился с дверью.
Абель напряженно  следил за ним из-за угла. Вот  дверь  раскрылась, и  Остин
исчез  внутри.  Абель бросился  за  ним.  Прежде  чем  скользнуть  в  слегка
приотворенную дверь, он огляделся вокруг--и вздрогнул. Площадь перед зданием
пересекал кто-то в  плащ-палатке  и  каске, он  шел выпрямившись, спокойным,
уверенным шагом. Он был еще далеко, но направлялся явно сюда.
     Абель тихо  проскользнул в  дверь, не выпуская его из глаз: охрана! Как
он не предусмотрел этого?! Ему в голову не пришло.
     В глубине склада послышался шорох. Абель быстро оглянулся, но ничего не
увидел--глаза еще не привыкли  к такой темноте. Чья-то рука  обхватила сзади
грудь, другая  сдавила  шею,  колено больно двинуло  по спине... Он  потерял
равновесие  и рухнул  вперед.  Из груди вырвался стон,  он судорожно пытался
глотнуть воздух.
     -- Зачем шпионишь за  мной?--спросил  Остин.--Ты что,  думал, я тебя не
замечу?
     Абель хотел ответить, но из груди вырвался только стон, он подавил его.
Хотел показать рукой на дверь, но получился беспомощный жест, которого Остин
явно не понял.
     Первый испуг прошел. Мысль заработала снова. Остина  он не боялся,  тот
был  не сильнее его,  лишь внезапность  обеспечила  ему  преимущество. Абель
повернул  голову  в  сторону,  чтобы  освободить  глотку,  давление  немного
ослабло. Он выжал два слова:
     -- Пусти! Перестань...
     Остин не дал ему договорить, вновь сжал пальцы:
     -- Тебе бы очень этого хотелось, правда?--поиздевался он.
     Схватив его  за руку, Абель попытался  хоть  чуть-чуть ослабить хватку.
Ему  это  удалось, зато колено Остина  все  сильнее прижимало  его к  земле.
Острая  боль  вступила в  позвоночник.  Все  это можно  было  вынести,  лишь
сознание, что с каждой секундой часовой метр за метром приближается к двери,
повергало в отчаяние. Ноги его  были свободны, и он попробовал правым носком
дотянуться до двери,  но они уже откатились примерно на метр. Напрягшись изо
всех сил, он  потянулся  к двери  вместе с висевшим на нем Остином и наконец
смог коснуться ее носком ботинка.  Собрав  все силы,  он попытался  помешать
Остину  блокировать  освободившуюся ногу. Потом  медленно и бесшумно прикрыл
дверь. Щелкнул замок.
     Лишь  теперь он дал выход  злости.  Изо всех сил двинул свободной ногой
Остина по голове. Тот сразу ослабил хватку, Абель высвободился, развернулся,
чтоб нанести еще удар. Снаружи послышались шаги...
     Остин  сделал  слабый выпад против  Абеля  и получил  сильнейший удар в
правый бок. Теперь он уже не сидел, а навзничь опрокинулся на землю...
     Шаги были перед самой дверью.
     Абель схватил  товарища за  шиворот... Пригнувшись,  пробежал несколько
шагов в глубь помещения,  волоча его за собой, в спасительную лень стеллажа.
И сам бросился ничком рядом, в самый последний момент...
     Дверь распахнулась,  обозначился кусок темно-серого неба... на фоне его
человеческий  силуэт...  луч  фонарика  скользнул   по  помещению,  выхватил
упаковку сложенных солдатских  сорочек,  ящик  с  касками, выстроенные в ряд
банки,  ранцы, ремни, сапоги. Чуть тронув стеллажи,  за которыми  спрятались
солдаты, он задержался на защитного цвета треугольниках двухместных палаток,
развешанных   на   веревках  для  просушки,  упал   на  застекленные   рамы,
прислоненные к боковой  стене, оттуда отраженный луч прыгнул на пол...  Свет
погас. Силуэт исчез. Глухо захлопнулась дверь. С минуту Абель и Остин лежали
неподвижно.  Потом  Абель  подкрался  к  окну  и  выглянул  наружу.  Часовой
удалялся, отмеривая ровные, уверенные шаги...
     Абель обернулся. Остин выпрямился. Теперь он массировал подбородок.
     -- Дурак,--сказал Абель.-- Неисправимый дурак.
     -- Зачем ты шпионишь за мной?--спросил Остин.
     -- Ты  еще  собираешься указывать мне,  что делать?--вопросом на вопрос
ответил Абель.
     Остин сделал неопределенное движение рукой.
     -- Делай что хочешь,--сказал он.--но меня оставь в покое.
     Он повернулся и направился к стене. Медленно прошел вдоль.
     -- Ты, конечно, ищешь дверь!--сказал Абель. Остин  не ответил. Он искал
дверь.  Складские   запасы  не  волновали  его.  Его   интересовала   только
стена-задняя  стена склада, соприкасающаяся с миром. В помещении было темно,
ему приходилось на ощупь исследовать каждую щель.
     Абель наблюдал  за ним,  стоя рядом.  Его  гораздо  больше интересовали
запасы. Ничего, что могло бы ему пригодиться,--ни оружия, ни боеприпасов. Ну
что ж, он  и не рассчитывал на это.  Конечно,  это сэкономило  бы  ему силы,
сократило избранный им путь,