торжественно поднял стакан, кивнул  ему  и
залпом отпил половину. Потом он посмотрел на Дину.
     - Хочешь? - сказал он, показывая ей стакан.
     Она не  ответила.  Она  складывала  ассигнацию  пополам,  и  еще  раз
пополам, и еще раз пополам.
     - Брось, - сказал он. - Не пропадет. У твоего папаши...
     Она перебила его:
     - А ты его, значит, тащил, - сказала она. Она его не спрашивала,  она
утверждала. - Пер его, дурак, через всю Зону, кретин рыжий, пер на  хребте
эту сволочь, слюнтяй. Такой случай упустил...
     Он смотрел на нее, забыв о стакане, а она поднялась, подошла,  ступая
по разбросанным банкнотам, и остановилась перед ним, уперев сжатые  кулаки
в гладкие бока, загородив от  него  весь  мир  своим  великолепным  телом,
пахнущим духами и сладким потом.
     - Вот так он всех вас, идиотиков, вокруг пальца... По  костям  вашим,
по вашим башкам безмозглым... Погоди, погоди, он еще на костылях по  вашим
черепушкам походит, он вам еще покажет братскую любовь и милосердие! - Она
уже почти кричала. - Золотой шар небось тебе обещал, да?  Карту,  ловушки,
да? Болван! Кретин! По роже твоей конопатой вижу, что обещал... Погоди, он
тебе еще даст карту, упокой, господи, глупую душу  рыжего  дурака  Рэдрика
Шухарта...
     Тогда Рэдрик неторопливо поднялся и с размаху залепил ей пощечину,  и
она смолкла на полуслове, опустилась, как подрубленная, на траву и уткнула
лицо в ладони.
     - Дурак... рыжий...  -  невнятно  проговорила  она.  -  Такой  случай
упустил... такой случай...
     Рэдрик, глядя на нее сверху вниз, допил стакан  и,  не  оборачиваясь,
ткнул его Суслику. Говорить здесь было больше  не  о  чем.  Хороших  деток
вымолил себе Стервятник Барбридж в Зоне! Любящих и почтительных!
     Он вышел на улицу, поймал такси и велел ехать к "Боржчу".  Надо  было
кончать все эти дела, спать хотелось невыносимо, перед глазами все  плыло,
и он таки заснул, навалившись на портфель всем телом, и проснулся,  только
когда шофер потряс его за плечо.
     - Приехали, мистер...
     - Где это мы? - проговорил он, спросонья озираясь. - Я же тебе  велел
в банк...
     - Никак нет, мистер, - осклабился шофер. - Велели к "Боржчу". Вот вам
"Боржч".
     - Ладно, - проворчал Рэдрик. - Приснилось что-то...
     Он расплатился и вылез, с трудом шевеля затекшими ногами. Асфальт уже
раскалился под солнцем, стало очень жарко.  Рэдрик  почувствовал,  что  он
весь мокрый, во рту было гадко, глаза  слезились.  Прежде  чем  войти,  он
огляделся. Улица перед "Боржчем", как всегда в этот час,  была  пустынной.
Заведения напротив еще не открывались, да и сам "Боржч"  был,  собственно,
закрыт, но Эрнест был уже на  посту,  протирал  бокалы,  хмуро  поглядывая
из-за стойки на трех каких-то типов, лакавших пиво за угловым столиком.  С
остальных столиков еще не были сняты перевернутые стулья, незнакомый  негр
в белой куртке надраивал пол шваброй, и еще один негр корячился с  ящиками
пива за спиной у Эрнеста. Рэдрик  подошел  к  стойке,  положил  на  стойку
портфель и поздоровался. Эрнест пробурчал в ответ что-то неприветливое.
     - Пива налей, - сказал Рэдрик и судорожно зевнул.
     Эрнест грохнул на стойку  пустую  кружку,  выхватил  из  холодильника
бутылку, откупорил ее  и  наклонил  над  кружкой.  Рэдрик,  прикрывая  рот
ладонью, уставился на его руку. Рука дрожала. Горлышко  бутылки  несколько
раз звякнуло о край кружки. Рэдрик взглянул Эрнесту в лицо.  Тяжелые  веки
Эрнеста были опущены, маленький рот искривлен, толстые щеки обвисли.  Негр
шаркал шваброй под самыми ногами у Рэдрика, типы в углу азартно  и  злобно
спорили о бегах, негр, ворочавший ящики, толкнул Эрнеста  задом  так,  что
тот покачнулся.  Негр  принялся  бормотать  извинения.  Эрнест  сдавленным
голосом спросил:
     - Принес?
     - Что принес? - Рэдрик оглянулся через плечо.
     Один из типов  лениво  поднялся  из-за  столика,  пошел  к  выходу  и
остановился в дверях, раскуривая сигарету.
     - Пойдем потолкуем, - сказал Эрнест.
     Негр  со  шваброй  теперь  тоже  стоял  между  Рэдриком   и   дверью.
Здоровенный такой негр, вроде Гуталина, только в два раза шире.
     - Пойдем, - сказал Рэдрик и взял портфель. Сна у него уже не было  ни
в одном глазу.
     Он зашел за стойку и протиснулся мимо негра с пивными  ящиками.  Негр
прищемил, видно, себе  палец,  облизывал  ноготь,  исподлобья  разглядывая
Рэдрика. Тоже очень крепкий негр, с  проломленным  носом  и  расплющенными
ушами. Эрнест прошел в заднюю комнату, и Рэдрик последовал за ним,  потому
что теперь уже все трое типов стояли у выхода, а негр со шваброй  оказался
перед кулисами, ведущими на склад.
     В задней комнате Эрнест отступил в сторону  и,  сгорбившись,  сел  на
стул у  стены,  а  из-за  стола  поднялся  капитан  Квотерблад,  желтый  и
скорбный, а откуда-то слева выдвинулся громадный ооновец  в  нахлобученной
на глаза каске, быстро взял Рэдрика за бока и провел огромными ладонями по
карманам. У правого  бокового  кармана  он  задержался,  извлек  кастет  и
легонько подтолкнул Рэдрика к капитану. Рэдрик подошел к столу и  поставил
перед капитаном Квотербладом портфель.
     - Что же ты, зараза! - сказал он Эрнесту.
     Эрнест уныло двинул бровями и пожал одним плечом. Все  было  ясно.  В
дверях уже стояли, ухмыляясь, оба негра, и больше дверей не было,  а  окно
было закрыто и забрано снаружи основательной решеткой.
     Капитан Квотерблад, с отвращением кривя лицо, обеими руками копался в
портфеле, выкладывая на стол: "пустышки" малые - две штуки; "батарейки"  -
девять  штук;  "черные  брызги"  разных  размеров  -  шестнадцать  штук  в
полиэтиленовом  пакете;  "губки"  прекрасной  сохранности  -  две   штуки;
"газированной глины" - одна банка...
     - В карманах есть что-нибудь? - тихо произнес капитан  Квотерблад.  -
Выкладывайте...
     - Гады, - сказал Рэдрик. - Зар-разы.
     Он сунул руку за пазуху и швырнул на  стол  пачку  банкнот.  Банкноты
полетели во все стороны.
     - Ого! - произнес капитан Квотерблад. - Еще?
     - Жабы вонючие! - заорал Рэдрик, выхватил из кармана вторую пачку и с
размаху швырнул ее себе под ноги. - Жрите! Подавитесь!
     - Очень интересно, - произнес капитан Квотерблад спокойно. - А теперь
подбери все это.
     - Бог подаст! - сказал ему Рэдрик, закладывая руки за спину. -  Холуи
твои подберут. Сам подберешь!
     - Подбери деньги,  сталкер,  -  не  повышая  голоса,  сказал  капитан
Квотерблад, упираясь кулаками в стол и весь подавшись вперед.
     Несколько секунд они молча глядели друг другу в глаза, потом  Рэдрик,
бормоча ругательства, опустился на корточки и неохотно  принялся  собирать
деньги. Негры за спиной захихикали, а ооновец злорадно фыркнул.
     - Не фыркай, ты! - сказал ему Рэдрик. - Сопля вылетит!
     Он ползал уже  на  коленях,  собирая  бумажки  по  одной,  все  ближе
подбираясь к темному медному кольцу,  мирно  лежащему  в  заросшей  грязью
выемке в паркете, поворачиваясь так, чтобы было удобно; он все  выкрикивал
и выкрикивал грязные ругательства, все, какие мог  вспомнить,  и  еще  те,
которые придумывал на ходу, а когда настал момент, он замолчал,  напрягся,
ухватился за кольцо, изо всех  сил  рванул  его  вверх,  и  распахнувшаяся
крышка люка еще не успела грохнуться об пол, а он уже нырнул вниз головой,
вытянув напряженные руки, в сырую холодную тьму винного погреба.
     Он упал на руки, перекатился через  голову,  вскочил  и,  согнувшись,
бросился, ничего не видя, полагаясь только на память и на удачу,  в  узкий
проход между штабелями ящиков, на ходу дергая, раскачивая  эти  штабеля  и
слыша, как они  со  звоном  и  грохотом  валятся  в  проход  позади  него;
оскальзываясь, взбежал по невидимым ступенькам, всем  телом  вышиб  обитую
ржавой жестью дверь и оказался в гараже Эрнеста. Он весь трясся  и  тяжело
дышал, перед глазами плыли кровавые пятна,  сердце  тяжелыми  болезненными
толчками било в самое горло, но он не остановился ни на секунду. Он  сразу
бросился в дальний угол и, обдирая руки, принялся разваливать гору  хлама,
под которой в стене гаража было выломано несколько досок. Затем он лег  на
живот и прополз через эту дыру, слыша, как с треском рвется что-то  в  его
пиджаке, и уже  во  дворе,  узком  как  колодец,  присел  между  мусорными
контейнерами, стянул пиджак, сорвал и бросил галстук, быстро оглядел себя,
отряхнул брюки, выпрямился и, пробежав через двор, нырнул в низкий вонючий
тоннель, ведущий в соседний такой же двор. На бегу он прислушался, но  воя
патрульных сирен слышно пока не было, и он побежал еще быстрее, распугивая
шарахающихся ребятишек, ныряя под развешанное белье,  пролезая  в  дыры  в
сгнивших заборах, стараясь поскорее  выбраться  из  этого  квартала,  пока
капитан Квотерблад не успел  вызвать  оцепление.  Он  прекрасно  знал  эти
места. Во всех этих дворах, подвалах, в заброшенных прачечных, в  угольных
складах он играл еще мальчишкой, везде у него здесь были знакомые  и  даже
друзья, и при других обстоятельствах ему ничего не  стоило  бы  спрятаться
здесь и отсиживаться хоть целую неделю, но не для того он совершил дерзкий
побег из-под ареста - из-под носа у капитана Квотерблада, разом  заработав
себе лишних двенадцать месяцев.
     Ему здорово  повезло.  По  Седьмой  улице  валило,  горланя  и  пыля,
очередное шествие какой-то лиги, человек двести, таких же  растерзанных  и
неопрятных, как и он сам, и даже хуже,  будто  все  они  тоже  только  что
продирались через лазы в заборах, опрокидывали на себя мусорные баки,  да,
вдобавок, еще предварительно провели бурную ночку на угольном  складе.  Он
вынырнул из подворотни, с ходу врезался в эту толпу и наискосок, толкаясь,
наступая на ноги, получая по  уху  и  давая  сдачи,  продрался  на  другую
сторону улицы и снова нырнул в подворотню как  раз  в  тот  момент,  когда
впереди раздался знакомый отвратительный вой патрульных машин,  и  шествие
остановилось, сжимаясь гармошкой. Но теперь он был уже в другом  квартале,
и капитан Квотерблад не мог знать, в каком именно.
     Он вышел на свой гараж со стороны склада радиотоваров, и ему пришлось
прождать  некоторое  время,  пока  рабочие  загружали  автокар   огромными
картонными коробками с телевизорами. Он устроился в чахлых  кустах  сирени
перед глухой стеной соседнего дома, отдышался немного и выкурил  сигарету.
Он жадно  курил,  присев  на  корточки,  прислонившись  спиной  к  жесткой
штукатурке брандмауэра, время от времени прикладывая руку  к  щеке,  чтобы
унять нервный тик, и думал, думал, думал,  а  когда  автокар  с  рабочими,
гудя, укатил в подворотню, он  засмеялся  и  негромко  сказал  ему  вслед:
"Спасибо вам, ребята, задержали дурака... дали подумать". С этого  момента
он начал действовать  быстро,  но  без  торопливости,  ловко,  продуманно,
словно работал в Зоне.
     Он проник в свой  гараж  через  тайный  лаз,  бесшумно  убрал  старое
сиденье, засунул руку в корзину, осторожно достал из мешка сверток и сунул
его за пазуху. Затем он снял с гвоздя старую  потертую  кожанку,  нашел  в
углу замасленное кепи и обеими руками натянул его  низко  на  лоб.  Сквозь
щели ворот в полутьму гаража падали узкие полосы солнечного света,  полные
сверкающих пылинок, во дворе весело и азартно  визжали  ребятишки,  и  уже
собираясь уходить, он вдруг узнал голос дочки. Тогда он  приник  глазом  к
самой широкой щели и некоторое время  смотрел,  как  Мартышка,  размахивая
двумя воздушными шариками, бегает вокруг  новых  качелей,  а  три  старухи
соседки с вязанием на коленях сидят тут же на скамеечке и смотрят на  нее,
неприязненно поджав губы. Обмениваются своими паршивыми  мнениями,  старые
кочерыжки. А ребятишки ничего, играют с ней как ни в чем не бывало, не зря
же он к ним подлизывался, как умел, - и горку деревянную сделал для них, и
кукольный домик, и качели... И скамейку эту, на которой  расселись  старые
кочерыжки, тоже он сделал. "Ладно", - сказал он одними  губами,  оторвался
от щели, последний раз оглядел гараж и нырнул в лаз.
     На юго-западной окраине города, возле заброшенной бензоколонки, что в
конце Горняцкой улицы, была будка телефона-автомата. Бог знает кто  теперь
здесь ею пользовался, вокруг были одни заколоченные дома, а дальше  к  югу
расстилался необозримый пустырь бывшей городской свалки. Рэдрик сел в тени
будки прямо на землю и засунул руку в щель под будкой. Он нащупал  пыльную
промасленную  бумагу  и  рукоять  пистолета,  завернутого  в  эту  бумагу;
оцинкованная  коробка  с  патронами  тоже  была  на  месте,  и  мешочек  с
браслетами, и старый бумажник с  поддельными  документами:  тайник  был  в
порядке. Тогда он снял с себя кожанку и кепи и полез в пазуху. С минуту он
сидел,  взвешивая  на  ладони  фарфоровый   баллончик   с   неодолимой   и
неотвратимой смертью внутри. И тут  он  почувствовал,  как  у  него  снова
задергало щеку.
     - Шухарт, - пробормотал он, не слыша своего  голоса.  -  Что  же  ты,
зараза, делаешь? Падаль ты, они же этой штукой всех нас передушат... -  Он
прижал пальцами дергающуюся щеку, но это не помогло. - Гады, -  сказал  он
про рабочих, грузивших телевизоры на автокар. -  Попались  же  вы  мне  на
дороге... Кинул бы ее, стерву, обратно в Зону, и концы в воду...
     Он с тоской огляделся. Над потрескавшимся  асфальтом  дрожал  горячий
воздух, угрюмо глядели  заколоченные  окна,  по  пустырю  бродили  пылевые
чертики. Он был один.
     - Ладно, - сказал он решительно. - Каждый за себя, один бог за  всех.
На наш век хватит...
     Торопливо, чтобы не передумать снова, он засунул  баллон  в  кепи,  а
кепи завернул в кожанку. Потом он встал на колени и,  навалившись,  слегка
накренил будку. Толстый сверток лег на дно  ямки,  и  еще  осталось  много
свободного места. Он осторожно опустил будку, покачал ее  двумя  руками  и
поднялся, отряхивая ладони.
     - И все, - сказал он. - И никаких.
     Он забрался в раскаленную  духоту  будки,  опустил  монету  и  набрал
номер.
     - Гута, - сказал он. - Ты, пожалуйста, не волнуйся. Я опять  попался.
- Ему было слышно, как она судорожно вздохнула, и он торопливо проговорил:
- Да ерундистика это  все,  месяцев  шесть-восемь...  и  со  свиданиями...
Переживем. А без денег ты не будешь, деньги  тебе  пришлют...  -  Она  все
молчала. - Завтра утром тебя вызовут в комендатуру, там увидимся. Мартышку
приведи.
     - Обыска не будет? - спросила она глухо.
     - А хоть бы и был. Дома все чисто. Ничего, держи хвост трубой...  Уши
торчком, хвост пистолетом. Взяла в мужья сталкера, теперь не жалуйся.  Ну,
до завтра... Имей в виду, я тебе не звонил. Целую в носик.
     Он резко повесил трубку  и  несколько  секунд  стоял,  изо  всех  сил
зажмурившись, стиснув зубы так, что звенело в ушах. Потом он опять  бросил
монетку и набрал другой номер.
     - Слушаю вас, - сказал Хрипатый.
     - Говорит Шухарт, -  сказал  Рэдрик.  -  Слушайте  внимательно  и  не
перебивайте...
     - Шухарт? - очень натурально удивился Хрипатый. - Какой Шухарт?
     - Не перебивайте, я говорю! Я попался, бежал и сейчас иду  сдаваться.
Мне дадут года два с половиной или три. Жена остается  без  денег.  Вы  ее
обеспечите. Чтобы она ни в чем  не  нуждалась,  понятно?  Понятно,  я  вас
спрашиваю?
     - Продолжайте, - сказал Хрипатый.
     - Недалеко от того места, где мы с вами  в  первый  раз  встретились,
есть телефонная будка. Там она одна, не ошибетесь. Фарфор лежит  под  ней.
Хотите берите, хотите нет, но жена моя чтобы ни в чем не нуждалась. Нам  с
вами еще работать и работать. А если я вернусь и  узнаю,  что  вы  сыграли
нечисто... Я вам не советую играть нечисто. Понятно?
     - Я все понял, -  сказал  Хрипатый.  -  Спасибо.  -  Потом,  помедлив
немного, спросил: - Может быть, адвоката?
     - Нет, - сказал Рэдрик. - Все деньги до последнего медяка -  жене.  С
приветом.
     Он повесил трубку, огляделся, глубоко засунул руки в карманы  брюк  и
неторопливо пошел вверх по Горняцкой улице  между  пустыми,  заколоченными
домами.



             3. Ричард Г. Нунан, 51 год,  представитель поставщиков
             электронного оборудования при Хармонтском филиале МИВК

     Ричард Г. Нунан сидел за столом у себя в кабинете и рисовал  чертиков
в  огромном  блокноте  для  деловых  заметок.  При  этом  он  сочувственно
улыбался, кивал лысой головой и  не  слушал  посетителя.  Он  просто  ждал
телефонного  звонка,  а  посетитель,  доктор  Пильман,  лениво  делал  ему
выговор. Или воображал, что делает ему выговор. Или хотел  заставить  себя
поверить, будто делает ему выговор.
     - Мы все это учтем, - сказал наконец Нунан,  дорисовав  десятого  для
ровного счета чертика и захлопнув блокнот. - В самом деле, безобразие...
     Валентин  протянул  тонкую  руку  и  аккуратно   стряхнул   пепел   в
пепельницу.
     - И что же именно вы учтете? - вежливо осведомился он.
     - А все, что вы  сказали,  -  весело  ответил  Нунан,  откидываясь  в
кресле. - До последнего слова.
     - А что я сказал?
     - Это несущественно, - произнес Нунан. - Что бы вы  ни  сказали,  все
будет учтено.
     Валентин (доктор Валентин Пильман, лауреат Нобелевской премии  и  все
такое прочее) сидел перед  ним  в  глубоком  кресле,  маленький,  изящный,
аккуратный, на замшевой курточке ни пятнышка,  на  поддернутых  брюках  ни
морщинки; ослепительная  рубашка,  строгий  одноцветный  галстук,  сияющие
ботинки, на тонких бледных губах ехидная улыбочка,  огромные  черные  очки
скрывают глаза, над широким низким лбом черные волосы жестким ежиком.
     - По-моему, вам зря платят ваше фантастическое  жалование,  -  сказал
он. - Мало того, по-моему, вы еще и саботажник, Дик.
     - Чш-ш-ш! - произнес Нунан шепотом. - Ради бога, не так громко.
     - В самом деле, - продолжал Валентин. - Я  довольно  давно  слежу  за
вами: по-моему, вы совсем не работаете...
     - Одну минутку!  -  прервал  его  Нунан  и  помахал  розовым  толстым
пальцем. - Как это не работаю? Разве хоть  одна  рекламация  осталась  без
последствий?
     - Не знаю, - сказал Валентин  и  снова  стряхнул  пепел.  -  Приходит
хорошее оборудование, приходит плохое оборудование. Хорошее приходит чаще,
а при чем здесь вы, не знаю.
     - А вот если бы не я, - возразил Нунан, - хорошее приходило бы  реже.
Кроме того, вы, ученые, все время портите хорошее  оборудование,  а  потом
заявляете рекламации, и кто вас тогда покрывает? Вот, например...
     Зазвонил телефон, и Нунан, сразу забыв о Валентине, схватил трубку.
     - Мистер Нунан? - спросила секретарша. - Вас снова господин Лемхен.
     - Соединяйте.
     Валентин поднялся, положил  потухший  окурок  в  пепельницу,  в  знак
прощания пошевелил у виска двумя  пальцами  и  вышел,  маленький,  прямой,
складный.
     - Мистер Нунан? - раздался в трубке знакомый медлительный голос.
     - Слушаю вас.
     - Не легко застать вас на рабочем месте, мистер Нунан.
     - Пришла новая партия...
     - Да, я уже знаю. Мистер Нунан, я приехал ненадолго.  Есть  несколько
вопросов, которые необходимо обсудить при личной встрече. Имеются  в  виду
последние контракты "Мицубиси дэнси". Юридическая сторона.
     - К вашим услугам.
     - Тогда, если вы не возражаете, минут через тридцать в конторе нашего
отделения. Вас устраивает?
     - Вполне. Через тридцать минут.
     Ричард  Нунан  положил  трубку,  поднялся  и,  потирая  пухлые  руки,
прошелся по кабинету. Он даже запел какой-то  модный  шлягер,  но  тут  же
пустил петуха и добродушно засмеялся  над  собой.  Затем  он  взял  шляпу,
перекинул через руку плащ и вышел в приемную.
     - Детка,  -  сказал  он  секретарше,  -  меня  понесло  по  клиентам.
Оставайтесь командовать гарнизоном, удерживайте, как говорится,  крепость,
а я вам принесу шоколадку.
     Секретарша расцвела. Нунан послал ей воздушный поцелуй и покатился по
коридорам института. Несколько  раз  его  пытались  поймать  за  полу,  он
увертывался, отшучивался,  просил