едя "пежо" по ярко освещенным мокрым улицам.  Как  бы  половчее  все  это
провернуть? По принципу наименьшего действия. Как в механике. На кой  черт
мне такой-сякой инженерный диплом, если  я  не  могу  придумать,  как  мне
половчее ущучить этого безногого мерзавца...
     Он остановил машину перед домом, где жил  Рэдрик  Шухарт,  и  немного
посидел за рулем, прикидывая, как вести разговор. Потом он  вынул  "этак",
вылез из машины и только тут обратил внимание, что дом  выглядит  нежилым.
Почти все окна были темные, в скверике никого не было, и даже  фонари  там
не горели. Это напомнило ему, что он сейчас увидит, и он  зябко  поежился.
Ему даже пришло в голову, что, может быть, имеет смысл вызвать Рэдрика  по
телефону и побеседовать с ним в машине или в какой-нибудь тихой  пивнушке,
но он отогнал эту мысль. По целому ряду причин. И,  кроме  всего  прочего,
сказал он себе, давай-ка не будем уподобляться  всем  этим  жалким  типам,
которые разбежались отсюда, как тараканы, ошпаренные кипятком.
     Он  вошел  в  подъезд,  неторопливо  поднялся  по  давно  не  метеной
лестнице.  Вокруг  стояла  нежилая  тишина,  многие  двери,  выходящие  на
лестничные площадки, были приотворены  или  даже  распахнуты  настежь,  из
темных прихожих тянуло затхлыми запахами сырости и  пыли.  Он  остановился
перед дверью квартиры Рэдрика, пригладил волосы за ушами, глубоко вздохнул
и нажал кнопку звонка. Некоторое время за  дверью  было  тихо,  потом  там
скрипнули половицы, щелкнул замок, и дверь тихо приоткрылась. Шагов он так
и не услышал.
     На пороге стояла Мартышка,  дочь  Рэдрика  Шухарта.  Из  прихожей  на
полутемную лестничную площадку падал яркий свет, и в первую секунду  Нунан
увидел только темный силуэт девочки и подумал, как она  сильно  вытянулась
за последние несколько месяцев, но потом она отступила вглубь прихожей,  и
он увидел ее лицо. В горле у него мгновенно пересохло.
     - Здравствуй,  Мария,  -  сказал  он,  стараясь  говорить  как  можно
ласковее. - Как поживаешь, Мартышка?
     Она не ответила. Она молчала и совершенно бесшумно пятилась к  дверям
в гостиную, глядя на него исподлобья. Похоже, она не узнавала  его.  Да  и
он, честно говоря, не узнавал ее. Зона, подумал он. Дрянь...
     - Кто там? - спросила Гута, выглядывая из кухни. - Господи, Дик!  Где
вы пропадали? Вы знаете, Рэдрик вернулся!
     Она поспешила к нему, на ходу вытирая руки полотенцем,  переброшенным
через плечо, - все такая же  красивая,  энергичная,  сильная,  только  вот
подтянуло  ее  как-то:  лицо   осунулось,   и   глаза   были   какие-то...
лихорадочные, что ли?
     Он поцеловал ее в щеку, отдал ей плащ и шляпу и сказал:
     - Наслышаны, наслышаны... Все времени никак не мог выбрать  забежать.
Дома он?
     - Дома, - сказала Гута. - У него там один... Скоро  уйдет,  наверное,
они давно уже сидят. Проходите, Дик...
     Он  сделал  насколько  шагов  по  коридору  и  остановился  в  дверях
гостиной. Старик сидел за столом. Муляж. Неподвижный и  чуть  перекошенный
на сторону. Розовый свет от абажура падал на широкое темное  лицо,  словно
вырезанное из старого дерева, ввалившийся  безгубый  рот,  остановившиеся,
без блеска, глаза. И сейчас же Нунан почувствовал запах. Он знал, что  это
игра воображения, запах бывал только первые дни, а потом исчезал  напрочь,
но Ричард Нунан чувствовал его как бы  памятью  -  душный,  тяжелый  запах
разрытой земли.
     - А то пойдемте на кухню, - поспешно  сказала  Гута.  -  Я  там  ужин
готовлю, заодно поболтаем.
     - Да, конечно, - сказал Нунан бодро. - Столько не виделись!.. Вы  еще
не забыли, что я люблю выпить перед ужином?
     Они прошли на кухню, Гута  сразу  же  открыла  холодильник,  а  Нунан
уселся за стол  и  огляделся.  Как  всегда,  здесь  все  было  чисто,  все
блестело, над кастрюльками поднимался пар. Плита была новая,  полуавтомат,
значит, деньги в доме были.
     - Ну как он? - спросил Нунан.
     - Да все такой же, - ответила Гута. - Похудел в тюрьме, но сейчас уже
отъелся.
     - Рыжий?
     - Еще бы!
     - Злой?
     - А как же! Это у него уж до смерти.
     Гута поставила перед ним стакан "Кровавой  Мэри"  -  прозрачный  слой
русской водки словно бы висел над слоем томатного сока.
     - Не много? - спросила она.
     - В самый раз. - Нунан влил в себя смесь. Он вспомнил, что,  по  сути
дела, за весь день впервые выпил нечто  существенное.  -  Вот  это  другое
дело, сказал он.
     - У вас все хорошо? - спросила Гута. - Что вы так долго не заходили?
     - Проклятые дела, - сказал Нунан. - Каждую неделю собирался зайти или
хотя бы позвонить, но сначала пришлось ехать в Рексополис,  потом  скандал
один начался, потом мне говорят: "Рэдрик вернулся", - ладно, думаю,  зачем
мешать... В общем, завертелся я, Гута. Я  иногда  спрашиваю  себя:  какого
черта мы так крутимся? Чтобы заработать деньги? Но на кой черт нам деньги,
если мы только и делаем, что крутимся?..
     Гута звякнула крышками кастрюлек, взяла с  полочки  пачку  сигарет  и
села за стол напротив  Нунана.  Глаза  ее  были  опущены.  Нунан  поспешно
выхватил зажигалку и дал ей  прикурить,  и  снова,  второй  раз  в  жизни,
увидел, что у нее дрожат пальцы,  как  тогда,  когда  Рэдрика  только  что
осудили, и Нунан пришел к ней, чтобы дать ей денег,  -  первое  время  она
совершенно пропадала без денег, и ни одна тварь в  доме  не  давала  ей  в
долг. Потом деньги в доме появились, и, судя по всему,  немалые,  и  Нунан
догадывался,  откуда,  но  он  продолжал  приходить,   приносил   Мартышке
лакомства и игрушки, целыми вечерами пил с Гутой кофе и планировал  вместе
с нею будущую  благополучную  жизнь  Рэдрика,  а  потом,  наслушавшись  ее
рассказов, шел к соседям и  пытался  как-нибудь  урезонить  их,  объяснял,
уговаривал, наконец, выйдя из терпения, грозил: "Ведь Рыжий  вернется,  он
вам все кости переломает..." - ничего не помогало.
     - А как поживает ваша девушка? - спросила Гута.
     - Которая?
     - Ну, с которой вы заходили тогда... беленькая такая...
     - Какая же это моя девушка? Это моя  стенографистка.  Вышла  замуж  и
уволилась.
     - Жениться вам надо, Дик, - сказала Гута. - Хотите, невесту найду?
     Нунан хотел было ответить, как обычно: "Мартышка  вот  подрастет...",
но вовремя остановился. Сейчас это бы уже не прозвучало.
     - Стенографистка мне нужна, а не жена, - проворчал он. - Бросайте  вы
своего рыжего дьявола и идите ко мне в стенографистки. Вы же были отличной
стенографисткой. Старый Гаррис вас до сих пор вспоминает.
     - Еще бы, - сказала она. - Всю руку тогда об него отбила.
     - Ах, даже так? - Нунан сделал вид, что удивлен. - Ай да Гаррис!
     - Господи! - сказала Гута. - Да он мне проходу  не  давал!  Я  только
одного боялась, как бы Рэд не узнал.
     Бесшумно вошла Мартышка, возникла в дверях, посмотрела  на  кастрюли,
на Ричарда, потом подошла к матери и прислонилась к ней, отвернув лицо.
     - Ну что, Мартышка, - сказал бодро Ричард Нунан. - Шоколадку хочешь?
     Он полез  в  жилетный  карман,  вытащил  шоколадный  автомобильчик  в
прозрачном пакетике и протянул девочке. Она не пошевелилась. Гута взяла  у
него шоколадку и положила на стол. У нее вдруг побелели губы.
     - Да, Гута, - бодро сказал  Нунан.  -  А  я,  знаете  ли,  переезжать
собрался. Надоело  мне  в  гостинице.  Во-первых,  от  института  все-таки
далеко...
     - Она уже почти ничего не понимает, - тихо сказала Гута, и он оборвал
себя, взял в обе  руки  стакан  и  принялся  бессмысленно  вертеть  его  в
пальцах. - Вы вот не спрашиваете, как мы живем,  -  продолжала  она,  -  и
правильно делаете. Только ведь  вы  наш  старый  друг,  Дик,  нам  от  вас
скрывать нечего. Да и не скроешь!
     - У врача были? - спросил Нунан, не поднимая глаз.
     - Да. Ничего они не могут сделать. А один сказал... - она замолчала.
     Он тоже молчал. Не о чем тут было говорить  и  не  хотелось  об  этом
думать, но его вдруг ударила жуткая мысль: это  вторжение.  Не  пикник  на
обочине, не призыв к контакту, - вторжение. Они не могут изменить нас,  но
они проникают в тела наших детей и изменяют их по своему образу и подобию.
Ему стало зябко, но он тут же вспомнил, что уже читал о  чем-то  подобном,
какой-то покетбук в яркой глянцевитой обложке, и от этого воспоминания ему
полегчало. Придумать можно все что угодно. На самом деле никогда не бывает
так, как придумывают.
     - А один сказал, что она уже не человек, - проговорила Гута.
     - Вздор, - глухо сказал Нунан. - Обратитесь к настоящему специалисту.
Обратитесь к Джеймсу Каттерфилду. Хотите, я с  ним  поговорю?  Устрою  вам
прием...
     - Это к Мяснику? - она нервно засмеялась. - Не  надо,  Дик,  спасибо.
Это он и сказал. Видно, судьба.
     Когда Нунан снова осмелился поднять глаза, Мартышки уже  не  было,  а
Гута сидела неподвижно, рот у  нее  был  приоткрыт,  глаза  пустые,  и  на
сигарете в ее пальцах нарос длинный кривой столбик серого пепла. Тогда  он
толкнул к ней по столу стакан и проговорил:
     - Сделай-ка мне еще одну порцию, детка... и себе сделай. И выпьем.
     Она уронила пепел, поискала глазами, куда бросить окурок, и бросила в
мойку.
     - За что? - проговорила она. - Вот я чего не понимаю!  Что  мы  такое
сделали? Мы же не самые плохие все-таки в этом городе...
     Нунан подумал, что она сейчас заплачет, но она не заплакала,  открыла
холодильник, достала водку и сок и сняла с полки второй стакан.
     - Вы все-таки не отчаивайтесь, - сказал Нунан. - Нет на свете  ничего
такого, что нельзя исправить. И  вы  мне  поверьте,  Гута,  у  меня  очень
большие связи. Все, что смогу, я сделаю...
     Сейчас он сам верил в то, что говорил, и уже перебирал в  уме  имена,
связи и города, и ему уже казалось, будто о  подобных  случаях  он  что-то
где-то  слышал,  и  вроде  бы  все  кончилось  благополучно,  надо  только
сообразить, где это было и кто лечил, но тут он вспомнил,  зачем  он  сюда
пришел, и вспомнил господина Лемхена, и вспомнил, для чего он подружился с
Гутой, и ему больше не захотелось думать ни о чем, и он  отогнал  от  себя
все связные мысли, сел поудобнее,  расслабился  и  стал  ждать,  пока  ему
поднесут выпивку.
     В это время в прихожей послышались шаркающие  шаги,  постукивание,  и
отвратительный, особенно сейчас, голос Стервятника Барбриджа прогундосил:
     - Э, Рыжий! А к твоей Гуте, видать, кто-то заглянул, шляпа... Я б  на
твоем месте это дело так не оставил...
     И голос Рэдрика:
     - Береги протезы,  Стервятник.  Прикуси  язык.  Вон  двери,  уйти  не
забудь, мне ужинать пора.
     И Барбридж:
     - Тьфу ты, господи, пошутить уже нельзя!
     И Рэдрик:
     - Мы с тобой уже все отшутили. И точка. Мотай, мотай, не задерживай!
     Щелкнул замок, и голоса стали тише, очевидно, оба вышли на лестничную
площадку. Барбридж что-то сказал вполголоса, и Рэдрик ему  ответил:  "Все,
все, поговорили!" Снова ворчание Барбриджа и резкий голос Рэдрика: "Сказал
- все!". Ахнула дверь, простучали быстрые шаги в  прихожей,  и  на  пороге
кухни появился Рэдрик Шухарт. Нунан поднялся ему навстречу, и  они  крепко
пожали друг другу руки.
     - Я так и знал,  что  это  ты,  -  сказал  Рэдрик,  оглядывая  Нунана
быстрыми зеленоватыми глазами. - У-у, растолстел, толстяк! Все загривок  в
барах нагуливаешь... Эге! Да вы тут, я вижу, весело время проводите! Гута,
старушка, сделай мне порцию, надо догонять...
     - Да мы еще и не начали, - сказал Нунан. - Мы только  собирались.  От
тебя разве убежишь!
     Рэдрик резко засмеялся, ткнул Нунана кулаком в плечо.
     - А вот мы сейчас посмотрим, кто кого догонит,  кто  кого  перегонит!
Пошли, пошли, что мы здесь на кухне! Гута, тащи ужин...
     Он нырнул в холодильник и снова выпрямился, держа в  руке  бутылку  с
цветной наклейкой.
     - Пировать будем! - объявил он. - Надо как следует  угостить  лучшего
друга Ричарда Нунана, который не покидает своих в беде! Хотя пользы ему от
этого никакой. Эх, Гуталина нет, жалко...
     - А ты позвони ему, - предложил Нунан.
     Рэдрик помотал ярко-рыжей головой.
     - Туда еще телефон не провели, куда ему  сейчас  звонить.  Ну  пошли,
пошли...
     Он первым вошел в гостиную и грохнул бутылку на стол.
     - Пировать будем, папаня! - сказал он неподвижному старику. - Это вот
Ричард Нунан, наш друг! Дик, а это папаня мой, Шухарт-старший...
     Ричард Нунан, собравшись мысленно в  непроницаемый  комок,  раздвинул
рот до ушей, потряс в воздухе ладонью и сказал в сторону муляжа:
     - Очень рад, мистер Шухарт. Как поживаете?.. Мы ведь знакомы, Рэд,  -
сказал он Шухарту-младшему, который копался в баре.  -  Мы  один  раз  уже
виделись, мельком, правда...
     - Садись, - сказал ему Рэдрик, кивая на стул напротив старика. -  Ты,
если будешь с ним говорить, говори громче - он не слышит ничего.
     Он расставил бокалы, быстро откупорил бутылки и сказал Нунану:
     - Разливай. Папане немного, на самое донышко...
     Нунан неторопливо принялся разливать. Старик сидел  в  прежней  позе,
глядя в стену. И он никак не реагировал,  когда  Нунан  придвинул  к  нему
бокал. А Нунан уже переключился на новую ситуацию. Это была игра, страшная
и жалкая. Игру разыгрывал Рэдрик, и он включился в эту игру, как всю жизнь
включался в чужие игры, и страшные,  и  жалкие,  и  стыдные,  и  дикие,  и
гораздо более опасные, чем эта. Рэдрик, подняв свой бокал,  произнес:  "Ну
что, понеслись?" - и Нунан совершенно  естественным  образом  взглянул  на
старика, а Рэдрик нетерпеливо позвякал своим  бокалом  о  бокал  Нунана  и
сказал:  "Понеслись,  понеслись...",  и  тогда   Нунан   тоже   совершенно
естественно кивнул, и они выпили.
     Рэдрик, блестя глазами, заговорил все в том же возбужденном,  немного
искусственном тоне:
     - Все, браток! Больше меня тюрьма не увидит. Если бы ты  знал,  милый
мой, до чего же  дома  хорошо!  Деньги  есть,  я  себе  хороший  коттеджик
присмотрел, с садом будем, не хуже чем у Стервятника... Ты знаешь, я  ведь
эмигрировать хотел, еще в тюрьме решил. Ради чего такого я в  этом  вшивом
городишке сижу? Да провались, думаю, все  пропадом.  Возвращаюсь,  привет,
запретили эмиграцию! Да что мы, чумные какие-нибудь сделались за  эти  два
года?
     Он говорил и говорил, а  Нунан  кивал,  прихлебывая  виски,  вставлял
сочувственные   ругательства,   риторические   вопросы,   потом   принялся
расспрашивать про коттедж: что за коттедж, где, за какую цену? - и  они  с
Рэдриком поспорили. Нунан доказывал, что коттедж  дорогой  и  в  неудобном
месте, он вытащил записную книжку, принялся листать ее и  называть  адреса
заброшенных коттеджей, которые отдадут за  бесценок,  а  ремонт  обойдется
всего ничего, если подать заявление  об  эмиграции,  получить  от  властей
отказ и потребовать компенсацию.
     - Ты, я вижу, уже и недвижимостью занялся, - сказал Рэдрик.
     - А я всем понемножку занимаюсь, - ответил Нунан и подмигнул.
     - Знаю, знаю, наслышан о твоих аферах!
     Нунан сделал большие глаза, приложил палец к губам и кивнул в сторону
кухни.
     - Да ладно, все это знают, -  сказал  Рэдрик.  -  Деньги  не  пахнут.
Теперь-то я это точно понял... Но Мосла ты себе подобрал в управляющие,  -
я животики надорвал, когда услышал! Пустил, понимаешь, козла  в  огород...
Он же псих, я его с детства знаю!
     Тут старик медленно, деревянным  движением,  словно  огромная  кукла,
поднял руку с колена и с деревянным стуком уронил  ее  на  стол  рядом  со
своим бокалом. Рука была темная, с  синеватым  отливом,  сведенные  пальцы
делали ее похожей на куриную лапу. Рэдрик замолчал и посмотрел на него.  В
лице его что-то дрогнуло, и Нунан с изумлением увидел  на  этой  конопатой
хищной физиономии самую настоящую, самую неподдельную любовь и нежность.
     - Пейте, папаша, пейте, - ласково сказал Рэдрик.  -  Немножко  можно,
пейте на здоровье... Ничего, - вполголоса сказал он Нунану, заговорщически
подмигивая. - Он до этого стаканчика доберется, будь покоен...
     Глядя на него,  Нунан  вспомнил,  что  было,  когда  лаборанты  Бойда
явились  сюда  за  этим  муляжом.  Лаборантов  было  двое,   оба   крепкие
современные парни, спортсмены и все такое, и еще  был  врач  из  городской
больницы  и  при  нем  двое  санитаров,  людей   грубых   и   здоровенных,
приспособленных таскать носилки и  утихомиривать  буйных.  Потом  один  из
лаборантов рассказывал, что "этот рыжий" сначала вроде  не  понял,  о  чем
идет речь, впустил в квартиру, дал осмотреть отца,  и,  наверное,  старика
так бы и увезли, потому что Рэдрик, похоже, вообразил, будто папаню кладут
в больницу на  профилактику.  Но  эти  болваны-санитары,  которые  в  ходе
предварительных переговоров торчали в прихожей и  подглядывали  за  Гутой,
как она моет в кухне окна, взялись, когда их позвали, за  старика  как  за
бревно, поволокли, уронили на пол. Рэдрик взбесился, и  тут  вылез  вперед
болван-врач и стал обстоятельно разъяснять, что,  куда,  и  зачем.  Рэдрик
послушал его минуту или две, а  потом  вдруг  без  всякого  предупреждения
взорвался, как водородная бомба. Рассказывавший все это лаборант и сам  не
помнит, как он очутился на улице. Рыжий дьявол спустил  по  лестнице  всех
пятерых, причем ни одному из них не  дал  уйти  самостоятельно,  на  своих
ногах. Все они, по словам лаборанта, вылетели из парадного,  как  ядра  из
пушки. Двое остались валяться на панели в беспамятстве, а остальных  троих
Рэдрик гнал по улице четыре квартала, после чего вернулся  к  институтской
машине и выбил в ней все стекла, шофера в машине уже не было, он удрал  по
улице в противоположном направлении...
     - Мне тут в одном баре новый коктейль  показали,  -  говорил  Рэдрик,
разливая виски. - "Ведьмин студень" называется, я тебе потом сделаю, когда
поедим. Это, брат, такая вещь, что на пустое брюхо  принимать  опасно  для
жизни: руки-ноги отнимаются с одной порции... Ты как хочешь, Дик, а я тебя
сегодня угощу на славу, право же, угощу. Старые добрые  времена  вспомним,
"Боржч" вспомним... Бедняга-то Эрни до сих пор сидит, знаешь? - Он  выпил,
вытер губы тыльной стороной ладони и спросил небрежно:  -  А  что  там,  в
институте, за "ведьмин студень" еще не взялись? Я,  знаешь  ли,  от  науки
слегка поотстал...
     Нунан сразу понял, почему Рэдрик заводит разговор  на  эту  тему.  Он
всплеснул руками и сказал:
     - Что ты, дружище! С этим "студнем" знаешь какая штука случилась? Про
Карригановские лаборатории слыхал? Есть такая частная лавочка... Так  вот,
раздобыли они порцию "студня"...
     Он рассказал про катастрофу, про скандал, что концов так и не  нашли,
откуда взялся "студень" - так и не выяснили,  а  Рэдрик  слушал  вроде  бы
рассеянно, цокал языком, качал головой, а  потом  решительно  плеснул  еще
виски в бокалы и сказал:
     - Так им и надо, паразитам, чтоб они сдохли...
     Они выпили, Рэдрик посмотрел на папаню, снова в его лице дрогнуло, он
протянул руку и придвинул бокал поближе  к  сведенным  пальцам,  и  пальцы
вдруг разжались и снова сжались, обхватив бокал за донышко.
     - Вот так оно дело быстрее пойдет, - сказал Рэдрик. - Гута! -  заорал
он. - Долго ты нас будешь голодом морить?.. Это она для тебя старается,  -
объяснил  он  Нунану.  -  Обязательно  твой  любимый  салат   готовит,   с
моллюсками, она их давно припасла, я видел... Ну а как вообще в  институте
дела? Нашли  что-нибудь  новенькое?  У  вас  там,  говорят,  теперь  вовсю
автоматы работают, да мало вырабатывают.
     Нунан принялся рассказывать про институтские дела, и пока он говорил,
у стола рядом со стариком неслышно возникла Мартышка, постояла, положив на
стол мохнатые лапки, и вдруг совершенно детским движением  прислонилась  к
муляжу и положила  голову  ему  на  плечо.  И  Нунан,  продолжая  болтать,
подумал, глядя на эти два чудовищных порождения Зоны: господи, да  что  же
еще? Что же еще нужно с нами сделать, чтобы нас наконец  проняло?  Неужели