Страницы: -
1 -
2 -
3 -
4 -
5 -
6 -
7 -
8 -
9 -
10 -
11 -
12 -
13 -
14 -
15 -
16 -
17 -
18 -
запахи поздней весны. Отдохнуть хотелось.
- Не дадут мне сейчас отпуска, - сказал Калитин.
- А тебе и не надо никакого отпуска. Ложись ко мне на исследование.
Калитин вздрогнул. И попросил сигарету, если найдется. Он уже полгода,
как бросил, но теперь курить захотелось невыносимо.
- Кури, - сказал Юров, достав из стола подаренную кем-то пачку "Лорда".
- Сейчас это даже на пользу, чтобы раскрепоститься, а потом снова бросишь.
Ну, так как тебе мое предложение?
Калитин не знал, что ответить. Отдохнуть хотелось, но Юров чего-то
недоговаривал. Возможны были варианты: либо у Калитина на самом деле
что-то очень серьезное, либо случай Калитина представляет живейший интерес
для диссертации Юрова, либо и то и другое сразу. Иначе быть не могло.
Калитин слишком хорошо знал своего приятеля.
А после третьей сладкой затяжки, от которой слегка закружилась голова,
знаменитый нейрохирург вдруг понял, что выбирать, собственно, не из чего и
надо оставаться.
Прошла неделя. Калитин много гулял, с аппетитом ел, спал вволю,
выкуривал в день полпачки, вечерами подолгу размышлял, сидя один, иногда
писал. И Юров его почти не трогал. Только по утрам просил подробно
рассказывать о снах. А сны были все те же. И если раньше он оперировал
роботов, поначалу казавшихся ему людьми, а сам и вовсе неизменно оставался
человеком, то теперь от начала до конца все кругом были роботы, а в финале
каждого сна роботом оказывался и он сам. Это было страшно.
Юров скрупулезно заносил в свой журнал все калитинские видения, а потом
они наперебой вспоминали многочисленные рассказы о роботах, прочитанные
ими в те годы, когда оба увлекались фантастикой. Это их успокаивало. Но от
разгадки Юров был далек. Он даже не всегда знал, о чем спросить пациента.
Однажды вопрос оказался очень правильным:
- С чего начались твои кошмары? Постарайся вспомнить.
И Калитин вспомнил. Внезапно, вдруг, словно упал какой-то занавес.
В тот вечер, перед первым сном о роботах он писал статью для журнала, и
в голову пришла мысль: все работы по исследованию человеческого мозга -
абсолютно безнадежное дело, а любое хирургическое вмешательство - не
более, чем варварская попытка чинить микрокомпьютер зубилом и пассатижами.
До конца понять мозг, подумалось Калитину, так же невозможно, как
невозможно роботу разобрать по винтику себе подобного, а затем собрать в
том же виде. Робот для этого не предназначен, в него это не заложено. А
человек? Есть ли у человека возможность разобраться в собственном мозге до
последней клеточки?
Мысль мелькнула тогда и была отброшена как неконструктивная. Но
начались сны. И только теперь Калитин увидел связь. Связь была очевидна.
Но Юров не счел ее существенной. Он выстраивал свою концепцию.
Кончились кошмары внезапно. Две ночи подряд Калитин проспал совсем без
сновидений, и Юров уверял его, что все прошло, нормальный образ жизни дал
себя знать, и можно больше ни о чем не беспокоиться, но чутье врача
подсказывало Калитину, что его друг психиатр кривит душой. Юров ждал новых
симптомов.
И симптомы появились.
В вечер после второй спокойной ночи Калитин по обыкновению сидел на
подоконнике в своей персональной палате, не уступавшей гостиничному люксу,
и курил. Небо было еще светлым, но на столе уже горела лампа, и
высвеченный ею чистый лист бумаги нетерпеливо белел в ожидании первых
слов. Провожая взглядом уплывающие в сумерки зыбкие колечки дыма, Калитин
вдруг обнаружил, что не хочет и не сможет, как собирался, обобщать опыт
последних операций, а напишет совсем о другом - о пришедшей к нему
разгадке. И он уже знал, что никогда не станет рассказывать о ней Юрову а,
может быть, и вообще никому. До поры. А сейчас главное - записать.
"Все люди - это роботы, - писал он, - построенные и запрограммированные
некой другой высокоразвитой цивилизацией для расселения на нашей планете.
Такая гипотеза, высказанная пациентом психиатрической клиники, будет,
разумеется, воспринята однозначно. Поэтому я и не тороплюсь сообщать ее
людям. Но я убежден в своей правоте и теперь понимаю, что идея назрела
давно, а сны лишь окончательно укрепили меня в ней. Мои сны - это не
умственное расстройство, а путь познания... Между прочим, версия
искусственного происхождения человека хорошо объясняет загадку
возникновения разума..."
И все в том же духе.
А ночью ему опять приснился сон. Но уже совсем другой. Он стоял один
посреди огромного пустого зала, и сначала было темно, а потом под самым
потолком появилась светящаяся точка. Она росла и сделалась звездой,
лучистой и многоцветно переливчатой. И вдруг заговорила. Собственно, голос
шел отовсюду, но переливы света очень точно соответствовали звуку, и было
ясно, что говорит звезда.
- Профессор Калитин или самовоспроизводящийся робот N_31246-75490126,
слушай меня. Я тот, кто создал твоих предков - первые группы
самовоспроизводящихся роботов и поместил их на эту планету, начав тем
самым один из грандиознейших экспериментов в истории Вселенной. А ты,
Калитин, первый из моих роботов, понявший правильно свое происхождение.
Теперь эксперимент окончен, и я хочу на прощание поговорить с тобой. Ты
можешь задавать вопросы.
Каким-то уголком сознания Калитин понимал, что это сон, и, значит,
можно говорить и делать что угодно, но он-таки растерялся, занервничал,
стушевался, придавленный чудовищным грузом ответственности за
человечество. Ведь что бы это ни было: сон ли, явь ли, чья-то буйная
фантазия или болезненный бред - в любом случае это был тест на его
сообразительность и умение ориентироваться в нестандартной обстановке.
Дотошность представителя естественных наук взяла верх над любопытством
философа, и в поисках первого вопроса Калитин еще раз внимательно
огляделся. Под ногами было нечто вроде шершавого пластика. Вдалеке это
нечто плавно переходило в стены, а стены и потолок (был ли вообще
потолок?) не имели определенной формы, а причудливо изламывались подобно
складкам полиэтиленового пакета. Говорящая звезда казалась теперь уже не
звездой, а скорее рваной пробоиной в стене, за которой буйствовало
красками незнакомое небо.
- Где я? - спросил Калитин.
- Вопрос не вполне корректный. Твоя телесная оболочка - в постели в
клинике, а сознание - здесь, во внепространственной энергетической сфере.
- А что, сознание может перемещаться отдельно от тела?
- Хороший вопрос. Я сказал "сознание твое здесь", чтобы было понятнее.
На самом деле информация о том, что сейчас происходит, просто вписана в
свободные ячейки твоего мозга.
- Ясно, - сказал Калитин. - И не надо ничего упрощать. Проще - это
далеко не всегда понятнее. Кстати, как мне звать тебя?
- Это безразлично. Само понятие имени для меня абсурдно.
- Тогда можно я буду называть тебя Творцом?
- Можно. Только не считай меня богом. Я уже устал от этой глупости за
многие века.
- Так кто же ты, Творец? Откуда ты? И много ли таких, как ты?
- Начну с последнего. Нас много. Нас бесконечно много в вашем
понимании. Мы древняя и единственная цивилизация на всех доступных нам
уровнях пространства - времени. Мы представляем собой различные по
масштабам и форме энергетические структуры. Только энергия может быть
носителем разума. Вещество в любой форме - это лишь орудие в руках
энергии.
- Так значит, все звезды, планеты, все небесные тела...
- ...лишь инструменты и приборы в наших лабораториях.
- А растения, животные, люди?
- В ходе развития цивилизации орудия труда совершенствуются. Однажды
был разработан фотосинтез. Мы внедрили его на нескольких планетах, и новый
тип вещества стал развиваться самостоятельно. Вот тут и случилось
непредвиденное: на одной из планет возник без нашего участия принципиально
новый феномен - животная клетка. Мы стали наблюдать за бурным развитием
животного мира, и была высказана гипотеза: если из вещества получаются
самоорганизующиеся, самовоспроизводящиеся машины, то не способно ли оно
стать носителем разума? Гипотеза привлекла своей парадоксальностью. Было
предложено подождать, пока у животных возникнет разум. Но это предложение
отвергли, если не сказать осмеяли: ведь разум должен питаться от источника
разумной энергии, а разумная энергия - это специфический вид
высокоорганизованной энергии. Извини за такую формулировку, в вашем языке
просто не хватает слов. В итоге всех споров мы решились на эксперимент и
подключили к источнику разумной энергии машины, роботов, сделанных мною по
образу и подобию самых развитых животных вашей планеты. Так появились
люди.
- Что вы хотели узнать в результате эксперимента?
- Мы хотели узнать, стоит ли веществу быть носителем разума. Мы узнали
это, и теперь эксперимент окончен.
Вот уже во второй раз Творец произнес эти слова: эксперимент окончен,
но Калитин боялся спросить об их смысле. Он спросил осторожнее:
- Так что же вы узнали?
- Вещество - плохой, нерациональный носитель разума.
- Почему?
- Окончательному выводу предшествовало много наблюдений и расчетов. Ты
не все их способен понять, ибо разум твой ограничен заложенной в него
программой. Приведу несколько понятных тебе рассуждении. Первое: вам
понадобились миллионы лет (это много), чтобы создать сколько-нибудь
пристойную цивилизацию, стремящуюся к познанию мира и самих себя. Второе:
путь ваш к этой цивилизации был так запутан, а заблуждения настолько
отравили разум, что вы и поныне готовы свести к нулю все ваши достижения.
Расчеты показывают вероятность вашей гибели на три порядка выше
вероятности дальнейшего прогресса. Третье: ваши дремучие представления о
мире и о себе. Сколько тысячелетий вокруг в сущности верной концепции
сотворения вы накручивали бездну глупостей и предрассудков, а затем, начав
бороться с ними, как говорят у вас, вместе с водой выплеснули и ребенка:
вместе с идеей всемогущего бога отринули идею сотворения и снова
запутались. Вздумали понять до конца если не мир, то хотя бы себя. А это
невозможно. И только ты один, профессор Калитин, робот N_31246-75490126
понял это, осознал и почувствовал не как шуточную гипотезу, а всерьез. Вот
чего мы ждали от вас. Осознания. Понимания. Случись это раньше, намного
раньше, мы подключили бы вас к следующей ступени источника разумной
энергии. А теперь эксперимент окончен.
- Но что это значит, в конце концов?!
- Это значит, что нет смысла подключать вас к следующей ступени. Есть
смысл отключить вас совсем. Дальнейший расход разумной энергии на вашу
цивилизацию нецелесообразен.
- А к чему приведет отключение от источника?
- К гибели цивилизации, разумеется. Вы вернетесь в первозданное
состояние. Станете просто животными. Уйдете из городов в леса. Будете
продолжать размножаться. А через миллион лет или больше, быть может, снова
теперь уже самопроизвольно станете разумными. Или не станете. Таков наш
следующий эксперимент - проверка безумной гипотезы. А звезду мы вам
заменим, когда эта начнет остывать.
- И уже ничего нельзя изменить?
- Ничего. Решение принято.
- Но это же несправедливо! Мы же все-таки цивилизация. Мы - разумные.
Уничтожить нас - это антигуманно!
- Антигуманно, то есть античеловечно, значит, по-нашему, антироботно.
Неправда ли, странно звучит? Ты забываешь, Калитин, мы не люди. Мы слишком
далеки от вас. Подумай, станете ли вы вторично высевать неудачный сорт
пшеницы только потому, что она живая и ей тоже хочется жить?
- Да, - сказал Калитин, - мы не делаем этого, но и мы не правы. Все
живое, однажды произведенное на свет, должно жить. Все. И никто не вправе
уничтожать живое.
- Нет, Калитин, ты просто не понимаешь. Программа не позволяет тебе
думать иначе. А если бы ты мог подняться на мой уровень, ты бы знал, что
мы правы, что высшая целесообразность в сохранении гармонии, равновесия,
гомеостазиса, а ваша искусственно созданная цивилизация, поглощая
чудовищное количество разумной энергии, лишь создает дисгармонию во
Вселенной. Сеанс связи окончен, Калитин. С добрым утром.
- С добрым утром, - сказал Юров.
Он стоял возле кровати, когда Калитин проснулся.
- Ты проспал на два часа больше обычного.
- Поздно лег. Работал.
- Снилось что-нибудь?
- Ничего, - поторопился ответить Калитин.
- Но есть ощущение тревоги, да?
- Пожалуй.
- Неконкретная тревога. Словно не хватает чего-то, но не понять, чего
именно. Так?
- Пожалуй. Примерно, так.
- Это вполне нормально. Ты слишком привык к своим кошмарам. Но больше
их не будет. Поверь мне, я знаю. А за работу по ночам - выговор.
- Виноват, увлекся.
Он кинулся к столу, как только Юров вышел. "Ах, как неосторожно!"
Стопка листов, хоть и перевернутая, лежала посреди стола. Вряд ли Юров
стал бы смотреть, но на всякий случай Калитин спрятал свои записи между
страницами статьи и уложил в ящик. Теперь можно было спокойно
поразмышлять.
"Предположим, все, что я видел - фантазия больного мозга. Тогда
состояние мое действительно опасно. Надо лечиться? Пожалуй. Но что
понимает в этом Юров и вся мировая психиатрия? Да, им хочется разобраться,
но вылечат меня едва ли. Значит, уклоняясь от лечения, я только лишаю
медицинскую науку одной из любимых ее игрушек - неординарного подопытного
кролика. Вариант второй: все, что я видел, было на самом деле. Вероятность
исчезающе мала, но игнорируя этот вариант, я обрекаю человечество на
гибель. Так можно ли сомневаться в выборе? Я обязан сделать все, чтобы
предотвратить уничтожение цивилизации".
После завтрака Калитин зашел к Юрову и сказал, что, послушный его
советам, будет работать днем, а вечером после прогулки рано ляжет спать.
Потом вернулся к себе, и обложившись статьями и книгами по нейрохирургии,
как нерадивый сотрудник, читающий тайком от начальника художественную
литературу, принялся записывать со всей точностью, на какую был способен,
свой ночной диалог с Творцом.
А когда он вновь уснул, диалог продолжился. Калитин опять стоял в
огромном "полиэтиленовом мешке", а Творец в мерцающей выси был похож на
бесформенную перламутровую раковину, изъеденную морем.
- Можешь задавать вопросы, Калитин.
- Скажи, Творец, мои сны о роботах - это твоих рук дело?
- Не совсем. Первый ты увидел сам, а потом я решил повторять их, пока
ты не придешь к правильному выводу.
- А сколько раз еще мы успеем поговорить?
- Завтра последняя ночь.
- А почему нельзя днем?
- Можно, но на сеанс связи уходит много времени, тебя могут увидеть. Ты
напугаешь своего друга Юрова, робота N_31246-75473899.
- А если я объясню ему все?
- Попробуй. Он не поверит тебе. Он не способен.
- Именно он?
- Вы все не способны, а он особенно.
- А как же я поверил в реальность снов?
- Ты тоже не совсем поверил. И потом ведь есть исключения, если угодно,
какой-то брак в нашей работе. К тому же я не программировал абсолютную
невозможность понимания вами истины, вы сами такими стали.
- А если мы станем другими? Поймем истину и поверим в нее. Ты сохранишь
тогда нам жизнь, Творец?
- Мы отбираем у вас не жизнь, а лишь не по праву полученный разум. А
вообще это интересное предложение, Калитин. Я согласен на новый небольшой
эксперимент. Не надо переубеждать все человечество. Заставь Юрова поверить
в реальность твоих снов, и мы дадим вам время объяснить всем, что
происходит. А потом, когда и если все пройдет удачно, мы подключим вас к
следующей ступени разумной энергии.
У Калитина захватило дух от сознания собственного могущества. Вот
теперь поистине судьбы мира были в его руках.
- Творец, - сказал он торжественно, - я готов сейчас же приступить к
выполнению своей миссии.
- Сейчас не надо. Юров спит, а разбуженный посреди ночи - не самый
лучший слушатель.
- Да, - опомнился Калитин, - верно. Но я не знаю о чем еще говорить с
тобой.
- Неужели, Калитин? Неужели у тебя нет вопросов?
По стенам полупрозрачного энергетического мешка прошла едва заметная
рябь, и Калитин поежился от нахлынувшего внезапно ощущения неуютности и
страха. Страха перед непознаваемым. Вопросов было слишком много, и на
половину из них наверняка не найдется понятного ответа. А еще больше
ответов без вопросов: сколько знает Творец такого, о чем Калитин даже не
умеет спросить. Тяжело быть роботом и понимать это. Тяжело видеть предел
своих возможностей.
И вдруг он обозлился: "Ну, робот я, ну и что? Все равно не верю, что
мозг ограничен программой. Чушь это! Я знаю, что могу понять все. Уверен в
этом. И я буду спрашивать."
- Как вы воспринимаете переход материи в энергию?
- Как питание и рост.
- А обратный процесс?
- Как смерть. Когда-то мы умирали, как и вы, необратимо. Космическая
пыль - это трупы наших предков. Теперь наша смерть скорее похожа на ваш
сон. Мы умираем, когда хотим отдохнуть.
- А можно ли превращать пространство в энергию и вещество?
- А можно ли превращать скорость реки в лед? Пространство - это не
субстанция, а лишь свойство, параметр материи.
- А время обратимо?
- Нет, но его можно ускорять или замедлять в любых пределах...
Они проговорили всю ночь, а потом прозвучали уже знакомые фразы: "Сеанс
связи окончен, Калитин. С добрым утром." Слово в слово, как в прошлый раз.
И Калитин подумал: "Кто из нас робот?"
После завтрака он узнал, что Юров уехал до вечера в Москву. Появилось
время как следует обдумать разговор. От ночной решимости не осталось
теперь и следа, страшно было сказать хоть одно неточное слово, как
человеку, стоящему на краю бездны бывает страшно пошевелить даже пальцем.
И он обдумал все, что можно было обдумать, даже взвесил все "за" и
"против", хотя и запретил себе какие бы то ни было прогнозы. И было уже
невыносимо думать о предстоящем разговоре, и весь ночной диалог был уже
подробнейшим образом записан, и сигареты кончились, а Юров задерживался. И
тогда Калитин решил поговорить с Творцом. Он не знал, как это сделать,
поэтому просто сел в кресло и попытался заснуть.
- Я понял тебя, Калитин, - Творец сиял переливчатой солнечной кляксой в
вышине бледных изломов энергетического колпака. - Ты хочешь поговорить.
Помни только: во внепространственных сферах время течет замедленно. Там,
где осталось все твое тело, его пройдет в десять раз больше, чем здесь.
- Творец, мне все-таки непонятно, как ваша высокоразвитая цивилизация
может решиться по сути на массовое убийство, на геноцид?
- Постарайся выйти за рамки своих представлений. Я сравнивал вас с
неудачным сортом пшеницы - это неточно, я просто пожалел твое самолюбие.
Мы ведь не убиваем вас и не перерабатываем на корм - мы вас просто
_выключаем_. Как плохо работающую машину. Но пока я еще надеюсь, что вас
можно _починить_.
- А ты умеешь надеяться, Творец? - в Калитине закипала злоба.
- В твоем языке не хватит слов для всего, что я умею.
- А ты не боишься, Творец, что однажды кто-нибудь выключит тебя?
Переливчатая звезда наверху задрожала со звоном и всхлипами, стены
энергетической сферы всколыхнулись, а потом что-ю тоненько загудело, так
тоненько, что у Калитина противно зачесались зубы.
Он вдруг понял, что Творец смеется.
- Что это такое, Алексей?! - кричал Юров.- Что это? Почему ты все это
скрывал от меня? Что с тобой, Алексей?!
Юров потрясал р