елью.
Аттенборо сидел за массивным столом и  любовно  укладывал  на  специальную
подставку в форме китайской пагоды  курительную  трубку,  чашечка  которой
была сделана в виде  баварской  пивной  кружки  с  крышкой.  На  подставке
красовались и другие  трубки,  очевидно,  Аттенборо  коллекционировал  их.
Бросив взгляд на журналиста, Аттенборо бережно спрятал трубки  в  шкафчик,
встал из-за стола и направился навстречу приостановившемуся Рене. Двигался
он  непринужденно,  но  со  странной  развинченностью  во  всех  суставах,
напоминая марионетку, управляемую не очень опытным кукловодом.
   - Мистер Хойл? Рад вас видеть, - сказал он,  протягивая  вялую  холеную
руку.
   - Я тоже рад, сэр, - склонил голову Рене.
   Усадив журналиста, Аттенборо пододвинул курительный столик:
   - Сигару, сигарету, трубку?
   - Не курю.
   - О-о! Похвально! Я юрисконсульт, представляю интересы  фирмы  Невилла.
Пригласил я вас сюда по одному весьма важному и конфиденциальному делу.
   У Аттенборо был безукоризненный оксфордский выговор. Поколебавшись,  он
выбрал длинную египетскую сигарету.
   - С вашего разрешения я закурю, мистер Хойл.
   Аттенборо щелкнул зажигалкой и с наслаждением затянулся.
   - Чарльз ввел вас в курс событий?
   - Он меня заинтриговал.
   - Да?
   - Он сказал, что я могу бесплатно попутешествовать чуть ли не по  всему
земному шару. А нелюбовь к курению  у  меня,  по-видимому,  компенсируется
любовью к путешествиям.
   - И это все, что он вам сказал?
   - Нет, он добавил, что за это путешествие я вдобавок получу кругленькую
сумму.
   Аттенборо тихонько засмеялся:
   - И вы ему поверили?
   Журналист пожал плечами:
   - Отчасти. Мало ли какие странные фантазии приходят  в  голову  богатым
людям.
   - Например?
   - Н-ну, некоторые из них коллекционируют трубки, а курят сигареты.
   Аттенборо снова негромко рассмеялся, благосклонно и вместе с тем  очень
внимательно разглядывая собеседника.
   - Вы говорите по-английски с легким,  но  все-таки  уловимым  акцентом,
мистер Хойл.
   - Естественно, я вырос в Канаде, и моя мать была француженкой.
   - Стало быть, вы говорите по-французски?
   - Так же превосходно, как по-английски.
   Аттенборо оценил шутку, благосклонно кивнул головой.
   - А как обстоит дело с немецким?
   - Я владею им свободно, но, - Хойл засмеялся, - немцы сразу догадаются,
что имеют дело с британцем.
   - Пусть себе догадываются. - Аттенборо  неторопливо  погасил  сигарету,
размял ее в пепельнице и поднял  на  журналиста  острые  черные  глаза.  -
Митчел вас не обманул. У  вас  есть  возможность  совершить  увлекательное
путешествие и заработать кругленькую сумму.
   - Чем я заслужил такую честь?
   - Н-ну, - в раздумье проговорил Аттенборо,  -  главным  образом,  своим
журналистским, лучше сказать, репортерским талантом, умением  сходиться  с
людьми,  заставить  их  разговориться   и   так   далее.   И   достаточной
образованностью, которая, в  противовес  общественному  мнению,  вовсе  не
характерна для людей вашего круга.
   - Никогда бы не подумал, что меня могут оценить так высоко.
   - Разумеется, мы потребуем от вас определенного рода услуг.
   Рене сокрушенно покачал головой:
   - Как жаль, что невозвратно канули в вечность времена Гарун-аль-Рашидов
и графов Монте-Кристо! Как скучен наш рационалистический  мир,  в  котором
все продается и за все нужно платить. Какого же рода услуги вам требуются?
- уже деловито закончил он.
   - Весьма деликатные и квалифицированные, - все с той же тонкой  улыбкой
ответил Аттенборо.
   - Надеюсь, речь идет не о шпионаже? - с некоторым беспокойством спросил
Рене. - Уверяю вас, в рыцари плаща и кинжала я не гожусь.
   - А что вы называете шпионажем?
   Хойл удивленно взглянул на него:
   - Достаточно неделю посидеть  у  телевизора,  чтобы  получить  об  этом
некоторое представление.
   Аттенборо вежливо улыбнулся в ответ:
   - Вы хотите  сказать,  что  это  слежка,  стрельба,  погони,  мгновенно
действующие яды, обольстительные женщины и супермужчины?
   - Антураж, во всяком случае, именно таков. Но дело не в  этом,  дело  в
том,  что  за  шпионаж  сажают   на   электрический   стул,   вешают   или
расстреливают, в зависимости от национальных традиций.  В  лучшем  случае,
надолго сажают в тюрьму.
   - Да, когда речь идет о государственном шпионаже,  и  решительное  нет,
когда одна частная фирма интересуется делами другой.  Именно  такого  рода
поручение мы и хотим вам дать.
   - Какой же фирмой придется интересоваться мне?
   - О подробностях вы узнаете, когда дадите согласие сотрудничать с нами,
мистер Хойл.
   Хойл задумался. Аттенборо предлагал ему не совсем  то,  о  чем  говорил
Митчел. Но, возможно, Митчел знал лишь о  первом  этапе  задания  -  найти
Вильяма Грейвса. Может быть, даже он сам пытался  решить  эту  задачу,  но
безуспешно. А после того, как Грейвс будет найден, встанет и задача  сбора
сведений.
   Рене покачал головой.
   - Вы предлагаете мне кота в мешке, - произнес он вслух.
   - Я предлагаю вам стать если не счастливым, то достаточно  обеспеченным
и независимым человеком.
   - А если я стану покойником?
   - Что ж, покойником можно стать и в Лондоне.
   - Ну, знаете ли, - глубокомысленно заметил Рене, - в  Лондоне  я  стану
солидным покойником-джентльменом, за моим гробом пойдут друзья, шеф скажет
над могилой прочувствованную речь, а газета посвятит моей  светлой  памяти
хвалебный   некролог.   А   кем   я   стану    на    чужбине?    Бездомным
покойником-бродягой?
   - Если бы дело было опасным, мы бы обратились к профессионалам, - мягко
возразил юрист.
   - Почему же вы к ним не обратились? Почему обратились именно ко мне?
   - А вот это я объясню, когда заручусь вашим принципиальным согласием. -
Глаза Аттенборо спрятались в складках тяжелых век. - Мистер Хойл! Если  вы
пришли лишь за тем, чтобы вытянуть из  меня  максимум  сведений,  а  потом
устроить на этой основе дешевую  газетную  сенсацию,  лучше  не  трудитесь
понапрасну, расстанемся, как полагается деловым людям и джентльменам. И не
забывайте, впрочем, как и во все другие времена, тайны, которые не созрели
для раскрытия, пребольно кусаются.
   Хойл глубоко задумался. Аттенборо,  нимало  не  стесняясь,  внимательно
разглядывал его.
   - Н-да, - сказал наконец Хойл и нервно потер руки, - что и говорить, вы
меня заинтриговали. Но играть втемную? Согласитесь,  с  моей  стороны  это
было бы опрометчиво, а с вашей - не по-христиански.
   Аттенборо тонко улыбнулся:
   - Считайте меня магометанином. На сегодня.
   - Велик аллах и Магомет - пророк его? Боги и боги - Бог  с  ними.  Бога
поминали,  кажется,  и  перед  бомбежкой  Хиросимы.  Я  имею  в  виду   не
религиозную, а деловую христианскую мораль, мораль бизнеса.
   Глядя на журналиста с явным одобрением, Аттенборо мягко проговорил:
   - Хорошо, мистер Хойл, вы так убедительны, что я пойду вам навстречу  и
приоткрою карты. Только прошу учесть, что все услышанное  от  меня  должно
остаться абсолютной тайной. Это прежде всего в ваших же интересах.
   - Не считайте меня идиотом, - вздохнул Хойл, -  мне  вовсе  не  хочется
стать покойником, даже респектабельным.
   Аттенборо чуть склонил голову в знак того,  что  принимает  к  сведению
слова журналиста.
   - На первых порах, дорогой Рене, ваша задача  будет  предельно  проста:
вам  придется  отыскать  одного   человека   и   уведомить   нас   о   его
местонахождении. Затем вступить  с  ним  в  контакт  и  получить  от  него
некоторые сведения научного и технического характера.
   - А если он не захочет их дать?
   Аттенборо предупреждающе поднял руку:
   - Не будем забегать вперед, мистер Хойл.
   Рене погладил  подбородок,  в  его  обычно  спокойных  глазах  юрист  с
удовлетворением заметил азартные огоньки.
   - Что же я получу в случае удачи, сэр?
   - Мы поможем стать вам совладельцем  газеты,  в  которой  вы  работаете
сейчас.
   - А если неудача?
   - Мы оплатим все ваши расходы. И еженедельно будем  выплачивать  сумму,
равную вашему тройному репортерскому жалованью.
   - А аванс?
   - За четыре месяца можете получить сразу.
   - Тройное жалованье, - вздохнул Хойл, - не Бог весть  какое  богатство,
но для простого журналиста не так уж и плохо. Предложение заманчиво, но вы
понимаете, сэр, что большие дела не делаются наспех.
   Аттенборо задумался, потом, не глядя на журналиста, сухо проговорил:
   - Хорошо, мистер Хойл. Я даю вам сутки на  размышление.  Только  сутки.
Если вы завтра в это же время не придете  ко  мне,  то  можете  вообще  не
приходить.



3

   Отдохнув после обеда,  часов  в  девять  вечера  Рене  Хойл  отправился
прогуляться. Этот осенний вечер был на удивление  теплым  и  безветренным,
поэтому Рене не надел ни пальто, ни плаща, ни шляпы, но, конечно же,  взял
большой  черный  зонт,  потому  что  англичанин  без  такого  зонта  -  не
настоящий-англичанин.
   До района Челси, куда собрался Рене, можно  было  добраться  на  такси,
"подземкой"  или  даблдеккером.  Такси  было   дороговато   для   простого
журналиста, "подземка" - уж  очень  сера  и  мрачна  для  такого  хорошего
вечера, поэтому Хойл выбрал  даблдеккер  -  красный  двухэтажный  автобус,
красу и гордость фирмы "Лондон дженерал омнибус  компани"  и  едва  ли  не
самый  популярный  вид  британского   городского   да   и   междугородного
транспорта. По винтовой лесенке Рене поднялся на  второй  этаж,  где  были
только сидячие места, да и вообще, как он отшучивался от  коллег,  знавших
его "второэтажную любовь", второй этаж - ближе к небу и Богу.
   В Челси Рене отправился в "Тоок" - популярный паб, в котором собиралась
самая разношерстная публика, в том числе не прославившиеся, но рвущиеся  к
успеху артисты, художники, поэты и журналисты. Хойл прошел не в  бар,  где
пили и спорили стоя, а в  так  называемый  салон.  Пиво  здесь  стоило  на
несколько  пенсов  дороже,  но  зато  можно  было  посидеть  за  столиком,
постучать костяшками домино и покидать медные  стрелки  в  пробковый  круг
"дартс", стараясь набрать побольше очков.
   Вероятно, по случаю хорошей погоды посетителей  в  пабе  было  немного.
Хойл выбрал место поукромнее, заказал уже измученной, а  потому  не  очень
приветливой официантке сандвичей и пива, а  пока  бар-тендер  с  ловкостью
фокусника выполнял заказ, незаметно, но внимательно огляделся.
   Мистера Смита, или, как Рене называл его гораздо чаще, дяди Майкла,  на
встречу с которым он пришел, здесь еще как будто не было. Как будто?  Дело
в том, что Рене предупредил Смита о необходимости  соблюдать  определенную
осторожность и конспирацию. Кто знает, какую  личину  дядя  Майкл  изберет
сегодня? Тем более что опыта в такого рода делах у него столько, что впору
бесплатно раздавать всем ищущим и страждущим. Вдруг ему  придет  в  голову
надеть рыжий парик или приклеить ассирийскую бороду? Журналист,  удерживая
смех, уткнул лицо в кружку светлого пива, которую вместе с парой сандвичей
успела принести официантка. Когда Рене ставил кружку на  стол,  то  увидел
входящего в зал Смита. На этот раз он пренебрег маскарадом и явился сюда в
строгом вечернем костюме. Костюм сидел на нем несколько мешковато, но  все
равно  дядя  Майкл   выглядел   несколько   старомодным,   респектабельным
джентльменом. Правда, будь это не в Челси, а в каком-нибудь другом  районе
Лондона, его появление в пабе выглядело бы не совсем уместным и  внешность
бросилась бы в глаза. Но в Челси, в этом лондонском эквиваленте Монмартра,
можно было встретить  кого  угодно.  Говорят,  что  дождливым  днем  здесь
появился  на  улице  совершенно  голый  мужчина  -   очевидно,   очередное
экстравагантное пари. Никто особенно не удивился, во всяком случае, внешне
этого  не  показал,  только  огромный  бобби  добродушно  поинтересовался:
"Надеюсь, вам не очень холодно, сэр?"
   У Смита было массивное лицо с неожиданно маленьким упрямым ртом, тонкий
с легкой  горбинкой  нос  и  близко  посаженные  темные  глаза  -  типично
валлийский облик. Да и в произношении  дядюшки  Майкла  легко  угадывались
уэльские нотки. Жесткие, с заметной проседью  волосы  Смита  были  коротко
острижены, лоб в крупных редких морщинах, возле рта - две тяжелые складки,
а вот глаза смотрели неожиданно молодо, умно и насмешливо.  Валлиец  сразу
же заметил Хойла и неторопливо подошел к его столику.
   - Разрешите? - суховато спросил  он,  никак  не  афишируя  их  близкого
знакомства.
   - Прошу.
   Смит вел себя очень скромно, но было в его манерах,  выражении  лица  и
взгляде нечто такое, что сразу ставило  его  в  особое,  привилегированное
положение. Мигом появилась  официантка  с  очаровательной  улыбкой.  Заказ
валлийца был более чем скромен - виски с содовой и пачка сигарет  (правда,
и то и другое было первосортным), но ответное "йес, сэр!" официантки  было
столь почтительным, будто этот сухопарый  кельт  заказал  ужин  на  десять
персон с шампанским, трюфелями и икрой. С интересом  наблюдая  эту  сцену,
Рене мысленно позавидовал дяде  Майклу  и  подумал,  что  ему  самому  еще
многому предстоит научиться.
   Равнодушно поглядывая  мимо  Рене,  валлиец  открыл  пачку  "Мальборо",
зубами достал сигарету, щелкнул зажигалкой, однако  попытка  прикурить  не
удалась - зажигалка лишь напрасно выбрасывала пушистые снопики искр.  Смит
сердито шевельнул бровями, но,  разумеется,  не  счел  возможным  докучать
просьбой незнакомому человеку - для истинного англичанина такое  поведение
совершенно естественно.
   Говорят, что когда четверо англичан  после  кораблекрушения  попали  на
необитаемый остров и до того, как  их  спасли,  пробыли  вместе  несколько
суток, то они так и не обменялись ни единым словом: не  были  представлены
друг другу! Как хорошо, что Рене Жюльен Хойл воспитывался не в Англии, а в
Канаде!
   - Не могу ли я помочь? - предупредительно проговорил Рене,  вынимая  из
кармана зажигалку.
   - Если это не затруднит вас.
   - Рад быть полезным.
   Прикуривая сигарету, Смит, не поднимая  глаз,  тихо,  но  очень  внятно
спросил:
   - Что стряслось, сынок?
   - Нужен ваш совет, дядя Майкл. Дело серьезное.
   По-видимому, сигарета оказалась несколько влажной  и  никак  не  хотела
прикуриваться.
   - А что это за игры в сыщиков и гангстеров?
   - За мной слежка, честное слово.
   - Не начал ли ты баловаться наркотиками? Или синдромчик похмелья?
   - Я застукал у себя на квартире рыжего Митчела.
   В знак того, что он все понял, Смит опустил брови. Сигарета  наконец-то
прикурилась.  Валлиец  выпустил  клуб   дыма   и,   возвращая   зажигалку,
поблагодарил.
   - Не будем говорить об этом, - ответил Рене, пряча  зажигалку  и  снова
принимаясь за пиво и сандвичи.
   Подошла  официантка,  принесла  скромный  заказ  валлийца  и,   вежливо
осведомившись, не нужно ли чего-нибудь еще, удалилась. Покручивая пальцами
бокал, так что в нем шуршали  кубики  прозрачного  льда,  Смит,  не  меняя
равнодушного выражения лица, проговорил:
   - Выйдешь отсюда после меня через пять минут. Поднимешься от  Темзы  до
первого перекрестка, повернешь направо, отсчитаешь полсотни шагов и будешь
ждать.  Я  подъеду  на  сером  "ровере"  и  открою  дверцу.   Садись   без
приглашения.
   Рене не сдержал улыбку.
   - Операция дабл ю!
   Отреагировав на эту фразу лишь недовольным движением бровей, Смит выпил
свое виски, два глотка, в которых была всего унция спиртного, с  пристуком
положил на стол семиугольный пятидесятипенсовик,  неторопливо  поднялся  и
вышел.
   Спустя пять минут Рене ловко  вскочил  в  притормозившую  на  мгновение
серую машину и сел рядом со  Смитом.  Валлиец  с  едва  приметной  улыбкой
оглядел журналиста и не то попросил, не то приказал:
   - Ну, жертва сыска, рассказывай.
   Слушал Смит, казалось бы, с прохладцей, равнодушно,  а  на  самом  деле
очень  внимательно  и  почти  не  перебивал:  за  тридцать  лет  работы  в
лондонской полиции он научился  слушать.  Его  руки  в  кожаных  перчатках
спокойно лежали на руле, взгляд был устремлен на темную ленту  дороги,  на
силуэты и огни идущих впереди машин. Валлиец управлял автомобилем так, как
это делают люди с большим опытом вождения, с крепкими  нервами  и  хорошей
сенсомоторикой.
   Рене сказал, что когда  он  по  чистой  случайности  заметил  за  собой
слежку, то сначала все равно не  поверил  этому:  кому  да  и  зачем  надо
следить за простым журналистом? Но, видимо,  подсознательно  Рене  тем  не
менее насторожился, потому что, вернувшись домой, с  повышенным  вниманием
оглядел свою маленькую квартиру. И ему почудилось, что в квартире  побывал
кто-то чужой. Казалось бы, все вещи и безделушки стояли на обычных  местах
так, как они стояли всегда. Так, да не так! Упрекая себя за  мнительность,
Рене теперь уже  внимательно  обследовал  свой  письменный  стол  и  почти
уверился, что кто-то рылся в  его  бумагах.  Последние  сомнения  исчезли,
когда он обнаружил  свежие  царапины  на  замочной  скважине  миниатюрного
сейфа.  Призадумавшись,  Рене  вспомнил,  что  утром,  когда   он   против
обыкновения  несколько  задержался  дома,  раздался   телефонный   звонок.
Незнакомый голос попросил к телефону не то Мэри,  не  то  Мэнни,  а  затем
извинился, сказав, что ошибся номером. Вся эта история со слежкой, обыском
и телефонными звонками не столько напугала, сколько  заинтриговала  Хойла.
Он решил устроить засаду.
   -  Уж  эти  мне  самодеятельные  пинкертоны,   -   проворчал   Смит   в
пространство. - Вот так и получишь когда-нибудь пулю в живот.
   Слушал он теперь Хойла не только внимательно, но и  с  профессиональным
интересом. А Рене не без удовольствия и очень живо уже рассказывал, как он
поймал  Митчела  на  месте  преступления,  заставил  его  разговориться  и
выложить  кое-какие  сведения.   Услышав   имя   Вильяма   Грейвса,   Смит
насторожился, как старый боевой конь, заслышавший звук походной трубы.  Он
жестом прервал рассказ журналиста и переспросил:
   - Вильям Грейвс? Ты не ошибся?
   - Нет, Вильям Грейвс, - раздельно повторил журналист.
   - Ты уверен, что речь идет об ученом-атомщике?
   - Так мне сказал Митчел.
   - Ну хорошо, продолжай.
   Рене показалось, что Смит теперь слушал его рассказ не так внимательно,
как прежде. Слушая, он еще и думал о чем-то, словно примерял,  пристегивал
сведения журналиста к своим данным и логическим построениям. Это несколько
сбивало Рене с толку.
   - Аттенборо так и не назвал тебе имя Грейвса?  -  спросил  Смит,  когда
Хойл добрался до конца своей истории.
   - Нет. Он сказал, что  все  подробности  о  деле  я  узнаю,  когда  дам
официальное согласие на участие в нем.
   Смит усмехнулся:
   - Понятно, чего же  еще  от  него  ждать?  Я  хорошо  знаю  эту  старую
травленую  лису.  -  Он  помолчал.  -  Насколько  я   понял,   сынок,   ты
сомневаешься, стоит ли тебе браться за это темное дело и  тебе  нужен  мой
совет?
   - Вы абсолютно точно ухватили существо вопроса, дядя Майкл.
   - Тогда посиди спокойно, помолчи и дай мне подумать.
   Они миновали Вестминстер, Актон и выбрались на  автостраду,  ведущую  к
лондонскому аэропорту, тому, что возле Стенсского водохранилища.  Несмотря
на сравнительно поздний час, движение на  автостраде  было  оживленным,  в
одном потоке катились лимузины и малолитражки, грузовики  разных  типов  и
габаритов, сундукообразные такси  и  солидные  даблдеккеры.  Только  здесь
попадались  больше  не  внутригородские  красные,   а   аэропортовские   и
междугородные, окрашенные соответственно в серый  и  зеленый  цвета.  Смит
сидел за рулем со спокойным  лицом,  разве  что  крупные  морщины  на  лбу
обозначились резче обычного. Можно было решить, что он и не  думает  ни  о
чем, а  просто  ведет  себе  машину  по  ночной  дороге,  приглядываясь  к
плавающим в темноте разноцветным сигнальным огням попутных автомобилей. Но
Рене, хорошо знавший дядюшку Майкла, понимал, что это не так,  а  поэтому,
как и было приказано,  сидел