сего  лишь  феномены  освещения.
Время не текло. Не-минута перетекала в не-минуту, а не-минуты громоздились
в  не-часы,  которые  складывались  в  не-годы  и  нестолетия.  Промежутки
безвременности  случайно  прерывались  какой-то   неповоротливой   мыслью,
которая медленно пробивалась из глубин сознания. Новый  порядок  вещей  не
оскорблял. Оказалось вполне приятно, великолепно,  прекрасно  жить  именно
так, с тех пор как  появилась  возможность  изучать  каждый  аспект  идеи,
поворачивания ее так и этак, потирая, разминая,  щупая.  Постепенно  между
Ждущим  и  ним  установилась  глубокая  связь.  Много  говорить  не   было
необходимости. Нужно  было  лишь  думать,  рассматривать,  воспринимать  и
понимать. Из разума  ушла  куча  ненужного  хлама.  Отброшено  заблуждение
поступательного движения, абсурдность стремлений, глупость  агрессивности,
идиотизм  приобретательства,  ошибка  прогресса,   ошибочность   скорости,
отклонение гордости, галлюцинация любопытства, иллюзия  завершения,  мираж
порядка и еще многое из того, что он слишком долго таскал с собой.  Крепко
посаженный,  имеющий  достаточное   питание,   всецело   довольный   своим
положением, он пассивно постигал ослепительную вселенную мыслей.
   Среди его новых взглядов были и такие:
   Все моменты сходятся на настоящем.
   Статика содержит и окружает динамику.
   Ошибочно представлять, что существует  линейное  согласование  событий.
Сами события - это просто  случайные  скопления  энергии,  из  которых  мы
извлекаем наше ошибочное ощущение формы.
   Сражаться с энтропией значит вырывать собственные глаза.
   Все реки возвращаются к истокам.
   Единственная доктрина более поддельная, чем детерминизм,  это  доктрина
свободной волны.
   Память - зеркало неправды.
   Создавать физические объекты из заданных чувственных данных -  приятное
времяпрепровождение, но такие объекты не имеют достоверного  содержания  и
следовательно нереальны.
   Мы должны сознавать a  priori,  что  всем  идеям  о  природе  вселенной
присуща фальшь.
   Нет необходимых условий и причинных отношений, следовательно  логика  -
это тирания.
   С тех пор как он пришел к  пониманию  этих  истин,  вся  нетерпеливость
покинула его. Он жил в мире. Никогда прежде он не был так счастлив, как  в
форме Ждущего, ибо он понял, что радость и печаль -  лишь  аспекты  одного
заблуждения, не более запутанного или важного, чем электроны, нейтроны или
мезоны. Можно было обойтись без всех ощущений и жить  в  окружении  чистой
абстракции: без текстуры, цвета, тона, вкуса и определенной формы!  Трудно
отвергнуть послания чувств, но все же он отвергал их реальность.  В  новой
атмосфере  спокойствия  он  быстро  узнал,  что  Ждущие  должны  считаться
наивысшим аспектом человеческой жизни, ибо  они  наиболее  полно  являлись
хозяевами окружения. Тот факт, что человеческий род  продолжал  изменяться
после появления Ждущих, есть тривиальный парадокс, основанный на ошибочном
понимании случайности событий и не стоило тратить времени на его изучение.
Все эти Скиммеры, Дыхатели, Едоки,  эти  поздние  формы,  к  сожалению  не
сознают, что не имеют отношения к не-структуре не-вселенной.
   Он никогда не оставит этот мир.
   Тем  не  менее  в  самодовольстве  развились   любопытные   наблюдения.
Например, соседний Ждущий часто изучал скучные сомнения, что было странным
для  философии  Ждущих.  Иногда  река  разливалась  и  выбрасывала  облака
мерцающих частиц к тому месту, где закрепился в земле Клей, эти  испарения
моментально  блокировали  его  чувственное  восприятие  и   он   оставался
чрезвычайно озабоченным важностью осознания.  Хотя  он  преодолевал  такие
трудности, его волновала фундаментальная  неопределенность  цели,  которая
вступала в конфликт не только с сознанием несуществования  цели,  но  и  с
сознанием несуществования конфликта. Он миновал этот непонятный вопрос, не
стараясь разрешить его. Безвременно проходило время, проявлялось  в  серии
самопожиравшихся концентрических серых раковин. Он не различал больше утро
и вечер. Он не возвращался к линейной схеме событий до  того  самого  дня,
когда на острове появились представления о текстуре и плотности  и  смогли
проникнуть в его изоляцию.
   Он  различил  мягкость   внутри   твердости.   Он   различил   овал   в
прямоугольнике. Он различил звук в тишине.
   Он услышал, как грубый голос произнес:
   - Тебя ищут друзья. Ты вернешься к ним?
   Клей позволил этому совпадению стать иллюзией действительности.  И  вот
можно было уже различить его  воскресшего  спутника,  сфероид.  Он  увидел
розовое желеподобное существо в сверкающей металлической клетке.
   - Но ведь это не правда... Я не понимаю твою речь.
   - Вечных барьеров не существует, - возразил сфероид. - Я уже настроился
на язык этой эпохи.
   - Зачем ты здесь?
   - Чтобы помочь тебе. Это мой долг, ведь ты вернул мне жизнь.
   - Никаких долгов. Жизнь и смерть -  неразличимые  состояния.  Я  просто
помог тебе.
   - И тем не менее. Разве ты хочешь и дальше оставаться здесь,  приросшим
корнями к земле?
   - Я путешествую в свое удовольствие и не покидая своего места.
   - Я не могу тебя судить, но боюсь ты - не хозяин сам себе. Мне кажется,
ты нуждаешься в спасении. Разве ты остаешься в песке по собственной воле?
   - Позволь мне объяснить, что значит свободная воля, - попросил  Клей  и
заговорил.
   Он говорил долго, а сфероид тем временем  подкатился  к  нему  поближе.
Клей дошел только до  внутренней  природы  кажущейся  линейности  событий,
когда сфероид начал излучать яркое кольцо  золотистого  свечения,  которое
скользнуло в землю вокруг Клея и заключило  его  в  энергетический  конус.
Глубоко  во  влажном  песке  кольцо  прижало  все  отростки  его   корней.
Обескураженный Клей возмутился:
   - Что ты делаешь?
   - Спасаю тебя, - спокойно ответил сфероид.
   Но Клей не желал, чтобы его спасали.
   -   Нарушение   физической   цельности.    Антисоциальное    поведение.
Противоречие ненасилию, обычному для этой эпохи. Измена против меня во имя
меня же, против моей воли. Прошу тебя. Ты не имеешь права. Во  имя  твоего
долга передо мной. Оставь все как есть. Насилие. Оставь меня. Почему ты не
оставишь меня?  Одного?  Это  насилие.  Принуждение  -  бомба  в  войне  с
энтропией. Уходи. Прочь.
   Но  ничего  не  могло  отвлечь  сфероид  от  выполнения  своей  задачи.
Энергетический конус быстро вращался. Ионизированный  воздух  гудел.  Клей
почувствовал  головокружение.  Напрасно   взывал   он   к   Ждущему.   Тот
бездействовал. Клей поднимался. Раздался звук, словно из бутылки выскочила
пробка и он вырвался из песка. Лежа а береговой кромке, словно  гигантский
стержень, выброшенный на мель, он едва шевелил корнями и вращал  огромными
глазами.
   - Ты ошибаешься, - сказал он сфероиду, - я не хотел этого. Я уже совсем
привык к состоянию покоя. Твое вторжение. Я ужасно обижен, потому что не в
состоянии  продолжать  свои  последние  исследования.   Я   настаиваю   на
возвращении.
   Тихонько гудя, сфероид протянул вырост розовой  плоти  к  морщинистому,
горячему лбу Клея. Его  заволокла  голубая  дымка.  Щупальца  серого  дыма
скользнули в поры.
   -  Непростительно,  -  продолжал  возмущаться  Клей.  -  Непроизвольное
прекращение изменения. Чистый биологический фашизм.
   Сфероид плакал. Теперь Клей менялся.  Его  бил  озноб.  Какую  форму  я
принимаю? Красные жабры, лиловые щупальца?  Вялые  кольца  дряблого  мяса?
Зеленые ручки, растущие из гребня черепа? Можно пошевелиться, сесть.  Ноги
- между ними мягкий вырост органов. К нему  вернулся  прежний  пол.  Руки.
Пальцы. Уши. Губы. Сад эпителия.  В  кишках  бурчало;  скрытая  микрофлора
подвержена приливам и отливам. Война белых кровяных телец. Он  снова  стал
самим собой.
   Маслянистым  потоком  нахлынула  благодарность.  Сфероид  спас  его  от
пассивности. Вскочив на ноги, он  пустился  в  пляс  по  грязной  равнине.
Обезумев от радости, он попытался обнять сфероид в его  клетке  и  получил
несколько слабых щекочущих ударов.
   - Я мог бы остаться здесь до конца дней. Растением.
   Погруженный в землю Ждущий выразил неодобрение Клею.
   - Конечно, - добавил Клей,  -  я  получил  много  ценной  информации  о
действительности и иллюзии.
   Наморщив лоб, он  попытался  дать  несколько  примеров  своих  взглядов
сфероиду. Но видения не приходили, и это его  огорчило.  Так  значит,  все
ушло - чудесный поток философии, золотые  знания?  Неужели  его  осознание
иллюзии лишь заблуждение? На какой-то миг  его  охватило  искушение  снова
зарыться в песок и еще раз погрузиться в обманчивую мудрость. Но он  этого
не сделал. Спасти его было очень трудно и от этого он  испытывал  огромную
теплоту,  почти  сексуальную  любовь  к  своему  спасителю.   Всех   людей
объединяла врожденная человечность. Сфероид -  мой  брат,  которого  я  не
должен отвергать. И услышал грустные слова Ждущего:
   - Я - тоже человек.
   Клей растворился в сознании своей вины, понимая, как он был жесток.
   - Прости, - пробормотал он. - Я должен сделать  выбор.  Одной  мудрости
недостаточно. Опыт тоже считается. И все же, - с надеждой, -  может,  я  и
вернусь. Когда увижу побольше. Я ухожу не навсегда.
   - Вряд ли. Ты в пути. Делай что хочешь, ты волен в этом.
   У Клея закружилась голова и, споткнувшись, он чуть не свалился  во  все
растворяющую реку. Упав на колени всего в нескольких футах от  потока,  он
немного прополз вдоль берега и в  тревоге  и  расстройстве  растянулся  на
песке. Небо потемнело. Солнце словно уменьшилось. Вдавил  в  песок  пенис.
Вонзил в него пальцы. Набрал полный  рот  песка  и  принялся  перемалывать
зубами его частицы: кисловатый  кварц,  пушистый  силикат,  перевариваемый
кальций,  останки  прошлых  лет,  лежащие  на  берегу,  кусочки   городов,
автострад, старых космических спутников,  лунные  обломки,  все  тщательно
промытые и обкатанные рыдающим морем и выброшенные затем сюда -  он  хотел
бы обнять это все. Слабая тень сфероида упала на него.
   - Идем?
   Клей покосился:
   - Откуда исходит твой голос? - требовательно спросил он. - Рта  у  тебя
вроде бы нет. Да и вообще никаких телесных отверстий.  Что  за  черт?  Как
может существовать человек без единого отверстия?
   Сфероид ответил мягко:
   - Хенмер надеется, что ты вернешься.  Ти,  Серифис,  Нинамин,  Ангелон,
Брил.
   - Серифис умерла, - Клей поднялся и стряхнул с себя песок. - Но  других
мне хочется увидеть снова. В общем-то я и не хотел убегать от них. Пойдем.



13

   Насколько мог определить Клей, они двигались на север. Сфероид  был  не
слишком  разговорчив,  и  Клей   развлекал   себя,   пытаясь   рационально
проанализировать свой опыт со  времени  своего  пробуждения.  Он  составил
итоговый список категорий, припомнил все разнообразие встреченных  им  так
называемых человеческих форм, все метаморфозы, которые  с  ним  произошли,
все подробности каждого путешествия, которые были вне нормальных сенсорных
способностей человека двадцатого века, и попытался различить - были ли эти
приключения иллюзией  или  действительностью?  Он  раздумывал  над  такими
феноменами,  присущими  этому  времени,   как   двусмысленность   пола   и
непостоянность смертности. Во время этого осмысления, которое  потребовало
немалой концентрации, он не слишком много внимания обращал на окрестности,
и прошло немало времени, прежде чем он обнаружил, что место, где они идут,
уныло и безрадостно.
   Наступила  ночь  и  спрятала  от  него  мрачный  пейзаж,  но  от  земли
поднималось слабое лиловое свечение, достаточное для  того,  чтобы  видеть
окрестности. Плоская, бесплодная равнина, сухая почва хрустит под  ногами,
крошечные острые камешки ранят ступни.  На  горизонте  виднелись  огромные
каменные клинья.  Никакой  растительности  -  даже  типичных  для  пустынь
колючек. Неприятный жужжащий звук, словно о стекло билась муха, исходил из
отверстий  под  ногами;  встав  на  колени  перед  одним  из  них,   чтобы
прислушаться получше, он уловил зловещий гул в  подземной  норе.  Возникло
чувство невыносимой  сухости.  Ночное  небо  подернулось  какой-то  тонкой
дымкой, скрывающей звезды.  Может  это  еще  один  земной  ад,  о  которых
рассказывала Нинамин, собрат Былого. Может это место  называется  Пустота?
Или Медленное? Или Тяжелое? Или Мрачное? Осторожно  брел  он  по  песчаной
лиловой равнине,  опасаясь  споткнуться.  Неподходящее  место  для  ночных
прогулок в голом виде.
   - Как называется это место? - немного погодя спросил он у сфероида.
   Но тот был чужд и этому времени и этому месту. Ответа не последовало.
   В горле пересохло. Кожа покрылась налетом  каменистой  пыли.  Когда  он
моргал,   веки   царапали   зрачки.   Клея   охватила    осторожность    и
подозрительность, за каждым валуном мерещилось чудовище. Что это за звуки?
Шорох скорпиона?  Острый  хвост  скребет  по  гальке?  В  кишках  рептилии
перемалываются камни? Но вокруг ничего  не  было,  кроме  ночи  и  тишины.
Сфероид, резво  кативший  вперед,  намного  опередил  Клея.  Тот  старался
ускорить шаг, рискуя поранить ноги о камни на тропе.
   - Подожди! - хрипло закричал он. - Я же не на колесах. Я не  могу  идти
так быстро.
   Но сфероид словно забыл язык этой эпохи,  он  не  обратил  внимания  на
призыв Клея и вскоре исчез за дымным горизонтом.
   Остановившись,  Клей  принялся  искать  свободную  от   острых   камней
тропинку. Лиловое свечение -  возможно  местная  радиоактивность  -  стало
настолько тусклым, что он почти ничего не различал и решил не двигаться до
утра. Риск провалиться в какую-нибудь расщелину вовсе не привлекал.  Будет
ли сложный перелом ноги здесь так  же  неприятен,  как  если  бы  действие
происходило в старой Аризоне? Неизвестно. Может, обломки быстро срастутся,
а повреждения кожи и тканей заживут словно во  сне,  но  он  не  желал  бы
попробовать этого. Дурной сон мог окончиться,  но  не  все  же  сон,  даже
здесь, и он вовсе не старался оказаться в подобной ситуации.  Он  подождет
до рассвета.
   Фантомы плясали вокруг в бессонной ночи.  Мелькали  видения,  звенящие,
как проволока.  Слышалось  рычание  и  отдаленные  рыдания.  Какой-то  хор
больших черных жуков. Ветер нес холод и пыль. Прозрачные  пальцы  щекотали
разум в поисках входа. Он был оплетен медленными спиралями чистого страха.
Дымка  в  небе  исчезла,  возможно  поглощенная  неким  бороздящим  небеса
существом, и засияли незнакомые звезды. Они не доставили удовольствия: наш
свет льется для Земли времени автомобилей и  водородных  бомб,  он  льется
движением танцующих меж галактик молекул, и вот он, а вот ты. Бедный голый
дурачок. Когда же наступит утро?  Кто  это  бегает  по  пальцам  ног?  Рой
насекомых? Почему темнота надвинулась на меня?
   Наконец появились первые проблески света. В небо скользнули раскаленные
добела прутья. С запада примчался горячий ветер. Краснота  заполнила  все,
поглощая влагу  мира,  вплоть  до  самого  горизонта.  Сухо.  Сухо.  Сухо.
Уродливые ржавые звуки. Свет.  Небо  плавилось,  медь,  бронза  и  цинк  с
вкраплениями молибдена, магнезии и свинца. Камни залили вольфрамовые лужи.
Рассвет слепил сиянием. Клей отвернулся от  него,  прикрыв  лоб  козырьком
ладони, и крался, словно  попавший  в  кастрюлю  несчастный  красный  рак.
Воздух напоминал отраженное море с  расплывающимися  зелеными,  желтыми  и
коричневыми кругами, перекрывающимися и смешивающимися друг с другом.  Мир
сбился с пути. В глаза Клея ударили пять первичных цветов, никогда  прежде
не виденных им. Как их назвать? Как  он  назовет  этот  глубокий  холодный
оттенок? А этот жесткий прямолинейный тон, такой поучающий и  запрещающий?
Этот мягкий и чувствительный,  этот  грубый  и  распухший,  этот  сложный,
заставляющий умолкнуть. Цвета смешивались,  перемешивались,  сталкивались.
Утро засияло в полную силу.
   Теперь стало понятно,  что  в  этой  пустыне,  словно  жар  от  камней,
поднимаются и галлюцинации. Рассудок был ясен, а  восприятия  точны.  Все,
что он испытал, было вокруг него, а не внутри. Он медленно пошел вперед.
   Камни превратились  в  яркие  источники  чистой  энергии,  чья  красная
поверхность дрожала, постоянно изменяясь. С одной стороны каждой  каменной
массы он видел  кружащиеся  золотые  огни.  С  другой  -  не  прекращаясь,
рождались и вылетали в воздух бледные голубоватые сферы, тихо  поднимались
на высоту  примерно  десяти  футов  и  исчезали.  Все  гудело.  Все  сияло
внутренним светом. Голая почва ожила, покрылась цветами, растущими в лад с
неким космическим потоком дыхания. Иссякающее царствование.
   Кожа словно лабиринт. Руки - молоты. Пульсирующий голубой шланг свисает
между ног. Пальцы ног заканчиваются когтями. На коленях глаза без  бровей.
Язык атласный. Слюна как стекло. Кровь как желчь, а желчь как кровь.
   Страстно живой ветер рождает жизнь там, где касается земли, разбрасывая
полыхающие красные бутоны. Время стало растяжимым, секунда растянулась  до
таких невероятных размеров, что кажется невозможным  почувствовать  ее,  а
затем целый век сжался в один стыдливый вздох. И  пространство  подвержено
расширению и сжатию. Небо выпирает и надувается, становясь  агрессивным  в
своих  размерах,  вжимая  обитателей  соседних  континуумов  в   крошечные
кармашки действительности. Затем все это падает, обрушивая каскады комет и
астероидов.
   Несмотря на окружающий хаос, Клей упрямо  пробивается  вперед.  Большая
часть  из  того,  что  он  видит,  прекрасна  и  вдохновляет   его,   хотя
предназначена для того, чтобы внушить  ужас.  Он  кричит  среди  фанфар  и
остается бесстрашным. Но есть жуткие моменты:  горизонт  опоясали  зеленые
дуги,  словно  предвещая  Судный  День,  издавая  поразительное   крещендо
скользящих  звуков.  Распустился  лес   враждебных   зонтов.   В   небесах
разверзлась бездна, из которой  посыпался  град  серебряных  ножей.  Землю
тошнило.  Он  настойчиво  шел  вперед.  Пустыню  сменила  черная  грязь  и
шепчущийся тростник. Его хватали  крокодилы,  ласкали  какие-то  скользкие
твари. Чувство неизбежного наказания обрушивается на него. Он  пробирается
через озеро. Солнце обжигает бедра и  пожирает  ягодицы.  Темные  пирамиды
хоронят  его.  Он  измучен  раком,  наползающим  из  туманных  складок,  и
высмеивает его мужское достоинство. Сделанные из вертикальных ребер  серых
хрящей создания ухают над ним. Войдя в комнату, он заметил нечто  зеленое,
терпеливо поджидающее в углу, сопя и пыхтя.  Гигантское  нахмуренное  лицо
занимало полнеба. Этому сну не хватало красоты, и он заподозрил, что это -
не сон. Но все же продолжал идти.
   Под аккомпанемент незримого хора прошептал нежный голос:
   - Мы хотим тебя обескуражить. Если нужно, мы -  ампутируем.  Мы  знаем,
как растревожить душу. Мы не испытываем угрызений совести.  Нас  ничто  не
остановит. У нас нет колебаний.
   Невидимые руки ласкали его половой член и оставляли зеленые  отпечатки.
За  три  минуты  в  него  пять  раз  скользнул   катетер.   Он   попытался
сопротивляться, сжав канал и семенные протоки, но ему ответили,  раздолбив
его, превратив в раковину, которая каждую  минуту  подвергалась  опасности
уплыть к всепожирающему мечу солнца. Он приспособился к своей плавучести и
даже приветствовал ее, но постепенно  обрел  вес  и  стал  куском  железа;
почувствовав стальной привкус  во  рту,  он  понял,  что  если  попытается
убежать, его превратят в металлическое кольцо. Спастись можно  было,  лишь
сбросив свое тело.
   -  Следовательно,  обманем  тебя  великолепием,  -   сказали   ему,   и
послышались слабые звуки музыки. В мягкой  мешанине  минорных  нот  дышала
гармония,  вызывающая  в  душе  восторг.  Орган  с  регистром  сапфира   и
диапазоном опала нес от звезды к звезде бесконечные октавы. Струи  в  виде
лунных капель согласно вибрировали, и чарующий унисон вливался в уши.  Как
можно устоять перед ним? Магия мелодии околдовала душу. Он стал взмывать в
воздух. Му