ех   составленное   сообщение.
Большинство же лондонцев воскресных газет не читает.
   Кроме того,  лондонцы  так  уверены  в  своей  личной  безопасности,  а
сенсационные утки  так  обычны  в  газетах,  что  никто  не  был  особенно
обеспокоен следующим заявлением:
   "Вчера, около семи часов  пополудни,  марсиане  вышли  из  цилиндра  и,
двигаясь под защитой брони из металлических щитов, до основания  разрушили
станцию Уокинг и окрестные дома и уничтожили целый батальон  Кардиганского
полка. Подробности неизвестны.  Пулеметы  "максим"  оказались  бессильными
против  их  брони;  полевые  орудия  были  выведены  из  строя.  В  Чертси
направлены разъезды гусар. Марсиане, по-видимому, медленно продвигаются  к
Чертси или Виндзору. В Западном Сэррее царит тревога. Возводятся  земляные
укрепления, чтобы преградить доступ к Лондону".
   Это было напечатано в "Сандисан", а в "Рефери"  остроумный  фельетонист
писал,  что  все  это  смахивает  на  панику  в  деревне,  где  неожиданно
разбежался кочующий зверинец.
   Никто в Лондоне толком не знал, что такое эти  бронированные  марсиане,
но почему-то упорно  держался  слух,  что  чудовища  очень  неповоротливы;
"ползают", "с трудом тащатся" - вот выражения, которые  встречались  почти
во всех первых сообщениях. Ни одна из телеграмм не составлялась очевидцами
событий. Воскресные газеты печатали экстренные выпуски по  мере  получения
свежих новостей и даже когда их не было. Только  вечером  газеты  получили
правительственное сообщение, что  население  Уолтона,  Уэйбриджа  и  всего
округа эвакуируется в Лондон, - и больше ничего.
   Утром брат пошел в церковь при приютской больнице, все еще  не  зная  о
том, что случилось прошлой ночью. В проповеди пастора он  уловил  туманные
намеки на какое-то вторжение; кроме того, была прочтена особая  молитва  о
ниспослании  мира.  Выйдя  из   церкви,   брат   купил   номер   "Рефери".
Встревоженный  новостями,  он  отправился  на  вокзал   Ватерлоо   узнать,
восстановлено  ли  железнодорожное  движение.  На  улицах   было   обычное
праздничное оживление - омнибусы,  экипажи,  велосипеды,  много  разодетой
публики; никто не был особенно взволнован неожиданными известиями, которые
выкрикивали газетчики. Все были заинтригованы, но если кто и  беспокоился,
то не за себя, а за своих родных вне города. На вокзале он  в  первый  раз
услыхал, что на Виндзор и Чертси поезда не ходят. Носильщики сказали  ему,
что со станций Байфлит и  Чертси  было  получено  утром  несколько  важных
телеграмм, но что теперь телеграф  почему-то  не  работает.  Брат  не  мог
добиться от них более точных сведений. "Около Уэйбриджа идет  бой"  -  вот
все, что они знали.
   Движение поездов было нарушено. На  платформе  стояла  толпа  ожидавших
приезда родных и знакомых с юго-запада. Какой-то  седой  джентльмен  вслух
ругал Юго-Западную компанию.
   - Их нужно подтянуть! - ворчал он.
   Пришли один-два поезда из  Ричмонда,  Путни  и  Кингстона  с  публикой,
выехавшей на праздник покататься на лодках;  эти  люди  рассказывали,  что
шлюзы заперты и что чувствуется тревога. Мой брат разговорился  с  молодым
человеком в синем спортивном костюме.
   - Куча народу едет в Кингстон на повозках, на телегах, на чем попало, с
сундуками, со всем скарбом, - рассказывал тот. - Едут из Молси, Уэйбриджа,
Уолтона и говорят, что около Чертси  слышна  канонада  и  что  кавалеристы
велели им  поскорей  выбираться,  потому  что  приближаются  марсиане.  Мы
слышали стрельбу из орудий у станции Хэмптон-Корт, но  подумали,  что  это
гром. Что значит вся эта чертовщина? Ведь марсиане  не  могут  вылезти  из
своей ямы, правда?
   Мой брат ничего не мог на это ответить.
   Немного спустя он заметил, что какое-то смутное беспокойство передается
и пассажирам подземной  железной  дороги;  воскресные  экскурсанты  начали
почему-то раньше времени возвращаться из всех  юго-западных  окрестностей:
из Барнса, Уимблдона,  Ричмонд-парка,  Кью  и  других;  но  никто  не  мог
сообщить ничего, кроме туманных слухов. Все  пассажиры,  возвращающиеся  с
конечной станции, навались, были чем-то обеспокоены.
   Около пяти часов собравшаяся на вокзале  публика  была  очень  удивлена
открытием движения между  Юго-Восточной  и  Юго-Западной  линиями,  обычно
закрытого, а также появлением воинских  эшелонов  и  платформ  с  тяжелыми
орудиями. Это были орудия  из  Вулвича  и  Чатама  для  защиты  Кингстона.
Публика обменивалась шутками с солдатами: "Они вас съедят", "Идем укрощать
зверей" - и так далее. Вскоре явился  отряд  полицейских  и  стал  очищать
вокзал от публики. Мой брат снова вышел на улицу.
   Колокола звонили к вечерне, и колонна девиц из  Армии  спасения  шла  с
пением по Ватерлоо-роуд. На мосту толпа любопытных  смотрела  на  странную
бурую пену, клочьями плывшую  вниз  по  течению.  Солнце  садилось,  Башни
Биг-Бэна и Палаты Парламента четко вырисовывались  на  ясном,  безмятежном
небе; оно было золотистое, о красновато-лиловыми полосами.  Говорили,  что
под мостом проплыло мертвое тело.  Какой-то  человек,  сказавший,  что  он
военный из резерва, сообщил моему брату, что  заметил  на  западе  сигналы
гелиографа.
   На Веллингтон-стрит брат увидел бойких газетчиков, которые  только  что
выбежали с Флит-стрит с еще сырыми  газетами,  испещренными  ошеломляющими
заголовками.
   - Ужасная катастрофа! - выкрикивали они наперебой на  Веллингтон-стрит.
- Бой под Уэйбриджем! Подробное описание!  Марсиане  отброшены!  Лондон  в
опасности!
   Брату пришлось заплатить три пенса за номер газеты.
   Только теперь он понял, как страшны и опасны эти  чудовища.  Он  узнал,
что это не просто кучка  маленьких  неповоротливых  созданий,  а  разумные
существа,  управляющие  гигантскими  механизмами,  что  они  могут  быстро
передвигаться и уничтожать все на своем пути и что  против  них  бессильны
самые дальнобойные пушки.
   Их описывали, как "громадные паукообразные машины, почти  в  сто  футов
вышиной, способные передвигаться  со  скоростью  экспресса  и  выбрасывать
интенсивный тепловой луч". Замаскированные  батареи,  главным  образом  из
полевых орудий, были установлены около Хорселлской пустоши  и  Уокинга  по
дороге к Лондону. Были замечены пять боевых  машин,  которые  двигались  к
Темзе; одна из  них  благодаря  счастливой  случайности  была  уничтожена.
Обычно снаряды не достигали цели и батареи  мгновенно  сметались  тепловым
лучом. Упоминалось также о тяжелых потерях,  понесенных  войсками;  однако
сообщения были составлены в оптимистическом тоне.
   Марсиане-де все же отбиты; оказалось, что они уязвимы. Они отступили  к
треугольнику,  образованному  тремя  упавшими  около  Уокинга  цилиндрами.
Разведчики  с  гелиографами  окружили  их.  Быстро  подводятся  пушки   из
Виндзора, Портсмута, Олдершота, Вулвича и даже о севера. Между прочим,  из
Вулвича доставлены дальнобойные  девяностопятитонные  орудия.  Установлено
около ста шестидесяти пушек, главным образом для защиты  Лондона.  Никогда
еще в Англии с такой  быстротой  и  в  таких  масштабах  не  производилась
концентрация военных сил. Надо надеяться,  что  все  последующие  цилиндры
будут  впредь  уничтожаться  особой  сверхмощной  шрапнелью,  которая  уже
изготовлена и рассылается. Положение, говорилось в сообщении,  несомненно,
серьезное, но население не должно поддаваться  панике.  Конечно,  марсиане
чудовищны и ужасны, но ведь  их  всего  около  двадцати  против  миллионов
людей.
   Власти имели все основания предполагать, принимая во внимание  величину
цилиндра, что в каждом из них не более пяти  марсиан.  Всего,  значит,  их
пятнадцать. По крайней мере, один из них уже уничтожен, может быть, даже и
больше.  Население  будет   своевременно   предупреждено   о   приближении
опасности, и будут приняты специальные меры для охраны жителей  угрожаемых
юго-западных предместий. Кончалось  все  это  заверениями  в  безопасности
Лондона и выражением твердой надежды, что правительство справится со всеми
затруднениями.
   Этот текст был напечатан очень крупно на еще не просохшей  бумаге,  без
всяких  комментариев.  Любопытно  было  видеть,  рассказывал   брат,   как
безжалостно весь остальной материал газеты был  скомкан  и  урезан,  чтобы
дать место этому сообщению.
   На Веллингтон-стрит  нарасхват  раскупали  розовые  листки  экстренного
выпуска, а на Стрэнде уже  раздавались  выкрики  целой  армии  газетчиков.
Публика соскакивала с омнибусов в погоне за газетой. Сообщение взволновало
и обеспокоило толпу. Брат рассказывал, что ставни магазина  географических
карт на Стрэде были раскрыты и какой-то человек в праздничном  костюме,  в
лимонно-желтых перчатках, появившись  в  витрине,  поспешно  прикреплял  к
стеклу карту Сэррея.
   Проходя по Стрэнду к Трафальгар-сквер с газетой в руке,  брат  встретил
беженцев из Западного Сэррея. Какой-то мужчина ехал и повозке, похожей  на
тележку зеленщика; в ней среди наваленного  домашнего  скарба  сидели  его
жена и два мальчугана. Он ехал от Вестминстерского моста, а вслед  за  ним
двигалась фура для сена; на ней сидели пять или  шесть  человек,  прилично
одетых, с чемоданами и узлами. Лица у беженцев были испуганные, они  резко
отличались  от  одетых  по-воскресному  пассажиров  омнибусов.  Элегантная
публика,  высовываясь  из  кэбов,  с  удивлением  смотрела   на   них.   У
Трафальгар-сквер беженцы остановились в нерешительности, потом повернули к
востоку по Стрэнду. Затем проехал человек в рабочей  одежде  на  старинном
трехколесном велосипеде с маленькие передним колесом. Он был бледен и весь
перепачкан.
   Мой брат повернул к Виктория-стрит и встретил новую толпу  беженцев.  У
него мелькнула смутная мысль, что он, может быть, увидит меня. Он  обратил
внимание на необычно большое количество полисменов, регулирующих движение.
Некоторые из беженцев разговаривали с пассажирами омнибусов. Один  уверял,
что видел марсиан. "Паровые котлы на ходулях, говорю вам,  и  шагают,  как
люди". Большинство беженцев казались взволнованными и возбужденными.
   Рестораны на Виктория-стрит были переполнены беженцами. На  всех  углах
толпились  люди,  читали  газеты,  возбужденно  разговаривали  или   молча
смотрели на этих необычных воскресных гостей. Беженцы все прибывали,  и  к
вечеру, по словам брата, улицы походили  на  Хай-стрит  в  Эпсоме  в  день
скачек. Мой брат расспрашивал многих из  беженцев,  но  они  давали  очень
неопределенные ответы.
   Никто не мог сообщить ничего нового относительно Уокинга. Один  человек
уверял его, что Уокинг совершенно разрушен еще прошлой ночью.
   - Я из Байфлита, - сказал  он.  -  Рано  утром  прикатил  велосипедист,
забегал в каждый дом и советовал  уходить.  Потом  появились  солдаты.  Мы
вышли посмотреть: на юге дым, сплошной дым, и никто  не  приходит  оттуда.
Потом мы услыхали гул орудий у Чертси, и из  Уэйбриджа  повалил  народ.  Я
запер свой дом и тоже ушел вместе с другими.
   В толпе слышался ропот, ругали правительство за то, что  оно  оказалось
неспособным сразу справиться с марсианами.
   Около восьми часов в южной части Лондона ясно  слышалась  канонада.  На
главных улицах ее заглушал шум движения, но, спускаясь тихими переулками к
реке, брат ясно расслышал гул орудий.
   В девятом часу он шел  от  Вестминстера  обратно  к  своей  квартире  у
Риджент-парка. Он очень беспокоился обо мне, понимая, насколько  положение
серьезно. Как и я в ночь на субботу, он  заразился  военной  истерией.  Он
думал о  безмолвных,  выжидающих  пушках,  о  таборах  беженцев,  старался
представить себе "паровые котлы на ходулях" в сто футов вышиною.
   На  Оксфорд-стрит  проехало   несколько   повозок   с   беженцами;   на
Мэрилебон-роуд  тоже;  но  слухи  распространялись   так   медленно,   что
Риджент-стрит и Портленд-роуд были, как всегда, полны воскресной  гуляющей
толпой, хотя кое-где обсуждались последние события. В  Риджент-парке,  как
обычно, под редкими газовыми фонарями  прогуливались  молчаливые  парочки.
Ночь  была  темная  и  тихая,  слегка  душная;  гул  орудий  доносился   с
перерывами; после полуночи на юге блеснуло что-то вроде зарницы.
   Брат читал и перечитывал газету, тревога обо мне все росла. Он  не  мог
успокоиться и после ужина снова пошел бесцельно бродить по  городу.  Потом
вернулся и тщетно попытался засесть за свои записи лекций.  Он  лег  спать
после полуночи, ему снились зловещие сны, но не прошло и двух  часов,  как
его разбудил стук дверных молоточков, топанье ног по мостовой,  отдаленный
барабанный бой и звон колоколов. На потолке вспыхивали красные отблески. С
минуту он лежал и не мог понять, что случилось. Наступил уже день или  все
сошли с ума? Потом вскочил с постели и подбежал к окну.
   Его комната помещалась в мезонине; распахнув очно, он услышал  крики  с
обоих концов  улицы.  Из  окон  высовывались  и  перекликались  заспанные,
полуодетые люди. "Они идут! - кричал полисмен, стуча в дверь.  -  Марсиане
приближаются! - И спешил к следующей двери.
   Из казармы на Олбэни-стрит слышался барабанный бой и  звуки  трубы;  со
всех церквей доносился бурный, нестройный  набат.  Хлопали  двери;  темные
окна домов на противоположной стороне вспыхивали желтыми огоньками.
   По улице во весь опор промчалась закрытая карета,  шум  колес  раздался
из-за угла, перешел в оглушительный грохот под окном и замер где-то вдали.
Вслед за каретой пронеслись два кэба - авангард целой  вереницы  экипажей,
мчавшихся к вокзалу Чок-Фарм, где можно было сесть  в  специальные  поезда
Северо-Западной дороги, вместо того чтобы спускаться к Юстону.
   Мой брат долго смотрел  из  окна  в  тупом  изумлении;  он  видел,  как
полисмены перебегали от двери к двери, стуча молотком и возвещая все ту же
непостижимую новость. Вдруг дверь позади него отворилась  и  вошел  сосед,
занимавший комнату напротив, он был в рубашке, брюках и  туфлях,  подтяжки
болтались, волосы были взлохмачены.
   - Что за чертовщина? - спросил он. - Пожар? Почему такая суматоха?
   Оба высунулись из окна, стараясь разобрать, что  кричат  полисмены.  Из
боковых улиц повалил народ, останавливаясь кучками на углах.
   - В чем дело, черт возьми? - спросил сосед.
   Мой брат что-то  ответил  ему  и  стал  одеваться,  подбегая  с  каждой
принадлежностью туалета к окну, чтобы видеть,  что  происходит  на  улице.
Из-за угла выскочили газетчики с необычно ранними выпусками  газет,  крича
во все горло:
   - Лондону грозит удушение! Укрепления Кингстона  и  Ричмонда  прорваны!
Кровопролитное сражение в долине Темзы!
   Повсюду вокруг, в квартирах нижнего этажа,  во  всех-соседних  домах  и
дальше, в Парк-террасис и на сотне других улиц этой  части  Мэрилебона;  в
районе  Вестбери-парка  и  Сент-Панкрэса,  на  западе  и  на  севере  -  в
Кильберне, Сен-Джонс-Вуде и Хэмпстеде; на востоке -  в  Шордиче,  Хайбэри,
Хаггерстоне и Хокстоне; на всем громадном протяжении Лондона, от Илинга до
Истхема, люди,  протирая  глаза,  отворяли  окна,  выглядывали  на  улицу,
задавали  бесцельные  вопросы  и  поспешно   одевались.   Первое   дыхание
надвигавшейся паники  пронеслось  по  улицам.  Страх  завладевал  городом.
Лондон, спокойно и бездумно уснувший в воскресенье вечером, проснулся рано
утром в понедельник под угрозой смертельной опасности.
   Так как брат из своего окна не смог ничего выяснить, он спустился  вниз
и вышел на  улицу.  Над  крышами  домов  розовела  заря.  Толпа  беженцев,
шагавших пешком и ехавших в экипажах, с каждой минутой все увеличивалась.
   - Черный дым! - слышал он выкрики. - Черный дым!
   Было  ясно,  что  паника  неминуемо  охватит  весь  город.  Постояв   в
нерешительности у своего подъезда, брат окликнул газетчика и купил газету.
Газетчик побежал дальше, продавая газеты на ходу по шиллингу, - гротескное
сочетание корысти и паники.
   В газете брат прочел удручающее донесение главнокомандующего:
   "Марсиане пускают огромные клубы  черного  ядовитого  пара  при  помощи
ракет. Они подавили огонь нашей артиллерии, разрушили Ричмонд, Кингстон  и
Уимблдон и медленно приближаются к Лондону, уничтожая все на  своем  пути.
Остановить их невозможно.  От  черного  дыма  нет  иного  спасения,  кроме
немедленного бегства".
   И  только.  По  и  этого  было  достаточно.  Все  население  огромного,
шестимиллионного города всполошилось, заметалось,  обратилось  в  бегство.
Все устремились и северу.
   - Черный дым! - слышались крики. - Огонь!
   Колокола соседних церквей били в набат.  Какой-то  неумело  управляемый
экипаж налетел среди криков и ругани на колоду для водопоя. Тусклый желтый
свет мелькал в окнах домов; у некоторых кэбов еще горели ночные фонари.  А
вверху разгоралась заря, безоблачная, ясная, спокойная.
   Брат слышал топот ног в комнатах и на лестнице. Его  хозяйка  вышла  на
улицу, наскоро накинув капот и шаль, за ней шел  ее  муж,  бормоча  что-то
невнятное.
   Когда брат наконец понял, что происходит, он поспешно вернулся  в  свою
комнату, захватил все наличные деньги - около десяти фунтов, - сунул их  в
карман и вышел на улицу.



        15. ЧТО СЛУЧИЛОСЬ В СЭРРЕЕ

   Как раз в то время, когда священник вел со мной свой безумный  разговор
под изгородью в поле около Голлифорда, а брат смотрел на  поток  беженцев,
устремившийся  по  Вестминстерскому  мосту,  марсиане  снова   перешли   в
наступление.  Если  верить  сбивчивым   рассказам,   большинство   марсиан
оставалось до девяти часов вечера в яме на  Хорселлской  пустоши,  занятые
какой-то спешной работой, сопровождавшейся вспышками зеленого дыма.
   Установлено, что трое  марсиан  вышли  оттуда  около  восьми  часов  и,
продвигаясь медленно и  осторожно  через  Байфлит  и  Пирфорд  к  Рипли  и
Уэйбриджу,  неожиданно  появились  перед  сторожевыми  батареями  на  фоне
освещенного закатом неба. Марсиане шли не шеренгой, а цепью, на расстоянии
примерно полутора миль друг от друга. Они переговаривались каким-то ревом,
похожим на вой сирены, издающей то высокие, то низкие звуки.
   Этот вой и пальбу орудий Рипли и Сент-Джордж-Хилла мы и  слышали  около
Верхнего Голлифорда. Артиллеристы у Рипли - неопытные  волонтеры,  которых
не следовало ставить на такую позицию, - дали всего  один  преждевременный
безрезультатный залп и, кто верхом, кто пешком,  бросились  врассыпную  по
опустевшему местечку. Марсианин,  то  шагая  через  орудия,  то  осторожно
ступая среди них и даже не пользуясь тепловым лучом, опередил их и,  таким
образом,  застал  врасплох  батареи  в  Пэйнс-Хилл-парке,  которые  он   и
уничтожил.
   Артиллеристы в Сент-Джордж-Хилле оказались более опытными  и  храбрыми.
Скрытые  соснами  от  ближайшего  к  ним  марсианина,  который  не  ожидал
нападения, они навели свои  орудия  спокойно,  как  на  параде,  и,  когда
марсианин находился на расстоянии около тысячи ярдов, дали залп.
   Снаряды  рвались  вокруг  марсианина.  Он   сделал   несколько   шагов,
пошатнулся и упал. Все закричали  от  радости,  и  орудия  снова  поспешно
зарядили. Рухнувший марсианин издал продолжительный вой, и  тотчас  второй
сверкающий  гигант,  отвечая  ему,  показался   над   деревьями   с   юга.
По-видимому, снаряд разбил одну из  ног  треножника.  Второй  залп  пропал
даром, снаряды перелетели через упавшего марсианина и ударились в землю. И
тотчас же два других марсианина подняли камеры теплового  луча,  направляя
их  на  батарею.  Снаряды  взорвались,  сосны  загорелись,  из   прислуги,
обратившейся в бегство, уцелело всего несколько человек.
   Марсиане  остановились  и  стали  о  чем-то   совещаться.   Разведчики,
наблюдавшие за ними, донесли, что они стояли  неподвижно  около  получаса.
Опрокинутый марсианин неуклюже выполз из-под своего  колпака  -  небольшая
бурая туша, издали  похожая  на  грибной  нарост,  -  и  занялся  починкой
треножника. К девяти он кончил работать, и его колпак снова показался  над
лесом.
   В начале десятого к этим  трем  часовым  присоединились  четыре