а  нового.  Герой  рассказа
"Стеклянный гвоздь" - это я сам, и пришелец действительно разговаривал  со
мной и действительно передал мне свою повесть.
   С этого момента его исповеди я окончательно  перестал  ему  верить,  но
слушать было интересно.
   - Он подарил мне свою повесть на  родном  языке  в  виде  книжки  и  на
русском (он сам перевел) - в виде машинописной копии. И, представьте себе,
в обоих вариантах автором значился не он, а известный в его мире  фантаст,
согласившийся за половину гонорара издать рукопись под своей  фамилией.  А
когда я без всякой задней мысли поинтересовался,  как  это  пришла  ему  в
голову такая идея, он сообщил зловещим шепотом, что это не его идея,  и  в
одной из глав  повести  "Стеклянный  гвоздь"  он  пишет  об  этом.  Способ
публикации произведений начинающих  авторов  под  фамилиями  знаменитостей
поведал  ему  житель  далекой  планеты  Флагиатор,  и  негуманоидный  этот
писатель тоже признался, что позаимствовал идею из другой части вселенной.
   - Так кому же она  все-таки  принадлежит?  -  не  выдержал  я  наконец,
задавленный этим потоком информации.
   - Никому, - голос Ветрова тоже превратился в зловещий шепот. - Эта идея
не  принадлежит  никому.  Она  вечна,  как  сама  Вселенная.  Вам  знакома
концепция  вложенных  миров?  Вот  и  здесь  нечто  подобное.  Бесконечная
матрешка. Капуста без кочерыжки. Понимаете?
   И я понял. Я представил себе эту странную идею, уходящую вглубь эонов и
закрученную в вихрь беспрестанно дробящихся наносекунд,  идею,  охватившую
всю чудовищную ширь пространства и  проникшую  в  самые  потаенные  уголки
микромира. И это был абсурд и глупость. Капуста без кочерыжки. Но я помню,
как мне стало  жутко,  словно  вселенский  реликтовый  холод  прокрался  в
сердце. И в отместку за это ощущение я решил напугать или хотя бы  удивить
Ветрова.
   А наш поезд, громыхнув на стрелке, вдруг взвыл надсадно  и  жалобно,  и
мне показалось, что я видел, как его  металлический  крик  долго  висел  в
морозном воздухе над полями.
   - По поводу концепции вложенных миров, - заметил я небрежно. -  Слышали
такую гипотезу, будто самый  маленький  мир  это  и  есть  самый  большой?
Замкнутая система. Она всегда легче воспринимается человеком.
   - Но ведь это же бред, - сказал  Ветров.  -  Особенно  в  приложении  к
нашему случаю.
   - Отнюдь, - сказал я. - Как раз к нашему случаю легче  всего  приложить
эту гипотезу. Человек, который откажется  использовать  идею  плагиата,  и
будет ее автором. Круг замкнется.
   На мгновение в глазах его  мелькнула  искорка  испуга,  но  он  тут  же
улыбнулся:
   - Дурака валяете, да? Вы же мне не верите.
   - Конечно, не верю. Где ваша инопланетная повесть?
   - У Рогалевского, - быстро  ответил  он.  -  Скоро  выйдет  в  "Молодой
гвардии".
   - Ну вот, - проговорил я с издевкой, - а  я-то  надеялся  поглядеть  на
рукопись, отпечатанную инопланетными пальцами. Или чем он  там  печатал  -
псевдоподиями?
   - Бросьте, - сказал он. - Конечно, рукопись - не доказательство. Книжка
- доказательство. Но она у меня дома, в Харькове. Так что уж и не  знаю...
Э-э-э! - он вдруг невероятно обрадовался. -  У  меня  же  с  собой  письмо
Рогалевского!
   Вот это уже было интересно. И особенно интересно  потому,  что  в  моем
сборнике был автограф знаменитого  фантаста.  Я  мог  сличить  почерки,  а
Ветров не знал об этом.
   Он лихорадочно рылся в своих карманах и все мрачнел  и  мрачнел.  Потом
перерыл чемодан и небольшую дорожную сумку, и бормотал себе под нос:  "Где
же оно? Куда же оно пропало?", и был огорчен не на шутку, и все  это  было
так натурально, что трудно было не поверить.
   Но я не поверил ему.
   Утром он сошел в Харькове.  У  меня  появились  новые  соседи.  С  ними
разговор не клеился, и весь день я читал  Рогалевского.  Шикарные  у  него
все-таки рассказы. А я, когда читаю хорошую литературу, всегда  неудержимо
хочу писать сам. И мне явилась идея написать о моем странном  попутчике  и
попросить Ерохина напечатать это как свое, и я сидел и думал, как  здорово
все получится, а за окном уже было море, и летняя голубизна неба, и пальмы
вдоль шоссе, и в открытом настежь купе гулял свежий, но  теплый  ветер,  и
поезд приехал в Адлер.

   Послесловие Алексея Ерохина

   Когда я уже подготовил к печати этот рассказ, я вдруг понял, что  мы  с
Трубицыным невольно стали очередным звеном той бесконечной цепи, очередным
листом  той  капусты  без  кочерыжки.  И  стало  страшно,  словно   чья-то
гигантская незримая рука, ведомая чужой непреклонной волей, направила меня
не по мной избранному пути. Признаюсь, я не  сразу  сумел  отмахнуться  от
этого навязчивого, хотя и нелепого кошмара. Но потом все же взял рассказ и
отнес в редакцию.

   Послесловие Анта Скаландиса

   Рассказ, который вы только что прочли, написан  инженером  Константином
Мушкиным из города Урюпинска. Константин  попросил  меня  пристроить  этот
опус где-нибудь в Москве. Условий он не оговаривал,  и  я  счел  возможным
переписать его и напечатать как свой. Однако ведь  я  упомянул  и  фамилию
автора, более того весь гонорар я отправляю ему. Поэтому мне кажется,  что
я как раз тот человек, который отказался от использования идеи плагиата, и
значит, по замыслу (смотри выше) являюсь ее автором.



   Ант Скаландис.
   Наладчик

   -----------------------------------------------------------------------
   Авт.сб. "Ненормальная планета".
   OCR & spellcheck by HarryFan, 1 September 2000
   -----------------------------------------------------------------------


   Он приходит и представляется всегда одинаково:
   - Здравствуйте, я - наладчик.
   - По аналоговым вычислительным машинам?
   - Да.
   - По автопоилкам для крупного рогатого скота?
   - Ну, разумеется.
   - По форвакуумным насосам серии АВЗ?
   - Да, конечно.
   - По ультразвуковым локаторам?
   - Да, да, именно по ним.
   - По КРС-ПП УХЛ4 ЕС?
   - Естественно. А по чему же еще?
   И все это он налаживает. Все это начинает работать как часы.  Как  часы
старинной и  прославленной  швейцарской  фирмы  "Омега".  Высокие  удои  и
высокие частоты, глубокий вакуум и сходимость данных, точность дозировки и
точность настройки, выход продукции и расход горючего - все обеспечено  на
неопределенно долгое время вплоть до ближайшей серьезной аварии, возможной
отныне лишь по внешним причинам.
   Работает он быстро и непостижимо легко. В награду практически ничего не
принимает. Дефицитные запчасти разве что, да и то редко. И никогда  нельзя
предсказать, что его заинтересует. Традиционный в таких случаях  спирт  он
пьет, но как-то без удовольствия, просто  чтобы  не  обидеть.  А  денег  и
ценных подарков не берет никогда.
   - Я же по безналичному расчету, - объясняет он вежливо.
   - По договору, что ли, работаете?
   - Ну, да; вроде как по договору...
   - А вы какую организацию представляете?
   - Я? -  он  как  бы  теряется  на  мгновение.  -  Я  представляю  фирму
"Наладка".
   - Кооператив, значит?
   - Пожалуй, что да, кооператив. В некотором роде.
   Он всегда так отвечает. Все у него "пожалуй" и "в некотором роде".
   А имени его не знает никто. Некоторые спрашивали. А он говорит:
   - Зачем? Вы же не узнаете имя водопроводчика или  телемастера,  который
приходит к вам домой. Разве только жалобу писать. На меня же вам  не  надо
писать жалобу, правильно?
   - А если благодарность? - пробовали хитрить некоторые.
   - А благодарность мне не нужна. Для меня сам результат - благодарность.
   Вот такой человек. И ходит он по всей стране из города в город, из села
в село, с завода на завод и с фермы на ферму.  И  всюду  неуклонно  растет
производительность и эффективность. И Госкомстат пытается стыдливо  скрыть
эти загадочные цифры. Или объясняет их другими причинами. Ведь не пристало
же в самом деле серьезным людям верить во всякую чертовщину!
   А он знай себе ходит да налаживает. За так? Да нет, конечно, не за так.
За так никто работать не станет. Вот и ходят про него слухи. Разные слухи.
Зловещие слухи.
   Одни говорят, что это дьявол. Что  в  награду  за  наладку  скупает  он
человеческие души. Другие придумали, что Наладчик берет  плату  здоровьем.
Даже статистику какую-то насобирали, дескать, там, где  он  был,  болезней
больше становится, особенно у детей. Третьи считают, что он  лишает  людей
разума. И в этом есть доля истины: техника-то лучше начинает  работать,  а
люди хуже. Повсюду так. Да только не в разуме тут,  по-моему,  дело,  а  в
обычной человеческой психологии: зачем стараться, если и так  все  хорошо?
Зачем новое придумывать, если старое работает на ура.
   Есть и такие, кто видят в нем американского шпиона. Вынюхивает-де  наши
секреты, благо их никто не охраняет.  А  ведь  и  то  верно.  Настоящие-то
секреты у нас не  обязательно  там,  где  колючая  проволока,  турникет  с
автоматикой  и  охранник  с  кобурой.  Настоящие  секреты  там,  где  люди
талантливые. А по "ящикам" этим он, между прочим, никогда не ходит. И  тут
тоже разные версии есть. Первая - благородная: не хочет на войну работать.
Вторая попроще: допуска у него нет (хотя это, пожалуй, несерьезно - сделал
бы он себе допуск, "наладил", если бы захотел). Третья - версия  остряков:
у военных налаживать нечего, у них и так все работает лучше некуда.
   Но, как бы то ни было, не появляется он ни на "ящиках", ни на  заводах,
ни  в  институтах.  И  кончится  это,  я  думаю,  понятно  чем.   Открытые
предприятия  оставят  "ящики"  далеко  позади,  и   те   будут   вынуждены
рассекречиваться. Серьезная перспектива, согласитесь. Так что пора бы  уже
этим Наладчиком и заняться всерьез. Но кому? Ученым? Так они у него все, в
друзьях ходят. Милиции? А что  ему  может  предъявить  милиция?  Нарушений
никаких. Компетентные органы, конечно,  Наладчиком  занялись,  и  довольно
скоро. Но как-то все неинтересно закончилось. По слухам, Наладчик им всюду
свое удостоверение предъявлял и по корочке той получался для них для  всех
начальником, генералом каким-то из сверхсекретного отдела.
   Такова легенда о Наладчике. Легенда, в которую я, честно говоря, раньше
и не верил. А вот вам история, что случилась на самом деле и не далее, как
пару недель назад.
   С другом моим Гошкой поехали мы в который уж раз на  один  подмосковный
завод налаживать  установку,  внедренную  два  года  назад.  Установка  по
замыслу замечательная. Покрытия наносит перспективным методом:  повышенная
прочность, экономия и все такое. Но по исполнению - мама родная! - все  на
соплях. Там, где фторопласт должен быть - резина стоит, где  нержавейка  -
так чуть ли не чугун, сварные швы хуже пайки, а приборы где-то по помойкам
собраны и все образца 1913 года. Ну, и понятно, технология капризная.  Так
что даже мы, разработчики, мучаемся с ней невообразимо, а уж про заводских
ребят и говорить нечего - у них этот гроб с  музыкой,  считай,  вообще  не
работает.
   И вот в тот день мы с Гошей разделили обязанности. Он распотрошил  шкаф
управления и стоял, погрузившись в него по пояс, окруженный снопами искр и
ядовитыми дымками пригоревшей  изоляции.  Я  же,  обосновавшись  в  дебрях
трубопроводов, искал, как мы говорим, пропавший вакуум.
   Тут-то и появился в цеху небольшого роста крепкий человек с  усиками  в
рабочем комбинезоне и с небольшим портфельчиком.
   - Здравствуйте, я наладчик.
   Мы с Гошкой только в глаза ему глянули и сразу догадались:  тот  самый.
Гошка  от  избытка  чувств  уронил  отвертку  на   контакты,   все   сразу
закоротилось и вырубилось. У меня начал свистеть воздух, а я  даже  клапан
не перекрывал. Мы оба смотрели на наладчика  и  боялись  поверить  в  свое
счастье.
   Через  полчаса  все  работало  в  полном  соответствии  со  схемами   и
маршрутными картами.
   - Слушайте, - осмелев попросил я, - а вы не могли бы точно так же  и  в
институте все наладить. А то смешно получится: на  заводе  работает,  а  у
нас... Ну, в общем сапожник без сапог.
   - Отчего же, - говорит, - в институте обязательно. Сам туда собирался.
   И ушел. А мы с Гошей на радостях кинулись к отлаженной установке, чтобы
сразу на ней и проверить наши последние идеи, до  воплощения  которых  все
руки  не  доходили.  У  Гошки  давно  уже  зрел   план   новой   программы
автоматического управления, а я буквально по дороге на завод придумал одно
изящное такое измененьице в технологии.
   Вот тут-то мы  и  поняли,  чем  берет  плату  Наладчик.  Поняли  оба  и
одновременно. Переглянулись и, ни слова не  говоря,  бросились  на  улицу.
Догнали его уже у самых ворот.
   - Послушайте! - закричал я. - Так вы у нас идеи украли! Вы их  у  всех,
стало быть, крадете?!
   - Что значит "краду"? - он не обиделся, просто очень спокойно возразил.
- Я их беру в уплату за труд.
   - Но вы хотя бы предупреждали!
   - Видите ли, вначале я предупреждал. А потом  понял:  ни  к  чему.  Все
равно никто не верит. Даже когда ампутация идеи уже  произведена.  Думают,
просто забыли, думают, фокус какой-то. А мне ведь совершенно неважно,  что
вы думаете. Мне просто идеи ваши нужны. Хорошие, умные, трезвые идеи.
   - И значит, теперь у нас умных идей никогда больше не будет? - в  ужасе
спросил я.
   - Ну, что вы, - улыбнулся  Наладчик.  -  Я  не  умею  забирать  еще  не
родившиеся идеи. Думайте, работайте, и все у вас будет хорошо.
   И тут Гоша решил на прощание пошутить.
   - Знаете, - сказал он, - вы там в институте идите прямо к нашему  шефу.
Бондаренко его фамилия. Вот у кого идей прорва.
   - Спасибо, - ответил Наладчик и так быстро скрылся, что я даже хмыкнуть
не успел по поводу Гошиного предложения.
   А дело в том,  что  завлаб  Бондаренко  при  всех  его  организаторских
талантах очень плохой ученый. Вообще  не  ученый.  Идей  у  него  не  было
никогда. И кандидатская его и докторская  сделаны  исключительно  усилиями
подчиненных, которым он, впрочем, щедро платил. Мог себе позволить, потому
что и сам зарабатывал всегда много.
   - Остроумно! - оценил я.
   Мог ли я знать, чем эта шутка кончится?
   В тот момент на заводе состояние у нас было возбужденное,  приподнятое,
потому что мы оба пришли к одному выводу (да и  не  мудрено:  книги  мы  с
Гошкой еще со школьных лет одни и те же читали). А вывод такой: Наладчик -
инопланетянин. Иначе как он все это делает? И мы долго  спорили,  помогает
Наладчик нашей цивилизации, или прислан завоевать ее. Я говорил, что  идеи
в обмен на наладку - это,  конечно,  грабеж,  что  будет  теперь  на  всей
планете исправная техника образца 1989 года на вечные времена, и  прогресс
остановится. Гоша резонно утешил, что  обо  всей  планете  речь  не  идет,
потому что только в нашей стране удивительным  образом  сочетается  обилие
гениальных   замыслов   и   разработок   с   повсеместным   отвратительным
исполнением. А в цивилизованном мире этот номер не пройдет.
   - Погоди-ка, погоди-ка, - осенило меня. - Выходит, Наладчик подтягивает
нас до их уровня. Такая получается помощь. Но ведь нельзя же  тянуть  одну
технику.  Ты  не  слыхал,  он  появляется  в   каких-нибудь   гуманитарных
институтах, в общественных организациях, в министерствах, наконец,  вообще
в аппарате управления?
   - А чем они там платить будут? - грустно улыбнулся Гоша. - Идеей нашего
бюрократического социализма, что ли?
   Вот так мы и болтали. А  установка  работала.  Выдавала  результаты.  И
через два дня все бумаги были подписаны, мы с чистой совестью вернулись  в
Москву.
   В институт помчались прямо с вокзала. Не терпелось узнать, как  там.  И
еще  в  проходной  -  бац!  -  некролог:  Бондаренко  Валерий  Трофимович,
скоропостижно... Мы - в отдел, а  там  -  новый  шок:  покончил  с  собой,
говорят, повесился... Бондаренко? Не может  быть!  Да  приходил,  говорят,
какой-то наладчик. Сначала в лаборатории все сделал, а  потом  -  к  нему,
поговорили, Бондаренко  ему  спирту  налил,  так  тот  прямо  тут  же,  не
разбавляя,  выпил,  в  общем,  когда  расстались,  Валерий  Трофимыч   наш
пришибленный стал  какой-то,  вызывал  к  себе  завсекторами  по  очереди,
беседовал, а потом с работы ушел раньше обычного. И все. На следующий день
милиция приехала.
   Гоша - странный человек. Его даже совесть не мучает.  Я,  говорит,  тут
при чем? Любой наладчик к  начальнику  идет,  когда  работа  выполнена.  А
повесился он, считает Гоша, от того, что понял, впервые в жизни понял, что
не ученый он, что ни одной идеи в голове, интеллектуальный  банкрот,  даже
Наладчику заплатить нечем.
   Я с Гошей не согласен. Я считаю, что причина  в  другом.  У  Бондаренко
была одна идея. Совершенно гениальная. Он всегда лучше всех  знал,  как  в
любой ситуации, при любых результатах заработать максимум денег. Толковая,
должно быть, была идея. И когда Наладчик  эту  идею  у  него  отнял,  шефу
нашему дорогому не за чем с гало жить на свете.
   И все равно это страшно. И все равно трудно не думать, что есть и  наша
вина в этой истории. А Наладчика я с тех пор ненавижу. Ох, встретиться  бы
с ним еще раз!
   Я часто думаю о той  своей  забытой  идее.  Пытаюсь  вспомнить.  Глупо,
конечно, но я пытаюсь. И знаете, это так мешает, что никаких новых  мыслей
в моей голове просто не появляется.
   А установки все работают. Отлично работают установки.



   Ант Скаландис.
   Операция на разуме

   -----------------------------------------------------------------------
   Авт.сб. "Ненормальная планета".
   OCR & spellcheck by HarryFan, 1 September 2000
   -----------------------------------------------------------------------


   - Пинцет, - сказал он.
   Ему дали пинцет, и он аккуратно извлек обрезок хлорвиниловой  изоляции,
упавший внутрь.
   - Зажим.
   И, взяв зажим, перекрыл крохотную трубочку,  из  которой  струйка  била
почти фонтаном.
   - Тестер.
   И когда ему протянули два щупа, он нашел в залитой  маслом  неразберихе
нужные контакты. Тока не было.
   - Паяльник.
   Хуже всего  было  то,  что  паять  приходилось  прямо  по  маслу.  Блок
энергообеспечения необходим в первую  очередь  -  уже  где  там  промывать
схему!
   Он распаял три контакта, заменил одну клемму, зачистил ее и принялся за
окончательную сборку. И в этот момент что-то внутри задымилось. На стенде,
отчаянно искря, защелкали реле,  угрожающе  загудел  трансформатор.  Потом
звонко лопнула вакуумная трубка. И наконец, снова пошло  масло,  откуда  -
понять невозможно.
   "Все пропало, - подумал он, - теперь не спасти."
   И его вдруг охватила такая безумная ярость, что  он  со  всего  размаха
ударил кулаком в раскрытую голову робота, лежащего на операционном  столе,
и робот дернулся в предсмертной  агонии,  а  он  не  почувствовал  боли  в
разбитых костяшках и поначалу удивился, а потом взглянул на  свою  руку  и
увидел, что она  железная,  что  он  тоже  робот,  и  кто-то  уже  кричал:
"Выключите его! Он - убийца! Он - сумасшедший!" А потом вспыхнул  свет,  и
профессор Калитин, один из крупнейших в мире  нейрохирургов,  проснулся  в
ординаторской, сидя  в  кресле.  Было  ясно  как  день,  что  операцию  он
заканчивать не сможет, хотя именно  ради  нее  не  спит  уже  вторую  ночь
подряд. Видимо, пора отоспаться. И вообще поберечь себя.  Возраст  уже  не
тот. Пора разобраться и со своим здоровьем. С кошмарами этими  проклятыми.
В конце концов, можно ли терпеть, чтобы две недели тебе снилось одно и  то
же?
   А ему уже две недели снилось, как он оперирует роботов.
   Приятель Калитина по институту Аркадий Юров был хорошим  психиатром,  к
нему  Калитин  и  обратился.  Они  сидели  вдвоем  в  просторном  кабинете
главврача подмосковной психиатрической клиники, и  Юров,  дымя  папиросой,
говорил:
   - В общем  так,  старина,  ужасного  ничего  нет,  но  переутомился  ты
здорово. Надо плюнуть на все и отдыхать.
   Стояла теплая, ласковая последняя неделя мая. В распахнутое окно  через
зеленую сетку листвы падало дрожащими пятнами солнце. Пели  птицы.  Ползли
дурманящие