пересекли  прелестнейшую  деревеньку,
наконец впереди показались крутые склоны холмов. Тут они сделали остановку
в единственной гостинице; мистер  Хупдрайвер  занял  позицию,  откуда  ему
видна была входная дверь, вытер лицо и, томясь от жажды, выкурил "Копченую
селедку". Они  все  не  показывались.  Несколько  краснощеких  недорослей,
возвращавшихся из школы, остановились и, выстроившись в ряд, минут  десять
спокойно, но упорно глазели на мистера Хупдрайвера.
   - Проваливайте отсюда, - сказал он.
   Они выслушали его с интересом, но совершенно невозмутимо. Тогда он стал
спрашивать одного за другим, как их зовут, они же лишь невнятно  бормотали
что-то в ответ. Под конец он отступился и с  безучастным  видом  продолжал
ждать, а им  через  некоторое  время  надоело  на  него  смотреть,  и  они
разошлись.
   Взятая им под наблюдение пара находилась в  гостинице  так  долго,  что
мистер Хупдрайвер при мысли о том, что они  там  делают,  почувствовал  не
только жажду, но и голод. Они явно завтракали. День стоял  безоблачный,  и
солнце, взойдя в зенит, припекало  темя  мистера  Хупдрайвера,  словно  он
стоял под солнечным душем и на голову ему  лили  горячий  солнечный  свет.
Голова у него кружилась. Наконец они  вышли  из  гостиницы,  и  человек  в
коричневом оглянулся и увидел его. Они доехали до подножия холма, сошли  с
велосипедов и, подталкивая машины, медленно двинулись  вверх  по  длинной,
почти вертикальной слепяще-белой дороге. Мистер Хупдрайвер остановился.  У
них уйдет минут двадцать на то,  чтобы  подняться  по  склону.  А  дальше,
наверно, на многие мили тянется пустынная равнина. И он решил вернуться  в
гостиницу и быстро перекусить.
   В гостинице ему подали сухарики с сыром и обманчивую на  вид  оловянную
кружку крепкого пива, приятного на вкус,  освежающего  горло,  но  свинцом
наливающего ноги,  особенно  в  такой  жаркий  день.  Он  чувствовал  себя
полноценным человеком, когда вышел на слепящий солнечный свет,  но  уже  у
подножия холма солнце так припекло его, что, казалось,  череп  его  сейчас
лопнет. Подъем стал круче, меловая лента дороги, точно свет магния, резала
глаза, и переднее колесо его начало безостановочно скрипеть. Он чувствовал
себя так, как, наверно,  чувствовал  бы  себя  марсианин,  если  бы  вдруг
очутился на нашей планете, а именно: в три раза тяжелее, чем  обычно.  Две
маленькие черные фигурки исчезли за холмом.
   - Ничего, следы все равно останутся, - промолвил Хупдрайвер.
   Эта мысль успокаивала его. Она не только оправдывала медлительность,  с
какою он поднимался в гору, но и отдых после подъема, когда он  растянулся
на траве у дороги и принялся - теперь  уже  с  противоположной  стороны  -
обозревать Южную Англию. За какие-нибудь два дня он пересек  эту  обширную
долину, обрамленную  зелеными  холмами,  вздыбившимися,  словно  застывшие
волны, - долину с разбросанными по ней деревеньками и городками, рощами  и
полями, прудами  и  речками,  сверкающими  на  солнце,  точно  изделия  из
серебра, усыпанные бриллиантами. Северных холмов не было видно - они  были
далеко. Внизу приютилась  деревушка  Кокинг,  а  на  склоне,  примерно  на
расстоянии мили вправо, паслось стадо овец. Над  головой,  в  синем  небе,
кружил встревоженный чибис, издавая время от  времени  свой  слабый  крик.
Здесь, наверху, жара  не  так  чувствовалась  из-за  освежающего  ветерка.
Мистером  Хупдрайвером  овладело  непонятное  ублаготворение,  он  закурил
сигарету и устроился поудобнее. Право же, сэссекское пиво,  видно,  делают
на водах Леты, настое из маков и  сладостных  грез.  И  вот  предательница
Дрема уже незаметно связала его своими путами.
   Он вздрогнул и проснулся  с  ощущением  вины:  оказывается,  он  лежал,
растянувшись на траве, сдвинув кепи на один глаз. Он сел, протер  глаза  и
понял, что спал. Голова у него была еще немного тяжелая. А как же  погоня?
Он тотчас вскочил и нагнулся, чтобы поднять опрокинутый  велосипед.  Вынув
часы, он увидел, что уже больше Двух.
   - Господи помилуй! Подумать только! Но следы-то их, конечно,  остались,
- пробормотал мистер Хупдрайвер, выводя машину на  меловую  дорогу.  -  Я,
наверное, живьем изжарюсь, прежде чем догоню их.
   Он  вскочил  на  велосипед  и  поехал  -  настолько  быстро,  насколько
позволяли жара и остатки  усталости.  Время  от  времени  ему  приходилось
слезать, чтобы на развилке  осмотреть  дорогу.  Это  ему  даже  нравилось.
"Следопыт", - изрек он вслух, а в глубине души решил, что у него настоящее
чутье на "нить". Так он проехал станции Гудвуд и Лейвант и часам к четырем
добрался до Чичестера. И тут  начался  кошмар.  На  дороге  местами  стали
попадаться каменистые участки; в других  местах  она  была  вся  затоптана
недавно прошедшим стадом овец, и,  наконец,  у  въезда  в  город  появился
булыжник - каменные мостовые уходили на восток, на запад, на  север  и  на
юг, и у каменного креста, стоявшего в тени собора, следы терялись.
   - Тьфу, дьявол! - воскликнул мистер Хупдрайвер в растерянности,  слезая
с велосипеда и останавливаясь посреди дороги.
   - Что-нибудь обронили? - осведомился какой-то местный житель,  стоявший
у развилки.
   - Да, - сказал мистер Хупдрайвер, - потерял нить.
   И двинулся дальше, предоставив местному жителю гадать, какая  же  часть
велосипеда называется "нитью". А мистер Хупдрайвер, отказавшись от  поиска
следов, начал спрашивать прохожих, не видели ли они Юной Леди в  Сером  на
велосипеде.  Когда  шестеро  случайных  прохожих  ответили,  что  нет,  он
почувствовал, что расспросы его выглядят подозрительно, и  отступился.  Но
что же теперь предпринять?
   Хупдрайверу было жарко, он устал, проголодался, и  его  начали  терзать
страшные угрызения совести. Он решил подкрепиться чаем с холодным мясом и,
сидя в "Короле  Георге",  в  весьма  меланхолическом  настроении  принялся
раздумывать над тем, что произошло. Они  исчезли  из  поля  его  зрения  -
испарились, и все его чудесные, хоть и неясные мечты о том, как  он  вдруг
сыграет в их судьбе решающую роль, рассыпались в прах.  Какого  он  свалял
дурака: надо было прилипнуть к ним, как пиявка! Ведь это же ясно! О чем он
только думал! Ну хорошо, что проку сейчас от угрызений? Он вспомнил про ее
слезы, про беспомощность, про то, как вел себя тот человек в коричневом, и
гнев его и досада вспыхнули с новой силой.
   - Но что же я могу поделать? -  громко  воскликнул  мистер  Хупдрайвер,
ударяя кулаком по столу рядом с чайником.
   А что бы сделал Шерлок Холмс? Может, все-таки существуют на свете такие
вещи, как ключ к разгадке, хотя время чудес и прошло?  Но  искать  ключ  в
этом сложном переплетении мощенных  булыжником  улиц,  исследовать  каждую
полоску  земли  между  камнями!  Можно,  конечно,  походить  по  городу  и
порасспрашивать по гостиницам. С этого он и  начал.  Но  они,  разумеется,
могли проехать через город, не останавливаясь, так что ни одна душа их  не
заметила. И тут ему в голову пришла положительно блестящая идея.  "Сколько
дорог выходит из Чичестера? - спросил себя мистер Хупдрайвер. Вот это была
мысль, достойная Шерлока Холмса. - Если они поехали дальше, то на одной из
дорог я обнаружу их следы. Если же нет, - значит, они  в  городе".  В  эту
минуту он находился на Восточной улице и тотчас двинулся в объезд  города,
который, как он выяснил попутно, был обнесен стеной. По  дороге  он  навел
справки в "Черном лебеде", в "Короне",  в  "Гостинице  Красного  льва".  В
шесть часов вечера он шел по дороге, ведущей в Богнор, - шел, потупившись,
отчаянно пыля и напряженно глядя себе под ноги,  как  человек,  потерявший
монету; разочарование сделало его угрюмым и злым. То был уже совсем другой
Хупдрайвер - раздосадованный  и  удрученный.  И  тут  ему  в  глаза  вдруг
бросилась широкая полоса с рубчиками, как на ребре  шиллинга,  а  рядом  -
другая, клетчатая, - полосы эти  то  сливались,  то  снова  разъединялись.
"Нашел!" - воскликнул мистер Хупдрайвер и, круто повернувшись,  вприпрыжку
помчался к "Королю Георгу", где ему чинили велосипед.  Конюх  считал,  что
для обладателя такой развалины он уж очень придирчив.



15. В БОГНОРЕ

   Тем временем Бичемел, сей джентльмен-обольститель, готовился к решающей
минуте. Он затеял этот побег с Джесси в  лучших  романтических  традициях,
необычайно гордый своей испорченностью и действительно влюбленный - в  той
мере, в какой может быть влюблен человек с такой искусственной  душой.  Но
Джесси оказалась то ли отъявленной  кокеткой,  то  ли  просто  от  природы
лишена была способности  воспылать  Страстью  (с  большой  буквы).  В  его
представления о себе и о женской натуре никак не укладывалось, что  Джесси
даже при столь  благоприятных  обстоятельствах  не  сумела  оправдать  его
ожидания. Ее неизменная холодность  и  более  или  менее  явное  презрение
бесили его. Он внушал себе, что она  способна  вывести  из  терпения  даже
святого, и пытался увидеть в этом нечто занятное и пикантное, но самолюбие
его не успокаивалось.  В  конце  концов  под  влиянием  этого  постоянного
раздражения он стал самим собой, а натура его, несмотря  на  полученное  в
Оксфорде образование и на принадлежность к  Клубу  молодых  обозревателей,
ничем не отличалась от натуры существа времен палеолита с его примитивными
вкусами и склонностью к насилию. "Я еще с тобой посчитаюсь!" - мысль  эта,
словно плуг, перепахивала его думы.
   А тут еще этот проклятый сыщик. Бичемел сказал жене, что едет  в  Давос
повидать Картера. С этим она, видимо, смирилась, а вот как она отнесется к
такой авантюре, трудно предугадать. У нее свои особые взгляды на мораль, и
супружескую неверность она расценивала в зависимости от того, в какой мере
это может ее задеть. Если все происходит не у нее на глазах, вернее, не на
глазах у дам ее круга, так и быть, можно разрешить этим презренным  слабым
существам - мужчинам предаваться порокам определенного свойства,  но  ведь
тут грех на Большой Дороге! Она непременно поднимет шум,  что  в  конечном
счете всегда приводило к сужению финансовых возможностей Бичемела.  И  все
же - решимость эта делала его  героем  в  собственных  глазах  -  авантюра
стоила того. Воображение рисовало ему  матроноподобную  Валькирию;  воздух
полнился звуками погони  и  мести.  Но  на  авансцене  по-прежнему  царила
идиллия. Проклятого сыщика, судя по всему,  удалось  сбить  со  следа,  и,
таким образом, хотя бы эту ночь можно будет вздохнуть  свободней.  А  дело
надо довести до конца.
   И вот в восемь часов вечера в небольшой столовой гостиницы  "Викуна"  в
Богноре наступил решающий момент, и Джесси, раскрасневшаяся,  возмущенная,
с замирающим сердцем, вновь приготовилась к схватке с Бичемелом - на  этот
раз последней. Ему удалось обмануть ее - удача  была  на  его  стороне:  в
гостинице он записал ее в книге для приезжих как миссис Бомонт. Пока, если
не считать того, что она отказалась зайти в  их  общий  номер  и  выразила
странное желание сесть за стол, не вымыв Рук, она  ничем  не  выдала  себя
перед официантом. Но обед прошел в довольно мрачной  атмосфере.  А  теперь
Джесси решила воззвать к лучшим сторонам  его  натуры  и  вслух  принялась
излагать всякие несбыточные планы своего спасения.
   Он сидел белый,  кипя  от  злости,  -  примитивная  ярость  то  и  дело
прорывалась сквозь его маску светского льва.
   - Я пойду на станцию, - говорила она. - Вернусь домой...
   - Последний поезд отошел в 7:42.
   - Я обращусь в полицию...
   - Вы не знаете полиции.
   - Я скажу управляющему гостиницы.
   - Он выставит вас за дверь. Положение ваше крайне ложно. Здесь этого не
поймут - это вне всяких правил.
   Она топнула ногой.
   - Ну, так я буду бродить всю ночь по улицам, - заявила она.
   - Это вы-то, которая ни разу в жизни не выходила  одна  из  дому  после
сумерек? А вы знаете, на что похожи улицы  такого  прелестного  курортного
городка?
   - Не знаю и знать не хочу, - сказала она. - Я могу пойти к священнику.
   - Это очаровательный человек. Неженатый. А мужчины, что бы вы о них  ни
думали, все более или менее одинаковы. И, кроме того...
   - Что еще?
   - Попробуйте-ка объяснить теперь кому бы то ни  было,  как  вы  провели
последние две ночи. Это непоправимо, Джесси.
   - Негодяй, - сказала она и внезапно поднесла руку к груди.
   Он решил, что она сейчас упадет в обморок, но  она  выстояла  -  только
побелела как полотно.
   - Вовсе нет, - сказал он. - Я люблю вас.
   - Любите?! - воскликнула она.
   - Да, люблю.
   - Ну, ничего, я найду выход, - промолвила она, помолчав.
   - Только не вы. В вас столько жизни и надежды! Ни темная арка моста, ни
черные быстрые воды реки не для вас. И не думайте об  этом.  Все  равно  в
последний момент у вас не хватит духу, и вы  только  окажетесь  в  смешном
положении.
   Она резко отвернулась от него, встала и принялась  глядеть  в  окно  на
сверкающее море, над которым свет нарождавшейся луны боролся с  последними
отблесками угасающего дня. Он продолжал сидеть. Жалюзи  не  были  спущены,
ибо она просила  официанта  не  закрывать  окон.  Несколько  минут  царила
тишина.
   Наконец он заговорил - самым вкрадчивым тоном, на какой был способен:
   - Ну будьте же благоразумны, Джесси. Зачем нам, людям, имеющим  столько
общего, ссориться и разыгрывать мелодраму? Клянусь, я люблю  вас.  Вы  для
меня - олицетворение всего самого  яркого  и  желанного.  Я  сильнее  вас,
старше, я как раз тот мужчина, который нужен  такой  женщине,  как  вы.  И
вдруг вы, оказывается... так скованы условностями!
   Она взглянула на него через плечо, и он залюбовался ею, увидев, как она
вздернула свой хорошенький подбородок.
   - _Мужчина_! - фыркнула она. -  Как  раз  тот  мужчина,  который  нужен
_мне_! Да разве _мужчины_ лгут? Неужели _мужчина_  станет  пускать  в  ход
весь свой  тридцатипятилетний  опыт,  чтобы  перехитрить  семнадцатилетнюю
девушку? Нечего сказать, мужчина, который  нужен  мне!  Это  уж  последнее
оскорбление!
   - Ваш ответ прелестен, Джесси. Должен вам, однако, сказать, что  именно
так мужчины и поступают - и даже хуже, если им понравится  такая  девушка,
как вы. И перестаньте вы, ради бога, ворчать! Почему вы хотите быть  такой
недотрогой?  Я  принес  к  вашим  ногам  свою  репутацию,  свою   карьеру.
Послушайте, Джесси, клянусь честью, я женюсь на вас...
   - Боже упаси! - с такой поспешностью воскликнула она, что и тут не дала
ему сказать про свою жену. Он же только теперь  по  горячности  ее  ответа
понял, что она этого не знает.
   - Сейчас у нас с вами вроде бы помолвка, - продолжал он,  следуя  своей
догадке. И, помолчав, добавил: - Будьте благоразумны.  Вы  же  сами  этого
хотели. Пойдемте на берег - берег здесь изумительный, скоро взойдет луна.
   - Не пойду, - заявила она, топнув ножкой.
   - Ну ладно, ладно...
   - Ах, оставьте меня одну. Дайте мне подумать...
   - Думайте, если хотите, - сказал он. - Вы только и твердите об этом. Но
сколько ни думайте, все равно, моя девочка, вы себя не спасете. Теперь вам
себя никак не спасти. Если, конечно, ваше спасение  в  том...  чтобы  быть
недотрогой...
   - Ах, уйдите, уйдите же.
   - Хорошо. Я ухожу. Пойду выкурю сигару... и буду думать о вас, дорогая.
Неужели вы считаете, что я стал бы тратить время, если бы вы не  были  мне
так дороги?
   - Уходите, - прошептала она, не глядя на него.
   Она продолжала смотреть в окно. Он поглядел на нее с минуту - в  глазах
его появился странный блеск. Затем шагнул к ней.
   - Попались, - сказал он. - Теперь вы в моей власти. В сетях, плененная.
Но моя. - Ему хотелось подойти к ней, взять ее за плечи, но он решил  пока
этого не делать. - Вы в моей власти, - повторил  он.  -  Слышите:  в  моей
_власти_!
   Она не шелохнулась. Он посмотрел на нее и, величественно взмахнув рукой
- этого жеста она так и не видела, - направился к двери. Слабый пол всегда
инстинктивно подчиняется силе - на этом-то он и сыграет. И  Бичемел  решил
про себя, что битва выиграна. Джесси  слышала,  как  повернулась  ручка  в
двери и щелкнул захлопнувшийся замок.


   А теперь выйдем на улицу, где уже наступили  сумерки,  и  посмотрим  на
мистера Хупдрайвера - щеки его горят румянцем, глаза сверкают! А  ум  -  в
полном  смятении.  Робкий,  раболепно  послушный  Хупдрайвер,  которого  я
представил  вам  несколько  дней  тому   назад,   претерпел   удивительное
превращение. С тех пор как он потерял  в  Чичестере  "нить",  его  терзали
кошмары: ему казалось, что предмет  его  внимания  подвергают  позорнейшим
оскорблениям. Новая, непривычная обстановка постепенно лишила его  обычной
покорности судьбе.
   Здесь на смену багровому закату вставала луна, ложились черные  тени  и
зажигались оранжевые фонари; таинственные силы отняли  у  него  красавицу;
воплощенное зло в коричневом костюме с неприятным лицом издевалось над ним
и угрожало. Мистер  Хупдрайвер  перенесся  в  мир  романтики  и  рыцарских
подвигов, в блаженном своем состоянии забыв на время,  какое  общественное
положение занимает девушка, а какое он сам,  забыв  и  о  своей  проклятой
застенчивости, которая  прежде  так  сковывала  его,  когда  он  стоял  за
прилавком, на своем месте. Его обуревала ярость  и  жажда  приключений.  У
него на глазах развертывалась  настоящая  драма,  в  которую  он  оказался
втянут, и он ни за что не  хотел  упустить  дальнейшее  развитие  событий.
Однако теперь, найдя утерянную  "нить",  он  уже  не  мог  бы  забавляться
происходящим как зритель. Он жил полной жизнью. И уже не позировал,  когда
слез с велосипеда у кафе, чтобы наскоро перекусить.
   Бичемел как раз вышел из "Викуны"  и  направился  к  набережной,  когда
Хупдрайвер, разочарованный и отчаявшийся, выскочил из кафе  "Трезвость"  и
завернул за угол. При виде Бичемела сердце у него подпрыгнуло от  радости,
и владевшая им злость уступила  место  усиленной  деятельности  ума,  или,
вернее, нашла выход в лихорадочном потоке мыслей. Значит, они остановились
в "Викуне", и она сейчас там одна. Это был как раз тот случай, которого он
искал. Но он не даст Фортуне провести себя. Он  снова  завернул  за  угол,
присел на скамью и проследил за Бичемелом до тех пор, пока тот не  скрылся
в темной дали набережной. Тогда он встал и вошел в гостиницу.
   - Мне нужна дама в сером, которая приехала на велосипеде, - сказал он и
смело последовал за слугой.
   Лишь когда дверь в столовую распахнулась, сердце у него екнуло. Он чуть
было не повернулся и не бросился бежать, он почувствовал, как  у  него  от
страха перекашивается лицо.
   Вздрогнув, она обернулась и посмотрела на него - в глазах ее отразились
одновременно надежда и страх.
   - Могу ли я... сказать вам несколько слов... наедине? - спросил  мистер
Хупдрайвер, с трудом овладевая дыханием.
   Она помедлила, затем жестом велела слуге удалиться.  Мистер  Хупдрайвер
проводил его взглядом, пока за ним  не  закрылась  дверь.  Он  намеревался
выйти на середину комнаты и, скрестив на  груди  руки,  сказать:  "С  вами
случилась беда. Я ваш друг. Доверьтесь  мне".  Вместо  этого  он  постоял,
тяжело дыша, и вдруг с виноватым видом, торопливо  и  отнюдь  не  галантно
выпалил:
   - Послушайте. Я не знаю, какая тут у вас заварилась каша, но, по-моему,
что-то не так. Извините, что я вмешиваюсь. Только... если  это  правда,  я
сделаю все, что хотите,  чтоб  помочь  вам  выбраться  из  заварухи.  Вот,
по-моему, все, что я хотел сказать. Что же я могу для вас сделать?  Я  что
угодно сделаю, чтобы помочь вам.
   Она сосредоточенно смотрела  на  него,  пока  он  с  большим  волнением
произносил свою замечательную речь.
   - Вы! - промолвила  она.  Раздираемая  противоречивыми  чувствами,  она
взвешивала в уме все "за" и "против", и  не  успел  он  кончить,  как  она
приняла решение.
   - Вы - джентльмен, - сказала она, шагнув к нему.
   - Да, - согласился мистер Хупдрайвер.
   - Могу ли я вам довериться? - И, не дожидаясь его ответа, добавила: - Я
должна немедленно покин