олном красивых,
веселых, послушных и всегда готовых к твоим услугам жен. Никакой никому не
нужной любовной игры, всех этих  обезьяньих  ужимок,  призывных  взглядов,
никаких журавлиных танцев и петушиного соперничества.  Все  очень  просто,
ясно и рационально, как теорема Пифагора. Я не кажусь вам старомодным?
   - Что вы! Для эпохи сексуальной революции ваши идеи весьма оригинальны.
Особенно с женской точки зрения.
   - Женщины! - Батейн подобрал с пола руки, сначала одну, потом другую, и
удобно сложил их на животе. - Что мы о них знаем? Я, например, знаю только
то, что это существа кошачьего типа. Они не любят фамильярности,  но  сами
очень нахальны, они терпеливы, но в  то  же  время  и  несносно  капризны,
отличаются постоянством привычек и взрывной неожиданностью. Например, есть
мороженое на морозе,  предаваться  любви  в  знойной  духоте  и  обсуждать
кухонные проблемы на концерте вагнеровской музыки способны только женщины.
   - Вы проштудировали Грея Уолтера?
   Геолог так  удивился,  что  приподнялся  и  принял  сидячее  положение,
разглядывая Хойла, однако флегма взяла свое, и он  снова  упал  на  спинку
кресла.
   - Феноменально! Вас можно экспонировать  в  этнографическом  музее  как
редкий образчик образованного журналиста. - Он еще  раз  бесцеремонно,  но
весьма благосклонно оглядел Хойла. - Вы хотели проинтервьюировать меня?
   - Нет, расспросить и просветиться. Меня интересует апейрон.
   - Может быть, аперитив?
   - Нет, апейрон. Не в  древнегреческом  смысле,  а  в  аспекте  гипотезы
русских ученых-геологов об апейронном ядре Земли.
   Батейн снова принял сидячее положение да так и  зафиксировался  в  нем.
Корпус он подал вперед, локтями оперся о колени,  кисти  рук  и  длиннющие
пальцы при этом бессильно свисали вниз, как стручки адамового дерева.
   - Слушайте, вы в самом деле журналист?
   - В самом деле. Но попутно я и представитель фирмы Невилла.
   -  Бадервальды,  Невиллы,  журналистика   и   апейрон.   Невероятнейший
коктейль. Почему бы вам не заняться каким-нибудь настоящим  делом,  наукой
например?
   Рене улыбнулся:
   - Пробовал, учился в Массачусетсе, в технологическом. Но  меня  вышибли
оттуда.
   - За непочитание официальной науки?
   - Нет, за участие в движении против вьетнамской войны.
   - О-о! Да мы с вами  родственные  души.  У  меня  тоже  были  некоторые
неприятности по этому поводу, хотя до прямых репрессий дело не дошло.
   Батейн  некоторое  время  вопросительно  смотрел  на  Рене,   а   затем
проникновенно спросил:
   - Слушайте, дружище, вы уже обедали сегодня?
   - Нет, не успел.
   - Почему бы нам не пообедать вместе? Ученые разговоры всегда вызывают у
меня аппетит. В этом отношении я счастливый человек.
   - Охотно, но я не одет.
   Батейн сморщил свое доброе лошадиное лицо в презрительной гримасе.
   - Не будьте снобом. Мы не в Британии и не в  Бразилии.  И  идем  не  на
званый обед к Бадервальдам.
   На платной стоянке возле  отеля  Батейн  подошел  к  "кадиллаку".  Рене
вежливо похлопал ладонью по благородному белому боку машины.
   - Привезли из Штатов?
   Геолог презрительно фыркнул, сложившись пополам, забрался в машину и не
сразу, по частям, разместил себя на водительском месте.
   - Прошу, - сказал он, распахивая  дверцу.  -  Я  не  сумасшедший  и  не
миллионер, чтобы ездить по белу свету со своей машиной.  Позаимствовал  на
недельку у друзей.
   Они  ехали  вокруг  порта  через  Ля-Кондамин  мимо  всех   официальных
достопримечательностей  "Государства  червонных   валетов",   как   иногда
называют княжество  Монако;  мимо  национального  музея  искусств,  дворца
принца, рынка и муниципалитета. Батейн вел автомобиль на большой скорости,
с небрежной непринужденностью, которая изобличала в нем бывалого и  лихого
шофера.
   - Черт бы  побрал  эту  дорожную  неразбериху  нашего  мира!  В  Штатах
правостороннее движение,  в  Англии  -  левостороннее,  в  Швеции  -  тоже
левостороннее, а вот во Франции - опять правостороннее.
   Когда "кадиллак" вырвался на набережную и дорожная обстановка несколько
разрядилась, Батейн спросил:
   - Скажите, Рене, а какое, собственно, отношение имеет гипотеза апейрона
к делу Грейвса?
   Хойл кинул на геолога быстрый взгляд:
   - Грейвса?
   Батейн лениво усмехнулся и, растягивая слова, пробасил:
   - Не юлите, друг и советник миллиардеров, не юлите, это вам  совсем  не
идет. Прежде чем вы навестили Арта, мы успели обменяться с ним парой слов.
   Усмехнулся и Рене:
   - Что ж, постараюсь быть откровенным. Я и хочу выяснить, Ник, имеет  ли
апейрон какое-нибудь отношение к делу Грейвса или  нет.  Но  сначала  надо
узнать - что такое этот проклятый апейрон?
   - Проклятый, - медленно повторил Батейн и слегка оживился. - Все  может
быть! Все великие открытия человеческие, начиная от лука и стрел и  кончая
ядерной энергией, двулики, как Янус. Все  они  несут  в  себе  и  божеское
начало созидания, и  дьявольскую  силу  разрушения,  все  они  и  благо  и
несчастье в одно и то же время.
   Батейн вдруг поморщился, точно попробовал кислого,  и,  покосившись  на
журналиста, извинительно добавил:
   - Не обращайте внимания на мои сентенции, мистер пресса, меня самого от
них тошнит. Но когда я голоден, меня вечно тянет  от  милой  моему  сердцу
реальности в заумную философию. Вернемся к проклятому апейрону.
   И, не отказывая себе в удовольствии обгонять  попутные  машины,  геолог
неторопливо, фраза за фразой, с паузами между ними, начал  рассказывать  о
том, что гипотеза апейрона - тут Рене не ошибся  -  действительно  создана
двумя русскими авторами - Богословскими. Кто они такие  -  братья,  муж  и
жена, а может быть, брат и сестра, -  Батейну  неизвестно,  да  это  и  не
существенно.  Но  Богословские  вовсе  не  геологи  и  даже  не  ученые  в
собственном смысле этого слова, а инженеры. Да и  озабочены  они  были  не
установлением структуры Земли, а поисками принципиально  новых  источников
энергии. А  сама  гипотеза  апейрона  не  столько  геологическая,  сколько
космологическая: по мнению Богословских, апейрон рождается в недрах  звезд
в ходе их формирования из холодной газово-пылевой  материи,  а  уж  звезды
наделяют апейронными ядрами своих детей -  планеты  и  их  спутники.  Рене
слушал  не  без  интереса,  однако  же  проявлял  и   некоторые   признаки
нетерпения.
   - Все это прекрасно, - сказал он вслух. - Однако что же все-таки  такое
апейрон?
   -  Современное  научное  понятие  не   так-то   просто   перевести   на
общедоступный язык. Учитывая то существенное обстоятельство, что  мы  идем
на обед, я бы назвал апейрон ядерным винегретом, а  еще  вернее  -  кашей,
но... терпение, Рене, и еще раз терпение. Подробности я  сообщу  несколько
позже. - Батейн притормозил, сворачивая неподалеку  от  знаменитого  отеля
"Де Пари"  в  боковую  улицу.  -  Тут  есть  подходящий  для  нас  с  вами
ресторанчик,  мистер  журналист.   Не   большой   и   не   маленький,   не
фешенебельный, но и  не  заурядный.  Хорошая  кухня,  милые  официантки  и
варьете со стриптизом.
   - Стриптиз-то зачем?
   - Сложный вопрос. У этой проблемы много аспектов  и  очень  разных.  Но
коротко можно сказать так: для полноты удовольствий.
   - Мужских удовольствий, Ник.
   - Абсолютно правильно.
   Ресторан оказался именно таким, каким его описал Батейн. Через окно был
виден  поток  бездельников  и  бездельниц,  текущий  в  направлении  авеню
Монте-Карло, к Опере, к знаменитому казино и к пляжу Монте-Карло-бич,  где
днем богатые туристы купаются и загорают, а с наступлением темноты находят
более  экзотические  развлечения.  Толстое  зеркальное   стекло   сгладило
крайности толпы, жаждущей удовольствий,  сделало  мужчин  мужественнее,  а
женщин деликатнее. Да и сама улица  потеряла  впечатление  всамделишности.
Этому способствовали сумерки, огни реклам и фонарей, улица стала похожа на
огромный, причудливо освещенный аквариум, в котором мудрый маг и волшебник
проводил некий глубокомысленный опыт с капризными  и  крикливо  разодетыми
созданиями.
   В  зале  проворно   сновали   чистенькие   официантки   в   белоснежных
передничках. Одна из них, пышненькая, белотелая, светлоглазая,  с  улыбкой
подошла к их столику. По первой же ее фразе Рене угадал в ней нормандку  и
заговорил на ее родном диалекте, с которым был  немного  знаком  благодаря
матери. Этим он хотя и насмешил бойкую  девицу,  но  сразу  сломал  барьер
официальности и расположил ее в свою пользу. Она даже с некоторым  азартом
помогла  составить  им  меню  вкусного  и  не  очень  дорогого  пиршества.
Ресторанчик, подобно самому Монако, был интернациональным, в смысле кухни,
конечно.
   Когда  нормандка  отошла  от  стола,   Рене   обнаружил,   что   Батейн
разглядывает его с откровенным интересом и некоторой завистью.
   - Вы смотрите на меня, как на бифштекс,  -  заметил  он  как  бы  между
прочим.
   - Я люблю бифштексы, - меланхолично согласился Батейн, - особенно когда
они не пережарены. Но меня вы интересуете не  в  кулинарном  смысле,  а  в
плоскости проблем межполовой коммуникабельности. Вы читали Тэрбера?
   - Не припоминаю.
   - Впрочем, это несущественно. - Батейн попытался разлечься в кресле так
же непринужденно, как и у себя в номере, но это оказалось  невозможным  по
конструктивным особенностям  самого  кресла.  После  нескольких  неудачных
попыток геолог с некоторым  неудовольствием  покорился  обстоятельствам  и
продолжил  разговор.  -  Скажите,  как  это  у  вас  получается,  -  чисто
интуитивно или вы применяете некую четко  продуманную  систему,  варьируя,
разумеется, в зависимости от конкретных обстоятельств?
   - Вы о чем? - не понял журналист.
   - Да об этой хорошенькой нормандочке, нашей официантке Мари!  Вы  сразу
сумели расположить ее к себе. Я думаю, если  вы  постараетесь,  она  прямо
сегодня согласится лечь с вами в постель, у меня чутье на такие дела. - Он
на секунду задумался, охватив  своими  аршинными  пальцами  подбородок,  и
переспросил: - Так  вот,  в  чем  секрет  успеха:  интуиция,  импульс  или
система, жесткая логика, облаченная в наряд игровых слов и намеков?
   У Батейна было такое серьезное, даже  озабоченное  лицо,  что  Рене  не
выдержал и рассмеялся.
   - И вы туда же, - с некоторой  обидой  и  разочарованием  констатировал
геолог. - Не понимаю, почему такая сложная и животрепещущая проблема,  как
межполовая коммуникабельность, обычно не воспринимается серьезно?
   - Не сердитесь, Ник, - Рене передохнул, - наверное,  дело  в  том,  что
большинство людей решает эту проблему очень просто и как бы само собой.
   Батейн вяло отмахнулся своей большой рукой.
   -  Не  говорите  ерунды,  мистер  журналист.  Сколько  юношей  тонет  в
сексуальной грязи из-за ненужной стыдливости  и  половых  срывов!  Сколько
милых девушек, сами того не желая, становятся  бесстыдными  сучками  из-за
своей неопытности и доверчивости! Да что  подростки,  -  геолог  доверчиво
взглянул на Хойла, - возьмем меня, взрослого мужчину.  Я  не  импотент,  у
меня была целая куча женщин, чуть ли не целый десяток. Но всякий раз выход
на уровень  доверия  и  интимности  был  для  меня  сложен,  противоречив,
упоителен и ужасен.
   - Надо проще смотреть на такие вещи, - посоветовал Рене.
   Батейн иронично покивал головой.
   - Вот-вот, Арт толкует мне то же самое. Для него и для  вас,  наверное,
все эти хи-хи и ха-ха, прищуренные глазки и покачивающиеся бедра - игра  и
ничего  больше.  А  я  вижу  в  этом  первые  шаги   в   деле   высочайшей
ответственности - созидании нового человека. Человека! Что по сравнению  с
этой уникальной структурой Вселенной Бруклинский мост, Эмпайр или Эйфелева
башня? Однако к их созданию люди вовсе не относятся легкомысленно. Где  же
тут  логика?  -  Геолог  требовательно  взглянул  на  журналиста  и  вдруг
улыбнулся. - Я не кажусь вам немножко сумасшедшим или,  по  крайней  мере,
смешным?
   - Не очень. Скорее всего это грустно.
   - Что именно?
   - А то, что обо всем  этом  редко  думают  так  ответственно,  как  вы.
Особенно женщины.
   - Женщины! - Батейн попытался вытянуть ноги во всю  их  длину,  толкнул
Хойла, извинился и вытянул их теперь уже несколько в сторону. - Толкуют об
инопланетянах, о трудностях контактов с ними, а между тем  у  человечества
огромный опыт такого рода контактов: ведь женщины - типичные инопланетянки
нашего мира.
   - Это в каком же смысле? - удивился Рене.
   - В самом прямом!
   Принесли заказ,  и  разговор  на  время  прервался.  Провожая  взглядом
полноватую, но весьма выразительную фигуру официантки, Рене спросил:
   - Мари - тоже инопланетянка?
   - Разумеется. - Батейн понюхал улитки, которые принесли для журналиста.
- Не понимаю, как вы можете есть такую дрянь.
   - Это не просто улитки, а виноградные. Едите  же  вы  крабов,  чем  они
лучше?
   - Краб - это воин, Рене, его не стыдно и пожирать, а улитки - нежные  и
беззащитные создания. Кстати, о нежных созданиях другого рода -  женщинах,
- разговоры  не  мешали  Батейну  орудовать  ножом  и  вилкой.  -  Они  не
участвовали в создании земной культуры, а  лишь  присутствовали  при  этом
процессе, ублажая мужчин. Земная культура имеет сугубо  мужской  характер,
женщинам она чужда, непонятна, они только делают вид, что  понимают  ее  и
восхищаются ею, поэтому я и называю их инопланетянками.
   Батейн поднял бокал:
   - Ту ю, мистер журналист.
   - Ту ю, мистер доктор, - Рене в ответ поднял рюмку.
   - Так вот, а теперь женщины рвутся к активному созиданию. Они  лезут  в
науку, тянутся в политику и делают бизнес. Добром  это  не  кончится,  вот
увидите. Они все переделают на свой инопланетный лад  и  создадут  дамскую
цивилизацию, совсем не похожую на нынешнюю. И нам, мужчинам, скорее  всего
в ней не найдется места. Примеры пчел и муравьев в этом плане  чрезвычайно
показательны! В лучшем случае мужчин будут держать в специальных  загонах,
используя исключительно для продолжения рода. Но  и  это  не  обязательно.
Генная инженерия позволит в ближайшие  годы  партогенетически  решить  эту
проблему.
   Небольшая доза виски повлияла на Батейна благотворно. Он ожил,  потеряв
часть своей флегмы, и в своих экстравагантных суждениях обнаруживал больше
юмора.
   Слушая его теперь, Рене меньше становился в тупик и больше веселился. И
вообще, они окончательно почувствовали себя  легко  и  непринужденно,  как
добрые друзья.  В  грейвсовской  одиссее  Хойла  эта  встреча  -  приятное
исключение. Серлин был хорошим человеком,  но  он  все  время  поддерживал
определенную  личностную  дистанцию,  неплохое  впечатление  производил  и
Баррис, но он подавлял  Рене  своим  авторитетом,  остальные  же  попросту
смотрели на журналиста сверху вниз.  Другое  дело  Ник  Батейн!  Пользуясь
сложившейся  естественностью  отношений,  Рене  решительно  повернул  руль
беседы.
   - Послушайте, Ник, а какое место в дамской цивилизации будущего  займет
апейрон?
   Батейн поперхнулся.
   - Дался вам этот апейрон! В мире столько  прекрасного,  а  вы  зарядили
одно и то же, как попугай.
   - Сказывается репортерская закваска.
   - Вот именно. - Геолог не без сожаления положил на  опустевшую  тарелку
вилку и нож, аккуратно вытер бумажной салфеткой губы, бросил ее туда же  и
лишь после этого отодвинул тарелку в сторону. - Так и  быть,  слушайте.  Я
уже сравнивал апейрон со своеобразной ядерной кашей. Дело в том,  что  при
давлении в миллиард атмосфер...
   - Эка вы бросаетесь миллиардами!
   - Вот именно, хоть я и не милый вашему сердцу  Бадервальд.  Привыкайте.
Так вот, при давлении в миллиарды и сотни миллиардов атмосфер  атомы  всех
элементов  раздавливаются,  энергетические   поля   их   перекрываются   и
образуется некая однородная лишенная химизма смесь электронов, протонов  и
некоторых стабильных ядер.  Такую  вот  мешанину  Богословские  и  назвали
апейроном. В этом нет ничего нового: образование ядерного конгломерата под
действием сверхвысоких давлений  давно  доказано  и  общепризнано  наукой,
необычным является только сам термин - апейрон. Но, - Батейн неторопливо и
важно поднял свой аршинный палец, - изюминка в гипотезе Богословских есть,
она в другом. Эти ребята считают, что  после  своего  образования  апейрон
приобретает внутреннюю устойчивость и сохраняет определенную  стабильность
даже после  снятия  начального,  закритического  давления,  под  действием
которого он образовался.
   - Это примерно то же самое,  что  происходит,  если  снять  поджаренный
бифштекс с раскаленной сковороды: он уже не станет сырым!
   Геолог  захихикал,  сотрясаясь  костлявым   телом   и   почти   любовно
разглядывая Рене.
   - У вас гибкий, но типично газетный ум, Рене. Аналогия хоть и далека от
идеала,  но  чертовски  наглядна.  Опираясь  на   стабильность   апейрона.
Богословские и  делают  вывод,  что  Земля  имеет  апейронное  ядро,  хотя
давление в недрах нашей старушки-планеты много меньше  критического.  Этим
ядром  Землю  наделило  Солнце,  от  которого  планеты  отделились   много
миллиардов лет тому  назад.  В  апейрон  закачано  давлением  колоссальное
количество энергии.  Богословские  считают,  что  тектонические  процессы,
горообразование,  движение  материков,  формирование   океанских   впадин,
землетрясения - все это происходит за счет энергии, формирующейся на одной
лишь поверхности апейронного  ядра.  По  внутренним  каналам  в  некоторых
районах земного шара апейрон может подниматься  близко  к  поверхности.  И
тогда он начинает разлагаться либо медленно, постепенно -  тогда  из  него
формируется  весь  набор  элементов  менделеевской  таблицы,  либо   почти
мгновенно, но со взрывом. Помните трагедию Кракатау?
   - Это когда чуть ли не целый остров взлетел на воздух от вулканического
взрыва чудовищной силы?
   - Браво, Рене! Все-то вы знаете. Так вот, - Батейн заговорщически  и  в
то же время несколько иронично сообщил: - Богословские считают,  что  этот
взрыв произошел из-за прямого прорыва апейрона в вулканическое жерло.
   Приглядываясь к Батейну, журналист спросил:
   - И апейрон всегда  взрывается,  освобождаясь  из-под  пресса  давления
пусть не критического, но высокого, как в недрах Земли?
   - Нет! В определенных условиях, например в вакууме,  апейрон  сохраняет
относительную стабильность без всякой нагрузки,  -  геолог  снисходительно
улыбнулся. - Богословские считают, что многие  крупные  болиды,  в  разные
времена выпавшие на Землю, в частности знаменитый Тунгусский  метеорит,  -
это капли апейрона, выплюнутые Солнцем  в  направлении  Земли.  До  своего
взрыва они проделали путь в девяносто четыре миллиона  миль  -  вот  каков
уровень стабильности этих капель, если верить Богословским.
   - А вы им верите?
   Батейн пожал плечами:
   - Не совсем. Мне представляется  маловероятным,  чтобы  наше  спокойное
Солнце  плевалось  апейроном,  а  потому  метеоритный  аспект  гипотезы  я
отвергаю. Но я убежден, что стабильность апейрона можно  достаточно  долго
поддерживать и при нормальном давлении.
   - Интуиция?
   - Почему интуиция? - несколько обиделся Батейн и ткнул себя  пальцем  в
грудь. - Я сам, лично, с помощью компьютера, конечно, много недель возился
с расчетами. И в конце концов заверил Вильяма, что  стабильный  апейрон  -
реален!
   - Вильяма? - Рене был ошарашен. - Вы работали на Грейвса?
   - Почему вас это удивляет?  На  него  работали  многие.  Грейвс  хорошо
платил, вот в чем секрет. А у меня нет друзей среди  миллиардеров,  мистер
пресса.
   Батейн хотел сказать еще что-то, но Рене  приложил  палец  к  губам:  к
столу подходила официантка.
   - Простите, мсье, кто из вас Николае Батейн?
   Рене и геолог переглянулись.
   - А почему, собственно, вы решили, Мари,  что  за  этим  столом  должен
находиться Батейн? - быстро спросил журналист.
   Мари мило и несколько недоуменно улыбнулась.
   - Мне сказал об этом незнакомый, но вполне  приличный  человек.  -  Она
передернула плечик