грудь. Он весь немеет  от
напряжения, заставляя расти на груди холмики плоти и - неудача. Может, ему
удастся начать с внутреннего устройства? Он  представляет  себе,  как  все
может выглядеть изнутри, - и снова провал. Он задает себе  вопрос:  а  что
если прежде чем появиться женским признакам, нужно  сперва  избавиться  от
мужских? И старается побыстрее убрать их - и снова провал. Эксперимент  по
изменению пола неудачен. Далее, задумавшись  о  путешествии  на  побережье
Сатурна, он пытается раствориться и воспарить. Хотя он корчится, потеет  и
кряхтит, он остается безнадежно материальным. Как же он удивился, когда  в
минуту расслабления  между  бесплодными  попытками  он  все-таки  окутался
бледным серым облачком растворения. Он воспрял духом. Он жаждет этого.  Он
верит, что все получится и робко пытается приподняться. Несомненно  что-то
происходит, но не совсем то, что раньше. Его окутывает маслянистое зеленое
свечение и он слышит обрывки звуков. Он словно пришпилен  к  земле.  Страх
овладевает им, и он с трудом берет себя в руки. Можно ли  человеку  делать
такое? Не рискует ли он, проникая в запретную  зону?  Нет!  Нет!  Нет!  Он
совершает преступление. Он  растворяется.  Он  трепещет,  словно  лист  на
ветру, не в состоянии все же преодолеть последнее усилие  земной  тяжести.
Он так близок к цели. В небе вьются огни: оранжевый, желтый,  красный.  Он
яростно стремится к успеху и в  какой-то  миг  ему  кажется,  что  он  его
добился, потому что его охватывает ощущение потрясающей потери  плотности,
звучат цимбалы, вспыхивают огни, его тянет куда-то, и может случится все.
   Он понимает, что никуда не улетел.  Вместо  этого  что-то  приземлилось
около него.
   Оно сидит рядом  на  сланцевой  плите.  Это  гладкий  розовый  овальный
сфероид, похожий  на  желе,  в  прямоугольной  клетке  какого-то  тяжелого
серебристого металла. Клетка и сфероид связаны, в нескольких местах сквозь
тело сфероида проходят прутья клетки. Блестящее  колесо  поддерживает  пол
клетки. Сфероид что-то бормочет. Клей не может разобрать ни слова.
   - Я думал, существует лишь один язык, - говорит он. - Что вы говорите?
   Сфероид снова говорит, очевидно повторяя фразу, его слова звучат  более
отчетливо, но Клей все еще не понимает.
   - Меня зовут Клей, - он выдавливает из себя улыбку. - Я  не  знаю,  как
попал сюда. Я не знаю, как попали сюда вы, но может быть, я  вас  случайно
позвал.
   Помолчав немного, сфероид неразборчиво отвечает.
   - Извините, - говорит Клей. - Я слишком примитивен. Я не понимаю.
   Внезапно сфероид становится темно-зеленым. Его поверхность  покрывается
рябью и дрожит. Появляется и исчезает нить блестящих глаз.  Клей  ощущает,
словно холодные пальцы проскальзывают сквозь лоб и ощупывают полушария его
мозга. В одно касание он  принимает  душу  сфероида  и  понимает,  что  он
произносит: "Я цивилизованное  человеческое  существо,  обитатель  планеты
Земля,  который  выдернут  из  соответствующего  окружения  непреодолимыми
силами и принесен сюда. Я одинок и несчастлив.  Я  бы  вернулся  к  своим.
Умоляю тебя, помоги мне во имя гуманизма!"
   Сфероид оседает в своей клетке, он очевидно изнемогает.  Его  очертания
становятся асимметричными и цвет меняется к бледно-желтому.
   - Кажется, я понял, что вы имеете в виду, - говорит Клей. -  Но  как  я
могу вам помочь?  Я  и  сам  жертва  временной  ловушки.  Я  человек  зари
цивилизации. Я разделяю ваше одиночество и несчастье, я  так  же  потерян,
как и вы.
   Сфероид поблескивает оранжевым.
   - Вы понимаете меня? - спрашивает Клей. Ответа  нет.  Клей  приходит  к
заключению, что это существо, которое зовет себя человеком, хотя  и  чужое
по форме, должно быть,  прибыло  из  еще  более  отдаленного  времени,  из
будущего расы Хенмера. Это подсказывает логика эволюции. У  Хенмера  есть,
по крайней мере, руки, ноги,  голова,  глаза  и  половые  органы.  Так  же
устроены и козлоподобные твари, чья эра лежит где-то между  эрами  Клея  и
Хенмера.  Но  это  существо,  совершенно  лишенное   конечностей,   всяких
признаков человека, конечно же является последней версией. Клей  чувствует
свою вину в том, что сфероид оторвался от своих  из-за  его  провалившейся
попытки воспарить, но чувствует и гордость за то,  что  он  сумел  сделать
этакое, хоть и ненамеренно. Какой  восторг  встретить  кого-то  еще  более
смущенного и подавленного, чем он сам.
   - Возможно ли между нами  общение?  -  спрашивает  он.  -  Возможно  ли
перепрыгнуть этот барьер? Смотри: я подойду ближе. Я открываю  свой  разум
так широко, как могу. Прости мне мои недостатки. Я из  эпохи  позвоночных.
Держу пари, что к питекантропам я ближе, чем к  тебе.  Поговори  со  мной.
Donde esta el telefono?
   Сфероид снова принял свой первоначальный  розовый  оттенок.  Он  устало
предложил Клею картинку: город широких площадей  и  сверкающих  башен,  по
прекрасным улицам которого движутся  толпы  розовых  сфероидов,  каждый  в
своей блестящей клетке. Фонтаны посылают в небеса каскады воды. Крутятся и
мелькают   разноцветные   огни.   Сфероиды    встречаются,    обмениваются
приветствиями, выдвигают сквозь прутья клетки выросты протоплазмы,  словно
жмут руки. Наступает ночь. В небе светит Луна. Как им удалось восстановить
ее? Он рассматривает любимые очертания. Скользя, словно  объектив  камеры,
он проникает в сад. Здесь растут розы. Желтые  тюльпаны.  Вот  нарциссы  и
жонкили и голубые гиацинты с тяжелыми соцветиями. Вот дерево со  знакомыми
листьями, еще и еще. Дуб. Клен. Береза. Значит, они  любители  древностей:
эти  трясущиеся  гигантские  груды  мяса  для  собственного   удовольствия
восстановили старую Землю. Изображение колеблется  и  идет  волнами.  Клей
понимает,  что  сделал  неверные  выводы.  Может  сфероиды  обитают  не  в
отдаленном будущем?  Может,  они  близкие  потомки  человека?  Изображение
возвращается. Сфероид кажется оживает, говоря Клею, что он на верном пути.
Да. Кто они человечество, удаленное на пять, десять, двадцать тысяч лет от
времени Клея, когда еще существуют дубы, тюльпаны, гиацинты и Луна? Да.  А
где же логика эволюции? Нет. Человек изменил свою форму ради удовольствия.
Это его фаза овального сфероида. Позже он станет мерзким козлом. Еще позже
Хенмером. Мы все пойманы в ловушку времени.
   - Сын мой, - произносит Клей.
   (Дочь? Племянница? Племянник?) Он импульсивно пытается  просунуть  руки
сквозь  прутья  решетки,  чтобы  обнять  сфероид,  но   получает   толчок,
отбросивший его на несколько метров. Он лежит там, оглушенный, и  какое-то
растение протягивает усики к его бедрам. Постепенно  силы  возвращаются  к
нему.
   - Прости, - шепчет он, приближаясь к клетке. - Я не хотел вторгаться  к
тебе. Я предлагал дружбу.
   Сфероид сейчас темно-янтарный. Цвет  ярости?  Страха?  Нет:  извинения.
Разум  Клея  наполняет  еще  одно  видение.  Сфероиды,  клетка  к  клетке,
танцующие сфероиды, соединенные простертыми нитями. Гимн  любви.  Попробуй
еще, еще, еще. Клей протягивает руку. Она проходит между прутьями. Его  не
отбрасывает. Поверхность сфероида  сморщилась  и  из  водоворота  возникло
тоненькое щупальце, обхватившее запястье Клея. Контакт. Доверие. Собрат по
несчастью.
   - Меня зовут Клей, - произнес Клей, страстно  желая  быть  понятым.  Но
все, что он получил в ответ от сфероида была серия ярких снимков его мира.
Единый язык во времена сфероида еще не придумали. Он мог общаться  лишь  с
помощью картинок.
   - Ладно, - сказал Клей. - Я принимаю ограничения. Мы научимся  понимать
друг друга.
   Щупальце отпускает его руку, и он вытаскивает ее из клетки.
   Он сосредотачивается на формировании образов.  Самое  сложное  передать
абстрактные вещи. Любовь? Он показывает себя, стоящего рядом  с  женщиной.
Обнимает ее. Трогает ее грудь. Вот они в постели, совокупляются.  Он  ясно
показывает единство органов. Подчеркивает такие характеристики, как волосы
на теле, запахи, пятна. Оставив  совокупляющуюся  пару  совокупляться,  он
представляет одновременно себя на Хенмере в женском  образе,  производящим
те  же  действия.  Затем  он  показывает  себя,  проникающим  в  клетку  и
позволяющим щупальцу обвиться вокруг своего запястья.  Capisce?  А  теперь
показать доверие. Кошка и котята? Ребенок и котята?  Сфероид  без  клетки,
обнимающий сфероид. Неожиданная реакция боли. Изменение оттенка: эбеновый.
Клей воспроизводит  картинку,  возвращая  сфероид  в  клетку.  Облегчение.
Хорошо. Теперь,  как  передать  одиночество?  Он  сам,  обнаженный,  среди
обширного  поля  чужих  цветов.  Мелькают  мечты  о  доме.  Образ   города
двадцатого века: суматошного, беспорядочного, но все же любимого.
   - Теперь мы общаемся, - говорит Клей. - Мы добились этого.
   Кончается долгая ночь. В лазурной заре Клей видит невиданную при закате
растительность: пронзающие небо  шпили  деревьев  с  красными  прожилками,
обвитые  спиралями  каких-то  бобовых,  огромных  размеров  цветы,  внутри
которых  качаются  тычинки,  наполненные  бриллиантовой  пыльцой.   Хенмер
вернулся. Он сидит, скрестив ноги на дальнем конце плиты.
   - У нас появился товарищ, - говорит Клей. - Не  знаю,  поймала  ли  его
ловушка или это я притащил его сюда. Я проделывал кое-какие опыты. Но  тем
не менее он...
   Мертв? Сфероид превратился в засохшую шелуху, прилипшую к одной стороне
клетки. Струйка радужной жидкости течет между прутьями клетки. Клей  не  в
состоянии возродить знакомый облик сфероида. Он идет к  клетке,  осторожно
прикасается к оболочке двумя пальцами и ничего не чувствует.
   - Что случилось? - спрашивает он.
   - Жизнь уходит, - говорит Хенмер. - Жизнь возвращается. Мы возьмем  его
с собой. Идем.
   Они идут на  запад.  Не  дотрагиваясь  до  клетки,  Хенмер  толкает  ее
впереди. Они минуют кучу высоких желтых деревьев с квадратной кроной,  чьи
красные  листья,  болтающиеся   толстыми   гроздьями,   корчатся,   словно
потревоженные морские звезды.
   - Ты раньше видел таких? - спрашивает Клей.
   - Несколько раз. Ловушка приносит нам все.
   - Я так понял, что это ранняя форма. Близкая к моему времени.
   - Возможно, ты прав, - отвечает Хенмер.
   - Почему он умер?
   - Жизнь ушла из него.
   Клей начинает привыкать к манере Хенмера давать ответы.
   Вскоре они останавливаются у пруда с темно-голубой жидкостью, в котором
плавают круглые золотые дощечки.
   - Пей, - предлагает Хенмер.
   Клей опускается на колени у  края  пруда.  Осторожно  зачерпывает  воду
рукой. На вкус она словно перченая. Его наполняет острая грусть,  сознание
утраченных возможностей. Он ошеломлен. Он видит все  возможности,  которые
представляются ему с определенностью  автострады,  размеченной  в  темноте
дорожными знаками. Он удивлен  и  озадачен.  Ощущение  проходит.  Хотя  он
понимает, что одарен новыми средствами восприятия, которые он  использовал
иносказательно. Он снова пьет. Восприятие углубляется  и  усиливается.  Он
принимает блистающие изображения:  одиннадцать  спящих  ночных  существ  в
подземном тоннеле прямо  под  ним,  пульсирующая  в  теле  Хенмера  кровь,
туманная  бесформенность  мертвой  гниющей   плоти   сфероида,   хрустящая
внутренность этих маленьких  золотых  плавающих  табличек.  Он  пьет  еще.
Теперь он еще точнее видит внутренности всего сущего. Его зона  восприятия
стала сферой пятиметровой высоты с мозгом в центре. Он  определяет  состав
почвы, находя слой чернозема, затем слой розового  песка,  слой  гальки  и
слой гранита. Он измеряет прудик и отмечает  замечательную  математическую
кривую его дна.  Он  подсчитывает  одновременные  пассажи  трио  маленьких
тварей, похожих на летучих мышей прямо над головой и количество  гнезд  на
соседнем дереве. Он пьет еще и еще.
   - Как легко здесь быть богом, - говорит он  Хенмеру  и  наблюдает,  как
звуки его голоса отражаются от  поверхности  пруда.  Хенмер  смеется.  Они
движутся дальше.



4

   Новые  чувства  блекнут  еще  до   полудня.   Остается   лишь   смутное
воспоминание, он может еще видеть неглубоко  под  землей  и  сознает,  что
происходит  за  спиной.  Но  только  туманно.  В  этом  мире  все  слишком
мимолетно. Он надеется найти еще один  пруд,  он  надеется,  что  вернется
женский образ Хенмера, что окончится время смерти сфероида.
   Перед ними раскинулся естественный амфитеатр: широкая и глубокая  чаша,
с одной стороны которой громоздится куча огромных черных валунов, покрытых
голубыми лишайниками.  Около  валунов  сидят  пятеро  представителей  расы
Хенмера: три женщины, двое мужчин. Хенмер говорит:
   - Сделаем Открытие Земли. Время подходящее.
   День стал довольно теплым: если бы Клей носил одежду, ему захотелось бы
снять ее. Ленивое солнце  висит  низко  над  горизонтом,  и  мощный  поток
энергии  стекает  в  низину  амфитеатра.  Кажется,  они  его  уже   знают.
Поднявшись, они приветствуют его сонными улыбками и краткой песней.  Он  с
трудом отличает их одного от другого. К нему скользит женщина.
   - Я - Нинамин, - говорит она. - Ты  будешь  веселиться?  Ты  пришел  на
Открытие Земли?
   У нее высокий певучий голос, словно флейта. В ее позе,  как  показалось
Клею, нечто японское. Она кажется грациознее и  беззащитнее,  чем  женщина
Хенмер. Остатки его восприятия подсказывают  ее  чувственность:  крошечные
шарики несут к ее лону золотые гормоны. Его поражает  ее  доступность.  Он
начинает вдруг стеснятся своей наготы, он завидует мужчинам рода  Хенмера:
их пол спрятан. Нинамин поворачивается и  бежит  к  валунам,  оглянувшись,
чтобы посмотреть, следует ли он за ней. Он остается на  месте.  Хенмер,  а
может, просто мужчина, которого он принимает за Хенмера, выбирает  женщину
и ложится с ней в низкую густую траву. Третья женщина и двое мужчин начали
какой-то  вертлявый  танец,  хохоча  и  обнимая   друг   друга.   Нинамин,
взобравшись на валун, бросается в него клочьями лишайника. Он бежит к ней.
   Она невероятно  проворна.  Он  все  время  видит  впереди  ее  стройное
золотисто-зеленое тело и карабкается за ней по камням; он пыхтит, потеет и
кашляет от натуги. Он взбирается, словно сатир. Она выглядывает  из  самых
неожиданных мест. Здесь мелькнула  маленькая  грудь,  там  гладкая  попка.
Заставляя его преследовать, она  кажется  совсем  обычной  женщиной,  хотя
остались и напоминания о том, кто она на  самом  деле,  о  разделяющей  их
пропасти: он успевает иногда заметить ее плоское лицо, алые глаза,  паучьи
руки с множеством пальцев. Он успел разглядеть,  пока  его  восприятие  не
потускнело,  что  внутреннее  ее  устройство  чудовищно   странно,   серия
угловатых отсеков, соединенных узкими жемчужными  каналами,  настолько  же
непохожих на его внутренности, как внутренности омара. И все же он  желает
ее. И все же он будет обладать ею.
   Он достигает вершины самого большого валуна. Где  она?  Оглядевшись  по
сторонам, он никого не  заметил.  Верхушка  валуна  понижается  к  центру,
образуя небольшой кратер, его  заполнила  дождевая  вода,  на  поверхности
которой, дрожа и издавая жужжащие звуки, плавают какие-то черные нити.  Он
вглядывается в воду, думая, что она могла нырнуть туда,  чтобы  спрятаться
от него, но видит лишь свое  отражение.  Он  напряжен  и  неловок,  словно
неандерталец, в котором зажглась похоть.
   - Нинамин? - зовет он.
   От звука его  голоса  в  воде  возникают  пузырьки  и  его  изображение
исчезает.
   Она смеется. Он поднимает голову и находит ее в десяти футах над собой,
она весьма удобно устроилась в воздухе, лежа  на  животе  и  растопырив  в
стороны ноги и руки. Он ощущает, как в ее не-венах текут потоки  не-крови,
и чувствует гравитацию, создаваемую ее левитацией.
   - Спускайся, - просит он.
   - Не сейчас. Расскажи мне о своем времени.
   - Что ты хочешь знать?
   - Все. С начала. Вы умираете? Вы любите? Вы проникаете своим телом в ее
тело? Ссоритесь? Мечтаете? Прощаете? Вы...
   - Подожди, - перебивает он. - Я постараюсь тебе показать.  Смотри:  так
было в мое время.
   Он открывает ей  свою  душу.  Ощущая  себя  музеем,  он  показывает  ей
автомобили,  рубашки,  обувь,  рестораны,  неубранные  постели,  вестибюли
гостиниц, самолеты, телефоны, автострады, спелые бананы,  атомные  взрывы,
силовые станции, зоопарки, бормашины, здания учреждений, дорожные  пробки,
городские  плавательные  бассейны,  газеты.  Он  показывает   ей   фильмы,
газонокосилки, жареное мясо и снег. Он показывает  ей  шпили  церквей.  Он
показывает ей запуски ракет.
   Она вдруг падает сверху.
   Сначала отшатнувшись, он предупреждает ее падение и кидается  под  нее,
вознагражденный прикосновением ее прохладного тела. Она дрожит, прильнув к
нему, и ее испуг так велик, что в его мозг проникают ее страшные  видения.
Сквозь  тусклую  дымку  он   видит   какие-то   гигантские   циклопические
нагромождения каменного здания и пять  чудовищных  размеров  тварей  сидят
перед  ним.  Они  похожи  на  вымазанных   грязью   динозавров,   медленно
поднимающих огромные головы, храпящих, сотрясающих  землю.  Нинамин  перед
ними, в ее позе есть нечто заискивающее, словно она молит,  умоляет  их  о
пощаде,  а  колоссальные  рептилии  ворчат  и  хрипят,  качают   головами,
погружают  в  грязь  огромные  подбородки,  и  Нинамин,  рыдая,   медленно
погружается в землю. Изображение  тает.  Он  нежно  убаюкивает  напуганную
девушку.
   - Ты не ушиблась? - бормочет он. - Ты больна?
   Она дрожит и издает невнятные всхлипывающие звуки.
   - Я ошиблась, - шепчет  она  наконец.  -  Я  не  могла  понять  тебя  и
испугалась. Какой ты странный!
   Она гладит его кожу своими многочисленными пальцами. Теперь уже  дрожит
только он. Она соскальзывает вниз и ложится рядом,  он  целует  ее  шею  и
легонько трогает грудь, восхищаясь ртутной подвижностью ее кожи, но  когда
он начинает входить в нее, он внезапно представляет, что она  превращается
в мужчину, и теряет всю свою твердость,  словно  его  чувственные  сигналы
оборвались. Она движется к нему, но все  бесполезно:  он  не  поднимается.
Чтобы помочь, она действительно переходит в мужскую форму,  изменяясь  так
стремительно, что он  не  может  уследить,  но  и  теперь  не  лучше.  Она
возвращается к женскому облику. Ее тоненький голосок произносит:
   - Пожалуйста. Мы опоздаем на Открытие.
   Он чувствует, как она пробирается по позвоночнику прямо в его  разум  и
подталкивает к возвращению мужественности. Она обвивает вокруг него ногу и
еще прежде, чем он ощущает импульс, он уже входит в нее. Она сжимает  его,
словно не желая выпускать. Зачем вообще  этим  созданиям  иметь  пол?  Они
конечно же могут найти и другие способы контакта. И уж  конечно,  на  этой
стадии эволюции нет никакой биологической цели в подобном акте. А  простое
животное удовольствие не нужно, как сон или еда.  Ему  приходит  в  голову
вполне приемлемое решение: они снова придумали спаривание ради него и  эти
гениталии для них всего  лишь  маскарадные  костюмы,  чтобы  лучше  понять
природу их примитивного гостя. Он пытается  представить  народ  Хенмера  в
нормальной бесполой форме, без этой машины между ног, и  когда  он  делает
это, Нинамин робко шлет ему целый взрыв экстатических ощущений,  используя
погруженную в нее часть его тела как проводник к его  мозгу,  он  отвечает
быстрым горячим спрутом и лежит на спине, озадаченный и истощенный.
   - Хочешь помочь нам сделать Открытие Земли?  -  шепчет  она,  когда  он
открывает глаза.
   - Что это?
   - Один из Пяти Обрядов.
   - Религиозная церемония?
   Его вопрос повисает в воздухе. Она уже слезает с валуна. Он следует  за
ней на подгибающихся ногах, тяжеловесно цепляясь за  выбоины;  обернувшись
она нежно поднимает его, улыбается, глядит на него и переносит  на  землю.
Он приземляется на теплую влажную почву. Она ведет его  вперед,  к  центру
амфитеатра, где уже собрались остальные пятеро. Сейчас они все  в  женском
образе. Он не узнает Хенмера,  пока  в  спешке  не  представляются:  Брил,
Серифис, Ангелон и Ти.  Стройн