. Вы, наверно, обратили внимание, что  я  часто  вспоминаю  XX  век.
Видите ли,  как  это  ни  парадоксально  звучит,  все  наши  архитектурные
экзерсисы  на  протяжении  тысячелетия  были  не  так  революционны,   как
реконструкции XX века. Вот почему я прежде всего полез в архивы и  отыскал
интереснейший генеральный план реконструкции Москвы 1935 года.  Он  потряс
мое воображение, и я сделал его своим планом.  Невероятно,  но  факт:  для
выполнения этого плана мне в XXIX веке приходилось сносить не только дома,
восстановленные Реконструякиным, но и целый ряд зданий,  простоявших  века
под  охраной  небезызвестного  министерства.  То  есть,  Генеральный  план
далекого 1935 года оказался смелее, чем все последующие варианты. Действуя
в рамках плана, я первый подарил Москве ее  собственное  лицо,  сделал  ее
прекрасным одностильным городом, таким, как Ленинград, Нью-Йорк,  Венеция,
или Ташкент. Правда, Петр Козеловский все время твердит,  что  я  как  раз
лишил Москву ее настоящего пестрого лица.  Ох,  как  он  мешал  мне,  этот
министр! Целых полтора века я воюю с  его  министерством,  используя  весь
опыт,  приобретенный   моими   предшественниками,   и   достиг   немалого.
Собственно, я сломал все,  что  мне  хотелось  сломать,  вот  только  Храм
Василия Блаженного Козеловский ухитрился сберечь. И как же он портит облик
моего города, этот допотопный Покровский собор! Поймите, я  просто  обязан
его снести.
   Корр. Простите, но имеет ли это смысл ТЕПЕРЬ?
   А.И. Да. Да! И еще раз да. Для меня это вопрос принципа.
   Корр. Тогда что же мешает вам?
   А.И. Мне мешает Козеловский, который обосновался в Храме, и вот уже год
сидит там безвылазно...
   Корр. Я веду свой репортаж из бункера преобразователя  пространства.  И
сейчас здесь легок  на  помине  появился  сам  министр  охраны  памятников
Козеловский. Я должен извиниться перед Аристархом  Изосимовичем  и  задать
несколько  вопросов  этому  тоже  очень  знаменитому   архитектору.   Петр
Дмитриевич, как вы решились оставить Храм Василия Блаженного  на  произвол
судьбы?
   П.Д. А я предварительно вывел из строя все дезинтеграторы  Староломова,
к тому же Храм накрыт энергетическим  колпаком,  питающимся  от  излучения
Солнца.  Когда  температура  достигнет  максимума  и  поверхность  планеты
расплавится, колпак автоматически замкнется в сферу  и  будет  плавать  по
волнам огненного океана. Теоретически Храм  должен  пережить  происходящий
сейчас в Солнечной системе катаклизм, чтобы войти в историю символом нашей
победы.
   Корр. Но можно ли назвать  победой  спасение  вами  всего  лишь  одного
памятника, в то время как вся Москва погибает,  перестроенная  по  проекту
Староломова?
   П.Д. Можно, если учесть, что существует еще  и  Новая  Москва,  которая
будет построена на Альфе Центавра-3 по моему проекту.
   А.И. Что?!
   Корр. Петр Дмитриевич, продолжайте, пожалуйста.
   П.Д.  Я  хочу  напомнить   вашим   читателям   (кстати,   ваша   газета
переименована в "Архитектурный вестник"),  что  на  Альфа  Центавра-3  уже
построен жилой пояс Новой Москвы  -  широкая  полоса  коттеджей  в  лесном
массиве, охватывающая  кольцом  пустое  пространство,  равное  по  площади
старой  Москве.  Там  и  будет  построен  первый  в  мире  город-памятник,
город-музей. Я только  что  разговаривал  по  астрофону  с  пятью  членами
Всемирного Совета и узнал, что решением  последнего  заседания  для  Новой
Москвы упразднены как Обсовструп, так и  Минохрап,  а  вместо  них  создан
Объединенный совет по архитектуре, состав которого будет утвержден в самое
ближайшее время. А для  строительства  города-музея  большинством  голосов
принят мой проект, имеющий целью восстановить Москву в том виде, какой она
имела в начале XX  столетия  с  небольшими  поправками  в  отношении  ряда
древних памятников,  утраченных  к  тому  времени.  А  все  представляющие
интерес  архитектурные  сооружения  более  позднего  периода   планируется
расположить  на  обширных  окраинных  территориях  города,  совершенно  не
застроенных к началу XX века.
   Корр. Спасибо, Петр Дмитриевич. А теперь еще один  вопрос  к  Аристарху
Изосимовичу... Простите, друзья, Аристарх Изосимович куда-то исчез, и  мне
остается  только  поблагодарить  вас  за  постоянное  внимание  к   нашему
еженедельнику (как он, бишь, теперь называется,  "Архитектурные  новости",
что ли?) и завершить наше увлекательное и так неожиданно, так  сенсационно
дополненное интервью.
   До новых встреч, друзья! В новом тысячелетии! В Новой Москве!



   Ант Скаландис.
   Непорочное зачатие Касьяна Пролеткина

   -----------------------------------------------------------------------
   Авт.сб. "Ненормальная планета".
   OCR & spellcheck by HarryFan, 1 September 2000
   -----------------------------------------------------------------------


   Если кто-нибудь скажет  вам,  что  у  Марии  Луизы  О'Брайен  во  время
рождения Мигеля Сантьяго Хортеса появилось кислое молоко  (а  есть  еще  и
такие шутники, которые утверждают, что у нее было и  не  молоко  вовсе,  а
молочный коктейль, что-то вроде той ужасной смеси молока с водкой, которую
чилийцы называют кола-моно) - не верьте, никому не верьте,  потому  что  у
Марии Луизы О'Брайен вообще не было молока. Сразу после родов она потеряла
сознание и через шесть часов умерла не приходя в себя. Вскрытие  показало,
что Хортес, перепугавшись в последнюю  минуту,  пытался  выбраться  сам  с
помощью абсолютера, каковой, надо отдать  ему  должное,  применял  не  как
огнестрельное, а как холодное оружие, оставаясь  гуманистом  до  последних
мгновений своей жизни. И хотя увечья, нанесенные Марии Луизе, были  все-же
весьма  значительны,  врачи  продолжали  утверждать,  что  главной,  а  по
существу и единственной причиной смерти стал психошок. "Как вы думаете,  -
говорили врачи - что ощущает женщина, когда  из  чрева  ее  появляется  не
голенький кричащий младенец, а уменьшенный до  размеров  младенца  капитан
дальней разведки в  разорванном,  залитом  кровью  скафандре  с  нашивками
контактеро первого класса, и появляется  необычайно  резво,  помогая  себе
руками и ногами, а, наконец, выскочив, палит из абсолютера в  белый  свет,
как в копеечку и затем почти тут же падает замертво?"
   Одна из медсестер, ставшая  свидетельницей  этого  жуткого  эпизода,  с
визгом вылетела в коридор, а вторая, как рассказывает  доктор  Збышек,  не
меньше минуты смотрела на все происходящее остекленевшими  глазами,  после
чего  грохнулась  в  обморок,  круша  своим  тучным   телом   пузырьки   с
медикаментами и  прочие  атрибуты  операционной.  Сам  же  доктор  Збышек,
старший акушер  клиники,  признавался  потом,  что  глядя  на  вылезающего
Хортеса, раз и навсегда зарекся пить проклятый  фомальгаутский  спирт  (на
который в силу его дешевизны  была  переведена  вся  земная  медицина),  а
потом, когда луч абсолютера опалил ему волосы на левом виске, за считанные
мгновения вспомнил не только Иисуса и пречистую деву, а всех богов,  каких
когда-либо знал, и даже еще двух-трех таких, которых не знал никогда. Но я
думаю, каждый снимет шляпу перед доктором Збышеком, за  то  что  он  сумел
совладать с собой и, перенеся маленького Хортеса на стерильный топчан, тут
же открыл дверь в коридор и крикнул убежавшую в  страхе  сестру.  А  когда
доктор Збышек повернулся к трем недвижно лежавшим телам, все три были  уже
сопоставимы по своим размерам: капитан дальней  разведки  Мигель  Сантьяго
Хортес  распростерся  на  топчане  во  всю  длину  нормального   взрослого
человека, а кровь из его ран стекала по пальцам свесившейся руки  и  ножке
топчана. И вот тогда доктор Збышек совершил сразу три нелогичных поступка:
сначала он упал на колени и возопил:  "Прости  мне,  Господи,  прегрешения
мои!", затем вскочил и выпил не разбавляя стакан фомальгаутского спирта  и
наконец нажал клавишу пульта видеосвязи и набрал код комитета по  контролю
за порядком.
   Мигеля Хортеса не удалось спасти. Марию Луизу тоже. И вовсе не по  вине
доктора Збышека. Мария Луиза действительно умерла от психошока,  а  Хортес
скончался от потери крови, еще будучи маленьким. Укусы на его  теле  стали
одной из загадок для ученых Земли. Ни одно известное им животное не  могло
оставить таких следов. Причем больше всего они  походили  на  следы  зубов
человека.
   Другой и,  по  существу,  главной  загадкой  стал  сам  Мигель  Хортес,
контактеро первого класса, ушедший  в  очередную  сверхдальнюю  экспедицию
около девяти месяцев  назад.  Последнее  сообщение,  которое  он  передал,
пришло на Землю за восемь месяцев до удивительного события, и  пришло  оно
из системы двойной звезды Альфа Кроля.  Хортес  сообщал,  что  садится  на
четвертую  планету,  так  как   она   окружена   чрезвычайно   интересными
хроногравитационными вихрями, а его  корабль  как  раз  оказался  в  сфере
действия этих вихрей. Из сообщения, как всегда,  невозможно  было  понять,
попал Хортес в беду или просто решил изучить незнакомое явление.
   И по поводу появления Хортеса на Земле мнения резко разделились. Причем
справедливости ради, следует сразу заметить, что не все признали сам  факт
возвращения  Мигеля  Хортеса.  Нашлись  энтузиасты,  и  их  было   немало,
поддержавшие  версию  видного  биохимика  Зигмунда  Факманьского,  который
заявил: "Человек, рожденный Марией  О'Брайен  -  это  не  Мигель  Сантьяго
Хортес, а его сын". И доводы были впечатляющими. Во-первых, оказалось, что
ровно за девять месяцев до рождения Луиза прилетела к Хортесу на Луну, где
он проводил время между двумя сверхдальними, и их видели вместе в японском
каменном саду, неподалеку от  космопорта,  где  они,  как  было  известно,
встретились и  через  полтора  часа  расстались.  Оппоненты  возражали.  В
японском саду, который возле космопорта,  нету-де  не  только  гостиничных
номеров, но даже элементарного кислородного бункера,  где  можно  было  бы
раздеться и одеться. На такие возражения  Факманьский  и  его  приспешники
отвечали презрительными смешками. Дескать, разве можно  до  такой  степени
отставать от жизни. Ведь именно им, Зигмундом Факманьским, три года  назад
были изобретены сверхэластичные  спецскафандры  для  половых  сношений  на
планетах неземного типа с атмосферами токсичными, инертными,  а  также  на
планетах вовсе без  атмосфер  с  использованием  приставки  для  глубокого
вакуума. И он, Факманьский, может указать очевидцев,  которые  подтвердят,
что Хортес и Мария носили именно такие скафандры,  а  в  тот  исторический
день имели при себе и вакуумные приставки.
   "Ну, хорошо, - соглашались оппоненты, - предположим,  все  было  именно
так.  Но  ведь  зачатие  в  условиях  вакуума  невозможно!"  "И  снова  вы
заблуждаетесь! - торжествовал Факманьский.  Все  скафандры  моей  системы,
выпущенные за последние полтора года,  допускают  вариант  конструкции  со
встроенной полупроницаемой мембраной. И я вам скажу больше:  именно  такая
мембрана  обнаружена  в   скафандре   родившегося   маленького   Хортеса".
"Простите, - спрашивали оппоненты, - а почему  младенец-Хортес  родился  в
скафандре  и  даже  с  абсолютером?"  "С  абсолютером!  -  кричал   обычно
Факманьский, цепляясь за последнее слово. - Да разве  вы  не  знаете,  что
кожух абсолютера выполняется как одно целое со скафандром, и ни один пилот
дальней разведки не имеет права ни войти, ни выйти с корабля, не имея  при
себе абсолютера!" А  когда  вопрос  конкретизировали:  "Каким  образом  из
яйцеклетки  мог  развиться  скафандр  системы  Факманьского,  да   еще   с
абсолютером в кожухе?" Факманьский, как правило, переходил в  наступление:
"А  как  вы  можете  объяснить  в  позиций  современной  физики  появление
Хортеса-старшего в полости матки Марии О'Тэрайен?" Или же  он  выволакивал
еще какой-нибудь забытый аргумент в пользу своей  версии:  "Между  прочим,
известно, что  организм  Марии  Луизы  был  запрограммирован  на  рождение
мальчика, а Мигель я знал  его  лично  (тут  Факманьский  едва  не  пускал
слезу), давно мечтал о наследнике".
   В мнении оппонентов тоже была своя логика, но и абсурда в нем  хватало.
Безусловное сходство (если не  сказать,  идентичность)  трупа,  в  который
превратился маленький Хортес, с Хортесом настоящим  являло  собой  главный
аргумент сторонников  версии  о  возвращении  знаменитого  контактеро,  но
появление его во чреве и резкое увеличение в размерах  были  теми  слабыми
местами, которые сводили на нет убедительность доводов. Были выдвинуты три
основных  гипотезы,  объясняющие  фантастический  феномен.  Первая,  самая
абсурдная и, по существу, смыкающаяся с позицией Факманьского, утверждала,
что Хортес посетил во чреве Марии Луизы ее  ребенка,  одел  на  него  свой
скафандр и  ввел  ему  некий  стимулятор  роста,  содержащий  одновременно
генетическую информацию о самом Хортесе. Далее утверждалось, что Хортес  и
его двойник повздорили, в  результате  чего  папаша  искусал  младенца  до
полусмерти, а сам отчалил в ту же звездную  систему,  из  которой  прибыл.
Вторая гипотеза предполагала подмену младенца  Хортесом,  который,  будучи
искусан неведомыми врагами, в отчаянном стремлении спастись без  каких  бы
то ни было технических приспособлений удрал  в  надпространство,  потом  в
целях безопасности изменил собственный масштаб (опять-таки голыми  руками)
и, вынырнув  из  многомерного  континуума  в  произвольной  точке,  угодил
аккурат в матку Марии Луизы, а по  закону  сохранения  массы  в  замкнутой
системе нерожденный младенец через надпространство  выскочил  в  то  самое
место, откуда исчез Хортес, то есть  был  отдан  на  съедение  неизвестным
земной науке злобным тварям. Сторонников этой гипотезы  в  шутку  называли
апологетами межзвездного аборта.
   Авторы и поклонники третьей версии уверяли,  что  никакого  ребенка  не
было вообще, ссылаясь на  тот  факт,  что,  как  известно,  ни  при  каких
обстоятельствах зачатие не может быть гарантировано. Попутно  они  честили
на  все  лады  доводы  Факманьского,  выискивая   всевозможные   пикантные
подробности из жизни Хортеса и Марии Луизы.  Не  в  силах  объяснить,  что
делал великий контактеро в течение целых девяти  месяцев  (беременность  у
Марии Луизы, надо заметить, протекала  совершенно  нормально),  поклонники
"бездетной" версии уповали на смещение масштабов времени. Для  Хортеса-де,
с того момента, как он попал  в  матку  и  до  самых  родов  прошло  всего
каких-нибудь несколько секунд. Теоретически такой случай был возможен,  но
во Вселенной такого еще никто не видел.
   "Бездетники" выгодно отличались от сторонников  концепции  аборта  тем,
что по  их  версии  Хортес  уже  не  выглядел  этаким  межпространственным
детоубийцей, а мог быть назван, в худшем случае, хулиганом.


   Контактеро первого класса, знаменитый капитан звездной разведки  Касьян
Пролеткин еще соблюдал траур по своему  погибшему  другу  Мигелю  Хортесу,
когда ему прислали кассету с видеозаписью дискуссии.
   - Да будь они все прокляты! - крикнул Касьян, просмотрев кассету,  и  в
ярости рассек ее пополам кривым самурайским мечом, одним  из  тех,  что  в
изобилии висели по стенам его кабинета. -  Мигель  погиб,  а  эти  кретины
упражняются в остроумии! Все! К черту! Лечу на Альфу Кроля!
   А Касьян  Пролеткин  давно  уже  собирался  лететь  на  Альфу  Кроля  и
разобраться во всем самолично без дураков и дилетантов,  да  только  после
предыдущей экспедиции на планету четырех магнитных солнц у  него  вот  уже
неделю четверилось в глазах, а поскольку этот эффект по  расчетам  Касьяна
должен был вот-вот пропасть, он и не  торопился  снаряжать  свой  звездный
лайнер - знаменитый на всю Вселенную, потрепанный в дальних рейсах, но все
еще могучий корабль  "Кабану  супербот".  Слово  "кабану",  как  утверждал
Касьян, не имело никакого отношения ни к русскому, ни  к  японскому  слову
"кабан", ни к английскому "кэб", а восходило якобы к языкам африканским  и
означало нечто очень красивое то ли на суахили, то ли на наречии пигмеев.
   За считанные часы снарядил Касьян свой супербот  и  столь  стремительно
выскочил в надпространство, что в какой-то момент ему показалось, будто  в
глазах уже не  четверится,  а  восьмерится.  Выход  из  надпространства  в
систему Альфы Кроля был столь же резким, но там,  над  четвертой  планетой
пришлось покружиться из-за нелетной погоды.  Последнее  сообщение  Хортеса
вполне соответствовало истине: свирепые гравитационные  вихри  гигантскими
жгутами гуляли по поверхности планеты, а там, где они свивались в  кольца,
закипали настоящие хронобури, так что даже на  высоте  синхронной  орбиты,
где находился "Кабану",  явственно  ощущалось  изменение  силы  тяжести  и
пульсирующее замедление времени. Четверение в глазах прекратилось  задолго
до того, как Касьян насилу отыскал тихий островок на буйной планете  и  по
этакому как бы колодцу спокойствия  во  взбесившемся  пространстве  нырнул
вертикально вниз навстречу тайне, которую еще предстояло разгадать.
   Только высочайшее мастерство пилота позволило Касьяну вырулить в  самый
последний момент и  посадить  "Кабану"  не  на  "Тореро  супербот"  Мигеля
Хортеса, а рядом. Пролеткин был старым звездным волком и сразу понял,  что
такая точная посадка - не случайное везение, а сама  неизбежность.  Похоже
было, что к планете просто не существовало других подступов.
   Уже через пять минут Касьян знал,  что  на  Хортесите  (так  он  назвал
планету)  атмосфера  земного  типа,  ускорение  силы  тяжести   0,9   "g",
отсутствуют  опасные  микроорганизмы,  вредные  излучения  и  сейсмическая
неустойчивость, температура двадцать пять по Цельсию, влажность шестьдесят
шесть процентов - в общем выходи в одних  трусах  и  пляши  качучу.  Но  с
качучей Касьян решил повременить: чисто внешнее впечатление настораживало.
Планета была голой, гладкой, розовой и как будто мягкой. Небольшие холмы и
бугорки напоминали шишки, болячки или прыщи. Кое-где, словно пучки  волос,
торчали кустики, а в местах посадки "Тореро" и "Кабану" планета  покрылась
толстым слоем черной, а по краям темно-бордовой коросты.
   Касьян облачился в  скафандр  высшей  защиты  с  двумя  абсолютерами  в
кожухах (он надевал его для первого выхода на любую, даже самую безобидную
на взгляд планету) и сошел на поверхность Хортеситы. Когда бордовая  корка
под  ногами  кончилась,  Касьян  невольно   дернулся,   потому   что   его
металлопластовые подметки наступили на живое тело. Он даже отпрыгнул назад
и пригляделся к почве повнимательней. Но это была всего  лишь  поверхность
планеты,  однородная,  гладкая,  безбрежная.  Не  могла  она  быть  живой.
"Наваждение", - подумал Касьян и решительно зашагал  к  звездному  лайнеру
Мигеля.
   Входной люк был  открыт.  Похоже,  Хортес  ничего  не  боялся  на  этой
планете. Внутри все было цело и невредимо. Исследовать было, по  существу,
нечего. Кроме бортового журнала.  Раскрытый  журнал  лежал  на  пульте,  и
страницы его были густо исписаны мелким корявым почерком  Мигеля  Сантьяго
Хортеса.
   Хортес был блестящим пилотом,  великолепным  разведчиком  и  гениальным
контактеро. Именно благодаря ему специалистов  по  контакту  с  внеземными
формами жизни стали называть на испанский манер - контактеро.  Таких,  как
Хортес - контактеро первого класса - на всей Земле было еще только пятеро.
Но при всем при этом ученым-исследователем Хортес был  никудышным.  Записи
его в бортовых журналах являли собой нечто, подобное шифрованным  письмам,
которые писали борцы за свободу в темные века прошлого.
   Касьян вернулся в свой супербот, скинул противный скафандр и, оставшись
в одних меховых трусах, завалился на лежак. Потом заказал  автомату  чашку
кофе покрепче и горку своих любимых кукурузных хлопьев. Теперь можно  было
приняться за сантьяговы письмена.
   После записи всех необходимых сведений о планете (в  этом  даже  Хортес
соблюдал порядок неукоснительно) посреди страницы было  вы  вед