все?
Слишком все расплывчато, и я не хочу создавать впечатление, будто я что-то
обещал. Если у вас в доме есть что-то такое, о чем я обязан  сообщить,  то
скорее всего выполню свой долг, больше я вам ничего сказать не могу.
   Джек улыбнулся:
   - Что ж, спасибо и на этом. Я думаю, об  этом  случае  вы  сообщать  не
станете. - Он показал на дом. - Поехали.
   Я снова выехал на дорогу, и метров через тридцать впереди в  свете  фар
возникла фигура, которая бежала нам навстречу. Это была женщина в домашнем
халате и фартуке, она слегка поеживалась от  вечерней  прохлады.  Я  узнал
Теодору, жену Джека.
   Я подъехал и притормозил рядом с ней. Она поздоровалась:
   - Здравствуйте, Майлз, - и обратилась  к  Джеку,  заглядывая  в  машину
через открытое окно с моей стороны.
   - Я не могла оставаться там одна. Просто не могла. Извини.
   Он заметил:
   - Надо было взять тебя с собой. Глупо, что я этого не сделал.
   Открыв дверь машины, я нагнулся, чтобы  пропустить  Теодору  на  заднее
сиденье. Потом Джек представил ей Бекки, и мы поехали прямо к дому.



4

   У Джека зеленый двухэтажный коттедж на  склоне  холма;  гараж  является
продолжением подвала. Гараж был пуст, двери раскрыты, и Джек показал  мне,
что можно въезжать прямо туда. Потом мы  вышли  из  машины,  Джек  включил
свет, закрыл ворота гаража  и,  толкнув  дверь,  которая  вела  в  подвал,
пропустил нас вперед.
   Мы вошли в самый обыкновенный подвал:  там  стояли  корыта  для  белья,
стиральная машина, козлы для пилки дров,  лежали  связки  газет,  а  возле
одной стены - несколько картонных ящиков и  пустых  банок  из-под  краски.
Джек подошел к другой двери, остановился, взявшись за ручку, и  повернулся
к нам. Я знал, что у него там неплохой, хотя и не новый, бильярдный  стол;
он говорил мне, что очень часто им пользуется, просто  гоняя  шары  сам  с
собой - это помогает ему собраться с мыслями. Джек взглянул на женщин.
   - Возьмите себя в руки, - произнес  он,  потом  зашел,  потянул  шнурок
выключателя, и мы вошли следом за ним.
   Лампа над бильярдным столом должна ярко освещать его  поверхность.  Она
подвешена низко, чтобы свет не резал глаза игрокам, и потолок остается  во
тьме. У Джека лампа была  еще  охвачена  прямоугольным  абажуром,  который
ограничивал круг света лишь верхушкой стола,  а  все  остальное  помещение
тонуло в полумраке. Я почти не различал лица Бекки, но услышал, как у  нее
перехватило дыхание. На ярко-зеленом сукне в  слепящем  свете  150-ваттной
лампы, накрытое прорезиненной тканью, лежало какое-то тело. Я оглянулся на
Джека, и он сказал:
   - Ну-ка, снимите покрывало.
   Ощущение раздражения и беспокойства не покидало меня: все это выглядело
слишком уж таинственно, и у меня  мелькнула  мысль,  что  Джек  специально
нагнетает драматические эффекты. Я стащил ткань и отбросил ее  в  сторону.
На зеленом  сукне  лежал  на  спине  обнаженный  мужчина.  Тело  его  было
белоснежным, кожа в блестящем свете отдавала синевой,  весь  вид  его  был
неестественным, театральным, но  в  то  же  время  вполне,  даже  чересчур
реальным. Тело было не толстое, весило килограммов  семьдесят,  но  хорошо
упитанное и мускулистое. Я не мог определить возраст, но это был  явно  не
старик. Глаза, раскрытые  навстречу  потоку  слепящего  света,  голубые  и
абсолютно прозрачные. На теле не было ни ран,  ни  каких  бы  то  ни  было
признаков причины смерти. Я подошел к Бекки, взял ее под руку и повернулся
к Джеку.
   - И что?
   Он покачал головой, воздерживаясь от комментариев.
   - Смотрите дальше. Исследуйте его. Не замечаете ничего необычного?
   Я снова повернулся к телу на столе. Мое раздражение все  возрастало.  В
этом мертвом человеке действительно было  что-то  необычное,  ноя  не  мог
понять, что именно, и из-за этого сердился еще больше.
   - Послушайте-ка, Джек, - обернулся я к нему, - я ничего не вижу,  кроме
мертвого тела. Давайте-ка выясним тайну: в чем дело?
   Он опять покачал головой, умоляюще гляди на меня.
   - Майлз, успокойтесь, пожалуйста. Я  не  хочу  пересказывать  вам  свои
впечатления от всего этого, не хочу воздействовать на вас. Если  тут  есть
что-то необычное, я хочу, чтобы вы сами увидели это. А если  нет,  если  я
выдумываю, я тоже хочу знать. Поймите меня, Майлз, - мягко произнес он.  -
Присмотритесь повнимательнее к этой штуке.
   Я начал тщательно осматривать труп,  не  прикасаясь  к  нему,  медленно
передвигаясь вокруг стола, останавливаясь, чтобы присмотреться под разными
углами. Джек, Бекки и Теодора отодвигались в сторону, когда я  приближался
к ним.
   - Хорошо, - наконец вымолвил я  неохотно,  будто  извиняясь.  -  В  нем
действительно есть  что-то  необычное.  Вы  не  выдумываете.  Или  я  тоже
выдумываю. - Еще с минуту я постоял, всматриваясь  в  то,  что  лежало  на
столе. - Вот что, - решился выговорить я, - не часто встретишь такое тело,
живое или неживое. Оно напоминает мне  туберкулезных  больных,  которых  я
видел, - тех, кто почти всю жизнь проводит в санаториях. - Я посмотрел  на
присутствующих. - Нельзя прожить в нормальных условиях и не получить там и
сям каких-нибудь шрамов или хотя бы маленьких царапин. Но эти  больные  из
санаториев  не  имели  возможности  их  получить,   их   тела   оставались
неповрежденными. Точно так же выглядит и это... - Я  показал  на  бледное,
неподвижное в лучах света тело. - Но  оно  не  туберкулезное.  Это  крепко
сбитое, здоровое тело, и мышцы у него развитые. Тем не менее  оно  никогда
не играло в футбол или хоккей, не падало  на  цементный  пол,  никогда  не
ломало ни одной косточки. Вид у него такой, будто им...  не  пользовались.
Вы это имели в виду?
   Джек кивнул.
   - Да. А еще что?
   - Бекки, с тобой все в порядке? - Я посмотрел на нее через стол.
   - Да, - кивнула она, покусывая губы.
   - Лицо, - ответил я Джеку. Я стоял, всматриваясь в лицо  -  белое,  как
воск,  абсолютно  спокойное  и  неподвижное,  с   фиксированным   взглядом
прозрачных, как стекло, глаз. - Оно какое-то... незрелое. - Я не знал, как
это точнее определить. -  Кости  развиты  нормально,  это  лицо  взрослого
человека. Но вид у него... - я лихорадочно подыскивал нужное слово, но  не
мог найти, - какой-то незавершенный. Оно...
   Джек  перебил  меня  возбужденным  от  нетерпения  голосом,   он   даже
улыбнулся.
   - Вы когда-нибудь видели, как делают медали?
   - Медали?
   - Да, тонкой работы. Медальоны.
   - Нет.
   - Так вот, для  действительно  тонкой  работы  на  твердом  металле,  -
оживленно принялся пояснить Джек, - делают два отпечатка.
   Я не понимал, что он говорит и зачем.
   - Сначала берут штамп  и  делают  отпечаток  номер  один,  перенося  на
гладкий металл грубые основные черты. А  потом  используется  штамп  номер
два, и именно он придает  детали  те  тонкие  линии  и  чудесную  отделку,
которые вы видите на настоящих медальонах. Приходится так  делать  потому,
что второй штамп, тот, который с деталями, не может оставить отпечаток  на
гладкой поверхности. Сначала нужно  придать  грубые  черты  штампом  номер
один.
   Он остановился, переводя взгляд с меня на Бекки, чтобы  удостовериться,
что мы слушаем.
   - Итак? - спросил я с легким нетерпением.
   - На медальонах обычно изображают лица. И  когда  вы  смотрите  на  них
после штампа номер один, лицо еще не закончено. Все есть,  все  правильно,
но детали, которые придают индивидуальность, отсутствуют. - Он  пристально
посмотрел на меня. - Майлз, вот на что похоже это лицо.  Все  есть:  губы,
нос, глаза, кожа и все необходимые кости. Но нету черт, нет  подробностей,
нет индивидуальности. Оно недоделано. Посмотрите на него!  -  Голос  Джека
зазвенел на высокой ноте. - Это как бы заготовка лица, которая ждет, чтобы
на ней отштамповали окончательные, завершающие черты!
   Он был прав. Я еще никогда в жизни не видел такого лица.  Не  то  чтобы
оно было вялым, этого никак нельзя было сказать.  Но  оно  имело  какой-то
бесформенный, бесхарактерный вид. Это в общем-то не было  лицо  -  еще  не
было. В нем не замечалось  никакой  жизни,  никаких  признаков  жизненного
опыта; я только так могу это объяснить.
   - Кто он? - спросил я.
   - Не знаю, - Джек подошел к двери и указал на лестницу, которая вела из
подвала  наверх.  -  Там,  под  лестницей,  есть  небольшой  чуланчик,  он
отгорожен фанерой. Я там держу всякий  мусор:  старую  одежду,  поломанные
электроприборы, пылесос, утюг, лампочки и всякое такое.  А  еще  несколько
старых книг. Там-то я его и нашел: мне нужна была какая-то  справка,  и  я
думал, что найду ее в этих книгах. Он там  лежал  на  коробках  с  одеждой
точно так, как вы видите сейчас. Ох, и испугался же  я!  Выскочил  оттуда,
как кот из собачьей будки, и крепко ударился головой, - он ощупал макушку.
- Потом вернулся и вытащил его. Я думал, что  он,  может  быть,  еще  жив.
Майлз, за какое время мертвое тело окончательно коченеет?
   - Часов за восемь-десять.
   - Пощупайте его, - сказал Джек. Похоже было, что  он  забавляется,  как
человек, который много пообещал и теперь придерживается своего слова.
   Я поднял неподвижную руку, придерживая ее за запястье, она была  мягкой
и гибкой. Даже не очень холодной на ощупь.
   - Посмертное окоченение отсутствует, - заметил Джек. - Согласны?
   - Согласен, - ответил я, - но ведь картина  посмертного  окоченения  не
всегда одинакова. Существуют определенные условия... - Я не знал, что  еще
сказать.
   - Если хотите, - заявил Джек, - можете перевернуть его, но и  на  спине
не найдете никаких ран. И на голове тоже. Никаких признаков того, что  его
убили.
   Я засомневался, но по закону я не имел  права  прикасаться  к  мертвому
телу, и только накрыл его тканью.
   - Ладно, - сказал я. - Теперь куда - наверх?
   - Ну да, - кивнул Джек;  стоя  в  дверях,  он  держал  руку  на  шнурке
выключателя, пока мы не вышли.
   Наверху, в гостиной,  Теодора  включила  свет,  расставила  пепельницы,
приветливо пригласила нас садиться, потом пошла на кухню  и  через  минуту
вернулась без фартука. Она уселась в легком кресле, мы с Бекки на тахте, а
Джек устроился в кресле-качалке у  окна.  Почти  вся  передняя  стена  его
гостиной представляет собой огромный сплошной лист стекла, так  что  можно
видеть огни всего города, разбросанного среди  холмов.  Это  замечательная
комната.
   - Хотите выпить? - спросил Джек.
   Бекки покачала головой, а я сказал:
   - Нет, спасибо, но вы на нас не обращайте внимания.
   Джек с женой тоже не стали пить.
   - Мы пригласили вас, Майлз, - заговорил Джек, - не только  потому,  что
вы врач, но и потому, что вы умеете смотреть  фактам  в  лицо.  Даже  если
факты не такие, какими им положено быть. Вы не из тех, кто вылезет из кожи
вон, доказывая, что черное - это белое только потому, что так удобнее. Для
вас вещи таковы, какими они есть, в чем мы имели случай убедиться.
   Я пожал плечами и ничего не сказал.
   - Что вы можете добавить насчет того тела внизу? - спросил Джек.
   Некоторое время я молча крутил пуговицу на пиджаке, пока  не  отважился
сказать:
   - Видимо, кое-что могу. Это бессмысленно, совершенно глупо,  ноя  много
бы дал, чтобы сделать вскрытие  этого  тела,  потому  что  знаете,  что  я
рассчитывал бы там найти? - Я посмотрел на всех - Джека,  Теодору,  Бекки,
но никто не ответил; все сидели в напряженном ожидании. - Думаю, что я  не
смог бы найти никакой причины смерти. Я полагаю, что  органы  в  таком  же
безупречном состоянии, как кожа. Все в порядке, вполне работоспособно.
   Я дал им некоторое время, чтобы обдумать мои  слова;  произнося  их,  я
чувствовал себя последним идиотом и в то же время был совершенно уверен  в
своей правоте.
   - Это еще не все. Я уверен, что, когда доберусь до желудка, там  внутри
ничего не будет. Ни крошечки, ни единой  частички  еды,  переваренной  или
непереваренной - ничего. Пусто, как у новорожденного. То же и в  кишечнике
- ни кусочка кала, ничего. Нигде ничего. Почему? - Я снова оглядел всех. -
Потому что я считаю, что тело никогда  не  умирало.  Нет  никакой  причины
смерти, потому что смерти не было. Оно никогда не умирало, так как никогда
не жило. - Я пожал плечами и откинулся на тахте. - Вот так. Нравится?
   - Еще бы, - отозвался Джек, энергично кивая головой.
   Женщины молча наблюдали за нами.
   - Мне этого вполне достаточно. Я только ждал подтверждения.
   - Бекки, - обернулся я к ней, - а ты что думаешь?
   Она мрачно покачала головой, потом произнесла:
   - Я... поражена. И вообще, я не прочь выпить.
   Все мы улыбнулись, и Джек поднялся было, но Теодора сказала: "Я сама" и
встала с места.
   - Всем по одной? - спросила она и отправилась на кухню.
   В  тишине,  которая  воцарилась  в  комнате,  мы  задумчиво   закурили,
неторопливо передавая друг другу сигареты и спички; через некоторое  время
вернулась Теодора и раздала стаканы. Каждый из  нас  немного  пригубил,  и
тогда Джек сказал:
   - Именно так я считаю, и  Теодора  тоже.  Дело  в  том,  что  я  ей  не
рассказывал о своих впечатлениях. Я просто дал  ей  посмотреть  на  это  и
сформулировать собственное мнение, так же, как и вам,  Майлз.  И  это  она
первой сделала  сравнение  с  медальонами:  мы  когда-то  видели,  как  их
изготовляют. - Джек вздохнул и покачал головой. - Мы целый день говорили и
думали об этом, Майлз, а потом решили обратиться к вам.
   - Вы больше никому об этом не говорили?
   - Нет.
   - Почему вы не вызвали полицию?
   - Не знаю. - Джек взглянул на меня с  легкой  улыбкой.  -  У  вас  есть
желание ее вызвать?
   - Нет.
   - Почему же?
   Настала моя очередь улыбнуться.
   - Не знаю. Но не хочу.
   - То-то же, - кивнул Джек.
   Некоторое время мы молча  посасывали  коктейль.  Джек  не  спеша  гонял
льдинки в своем стакане, внимательно приглядываясь к ним,  потом  медленно
произнес:
   - Я чувствую, тут надо делать что-то большее, чем обращаться в полицию.
Сейчас не тот случай, когда можно переложить ответственность  на  кого-то.
Да и что, в конце концов, может сделать полиция? Это не  труп,  и  мы  это
знаем. Это... - он дернул плечом, и лицо у него помрачнело, -  это  что-то
страшное. Что-то... я даже не знаю, что. - Он поднял взгляд и посмотрел на
всех нас. - Я только знаю и каким-то образом уверен в том, что мы не имеем
права допустить здесь ошибку. Что существует выход - разумный, единственно
правильный выход, одна-единственная вещь, которую нужно сделать, - и  если
мы ее не сделаем, если ошибемся, произойдет что-то ужасное.
   Я спросил:
   - Что сделать, например?
   - Не знаю. - Джек повернулся и посмотрел в окно.  Потом  опять  перевел
взгляд на нас и едва заметно улыбнулся. - У  меня  неудержимое  желание...
обратиться непосредственно к президенту в  Белый  дом,  или  к  начальнику
штаба армии, шефу ФБР, в морскую пехоту или кавалерию, к кому угодно. - Он
покачал головой, криво усмехаясь собственной  решительности.  -  Майлз,  я
имею в виду вот что: нужен _кто-то_ - неважно кто, лишь  бы  это  был  тот
самый человек, который усвоил  бы  сразу  и  бесповоротно,  насколько  это
важно. И я хочу, чтобы он, или они, сделали то, что нужно, без  ошибки.  А
все дело в том, что человек,  с  которым  я  бы  связался,  даже  если  он
выслушал бы и поверил  мне,  может  оказаться  совсем  не  тем  человеком,
который поступит наилучшим образом. В чем бы это ни заключалось. Но одно я
знаю наверняка - это дело не для городской полиции. Это... - он опомнился,
сообразив, что повторяется, и замолчал.
   - Знаю, - откликнулся я. - У меня точно такое  же  чувство  -  что  все
надежды мира сосредоточены на нас.
   В медицине иногда, в  тяжелых  ситуациях,  ответ  или  ключ  к  решению
возникает практически ниоткуда; видимо, это делается где-то в подсознании.
Я спросил:
   - Джек, какой у вас рост?
   - Метр семьдесят пять.
   - Точно?
   - Ну да. А что?
   - А какой, по-вашему, рост у тела внизу?
   Он внимательно посмотрел на меня, потом произнес:
   - Метр семьдесят пять.
   - А вес ваш какой?
   - Семьдесят. - Он кивнул. - Да, примерно столько же весит  и  тело.  Вы
попали в яблочко: у него мои размеры и строение тела. Однако оно не  очень
похоже на меня.
   - И еще. У вас есть штемпельная подушечка?
   Он повернулся к жене:
   - Есть у нас?
   - Что?
   - Штемпельная подушечка? Для экслибрисов.
   - Да. - Теодора поднялась и подошла к столу. - Где-то тут есть.  -  Она
нашла подушечку, Джек взял ее, потом из другого ящика вынул лист бумаги.
   Я подошел к  столу,  и  Бекки  вслед  за  мной.  Джек  намазал  краской
подушечки всех пяти пальцев правой руки и протянул  их  мне.  Я  взял  его
кисть, придавил пальцы, старательно раскатывая каждый, к  листу  бумаги  и
получил полный ряд четких отпечатков. Потом я взял подушечку и лист.
   - Пойдете, девушки? - указал я на дверь.
   Они посмотрели друг на друга, их совсем не тянуло возвращаться к  этому
бильярдному столу, но и оставаться тут одним не хотелось. Бекки сказала:
   - Не хочу, но пойду.
   Теодора тоже кивнула.
   Внизу Джек включил лампу над бильярдом. Она слегка  покачивалась,  и  я
придержал ее за абажур. Но пальцы у меня дрожали, и я только сделал  хуже.
Все равно  она  качалась  то  в  ту,  то  в  другую  сторону:  яркий  круг
перемещался с одного края стола на противоположный, оставляя на  мгновение
гладкий  лоб  в  полутьме.  Создавалось  впечатление,  что  тело   немного
шевелится. Я схватил кисть правой руки, сосредоточившись на ней и стараясь
не смотреть на лицо. Я намазал краской кончики всех  пяти  пальцев,  потом
положил лист бумаги с отпечатками пальцев Джека на широкий борт  бильярда,
рядом с правой рукой тела. Поднял его руку, положил ее  на  белый  лист  и
сделал отпечатки всех пальцев точно под отпечатками пальцев Джека.
   Бекки застонала, когда мы увидели то, что вышло, да и всем нам стало не
по себе. Потому что одно дело рассуждать о теле, которое никогда  не  было
живым,  о  заготовке.  Но  совсем  другое   дело,   затрагивающее   что-то
первобытно-глубинное  в  мозгу,  когда  эти  рассуждения   подтверждаются.
Никакого рисунка не было: было пять абсолютно гладких, непроницаемо черных
кругов. Я старательно  стер  краску  с  пальцев,  и  все  мы  наклонились,
столпившись  под  раскачивающейся  лампой,  и  уставились  на  потемневшие
кончики этих пальцев. Они были гладкими,  как  у  новорожденного.  Теодора
тихо пробормотала:
   - Джек, мне сейчас будет плохо.
   Он обернулся, подхватил ее - она уже  сгибалась  пополам  -  и  потащил
наверх.
   В гостиной я сказал Джеку, покачивая головой:
   - Я  знаю,  как  это  правильно  назвать.  Это  заготовка,  которая  не
завершена и ждет окончательной доводки.
   Он кивнул:
   - Что делать? Вам что-нибудь приходит в голову?
   - Конечно, - какое-то время я молча смотрел на него. -  Но  это  только
предположение. И если вы с ним  не  согласитесь,  никто  вас  обвинять  не
станет, и я меньше всех.
   - В чем дело?
   - Не забывайте, это только предположение. - Я повернулся к  Теодоре.  -
Но если вы считаете, что не выдержите,  не  нужно  пытаться,  предупреждаю
вас. - Я снова взглянул на Джека. - Оставьте тело там, где оно  лежит,  на
столе. Сейчас вы пойдете спать, я дам вам  снотворное.  -  Я  посмотрел  в
сторону Теодоры. - А вы не  ложитесь,  не  давайте  себе  засыпать  ни  на
минуту. Каждый час, _если_ сможете, спускайтесь в  подвал  и  смотрите  на
это... тело. Если вы заметите хотя бы небольшие изменения, бегите наверх и
немедленно будите Джека. Выведите его из дома - оба убегайте из  дому  как
можно скорее - и приезжайте ко мне.
   Джек какое-то время смотрел на Теодору, потом спокойно произнес:
   - Если ты считаешь, что не сможешь выдержать, скажи "нет".
   Она кусала губу, не поднимая глаз от дорожки на полу, потом встретилась
взглядом со мной, с Джеком.
   - Как это... будет выглядеть? Какие произойдут изменения?
   Никто не ответил, и она опять опустила  взгляд,  поку