льницу. - Мэнни усмехнулся. - Врач ничего  у  нее  не  нашел,  абсолютно
ничего. Ее отправили домой; поступил другой вызов, вторую женщину привезли
в больницу, осмотрели и тоже отослали домой. Это продолжалось целую  ночь.
Поступали вызовы, женщин за две минуты осматривали в больнице, и всех  без
исключения возвращали домой.
   Наступило долгое молчание. Мэнни внимательно всматривался в наши  лица,
а потом сказал:
   - Случаи той ночью  были  последними  в  Маттуне.  Эпидемия  кончилась.
Маньяка не нашли, потому что его никогда не было. - Он  удивленно  покачал
головой. - Массовая истерия, самовнушение, называйте как хотите - вот  что
произошло в Маттуне. Почему? - Мэнни пожал плечами. -  Не  знаю.  Мы  даем
этим вещам названия, но не понимаем их сути: все, что мы знаем  наверняка,
- это то, что такие вещи имеют место.
   Видимо, Мэнни понял по выражению наших лиц, что  мы  упорно  не  желаем
верить тому, что он рассказывал, потому что повернулся ко мне и  терпеливо
продолжал:
   - Майлз, ты, наверное, читал в колледже о "танцующей болезни",  которая
охватила Европу лет двести назад. - Он взглянул на Джека.  -  Удивительная
вещь, - заметил он. - Поверить невозможно,  что  это  было.  Целые  города
вдруг начинали танцевать: сначала один человек, потом другой, за ними  все
мужчины, женщины и дети, пока не  подали  мертвыми  или  истощенными.  Это
бедствие распространилось по всей Европе.  "Танцующая  болезнь"  -  о  ней
можно прочесть в энциклопедии. Она продолжалась, кажется,  целое  лето,  а
потом прекратилась. Исчезла. Люди не могли понять, что же, черт побери,  с
ними произошло. - Мэнни сделал паузу, глядя на нас, и пожал плечами. - Вот
так. В эти вещи трудно поверить, пока не увидишь собственными  глазами,  и
даже, когда увидишь.
   - Именно  это  и  произошло  в  Санта-Мире,  -  он  показал  на  город,
раскинувшийся между холмами. - Новость распространялась,  сначала  тайком.
Нашептывали, как и в Маттуне: кто-то считает, что ее муж, или сестра,  или
тетя,  или  там  дядя  на  самом  деле  самозванец,  которого   невозможно
разоблачить.   Странная,   возбуждающая    новость!    А    потом    слухи
распространяются, ширятся, появляются  новые  случаи,  а  там  их  уже  по
нескольку на день. Черт возьми, охота за ведьмами, летающие тарелки -  все
это проявления того же самого удивительного свойства человеческого разума.
Люди живут одиноко - большинство из них, эти мании привлекают  внимание  и
вызывают сочувствие.
   Джек медленно покачал головой, и Мэнни спокойно спросил:
   - Тело было настоящее; вас это волнует, правда, Джек?
   Тот утвердительно кивнул, и Мэнни добавил:
   - Да, и вы все его видели. Но только это и было настоящим.  Джек,  если
бы вы нашли это тело месяц назад, вы признали бы находку тем,  чем  она  и
была, - головоломной, весьма странной, но вполне естественной загадкой. То
же сделали бы Теодора, Бекки и Майлз.  Сейчас  увидите,  к  чему  я  веду.
Представьте себе, что в августе 1944 года в Маттуне, штат Иллинойс,  ночью
по улице шел бы человек с опрыскивателем. Кто угодно, увидев  его,  сделал
бы  совершенно  разумный  вывод,  что  этот  человек  собирается  с   утра
опрыскивать свои розы или что там у него. Но через месяц, в сентябре этого
человека с опрыскивателем пристрелили бы прежде, чем он смог подать голос.
А вы, Джек, нашли тело приблизительно вашего роста и комплекции, что никак
не удивительно:  ведь  вы  человек  среднего  строения.  Лицо,  как  часто
случается  после  смерти,  было  гладким  и  невыразительным.  Что  ж,  вы
писатель, человек с воображением, и вы находились под воздействием  мании,
которая охватила Санта-Миру. Майлз, Теодора, и Бекки тоже. Несомненно, и я
поддался бы этому, если бы жил там. И вы сделали поспешный вывод, объяснив
одну загадку другой. Человеческий разум всегда ищет причину и следствие; и
все мы отдаем предпочтение  сверхъестественному  и  поразительному  ответу
перед простым и скучным.
   - Но, Мэнни, Теодора действительно видела...
   - Именно то, что она _ожидала_ увидеть!  Чего  она  до  смерти  боялась
увидеть!  Что  она  была  совершенно  _уверена_,   что   увидит   в   этих
обстоятельствах. Я  бы  действительно  удивился,  если  бы  она  этого  не
увидела. Вы же вдвоем и она сама подготовили ее к тому, что она увидит.
   Я попытался вмешаться, но Мэнни насмешливо улыбнулся мне:
   - Ты же ничего не видел, Майлз. Разве что свернутый коврик в подвале  у
Бекки. Или кучу выстиранного  белья:  что  угодно  подходило.  Ты  к  тому
времени был настолько напряжен,  настолько  перевозбужден  этим  бегом  по
улицам, Майлз, что, как ты сам говоришь, был  уверен,  что  найдешь  -  и,
конечно же, нашел. Иначе и быть не могло. - Он поднял руку, не  давая  мне
говорить. - О да, ты его видел. В мельчайших деталях. Точно  так,  как  ты
описал. Ты видел его так живо и реально, как сейчас видишь меня. Но только
в своем воображении. - Мэнни улыбнулся. - Черт побери, ты же врач,  Майлз,
ты же знаешь динамику этого процесса.
   Он был прав. Еще на подготовительном курсе я однажды сидел в  аудитории
и слушал спокойную  лекцию  преподавателя  психологии;  теперь  здесь,  на
обочине  дороги  под  теплым  утренним  солнцем,  я  вспомним,  как  вдруг
отворилась дверь, и в аудиторию ворвались  двое  дерущихся  мужчин.  Один,
словно безумный, выхватил из кармана банан,  направил  его  на  другого  и
завопил:  "Ба-бах!"  Другой  схватился  за   бок,   вытащил   из   кармана
американский флажок, бешено замахал иш перед носом противника, после  чего
оба выбежали из помещения.
   Преподаватель сказал:
   - Это управляемый опыт. Пусть каждый из вас возьмет бумагу и  карандаш,
полностью запишет все, что он сейчас увидел, и положит отчет мне на стол.
   На следующий день  он  зачитал  вслух  наши  отчеты.  Нас  было  больше
двадцати, и ни одно описание не походило  на  другое.  Некоторые  студенты
видели трех человек, а то и четырех, а одна  девушка  даже  пятерых.  Одни
видели белых людей, другие негров или азиатов, а то и женщин. Один студент
подробно описал, как мужчину ударили кинжалом,  как  брызнула  кровь,  как
раненый приложил к боку платок и тот мгновенно покраснел;  он  не  поверил
своим глазам, не обнаружив на полу ни единой капли крови. И так  далее,  и
тому подобное. Ни в одном отчете не упоминались ни американский флажок, ни
банан;  эти  вещи  не  вязались  с  внезапной  жестокой  сценой,   которая
промелькнула перед нашим сознанием; поэтому наше воображение исключило их,
просто вычеркнуло и  заменило  более  подходящими  вещами  -  пистолетами,
ножами, окровавленными тряпками и другим.  Каждый  из  нас  был  абсолютно
уверен,  что  видел  их.  Мы  действительно  их  _видели_,  но  только   в
воображении, в поисках какого-то объяснения.
   Поэтому я сейчас размышлял, не прав ли Мэнни, и это было  непонятно:  я
испытывал какую-то неудовлетворенность, разочарование  при  этой  мысли  и
понимал, что  сопротивляюсь  его  аргументации.  Мы  действительно  отдаем
предпочтение сверхъестественному и поразительному перед простым и скучным,
как сформулировал Мэнни. Хотя я все еще  видел  перед  собой  с  ужасающей
реальностью предмет из подвала  Бекки,  разумом  я  воспринимал  возможную
правоту  Мэнни.  Однако   эмоционально   его   доводы   оставались   почти
неприемлемыми; видимо, это было написано на моем лице, да и на лице Джека.
   Наверное поэтому Мэнни встал  и  некоторое  время  посматривал  на  нас
сверху. Потом мягко заговорил:
   - Хочешь доказательств? Ты их получишь, Майлз. Поезжай к дому Бекки,  и
в спокойном состоянии не увидишь никакого тела в  подвале  -  это  я  тебе
гарантирую. Было только одно тело,  в  подвале  Джека,  и  с  него  все  и
началось. Нужны еще доказательства? Вот, пожалуйста. Это безумие  исчезнет
в Санта-Мире, как это было и в Маттуне, и в  Европе,  и  везде.  Те  люди,
которые приходили к тебе - Вильма  Ленц  и  другие,  -  явятся  снова;  по
крайней мере, некоторые из них. Остальные будут избегать тебя, хотя бы  из
чувства стыда. Но если ты разыщешь их,  они  тебе  скажут  то  же,  что  и
другие: что мания исчезла, что они просто не понимают, как  и  почему  она
постигла их. Вот тут и наступит конец: новых случаев не будет. Это я  тебе
тоже гарантирую.
   Потом Мэнни улыбнулся, посмотрел на небо, которое уже стало  голубым  и
чистым, и произнес:
   - Я не против позавтракать.
   Джек и я улыбнулись в ответ.
   - Я тоже, - сказал я. - Поехали ко  мне,  посмотрим,  что  там  девушки
приготовили.
   Джек прошелся по своему дому, выключая свет и запирая двери. Он вышел с
коричневой картонной папкой, которая состояла из секций в виде гармошки  и
была плотно заполнена какими-то бумагами.
   - Мой кабинет, - показал он на папку. - Незаконченная работа,  заметки,
справки, всякий мусор. Очень ценная вещь, я всегда ее держу при себе.
   Мы поехали вниз, в город. У дома Бекки я остановил машину и  вышел,  не
выключая двигателя. Было  еще  очень  рано,  улица  выглядела  удивительно
чистой в свете нового дня, вокруг не было ни души. Я смело  приблизился  к
дому по траве, которая заглушала  шаги.  Возле  выбитого  окна  подвала  я
постоял, присматриваясь к соседним окнам: нигде ничего подозрительного.  Я
быстро нагнулся, проскользнул в окно и пошел  на  цыпочках  по  цементному
полу. Сейчас в подвале было светло и очень тихо, и я был спокоен,  хотя  и
боялся, что меня могут застать здесь и спросить, что мне нужно.
   Двери стенного шкафа были полуоткрыты,  как  я  их  оставил.  Теперь  я
распахнул их настежь и бросил взгляд на нижнюю  полку.  Свет  из  ближнего
окна  залил  ее  полностью;  полка  была  пуста.  Я  раскрыл   все   двери
многочисленных отделений  шкафа  и  не  нашел  ничего  необычного:  только
консервы, инструменты,  пустые  банки,  старые  газеты.  На  пустой  полке
насыпалась масса какого-то серого пуха. Присев рядом с ней, я только пожал
плечами: то была просто пыль с грязью, которая накапливается в подвалах  и
которую мои извращенные истерией ощущения превратили в тело.
   Я больше не хотел оставаться в подвале ни минуты, поэтому закрыл шкаф и
выбрался через окно на газон. Что подумает  отец  Бекки  об  этом  выбитом
стекле, когда увидит, я не знал, но давать объяснения не собирался.
   В машине, трогаясь с места, я повернулся к  Мэнни  со  слегка  дурацкой
ухмылкой:
   - Ты был прав, - сказал я, посматривая на Джека, и пожал плечами.



8

   Человек - это такое  животное,  которое  не  может  жить  только  одним
каким-то ощущением, будь  то  страх,  счастье,  горе  или  удовлетворение.
Странно,  но  после  этой  тревожной  ночи  мы   испытывали   неподдельное
наслаждение от завтрака. Помогло солнце: желтовато-теплое,  оно  струилось
сквозь раскрытые окна и двери, обещая утреннюю радость. Теодора уже сидела
на кухне. Они с  Бекки  пили  кофе.  Завидев  нас,  Теодора  встала.  Джек
бросился к ней, и они долго стояли  обнявшись.  Джек  исступленно  целовал
жену. Потом от отступил  на  шаг,  чтобы  присмотреться  к  ней.  Она  еще
выглядела усталой, под глазами были  круги,  но  выражение  ее  лица  было
теперь спокойным, и она улыбалась нам с Мэнни через плечо Джека.
   А потом, словно  по  сигналу,  все  мы  сразу  начали  весело  болтать,
смеяться, шутить; женщины принялись  зажигать  газ,  вынимать  кастрюли  и
сковородки, рыскать по буфетам и  холодильнику.  Тем  временем  мы  втроем
уселись за кухонный стол. Бекки разлила кофе. Будто  сговорившись,  мы  не
вспоминали о прошлой ночи - по крайней мере, серьезно, - или  о  том,  что
только что делали Джек, Мэнни и я, а женщины  ничего  не  спрашивали:  они
чувствовали по нашему поведению, что все в порядке.
   Вскоре на плите зашипела колбаса, Теодора переворачивала ее  вилкой,  а
Бекки стала взбивать яйца  в  чаше;  послышался  приятный  ритмичный  стук
металлической ложки о фарфор. Теодора весело сказала:
   - Я все обдумала и теперь знаю, куда пристроить двойника Джека. Один из
них пускай бродит по дому, как всегда, не слыша ни одного моего  слова,  и
пусть у него идет этот самый процесс творческого мышления. А другой, может
быть, иногда найдет время поговорить  со  мной,  а  то  и  поможет  помыть
посуду.
   Джек улыбнулся с радостью и облегчением, видя ее такой.
   - А что, стоит попробовать. Иногда мне кажется, что любая  перемена  во
мне к лучшему. Может быть, новый и вправду будет знать, как писать,  и  не
станет биться головой о стену в напрасных усилиях.
   Бекки кивнула:
   - М-да, тут масса преимуществ. Было бы здорово, если бы одну меня тайно
несли по улицам в ночной рубашке, а  другая  спокойно  спала  бы  в  своей
постели, отвечая всем требованиям благопристойности.
   Шутя мы обсосали эту идею со всех сторон.  Мэнни  пожелал,  чтобы  один
доктор Кауфман выслушивал своих пациентов, а другой тем временем  играл  в
гольф. Я сказал, что приспособил бы двойника Майлза Беннелла отсыпаться за
двоих.
   Блюда были замечательными на вкус, и  мы  ели  и  болтали,  шутили  как
только могли. Вообще мы были немного  чересчур  веселы,  даже  возбуждены;
очевидно, это было реакцией на то, что произошло. Наконец, Мэнни вытер рот
салфеткой, посмотрел на часы и поднялся. Пока он  доедет  домой,  объяснил
он, побреется, переоденется и появится у себя в кабинете,  его  уже  будет
ждать первый пациент. Он попрощался, пригрозив мне, что пришлет  громадный
счет по двойной таксе, и ушел. Я проводил его к выходу, и мы снова сели за
стол и принялись за вторую или третью чашку кофе.
   После завтрака я закурил, удобно уселся в  кресле  и  кратко  рассказал
женщинам, что произошло, что мы  нашли  -  вернее,  не  нашли  -  в  обоих
подвалах и что нам рассказал Мэнни на дороге перед домом Джека.
   Произошло именно то, чего я ожидал. Теодора  только  покачала  головой,
упрямо поджав губы. Она не могла поверить, что то, что она видела, было не
в действительности, а лишь в ее воображении. Бекки ничего не сказала, но я
понял, что она, согласившись с объяснением Мэнни,  испытывает  облегчение,
думая о своем отце. Бекки выглядела привлекательно, сидя за  столом  рядом
со мной - такая свежая, оживленная и хорошенькая, и мне было очень приятно
видеть ее в моей рубашке с расстегнутым воротником.
   Джек встал, прошел в гостиную  и  вернулся  со  своей  папкой,  которую
забрал из дому. Он сел и заговорил с улыбкой, перебирая бумаги:
   - Я как белка - собираю разные вещи, не имея понятия, к чему  они.  Вот
вам, например, - он полез в одну из секций папки и вытащил большую  охапку
вырезок, - газетные сообщения на некоторые  темы.  -  Я  достал  их  после
разговора с Мэнни.
   Отодвинув стоящие перед ним тарелки, он положил на стол сотни  вырезок,
некоторые уже пожелтевшие от времени, другие новенькие, большинство из них
были небольшие, но попадались и обширные.  Выбрав  наудачу  несколько,  он
посмотрел на заголовки, а потом передал их мне.
   Я держал их так, чтобы  Бекки  тоже  могла  прочитать.  Один  заголовок
извещал: "ЛЯГУШКИ ПАДАЮТ НА АЛАБАМУ".  Это  была  небольшая,  в  несколько
строк, заметка: "ЭДЖВИЛЛ,  АЛАБАМА.  У  всех  рыбаков  в  этом  городке  с
четырьмя тысячами жителей вчера утром был немалый улов, если бы его  можно
было хоть как-то использовать. Ночью ливень маленьких лягушек неизвестного
происхождения..." Заметка - я пробежал ее глазами  -  рассказывала  далее,
что на город ночью пролился дождь из маленьких лягушек, которые стучали  о
крыши и окна, словно град, в  течение  нескольких  минут.  Сообщение  было
выдержано в мягких юмористических тонах, никакого объяснения этому явлению
не давалось.
   Я посмотрел на Джека, и тот улыбнулся.
   - Бессмыслица, правда? -  спросил  он.  -  Особенно  если  учесть,  что
лягушкам неоткуда было взяться.
   Он достал другую вырезку и протянул мне.
   У этой был заголовок: "ЧЕЛОВЕК СГОРЕЛ НАСМЕРТЬ, ОДЕЖДА НЕ  ПОСТРАДАЛА",
и сообщала она о том, что на ферме в Айдахо нашли человека, который сгорел
дотла. Но на одежде, которая была на нем,  не  было  никаких  подпалин,  и
нигде в доме не обнаружили следов огня и даже копоти. Окружной следователь
будто бы заявил, что необходима температура не ниже тысячи  ста  градусов,
чтобы так сжечь человека. Вот и вся заметка.
   Я с кривой усмешкой взглянул на Джека, не  понимая,  к  чему  это  все.
Теодора смотрела на него поверх чашки с кофе, хитро прищурившись, с  видом
влюбленного презрения, которое проявляют жены к чудачествам  своих  мужей.
Джек улыбнулся нам.
   - У меня целых две дюжины таких заметок  -  люди  сгорели  насмерть,  а
одежда целая. Вы когда-нибудь читали такую чепуху? А вот нечто другое.
   Карандашом на полях было написано "из "Нью-Йорк пост", а заголовок  был
такой: "СКОРАЯ ПОМОГЛА ВОВРЕМЯ". Вот  что  там  было  написано:  "Ричмонд,
Калифорния, 7 апреля ("Ассошиэйтед пресс"). "Поспешите на угол Сан-Пабло и
Макдональд-авеню", сказал голос по телефону. "Курьерский поезд на Санта-Фе
только  что  наскочил  на  грузовик,  и  человек  тяжело  ранен".  Полиция
направила патрульную машину и скорую помощь по этому адресу. Там ничего не
произошло. Состав еще не прибыл к месту события. Однако поезд сделал это в
тот момент, когда полиция уже уезжала, и  как  раз  тогда,  когда  фургон,
которым управлял Рандольф Брюс, 44 лет, находился на переезде. Брюс  очень
тяжело ранен. У него кровоизлияние в мозг и раздавлена грудь".
   Я отложил вырезку.
   - К чему это ты, Джек?
   - Да вот, - он неторопливо  встал,  -  есть  еще  сотни  две  не  менее
удивительных случаев, которые я насобирал всего за  несколько  лет;  можно
найти еще тысячи. - Он начал мерить кухню медленными шагами.  -  По-моему,
они  подтверждают  по  крайней  мере  то,  что  удивительное   происходит,
_действительно_ происходит время от времени всюду,  во  всем  мире.  Вещи,
просто не укладывающиеся в рамки той суммы  знаний,  которую  человечество
постепенно   приобрело   на   протяжении    тысячелетий.    Вещи,    прямо
противоположные тому, что мы считаем истиной. Нечто  падает  вверх,  а  не
вниз.
   Протянув руку к хлебнице, Джек взял пальцем крошку хлеба  и  поднес  ко
рту.
   - Вот к чему я веду, Майлз. Нужно ли всегда  их  строго  отметать?  Или
смеяться над ними? Или просто не замечать? Потому  что  всегда  получается
именно так. - Он снова начал расхаживать  взад-вперед  по  большой  старой
кухне. - Вполне естественно, что мы ничего не допустим  в  пределы  нашего
официального знания, пока оно не будет повсеместно признано. Тем не менее,
наука претендует на объективность. - Он остановился, повернувшись к столу.
- Претендует на то, что она рассматривает все явления нелицеприятно и  без
предрассудков. Но, ясное дело, ничего подобного она не делает.  Вот  такие
явления, - он кивнул на кучу вырезок  на  столе,  -  наука  отбрасывает  с
рефлекторным презрением. А это формирует мышление  у  нас,  у  массы.  Что
такое все подобные явления, говорят ученые? Всего лишь  оптический  обман,
или самовнушение, или истерия, или  массовый  гипноз,  а  когда  не  могут
объяснить, называют простым стечением  обстоятельств.  Что  угодно,  кроме
того,  что  такие  вещи  действительно  происходят.   О,   нет,   -   Джек
саркастически покачал головой, - вы не имеете права и  на  миг  допустить,
будто что-то, чего мы не понимаем, может иметь место.
   Как и большинство женщин, даже самых умных, Теодора  немедленно  встала
на сторону того, что проповедовал ее муж, и добавила от себя:
   - И как только человечество познает что-то новое - не знаю.
   - Это требует много времени, - согласился  Джек.  -  Сотни  лет,  чтобы
признать факт, что Земля круглая. Целый век сопротивлялись истине, что она
вращается вокруг Солнца. Мы не любим сталкиваться с новыми фактами, потому
что они вынуждают пересматривать укоренившиеся представления,  а  это  так
неудобно.
   Джек усмехнулся и снова присел к столу.
   - Но продолжим наш разговор. Возьмите любой из этих  материалов.  -  О