ами. - Мсье Батейна приглашают к телефону.



14

   Известие о том, что Батейн сотрудничал с Грейвсом,  не  только  удивило
Рене, но и обеспокоило его, заставило задуматься. Он вдруг почти физически
ощутил, как вокруг  него  затягивается  некая  незримая,  но  несокрушимая
петля,  приковывающая  его  к  делу  Грейвса,  не  дающая   ему   свободно
действовать  и  располагать  собой.  Митчел,  Аттенборо,  Серлин,  Шербье,
Лонгвиль, Пьер, Робер,  Хирш,  Баррис  и  вот  теперь  Батейн  -  все  они
причастны к этому делу, все заинтересованы в нем так или иначе, все они  и
помогают и мешают. Их совместные, на первый взгляд, диффузно  направленные
усилия образовывали некую  хитрую  равнодействующую,  Рене  чудилось,  она
нацеливается, помимо воли  каждого  участника,  чьей-то  опытной,  жесткой
рукой. Чьей? Дяди Майкла, Аттенборо, самого Грейвса?
   Наши опасения - все равно что снежный ком: достаточно  подтолкнуть  его
под уклон, как дальше он покатился сам, все время нарастая в объеме.  Рене
вспомнил "хвост", рыжий Боб Лесли куда-то исчез. Хорошо это или плохо? И с
дядей Майклом уже давно не было контактов. Телефон Смита у журналиста был,
но использовать его разрешалось только в самом крайнем случае, а до  этого
еще не дошло. Обычно же детектив сам звонил  Хойлу  и  путем  наивного,  с
точки зрения Рене, но надежного, по уверению Смита, кода,  основанного  на
заранее   обусловленных   иносказаниях,   они   легко   договаривались   и
информировали друг друга. Дядя Майкл молчал уже больше недели! Что бы  это
значило?
   Рене так задумался,  что  появление  возле  столика  молодой  прекрасно
сложенной женщины застало его врасплох.
   - Вы любите одиночество?
   - Очень, - суховато ответил Хойл.
   - И прекрасно, - безапелляционно заявила женщина, отодвигая стул.
   Рене вовсе не собирался флиртовать и пускаться в любовные авантюры,  но
вежливая ссылка на даму, которая  вот-вот  должна  подойти,  нисколько  не
помогла.
   - А я разве не дама? - спросила дева и бесцеремонно уселась за  столик.
- Меня зовут Анна.
   Она была явно навеселе, но  не  исключено,  что  больше  представлялась
пьяненькой, чем была ею  на  самом  деле.  Поставив  локти  на  стол,  она
бесстыдно  глядела  прямо  в  глаза  Хойла  нахальными  чуть  улыбающимися
глазами.
   - Вы англичанин?
   - Увы, - скорбно вздохнул Рене.
   - Это сразу видно. Только англичанин может сидеть как столб, когда  все
порядочные люди танцуют.
   - Простите, разве могут столбы сидеть? Мне  всегда  казалось,  что  они
стоят.
   Анна захохотала, запрокинув  голову,  демонстрируя  белые,  как  сахар,
маленькие зубки и свежую, без единой морщинки шейку.
   - Мой скучный, как Тауэр, англичанин шутит. Как вас зовут?
   - Меня? - переспросил Хойл,  раздумывая,  стоит  ли  говорить  ей  свое
настоящее имя, все зависело от  того,  кто  она  и  зачем  подсела  к  его
столику. И представился: - Меня зовут Рем.
   - Рем? Разве это человеческое имя? По-моему,  это  собачья  кличка.  По
крайней мере, так зовут песика моей подружки. Впрочем, так звали и  одного
из основателей Рима. Ромул и Рем основали великий город, поездка в который
стоит так идиотски дорого, - закончила она грустно.
   - Вы изучаете древнюю историю? - вежливо поинтересовался журналист.
   - Изучаете! Я бакалавр искусств, окончила  Сорбонну.  А  вы  думали,  я
уличная девка? - эти последние слова она выговорила с  каким-то  особенным
удовольствием.
   Рене мягко улыбнулся:
   - Знаете, сейчас как-то стерлись грани между людьми.  Стандартизация  -
душа нашей эпохи.
   Теперь в смехе Анны Рене слышались истеричные нотки.
   - У вас  острый  глаз,  -  сказала  она,  переводя  дыхание,  -  верно.
Порядочные женщины стараются хоть немного  походить  на  уличных  девок  -
доступность  распаляет  мужчину.  А  дорогие  проститутки  изо  всех   сил
стараются играть в порядочность и строгость - это и пикантно и доходно.  А
вы, - вдруг в упор и без улыбки спросила она, - какую роль играете вы?
   - Вот уже  несколько  лет  пытаюсь  быть  журналистом.  -  Встретившись
взглядом с официанткой, Рене подозвал ее улыбкой и кивком головы.
   - Кому это вы строите глазки? - сейчас же  воинственно  спросила  Анна,
оборачиваясь.
   - Надеюсь, вы выпьете со мной?
   - Разумеется. Причем виски. А не вот этой подкрашенной водички,  -  она
кивнула на "Шатонеф дю паи".
   Пока  Рене  просил   чистый   бокал,   Анна   бесцеремонно   и   весьма
неодобрительно разглядывала официантку.
   - Ее миссия детопроизводство, - заключила она, когда девушка отошла  от
столика.
   - Серьезная миссия.
   - А у вас?
   - Журналист должен быть всегда убежден в серьезности своей миссии.  Как
только  эта  убежденность  теряется,  нужно  менять  профессию,   -   Хойл
проговорил это, глядя, правда, не на собеседницу, а на соусницу,  стоявшую
посредине стола.
   - Рыцарь пера и бумаги, - презрительно сказала Анна,  -  почему  вы  не
приглашаете меня танцевать?
   - Не хочу нарушать таинство стриптиза.
   Она мельком взглянула через плечо и передернулась.
   - Мерзость! Зрелище для сластолюбивых стариков и импотентов.
   - Пожалуй, вы  слишком  категоричны,  -  Рене  поймал  ее  внимательный
пытливый взгляд и опустил глаза. - В стриптизе есть и элементы эстетики.
   - Вам мало для этой эстетики спальни? - Анна смотрела через плечо туда,
где  грустная  девушка,  подчиняясь  ритму  танго  и  словно  позабыв   об
окружающих, сбрасывала с себя одежду.
   - Эстетика! Если это эстетика, то почему нет мужского стриптиза?
   - А в самом деле, почему? - заинтересовался журналист.
   - Потому что равенство полов - блеф, а ваша эстетика только  прикрывает
скотство. Эллины были в десять раз  выше  и  чище  нас.  Они  любили  саму
гармонию человеческого тела, а не половую функцию, которая в  нем  скрыта.
Они умели любоваться и  мужским,  и  женским  совершенством.  С  Афродитой
соседствовал Арес, с Аполлоном - Артемида. Могущество олицетворял Зевс,  а
мудрость - Афина. Мы будем пить или нет?  -  вдруг  прервала  она  себя  с
досадой.
   Рене наполнил ее бокал и  с  улыбкой  поднял  свой.  Пить  Анна  умела,
впрочем, судя по всему, она умела многое. Теперь она смотрела на  него  не
столько с озорной, сколько с грустной улыбкой.
   - Как вы думаете, почему я к вам подсела?
   - Любовь с первого взгляда? - предположил Рене.
   - Любовь  -  это  миф.  Милый  пуританин,  вы,  наверное,  мечтаете  об
энергичной сексуальной партнерше?
   Рене вежливо улыбнулся:
   - Вы считаете себя энергичной?
   - Разумеется. К тому же я независима и свободна как птица.
   - Свободна? - Рене покачал головой. -  В  наше  время  невозможно  быть
свободным. На всех нас лежат незримые цепи условий и обязательств.
   - Лежат. Только у одних это тяжелые ржавеющие кандалы,  а  у  других  -
нежные шелковые путы.
   - Сети, - грустно подсказал Хойл.
   - Сети, - согласилась Анна. - Хотите, я оплету вас своими сетями, милый
журналист?
   - Надолго?
   - А если на всю жизнь? - Анна  вздохнула  и  вдруг  тихо,  совсем  тихо
спросила: - Вы ведь Рене Жюльен Хойл, я не ошиблась?
   У Рене екнуло сердце, но он сумел  остаться  невозмутимым.  Что  ж,  по
крайней мере, и внезапная отлучка Батейна, и нахальство этой девы получили
какое-то объяснение.
   - Допустим, - медленно проговорил он.
   - Я еле опознала вас, все сомневалась. Вам привет от дяди Майкла, Рене.
А вести не очень приятные.
   Хойл успел овладеть собой и улыбнулся.
   - Что ж, скушаю и такие.
   - За  вами  организована  крупная  охота,  поэтому  будьте  максимально
осторожны. В свою гостиницу не возвращайтесь. Ваш друг с машиной?
   - Да.
   - Попросите его подвезти вас  к  "Амбассадору",  подниметесь  в  триста
шестой номер. Запомнили? "Амбассадор" и триста шесть. Там вас будут  ждать
друзья. - Наверное, она заметила  настороженность,  мелькнувшую  в  глазах
журналиста, потому что добавила: - Вы можете позвонить портье и  убедиться
в этом. - Анна будто стряхнула с себя серьезность и призывно улыбнулась. -
А как насчет моих сетей, милый пуританин? Пусть не на всю жизнь, а хотя бы
на вечер?
   Рене понял, что поведение Анны было  вовсе  не  игрой,  а  естественным
проявлением натуры; другое дело,  что  у  нее  была  и  чисто  утилитарная
задача.
   - Видит Бог, Анна, мне сейчас не до сетей! - вырвалось у него.
   - Я не про сейчас. Когда-нибудь кончатся же ваши приключения! И если вы
ухитритесь остаться  живым,  вспомните  про  Анну.  Вот  мой  телефон.  До
встречи, пуританин. - И, послав Рене воздушный поцелуй, Анна встала  из-за
стола.
   Батейна Рене заметил издалека.  Геолог  шел  непривычно  скорым  шагом,
неловко огибая столики, цепляя стулья и разбрасывая извинения. Хойл  вдруг
догадался, что Батейн сердится: когда сердится  добрый  человек,  об  этом
всегда легко догадаться. Вот опытному прохвосту злость и  ненависть  вовсе
не мешают сладко улыбаться и говорить комплименты.
   - Долго же вы отсутствовали, - лукаво сказал Рене, когда Батейн  уселся
за столик. - Телефонные амуры?
   Батейн фыркнул и сердито мотнул головой.
   - Какие там амуры! Скоты! - Он хотел допить свое виски, но лед в бокале
растаял, геолог неловко отодвинул его и чуть не уронил. -  Меня  атаковала
смазливая мадемуазель и весьма недвусмысленно пожелала  провести  со  мной
сегодняшнюю ночь. Когда  я  ее  прогнал,  какой-то  подвыпивший  тип  стал
уверять, что я как две капли воды похож на его кузена, и требовал, чтобы в
честь этого удивительного явления природы мы распили по рюмочке.  Полагаю,
все это делалось специально, чтобы подольше  задержать  меня.  К  вам  тут
подходил кто-нибудь?
   Сердитые детские глаза геолога требовательно смотрели на Рене, врать не
хотелось, да, наверное, в этом не было необходимости.
   - Да, мы очень мило побеседовали с молодой и очень красивой дамой.
   - Она вам угрожала? - нетерпеливо перебил Батейн.
   - Нет, - не сразу ответил Хойл, выгадывая время, - за короткие  секунды
ему нужно было определить линию своего поведения. - Не  угрожала.  Но  она
посоветовала мне быть осторожным. И не ночевать сегодня в своей гостинице.
   Секунду Батейн смотрел на журналиста, осмысливая сказанное: у  него  не
было легкости и живости мышления, он думал неторопливо, зато обстоятельно.
   - Верный совет, - решил он наконец. -  Поедем  ко  мне?  У  меня  такой
номер, что, если приспичит, можно разместить и пять человек.
   - Спасибо, - мягко ответил Рене, - но у меня есть где остановиться.
   - Да? - словно удивился Батейн, и тень раздумья легла на  его  лицо.  -
Надеюсь, не у Барриса?
   - Нет. А почему вы надеетесь?
   Батейн почесал кончик носа, как-то нерешительно поглядывая на Хойла.
   - Почему? Вы  не  подумайте  ничего  плохого,  Арт,  вообще-то  говоря,
хороший парень, но, - Батейн замялся, - я совершенно случайно  узнал,  что
он сотрудничает с ЦРУ.
   Рене  никак  не  отреагировал  на  это  сообщение,  и  геолог  поспешил
добавить:
   - Конечно, в этом нет  ничего  особенного,  сейчас  большинство  людей,
помимо основной работы, с кем-нибудь да сотрудничают. Я вот сотрудничал  с
Вильямом Грейвсом, вы работаете на Невилла, а Арт -  на  ЦРУ.  Ну  и  что?
Просто я подумал, что вам будет полезно узнать это.
   - Полезно? Почему?
   - Да мало ли почему! Все-таки это ЦРУ, а не профсоюз и не  студенческое
общество. - Батейн шумно вздохнул и просительно проговорил: - Может  быть,
мы расстанемся с этим заведением? А?
   - Охотно, - согласился Рене и добавил  после  легкой  паузы:  -  У  вас
неприятности?
   - У меня? - удивился Батейн и рассердился, а когда он сердился,  то  не
совсем внятно произносил слова, точно жевал их. - Это у вас  неприятности,
а не у меня! Знаете, что  мне  сказали  по  телефону?  Чтобы  я  прекратил
якшаться с вами, красным ублюдком, продавшимся коммунистам! А  то,  видите
ли, мне будет плохо и завтра вместо Океанографического музея  я  попаду  в
госпиталь. Он мне угрожал!
   Батейн буквально кипел от ярости,  он  раздраженно  отодвигал  от  себя
тарелки, брал своей ручищей то нож, то вилку и бросал их.
   - Я не коммунист, Ник, - устало сказал Рене.
   - А если бы и коммунист? Я не вижу в этом ничего плохого! Мне угрожали,
понимаете? В этом паршивом княжестве угрожали мне, гражданину  Соединенных
Штатов! - Батейн выпятил подбородок, нахмурил брови и  постарался  принять
вид величественный и грозный. - Я завтра же еду в посольство! Принять меня
за сопливого слюнтяя, которого можно запугать по телефону!
   -  Успокойтесь,  Ник,  и  не  торопитесь.  Повремените  с   визитом   в
посольство. Давайте прежде встретимся и поговорим. По-моему,  беспардонная
атака на меня и угрозы в ваш адрес связаны не с коммунистами,  а  с  делом
Грейвса.
   Батейн застыл в  неудобной  позе,  словно  натолкнувшись  на  невидимое
препятствие.
   - С делом Грейвса, - повторил он и потер лоб.  -  Может  быть...  очень
может быть. Знаете, Рене, а ведь мы были в свое время с Вильямом друзьями.
   - Как? - изумился Хойл.
   - Очень просто. Родство душ, хотя и  на  фоне  потрясающего  несходства
идеологий. - Он пристально взглянул на журналиста. -  Пожалуй,  вы  правы,
надо поговорить. Звоните мне прямо с утра, у меня  есть  кое-какие  мелкие
дела, но я постараюсь освободиться.
   - Отлично! А сегодня я попрошу вас об одной услуге - подбросьте меня  к
"Амбассадору".
   - Какой может быть разговор!
   Помахав на прощание Батейну, Рене вошел в роскошный холл  гостиницы  и,
попросив у портье извинения, набрал телефон триста шестого номера.
   - Слушаю, - послышался в трубке голос, от  которого  у  Рене  екнуло  и
забилось сердце.
   Все еще не веря себе, Хойл спросил:
   - Я не ошибся, это триста шестой номер?
   - Не ошибся, сынок, не ошибся. Только без имен и без эмоций. Поднимайся
ко мне.
   Конечно же, это был дядя Майкл!
   Майкл Смит расположился в номере по-домашнему,  на  нем  была  видавшая
виды, неопределенного цвета любимая пижама и  мягкие  домашние  туфли.  На
столике (номер был невелик и это был именно  столик,  а  не  стол)  стояли
тарелки с сыром, разрезанным грейпфрутом и сифон с содовой водой.
   - Дядя Майкл! Какими судьбами?
   - Неисповедимы пути Господни, сынок, - старый детектив улыбался, но его
темные, близко посаженные глаза  оставались  серьезными,  они  оглядывали,
ощупывали Рене, точно взвешивали. - Есть ты, конечно, не хочешь!
   - Я прямо из ресторана!
   - Знаю, - Смит похлопал его по спине и подтолкнул к столику, -  садись.
Садись и рассказывай, что случилось за последние дни.  А  я  закончу  свой
ужин, если только это можно назвать ужином.
   - Да, но вы - и вдруг Монте-Карло!
   - Это довольно хитрая и любопытная история, -  согласился  Смит,  -  но
оставим ее на десерт. А сначала поговорим о тебе.
   Рене поймал себя на мысли, что  Майкл  Смит  и  Батейн  чем-то  похожи.
Высокие, костлявые, неторопливые  и  обстоятельные.  Но  было  и  ощутимое
различие между ними, и суть его была вовсе не в возрасте. Батейн, несмотря
на свой безусловно высокий интеллект, был раскрепощен,  даже  разболтан  и
внешне, и психологически. А у Смита за его  обстоятельной  неторопливостью
угадывалась волевая собранность.
   Неспешно управляясь с сыром и грейпфрутом и время  от  времени  отпивая
глоток содовой, Смит очень спокойно слушал  рассказ  Хойла,  не  выказывая
никаких эмоций - ни одобрения, ни порицания, лишь время от времени задавая
короткие уточняющие вопросы. Когда Рене передал  свой  разговор  с  Анной,
детектив пробормотал что-то вроде: "Дамы не могут без фокусов,  без  того,
чтобы не закинуть и личную наживку".
   - Анна - ваш человек? - поинтересовался журналист.
   - Нет, сынок. Просто Пьер оказал ей в свое время серьезную и деликатную
услугу. Ну, и она согласилась нам помочь, не безвозмездно, конечно.
   - Она и правда бакалавр искусств?
   - Истинная правда. Красивая женщина, я  тебя  понимаю,  но  всему  свое
время. Поехали дальше.
   - Один вопрос, дядя Майкл. За мной действительно  организована  крупная
охота?
   - Конечно. Иначе зачем бы я приехал сюда?
   - Но с какой стати? - вырвалось у журналиста. - За мной?
   - Ты бы сам мог догадаться, - усмехнулся детектив и, что было совсем не
в его обычаях, подмигнул Рене. - Но не будем терять времени, продолжай.
   К удивлению  Хойла,  Смит  очень  серьезно  отнесся  к  тем  телефонным
угрозам, о  которых  с  таким  возмущением  говорил  Батейн.  Жестом  руки
детектив остановил журналиста и, поглаживая рукой  свой  успевший  к  ночи
обрасти подбородок, глубоко  задумался.  Подняв  глаза  и  явно  продолжая
думать о чем-то своем, Смит переспросил:
   - Ты хорошо, а лучше  сказать,  буквально  запомнил?  Красный  ублюдок,
продавшийся коммунистам, - так тебя обругали?
   - Батейн сказал мне именно так.
   - А может быть, он напутал,  этот  Батейн?  Разъярился,  рассердился  и
сгустил краски!
   Рене покачал головой:
   - Не думаю. Не такой человек Батейн, чтобы  нафантазировать.  Нет,  это
было сказано тем, кому такие слова привычны,  как  вам  поридж  на  первый
завтрак. Почему это вас волнует, дядя Майкл? Чушь - она и есть чушь.
   - Меня не это беспокоит, сынок, - Смит  опять  погладил  подбородок,  -
впрочем, об этом потом. Продолжай!
   Они подошли к финишу почти одновременно: Рене к концу повествования,  а
Смит к концу скромного ужина. Смит аккуратно вытер губы  носовым  платком,
который заменял  ему  салфетку,  спрятал  в  холодильник  остатки  сыра  и
закурил. Рене нацедил полный стакан содовой, но Смит дал ему сделать всего
два глотка.
   - Не сразу, Рене, не сразу.
   - Почему? Я хочу пить! - удивился журналист.
   - Понимаю. Когда целый день употребляешь алкоголь, к  ночи  обязательно
хочется пить. Но вода ледяная, долго ли схватить ангину? А тебе нужно быть
в форме: предстоят бои!
   - Бои, схватки, сражения и  битвы!  -  Хойл  засмеялся.  -  Надеюсь,  с
применением лишь обычного оружия?
   - Об этом следует спросить  Вильяма  Грейвса,  -  хладнокровно  ответил
детектив, а Рене невольно посерьезнел. - Но ведь  до  него  сначала  нужно
добраться?!
   Откуда-то из-под пижамы Смит извлек вороненый пистолет среднего размера
и протянул журналисту.
   - Держи, незаряженный. Обращаться с пистолетом умеешь?
   Принимая пистолет, Рене с некоторым удивлением взглянул  на  Смита,  но
тот не обратил на этот взгляд никакого внимания и преспокойно курил.
   - Я вырос в Штатах, - журналист  передернул  кожух,  заглянул  в  канал
ствола, спустил курок, - а кто же  там  не  умеет  обращаться  с  оружием?
Обычный пистолет, без всяких новомодных фокусов.
   - Специально такой и подбирали.
   Взвесив пистолет на ладони, Рене перевел взгляд на детектива:
   - Неужели дойдет и до этого, дядя Майкл?
   - Почему дойдет? - сердито спросил Смит. - Разве уже  не  дошло?  Разве
тебе не тыкали стволом в брюхо?
   - Так то мне. - Рене вытащил обойму, пересчитал,  на  сколько  патронов
она рассчитана, и снова загнал в рукоятку. - Скажу  вам  откровенно,  дядя
Майкл, не по душе мне это. Гангстер я, что ли?
   - В нашем свободном мире каждый человек -  немножко  гангстер.  -  Смит
некоторое время насмешливо разглядывал Хойла, а потом успокоил: -  Это  на
крайний случай. Кроме того, есть один секрет, с которым я хочу сейчас тебя
познакомить.
   Смит докурил, размял сигарету в пепельнице, чтобы не дымила,  и  достал
из кармана пластмассовую коробочку, на которой был  изображен  пистолетный
патрон и можно было прочитать надпись "Спесиаль".
   - А еще что у вас есть? Бомба замедленного действия?
   - Нет, бомбы у меня нет, а вот гранатка есть, - сказал  Смит,  извлекая
пластмассовый шарик с грецкий орех величиной, на  нем  угадывалась  та  же
надпись - "Спесиаль".  Взвешивая  коробочку  с  патронами  и  гранатку  на
ладони, детектив любовно проговорил: - Наша фирменная  продукция.  Истинно
гуманное оружие, не в  пример  ядерной  бомбе.  -  Смит  аккуратно,  двумя
пальцами взял шарик, пол