тец! Сын! Святой Дух!
   - Хенмер! Нинамин! Ти!
   Воздух проглотил его слова. Храбрый рык скользнул сквозь ткань  пустоты
и исчез. Но он все кричал. И топал ногами. Хлопал в ладоши. Тряс кулаками.
И шел. Шел.  Шел.  Настроение  колебалось.  Подчас  бывали  минуты,  когда
переполненный отчаянием, он падал на колени,  безвольно  расслабившись  и,
закрыв глаза, ждал, когда наступит его  последний  час.  Иногда  он  вдруг
понимал, что конец его страданий лежит только впереди,  если  ему  удастся
сохранить смелость и, собравшись, идти вперед: в эти последние дни он  был
представителем человека и должен был оправдать доверие. Он  шел  и  шел  в
поисках хоть какого-нибудь знака. Что там на горизонте? Звезда? Нет.  Нет.
Местами серость словно углубляется? Возможно. Наступает  темнота?  Кажется
так. Если это место вообще может изменяться, то оно должно когда-нибудь  и
закончится. Он будет  настойчив.  Вот  уже  качество  серости  определенно
изменилось. Должно  быть  он,  сам  того  не  сознавая,  пересек  какую-то
границу. Награда вере: он  выбрался  из  Пустоты.  Хотя  радость  спасения
приглушили трудности в созерцании новых окрестностей.  Здесь  было  ужасно
темно. Он шел и шел вперед, не натыкаясь на деревья или камни и не  ощущая
каких-либо  перемен  в  гладкости  земли  под  ногами,   а   темнота   все
усугублялась,  пока  не  стала  абсолютной,  он  уже  начал   сомневаться,
действительно ли покинул Пустоту, или наступила ночь Пустоты, пришедшая на
смену бесконечному дню. Продвигаясь дальше  и  дальше,  он  начал  наконец
осознавать, что произошло. Он  действительно  вышел  из  пустоты,  но  это
упражнение в смелости и решимости, всего  лишь  привело  его  на  соседнюю
территорию, которая называлась Тьма и была нисколько не лучше, а  возможно
и намного хуже. Здесь не было всего того же, что и в Пустоте, но  не  было
еще и света, и он даже скорбел об  утрате  серости.  Теперь  он  испытывал
настоящую  безнадежность.  По  сравнению  с  Тьмой  Пустота   была   садом
наслаждений.
   Продолжать борьбу не осталось сил.
   Он прошел все испытания и выжил, невзирая на  риск.  Но  он  ничего  не
добился, а потерял слишком много. Он не станет сражаться с Тьмой.
   Он сидел, обвив колени руками, и смотрел вперед, но ничего не видел.
   За что я так наказан?
   Если бы ему дали хотя бы один знак, он бы попытался пойти  снова:  хоть
капля дождя, звук  отдаленного  рыдания,  шорох  пролетающей  мимо  птицы,
вспышка  света,  падающая  звезда.  Но  чернота   была   абсолютной.   Она
ошеломляла. Клей раскинул руки, растянулся на земле лицом к отсутствующему
небу, открытые глаза ничего не видели. Больше он  ничего  не  сделает.  Он
будет ждать.
   Ему вспомнился мир содержания, формы и  красок.  Сверкающие  созвездия,
сморщенная серая  кора  деревьев,  золотистый  глаз  лягушки,  настойчивые
вертикали  снежной  бури,  богатая  краснота  песка  пустыни  на  восходе,
темно-розовый сосок на бледно-розовой груди, переливчатая чешуя вспугнутой
в пруду золотой рыбки, толстые громады небоскребов на фоне  летнего  неба,
броская игуана, застывшая в чаще джакаранды, ослепительные сполохи сияния,
острые искры сварочной дуги, умирающий красный цвет  заката,  разлитый  на
небоскребах Манхэттена, белая пена  в  голубом  потоке  воды,  улыбающиеся
камни сада Дзэн, океан, горы, прерии, пена. Никогда больше не видеть всего
этого. До боли в глазах всматриваться в ослепительный  мир.  Где  деревья?
Где лягушки? Где звезды? Где свет?
   Над ним прокатились миллионы лет пустой черноты.
   - Хватит, - пробормотал он. - Хватит.
   И небеса расколол луч света. И зарыдала Неправедная. Птицы  затрепетали
крыльями прямо у его носа. А дождь хлестал  по  животу.  В  ночи  возникли
звезды. Все вокруг наполнилось жизнью. Выросли  деревья,  кусты  и  цветы.
Появились камни и галька, жужжащие насекомые,  вуаль  из  мошкары,  желтые
ящерицы, голубые лишайники, красные  мухоморы.  В  низком  небе  появилась
светящаяся точка. Она расширялась,  приобретала  ртутный  блеск,  яростный
глаз,  излучающее  солнце.  Запели  хоры.  Его  накрыло  голубым   одеялом
безоблачное небо. Со всех сторон нахлынули цвета.
   - Я - Хенмер, - раздался нежный голос. - Я - любовь.
   Клей сел. Его окружали Скиммеры. Все они были в женской форме.  Нинамин
хлопнула его по руке:
   - Я - любовь. Я - Нинамин.
   Ти играла с пальцами его ног, Брил с волосами,  Ангелон  обвила  своими
двенадцатью пальцами четыре его пальца, Серифис терлась губами  о  щеку  и
шептала.
   - Я - любовь.
   - Я - Ангелон, - говорила Ангелон.
   Они тащили его, поднимая на ноги. Он моргал. Все вокруг было  для  него
сейчас слишком ярким.
   - Где я был? - спросил он их.
   - Огонь, - ответила Брил.
   - Тяжелое, - сказала Хенмер.
   - Медленное, - произнесла Нинамин.
   - Пустота, - выдохнула Ангелон.
   - Тьма, - закончила Ти.
   - А где я сейчас?
   - С нами, - сказали все.
   - А где вы были?
   И ему ответили:
   -  Мы  плавали  в  Колодце  Первозданного.  Мы  говорили  о  смерти   с
заступниками. Мы побывали на Марсе и Нептуне. Мы смеялись над Неправедной.
Мы учили красоте козлолюдей. Мы любили Разрушителей и пели Едокам.
   - А, теперь? Теперь?
   - Теперь, - сказала Хенмер, - мы приступили к Заполнению Долин.



23

   Они бросились бежать от него. Он едва переставлял ноги и  боялся  снова
потерять их сейчас, когда только что обрел, но  они  не  исчезли  из  поля
зрения и скоро привели его на поляну среди высоких треугольных деревьев  с
похожими на веревки, свисающими конечностями. Они  валялись  по  волнистой
голубоватой траве под странными деревьями. Он так долго был один, что едва
мог с ними разговаривать. Наконец, он сказал:
   - Почему вы не пришли за мной раньше?
   - Нам казалось, что ты хорошо проводишь время, - ответила Хенмер.
   - Ты - серьезно? Ну да, конечно. Но... -  Клей  покачал  головой.  -  Я
страдал.
   - Ты учился. Ты рос.
   - Мне было больно. И физически и морально.
   Хенмер коснулась бедер Клея:
   - Ты уверен, что это была боль? - И стал  мужчиной.  -  Пора  исполнить
обряд.
   - Один из Пяти Обрядов?
   - Четвертый. Цикл почти завершен. Ты примешь участие?
   Клей  пожал  плечами.  Эти  Скиммеры,  их  ритуалы,   косвенность,   их
непредсказуемость начали его раздражать. Он испытывал по отношению  к  ним
теплоту, хотя временами подумывал, не лучше ли вернуться в пруд к Квою или
на грязевую банку к Ждущему, может даже в мир-тоннель, прежде чем Скиммеры
выкинут с ним шутку похлеще, чем последняя. Но он  откинул  плохие  мысли.
Они ведут его и они - его друзья. Он их любит. Они любят его.
   И Клей кивнул.
   - Что я должен делать?
   - Ляг на спину, - попросил Хенмер, - закрой глаза. Стань восприимчивым.
   Появилось чувство, что сейчас он снова потеряет их.
   - Подожди, не уходи, Хенмер, разве мы  не  можем  получше  узнать  друг
друга? Пропустите меня к себе. Что вы чувствуете все на самом деле? Что вы
думаете о цели жизни? Почему мы в этом  месте?  Вы  боитесь  когда-нибудь?
Сомневаетесь? Бываете не уверены? Хенмер.
   Посмотрев вверх, он увидел, что Хенмер стал уже полупрозрачный, что  он
на пути к невидимости. Не осталось ничего, кроме усмешки.
   - Хенмер? Не уходи, Хенмер. Не начинайте пока обряд. Поговори со  мной.
Хенмер, если ты меня любишь, поговори со мной!
   - Ложись на спину, -  раздался  голос  Хенмер.  -  Закрой  глаза.  Будь
восприимчив.
   Теперь исчезла даже  усмешка.  Снова  один.  Он  сделал  так,  как  его
просили.
   Через мгновение руки стали  ласкать  его  тело.  Мягкие  нежные  пальцы
прокладывали дорожки чувственности по  груди,  во  впадине  между  шеей  и
плечом, вверх по щекам, вниз  за  ушами.  Нежные  прикосновения  пересекли
живот и достигли расслабленного пениса,  который  быстро  поднялся,  когда
пальцы обвили его твердеющую плоть. Другие руки играли пальцами  его  ног.
Слабенько  пощипывали  мошонку.   От   возбуждения   его   дыхание   стало
прерывистым. Он шевелится, вздыхает, изгибает спину дугой. Как  хитры  эти
руки! Как легки их прикосновения! Утонченные ласки бедер, лона, лица, рук,
ног, икр, предплечий, шеи. Его одновременно касаются сотни рук.
   Сотни?
   У Хенмер, Нинамин, Ангелон, Ти, Брил и Серифис их не больше двенадцати.
Но сейчас этих ласковых рук больше дюжины,  намного  больше.  Не  открывая
глаз,  он  пытается  выделить  каждую  зону  контакта  и  сосчитать  руки.
Невозможно. Они крадутся повсюду. Сотни. Сотни.
   Испугавшись, он  решается  открыть  глаза,  но  видит  лишь  темноту  и
переплетенные волокна. Скиммеров над ним нет совсем. Кто  же  его  трогал?
Понятно.  Руки  принадлежали  треугольным  деревьям,  которые  так   низко
склонились над ним, что свисающие веревочные конечности почти доставали до
земли. Каждая конечность заканчивалась рукой и каждая рука блуждала по его
телу. Наверное, возбуждаться от  прикосновения  деревьев  непристойно?  Он
едва сдержался, чтобы не вырваться из этих объятий, и не сделал  это  лишь
потому, что испугался. А вдруг, если он двинется с места, руки схватят его
за  горло  и  задушат?  Или  дернут  за   конечности?   Разве   он   может
противопоставить  мощи  деревьев  свою  силу?  Наполненный   страхом,   он
покорился. И снова, закрыв глаза, отдался деревьям.
   Невидимые руки все  интенсивнее  скользили  к  его  талии,  потряхивали
яички, терли петушок. Идиот, ругал он  себя.  Извращенец.  Позволить  этим
деревьям наяривать себя. Прочь! Сбросить эти грязные руки! Куда  податься?
Хлопающие крыльями утки!  Лосось!  Его  наполнило  сопротивление.  Он  был
напряжен, зол, собран. У  них  были  нервные  окончания.  Нужно  позволить
проэкзаменовать свою голову. Где чувства? Где стыд? Какая грязь. Покажи им
спину. Руки прочь! Вы что, считаете меня  педиком?  Прочь!  Прочь!  Апогей
полиморфизма. Но он не двигался. Он впустил в свою голову их мысли.
   - Любовь. Любовь. Мы - любовь.
   - Кто это сказал?
   - Все едины. Любовь - это все. Отдайся. Отдайся.
   - Нет.
   Его нет рванулось к солнцу. Мир содрогнулся. Облака покраснели.
   - Да, - говорили деревья. - Да, да, да.
   - Да.
   - Любовь.
   - Любовь.
   - Уступка.
   - Уступка.
   - Все.
   - Все.
   - Тепло.
   - Тепло.
   Он был завоеван и перестал сражаться. Теперь он  попал  в  общий  ритм,
ноги распластались по земле, плечи  ерзали  по  траве,  голова  откинулась
назад, спина выгнулась; ягодицы поднялись в воздух,  бедра  двигались.  Он
снова и снова вонзал свой воспламененный член  в  нежную  скользкую  руку,
которая его сжимала. Стыд исчез. Он стал рабом удовольствия.  Пел  хор,  в
вышине, словно перезвон колоколов, звучали рыдания, и  звук  спускался  на
землю светящимися золотыми слезинками. Он подумал,  что  кончает:  мускулы
всего тела дрожали и дергались, дрожали даже  губы.  Но  ощущение  экстаза
распространилось по всей коже, и он не смог сосредоточиться на центре,  но
прошедший импульс все стер, оставив его удовлетворенным, но не  кончившим.
Возбуждение вновь стало нарастать, потому что рука (или другая  рука?)  не
позволила ему выскользнуть, и он снова и снова  вонзался  в  нее  и  снова
превратился в космический передатчик, распространяющий  чисто  эротические
потоки в нечто более общее, чтобы быть сексуальным,  и  вздохнув,  осел  в
дымке всевозможных восторгов. И снова случилось то же самое,  но  на  этот
раз он проскользнул точку незначительного  экстаза  и  добрался  до  места
чисто сексуального удовольствия, где его член, увеличившись, закрыл небеса
и разразился чистым блистающим огнем. Он  чувствовал,  как  с  нарастанием
страсти губы его раздвинулись: и теперь вошел в свой оргазм с  обнаженными
зубами,  расширенными  ноздрями  и  закатившимися  глазами,   он   посылал
триумфальный салют космосу. Он весь осел  и  руки  дерева  отпустили  его.
Прозвучал большой гонг. Вынырнув из пучины охвативших его  чувств,  мокрый
от пота, испытывая головокружение, он понял, что начался обряд  Наполнения
Долин.
   Скиммеры были высланы с земной сферы. Они делали  неровности  плоскими.
Горы и холмы стали низкими. Так как планета вращалась, они парили над ней,
сталкивая возвышения в ямы, выравнивая  непредвиденные  завалы,  запахивая
расщелины. Все  несовершенное  было  убрано.  Мир  станет  гладким  шаром,
сверкающей белой глыбой мрамора, танцующей на своей орбите.
   Изменения происходили  быстро.  Вот  уже  выровнены  целые  континенты.
Мощные горные цепи сокрушены  и  элегантно  распределены  по  скважинам  и
впадинам. Клей сознавал, что, не покидая места под деревьями, он  на  свой
лад помогал доставлять Скиммерам энергию, с помощью которой  производились
тектонические перемещения. Но сам он ничего  не  делал.  Скиммеров  он  не
видел, но они должны  были  быть  где-то  наверху,  шесть  вихрей  силы  в
пространстве, переделывающие Землю. Перед их  усилиями  ничто  не  устоит.
Они,  настроившие  темноту,  поднявшие  море  и  открывшие  Землю,  теперь
заполнят долины, и мир приблизится к совершенству.
   Вот они приблизились к месту, где лежал Клей.
   С востока нахлынула волна, смывшая его  в  поток  жидкости  и  убравшая
топографические изъяны его Нынешнего местоположения. Он  был  запечатан  в
землю. Он снова был погребен, но совсем по-другому, чем  когда  он  был  с
Ждущим, потому что тогда он только отдыхал  в  земле,  выпуская  корни,  а
теперь он действительно слился с ней, стал частью вращающейся  планеты.  У
него не было никакой формы и  независимого  существования.  Он  -  крупица
песка. Он - ядро кварца. Он - базальт. Он - пузырящаяся магма.
   Покой. Он подумал, что вполне возможно для него снова уснуть.
   - Хелло? - Это Хенмер, он звал издалека. - Клей? Клей? Хелло?
   - Я - любовь, - донесся голос Нинамин совсем с другой стороны.
   - Смерть немного похожа на это, - произнесла Серифис.  -  Мы  попробуем
вместе.
   - Привет, - голос Ти.
   - Привет, - проговорила Брил.
   - Привет? Привет? Привет? - Это Ангелон.
   Они показали ему солнечный" свет, скользящий по  безупречной  жемчужной
поверхности  Земли.  Казалось,  им   хочется   дождаться   его   одобрения
результатов их работы. Он не ответил, пытаясь уснуть.
   - Привет, - сказал Хенмер.
   - Я - любовь. - Это Нинамин.
   - Когда мы умрем? - спросила Серифис.
   Он хранил молчание. Рыдала  Неправедная,  и  в  безупречной  коже  мира
появлялись трещины. И росли горы. И тонули долины. И зевали ущелья. Но все
это ничего не значило.
   - Мы закончили обряд, - произнес Хенмер, - а то, что происходит  после,
нас не касается.



24

   Остался  только  один  из  Пяти  Обрядов:  Формирование  Неба.  Ему  не
расскажут,  когда  собираются  его  выполнить  или  как  это  будет.  Клей
представил себе нечто апокалиптическое, какой  и  следовало  быть  вершине
трансформаций. Возможно,  мир  действительно  изменится.  Возможно  придет
новый вид человека. Возможно, зазвучат трубы архангелов. Но в ответ на его
вопросы они лишь рассмеялись и попросили быть терпеливым.
   - Предвкушение - есть грех, - серьезно заметил Хенмер.
   - Грех? Что вы знаете о грехе?
   - О, у нас тоже есть грехи, - сказал Хенмер.



25

   По какой-то дурной геологической случайности Хаос ворвался в мир.  Одна
из птиц Хенмер принесла новости - Скиммеры должны сейчас же увидеть это.
   - Идем, - сказали они. - Кто знает, это может быть очень красиво.
   Они не стали тратить времени на пеший переход. Расстояние было  слишком
велико. Вместо этого они растворились и воспарили, прихватив с собой Клея.
В образе сморщенных серо-зеленых потоков они сгрудились в небе  на  высоте
нескольких  миль,  окутанные   искрящимся   электромагнитным   облаком   в
ионосфере. Посмотрев вниз, Клей представил, что видит путь своих  недавних
скитаний, но не был уверен. С такой высоты все сливалось и перемешивалось,
и даже, когда Нинамин научила его настраивать изображение, у него остались
сомнения. Вон то неопределенное серое пятно внизу может быть Пустотой,  но
Ангелон сказала, что это мертвый луг,  болотистый  и  заброшенный.  Увидев
точку черноты, он решил, что это Пустота, а потом узнал, что они пролетали
над Лучшими из Первых вещей.
   - Что это? - спросил он, и Хенмер засмеялся:
   - Это брат того, что мы сегодня увидим.
   Они пересекли океан.
   - Я вижу Плавающих - крикнула Брил. Хенмер решил, что  нужно  позволить
Клею взглянуть на них, и они спустились на несколько  тысяч  футов.  Прямо
под поверхностью воды лежала дюжина огромных китоподобных зверей,  зеленая
кожа отливала золотом, каждый достигал в длину по крайней мере полмили. На
одном конце - единственный плоский глаз величиной  со  стадион,  венчающий
верхушку плоского черепа, и  пара  обтрепанных  усов  -  на  другом.  Клею
разрешили установить контакт с их разумом и он словно вошел  в  коралловый
сад  тропического  моря:  мелкого,  но  сложного.  Ясные  мысли  Плавающих
сплетались в барочных конфигурациях на огромной территории туши, они  были
покрыты богатой многоцветной коркой анемонов и  трубчатых  червей,  губок,
прилипал, щетинистых червей и хитиновых.  В  этом  хитросплетении  крались
крабы с глазками-бусинками на многочисленных  лапках,  лимули  с  длинными
колючими стенами, мирные морские зайцы, морские звезды. Мерцающая  кровать
чистого  белого  песка  лежала  повсюду.  Хотя,   когда   Клей   осторожно
проталкивался сквозь погруженный разум Плавающих, он понял,  что  это  все
ему чуждо: он не понимал ничего из того, что трогал.
   - А они тоже люди?
   - Нет, просто звери.
   - Как они достигли таких огромных  размеров?  Как  находят  достаточное
количество еды? Как это гравитация не разорвет их?
   - О, их часто разрывает, - ответил Хенмер. - Но для  них  это  неважно.
Они потом соединяются.
   Они спустились еще ниже, пока почти  не  коснулись  огромных  пасущихся
островов мяса. Некоторые  из  Плавающих  повернули  в  сторону  Клея  свои
золотые глаза.
   - Не приземляйся на них, - предостерег Хенмер. - Ты утонешь.
   Клей с близкого  расстояния  исследовал  запутанный  разум  Плавающего,
следуя по его тропинкам поворот за поворотом, пока  не  потерялся  в  лесу
нежно волнующихся любителей моря. Есть ли здесь  акулы?  А  барракуды?  Из
джунглей  дошла  единственная  мысль,  мощная,  интенсивная:   изображения
лежащего на пляже мертвого Плавающего, гниющего, чернеющего,  покрывающему
на  берегу  широкий  полукруг,  привлекающий   мусорщиков   с   нескольких
континентов. Картинка раскололась, и  Клей  снова  оказался  в  непонятных
коридорах кораллового сада.
   - Мы должны идти, - бормотал Хенмер. - Разве они не странны? Разве  они
не красивы? Мы часто навещаем их. Они оригинальны и свежи.
   - Мы любим животных, - подвела итог Нинамин.
   Они устремились вверх,  набирая  скорость  в  стеклянном  море.  Вскоре
показался берег, окаймленный бахромой близко  посаженных  деревьев.  Здесь
было ранее утро. Континент имел грубый вид: изогнутая  земля  и  ребристые
горы,  цветы,  которые  Клей  видел  сверху:  серый,   синий,   черный   и
темно-зеленый. Некоторое время они путешествовали по суше  и  вдруг  резко
спустились  на  вскрытую   равнину.   Перед   ними   вздымалась   одинокая
величественная гора, пустая и гладкая. Немного выше середины ее восточного
склона разверзлась потрясающая рана, откуда падали тонны камней,  создавая
проход в мрачной внутренности горы. И через этот проход прорвался Хаос.
   - Ничего не понимаю, - тихо сказал Клей.
   - Просто смотри. Просто смотри.
   Он смотрел. Казалось, из дыры сбоку  горы  хлынула  река.  Но  льющаяся
жидкость была таинственной и загадочной и несла в себе  множество  неясных
очертаний. Темный поток сопровождал пар. В его белом нимбе  образовывались
и исчезали разные фигуры: Клей видел чудовищ,  пирамиды,  древних  зверей,
машины, овощи, кристаллы, но не долго. Скиммеры вели его ближе к цели. Они
вздыхали и выражали свой  восторг  от  зрелища.  Какого  цвета  поток?  Он
казался глубок