фигуры в панике метались  в  пламени.  Клей  отвернулся,  чтобы  не
видеть этой сцены, и шел вперед, пока не услышал шум бегущей  воды.  Какой
разрушительной силой  обладал  ручей?  Это  не  слишком  волновало.  Нужно
избавиться от грязи. Он доверчиво вошел в воду и погрузился в нее по самую
шею. Холодная вода прибежала  из  более  приятного  места.  Он  тер  кожу,
соскребая грязь и пепел. Нырнув  с  головой,  он  очистил  веки  и  промыл
волосы. Освеженный, он выбрался на берег. Вода вроде бы не  изменила  его,
только кожа теперь мерцала, освещая дорогу. Он пошел дальше,  молясь,  что
ему удалось наконец спастись от Разрушителей.



20

   Он подозревал, что это место называется Тяжелое. Оно  должно  быть  еще
одной зоной дискомфорта. Он попал в него вскоре после восхода. И  посчитал
среди худших в своих попытках.
   Где оно началось, непонятно. Ни внезапного перехода, ни  ощущения,  что
пересекаешь границу.  Эффект  накапливался  медленно,  нарастая  с  каждым
шагом, сначала лишь слегка придавливая его, затем  больше,  затем  намного
больше. И вот он ощутил на себе полное действие места. Здесь росли  низкие
серые кустарники  с  толстыми  ветками  и  широкими  листьями.  Поднимался
холодный туман. Общее настроение было тяжелым: оттенки исчезли. Чудовищная
сила, исходящая из Земли, притягивала каждую часть его  тела.  Сколько  он
выдержит? Яички  так  мощно  оттянуло  книзу,  что  он  подумывал  идти  с
согнутыми  коленями.  Веки  налились   свинцом.   Щеки   провисли.   Кишки
опустились. Глотка превратилась в висящий мешок. Кости гнулись. Сколько он
здесь весит? Восемьсот фунтов? Восемь тысяч?  Восемь  миллионов?  Тяжесть.
Тяжесть. Тяжесть.
   Вес пригвоздил ноги к земле. Каждый раз, когда  ему  удавалось  поднять
ногу и сделать шаг вперед, он чувствовал  вибрацию  планеты.  Артериальная
кровь темная и сонная лежала в сосудах. Чудовищный  стальной  горб  согнул
плечи. Но он все же шел и шел. И у этого места должен был быть конец.
   Но конца все не было. Он остановился и упал на колени, чтобы  перевести
дух. Из глаз брызнули слезы облегчения, словно  часть  груза  улетучилась.
Медленные слезы катились по щекам, как шарики ртути, и  тяжело  падали  на
землю. Нужно идти назад. Он поищет другую дорогу.
   Он попытался  подняться  и  сделал  это  лишь  с  пятой  попытки,  весь
извернувшись: внутренности тянули к земле, спина прогибалась, шея трещала,
вверх, вверх, еще рывок. Встал.  Пошел.  Найти  тропинку,  по  которой  он
пришел, было не трудно: в мягкой песчаной почве остались его следы почти в
дюйм глубиной. С трудом  переставляя  ноги,  он  двинулся  обратно.  Но  с
удалением от центра Тяжелого гравитация не уменьшилась.  Совсем  наоборот:
она продолжала нарастать. Он прикинул, что прошел  уже  примерно  половину
пути назад, но не ощутил снижения силы.  Итак,  изменение  направления  не
принесло ему ничего. Дышать становилось невозможно,  он  бился  за  каждый
вздох. Грудная клетка  не  желала  подниматься,  легкие  растянулись,  как
резиновые ремни. Щеки отвисли до ключиц.  В  горле  застрял  валун.  Сухой
внешний голос произнес: "Интенсивность силы является функцией длительности
вашего в ней пребывания, а не расстояния от центра привлекающего тела".
   - Привлекающего тела? - тускло спросил он. - Что за тело? Чье тело?
   Но прокрутив в голове еще раз эти слова, он  понял.  Законы  физики  не
имеют отношения к здешнему феномену. И еще он понял,  что  если  останется
здесь надолго, то его просто расплющит. Он станет  тончайшей  молекулярной
пленкой, покрывающей землю, как иней в ноябре. Нужно убираться отсюда.
   Идти выпрямившись не было больше возможности. Верх стал слишком  тяжел.
Масса черепа сгибала спину. Нужно ползти. Не поддаваться искушению лечь  и
сдаться ужасной силе.
   Небо давило сверху. На спине лежала серая тень. Колени  пускали  корни.
Он полз. Полз. Полз.
   - Хенмер, помоги! - кричал он.
   Слова словно свинцовые. Покинув рот, они плюхались на землю.
   - Нинамин! Ти! Серифис! Кто-нибудь!
   Он полз.
   В боку появилась призрачная боль. Страшно,  если  внутренности  прорвут
кожу.  Ногти  на  руках  невыносимо  болели.  Кости  в  локтях  и  коленях
разделялись. Он полз. Полз.
   Полз. Пищевод окаменел. Ушные  раковины  каменные.  Губы  каменные.  Он
полз. Руки тонули в земле. Он то и дело освобождал их и полз. Он  был  уже
на пределе. Он упадет. Умрет медленной, мучительной смертью. Серая  мантия
неба крушила его.  Он  зажат  между  землей  и  небом.  Тяжесть.  Тяжесть.
Тяжесть. Он ползет и видит лишь грубую голую  почву  в  восьми  дюймах  от
носа.
   Вода.
   Он дополз до пруда. Гладкая серая жидкость ждала его. Иди ко мне, звала
она. Сбрось  свою  ношу.  На  моем  дне  тяжести  нет.  Но  сможет  ли  он
продвинуться еще на пять футов? Губы  коснулись  воды.  Грудь  скребет  по
земле. Вот уже щека лежит на поверхности пруда: его укачивает.  Извиваясь,
червь гравитации сражается за то, чтобы выжить. Дюйм.  Дюйм.  Дюйм.  Дюйм.
Холодок доходит до груди. Бросок. Рывок. Толчок. Туда. Туда.
   Он поплыл.
   Разве это вода? Она кажется слишком плотной, слишком осязаемой. Тяжелая
вода? Плывя в ней,  он  освободился  от  сокрушающей  силы,  ноги  глубоко
погружены, руки раскинуты. Сердце гулко забилось. Вот я, но где я?  И  как
выбраться отсюда туда? Чем больше он здесь проплавает, тем хуже могут быть
последствия, так как его пребывание в  Тяжелом  продолжается  и  когда  он
вылезет из пруда, его может в одно касание расплющить в лепешку. Должен ли
он вылезать? Может есть другой путь?
   Задержав дыхание, он нырнул.
   Погружение было легким. Вода приняла  его.  Проплыв  сквозь  сероватые,
просвечиваемые солнцем слои, у самого дна пруда  он  обнаружил  задвинутый
камнем проход вполне достаточной ширины. Хотя легкие  уже  разрывались  от
недостатка воздуха, он заставил  себя  открыть  его  и  нервно  просунулся
вперед. Теперь он двигался горизонтально под поверхность  земли.  А  вдруг
тоннель приведет в тупик? И он утонет  в  этом  черном  мешке,  разве  это
лучше, чем смерть от гравитации наверху? Он плыл, плыл и плыл.  И  наконец
увидел наверху яркий свет.
   Рванувшись вверх, он всплыл.



21

   И очутился на краю рая. Радостно светило солнце, окруженное зеленоватым
нимбом, воздух был сладок и нежен, пели птицы, растения счастливо шуршали.
После Льда, Огня и Тяжести он с трудом поверил в  свою  удачу.  Он  увидел
себя распростершимся на ковре мягкой травы, купающимся в веселом тепле, он
приветствовал восстановление своего изношенного  тела  и  ринулся  вперед.
Послышалось издевательское рыдание. Он почувствовал резкий  толчок  и  его
отбросило назад. Неужели вокруг этого Эдема невидимая стена? Нет. Нет.  Он
может войти. Но медленно. Очень. Медленно. Это тоже зона дискомфорта. Это.
Тоже. Он вошел в Медленное.
   Воздух словно прозрачная патока и  он  -  узник  в  ней.  Бегать  здесь
нельзя, только  торжественный  скользящий  шаг.  Высоко  поднимая  колени,
покачивая  плечами;  волосы  свободно  плавают  -  вначале  это   казалось
удовольствием. Но скоро оно поблекло. Он обнаружил дискомфорт. Мозг гудел,
посылал нетерпеливые команды, а тело  не  отвечало.  Он  хотел  нагнуться,
чтобы сорвать цветок, но его так резко затормозило, словно он налетел лбом
на стекло. Услышав звук, он попытался повернуться и вынужден был сражаться
с захватившей его силой. Каждое движение, словно взрыв,  каждое  приносило
неудовлетворенность. В этом месте не было боли, но не было и свободы.
   Значит, нужно его покинуть  и  успокоиться?  Да,  конечно.  Но  сколько
времени   уйдет   на   это?   Он   старался    приспособиться,    подавляя
раздражительность  и  нетерпение.   Он   скользил.   Скользил.   Скользил.
Поднимался  вверх,  спускался,  нежно-нежно,  стараясь  не  сопротивляться
окружающей медлительности. И несмотря ни на что  раздражался  нервничая  и
хотел вдребезги разбить  жидкий  золотой  воздух.  Забываясь,  он  ускорял
движение и никуда не попадал. Он кипел от негодования и  обливался  потом.
Все вокруг сама красота и милость: деревья нежно  покачиваются,  небо  как
мед, свет приглушен. Но его все держит.
   А еще он понял, что и это место накапливает силу.
   Он двигался даже медленнее. Плотность  воздуха  возросла  до  плотности
воска. Первый прилив восторга прошел, и Клей испугался. Теперь ему  стоило
большого труда поднять ногу, пошевелить рукой, сделать шаг. Хотя он  и  не
ощущал болезненного сжатия, как в Тяжелом,  но  нарастающая  неподвижность
была очень похожа: безболезненно  и  нежно  зона  вела  его  к  остановке.
Поддавшись панике, он попытался ускорить движение, но  это  лишь  умножило
его горести. Чем больше он боролся, тем больше увязал в  паутине.  Неужели
он совсем остановится, станет живой статуей в  этом  Элизиуме?  Шаг.  Шаг.
Шаг. Невозможно вытащить ногу. Повсюду невидимая стена. Она расплющила нос
и размазала губы. Словно клин, врезается он в клей. Может, лучше двигаться
боком, выставив вперед плечо? Целую минуту отнимает поворот  на  девяносто
градусов. Наконец, приняв нужную позу, он  прислонился  к  этой  невидимой
стене, толкнул, нажал.
   Теперь он почти совсем не двигался.
   Совсем  скоро  он  выдохнется,  измочаленный  борьбой.  Легкие  пылали.
Мускулы на ввалившихся щеках опали. Нужно расслабиться: дрейфовать,  плыть
вперед. Да. Легко сказать. Но, по  крайней  мере,  снял  напряжение,  хотя
заметных успехов и не добился. Еще идея:  просто  позволить  себе  упасть.
Полное освобождение от мускульного напряжения.  Затем  собраться  и  снова
упасть, и так скачками убраться  из  этого  места.  Он  попробовал  так  и
сделать и, наклонившись вперед,  стал  падать  на  землю.  Падение  заняло
несколько минут. Теперь: подтащить ноги и встать! Но это не так-то просто.
Может, он  снова  оказался  в  Тяжелом?  Невидимый  груз  давит  на  него.
Медленно, медленно, не форсируя, а просто постоянно двигаясь, он  в  конце
концов встал на ноги. Маневр дал ему, наверное, ярд и занял минуты четыре.
Он немного постоял, собираясь с силами,  стоять,  по  крайней  мере,  было
нормально. Попробовать еще? Упасть и  подняться?  Его  падение  стало  еще
медленнее. Перышко, падающее  сквозь  асфальт.  Вниз.  Вниз.  Приземлился.
Теперь подтянуть ноги.  Прошла  половина  вечности.  Как  он  выглядит  со
стороны? Пьяный червяк? Встал на ноги. Сейчас его движения замедлились раз
в сто. Или в тысячу. Прежде чем он пересечет поле,  пройдет  вечность.  Он
снова падает. Поднимается. Падает. Сгущаются  сумерки,  трава  приобретает
медный отлив. Попытавшись встать, он  понимает,  что  на  этот  раз  битва
слишком тяжела. В голову приходит, что  сопротивление  атмосферы  ближе  к
земле может быть меньше. Нужно  попробовать  ползти,  как  в  Тяжелом.  Он
пополз. Сопротивление здесь не меньше. Нужно пропихивать себя вперед.  Все
движения замедлены: веки опускаются в мраморном  вздохе.  Он  полз.  Полз.
Полз. Вот и ночь. Может, сияние звезд растопит его неподвижность?  Нет.  В
воздухе танцуют серебряные капли.  Будет  ли  конец  этому  пути?  О,  так
медленно, так бесконечно медленно. А скоро он совсем не сможет двигаться.
   - Брил? - зовет он. - Ангелон?
   Голос тоже медленный, слова  дробятся  на  отдельные  части,  падают  и
утраивают звучание.
   - Ти? Хенмер? Хен-мер? Се-ри-фис? Се? Ри? Фис?
   Он забыт и поглощен Медленным.
   Возможности  встать  уже  нет.  Это   заняло   бы   миллион   лет.   Он
сосредоточился на том, чтобы ползти. Правая рука  вперед,  правое  колено,
левая рука, левое колено. Ноги тащатся за коленями. Голова  опущена  между
плеч. Он закончит один шаг ползком.  Рассвет  слепит  глаза.  Правая  рука
вперед. Полдень, над головой огонь. Правое колено. Солнце  садится.  Левая
рука в тусклом свете сумерек. Ночь и левое  колено.  Под  звездами  отдых,
нужно собраться с силами. Правая  рука  вперед.  Рассвет.  Сияние  полдня.
Правое колено. Сколько еще? У него нет паспорта на вечное жительство. Тени
стали длиннее. Левая рука. Рассвет. Левое колено.  Ночь.  Рассвет.  Правая
рука. Сумерки. Правое колено. Темнота. Рассвет. Левая рука. Полдень. Ночь.
Рассвет.  Полдень.  Левое  колено.  Ночь.  Ночь.  Ночь.  Ночь.  Он  бросил
двигаться. В этой  зоне  границу  между  движением  и  не-движением  легко
нарушить с одной стороны, но не с другой. День. Ночь. День.  Ночь.  Может,
еще попробовать? Медленный триумф. Изучающе посмотрев на свои  пальцы,  он
поднял их. Наверное, горы шевелились бы живее, чем они. Но как  бы  то  ни
было, он в состоянии продвинуться на долю дюйма вперед. И  там,  к  своему
удивлению, оказывается на дальней границе Медленного.
   Он добрался до края низкого бьефа. Верхняя  часть  головы  нависла  над
кромкой, позволяя осмотреть лежащее внизу плато. Свалиться туда,  конечно,
рискованно, но что такое риск сломать пару костей по  сравнению  с  риском
навсегда остаться в Медленном?  Выбора  не  осталось.  Он  должен  упасть.
Может, там еще действует хоть немного влияние  Медленного  и  его  падение
будет мягким. Извиваясь, ему удалось продвинуться еще на несколько  дюймов
вперед. Теперь зацепиться подбородком за  кромку.  С  помощью  этой  новой
опоры он стал подтягивать тело. Голова болталась  над  бездной.  Когда  же
центр равновесия будет уже за краем, и собственная  масса  освободится  от
Медленного? Успех  в  продвижении  ничтожен.  Может,  накопившийся  эффект
слишком близок к критической точке: наступит статичность,  и  он  навсегда
зависнет здесь. Но он выиграл еще дюйм,  грудь  миновала  край.  Несколько
дней и ночей вытаскивал он правую руку. Еще. Еще.
   Падение.



22

   Медленное действительно пыталось удержать его. Он неспешно  соскользнул
с края обрыва и весьма лениво приземлился, еще не до конца  вписавшись  во
временную схему внешнего  мира.  Хотя  во  время  своего  полета  он  смог
сгруппироваться, уберечься от  падения  вниз  головой  и,  перевернувшись,
приземлился  на  бедра.  Итак,  он  приземлился,   легко   плюхнувшись   и
подпрыгнув.
   Быстро поняв, что с ним все в порядке, он вскочил на ноги,  восторгаясь
ощущением свободного движения.
   Он махал руками. Ногами. Подпрыгивал. Тряс головой.
   Здесь не было ни дикого тяготения, ни таинственной замедляющей силы, ни
невыносимого холода, ни яростной жары, ни ощущения неожиданного  старения.
Обнаружив, что все неприятные  ощущения  отсутствуют  в  его  новом  месте
пребывания, он вздохнул с облегчением. С другой стороны он  не  мог  здесь
найти и ничего хорошего.  Кругом  простиралась  широкая,  лишенная  всякой
растительности равнина, состоявшая, казалось, из единой  плиты  блестящего
серого камня, идущего до самого горизонта. Небо было  столь  же  серым,  и
место их встречи невозможно было  определить.  Никаких  растений.  Никаких
признаков животной жизни. Ни холмов. Ни долин. Ни рек.  Насколько  хватало
глаз тянулось ничем не оживленное серое пространство.
   Клей понял, что еще не покинул зону дискомфорта и сообразил, что пришел
теперь в место, называемое Пустота.
   - Привет! - закричал он. - Эй! Кто-нибудь? Здесь! Где?
   Ему не ответило даже эхо.
   Встав на колени, он дотронулся рукой до серого камня. Тот  оказался  ни
теплым, ни холодным.  Приблизив  в  камню  лицо  в  поисках  какого-нибудь
несовершенства, он ничего не нашел. Он мог  быть  и  листом  пластика  без
швов. Поднявшись, он оглянулся назад, пытаясь увидеть  плато,  на  котором
располагалась Медленное, но оно затерялось во всеобщей серости. Солнце  не
появлялось.  Здесь  вообще  ничего  не  было.  Удивительно,  что  в  таком
нематериальном месте  еще  сохранились  молекулы  воздуха:  почему  же  не
всеобщая пустота? Ведь  он,  кажется,  дышит.  По  крайней  мере,  иллюзия
дыхания была.
   Нужно пересечь Пустоту.
   Он никогда не знал такой изоляции. Он мог быть единственным объектом во
Вселенной. Может, он снова  попался  в  ловушку  времени  и  перенесся  на
биллионы лет вперед, в  эпоху  торжества  энтропии,  когда  все  захватила
серость. Куда он идет? Как можно пройти время?
   Могло быть хуже. Его здесь на  раздавит.  Не  обездвижит.  У  него  нет
опасности  замерзнуть,  сгореть  или  постареть.  Можно  ли  справиться  с
одиночеством? Разве изоляция здесь качественно отличается от той,  которую
он испытывал в компании Хенмер и друзей?
   Обдумывая все это, он  продолжал  идти.  Вначале  весьма  бойко.  Пусть
Пустота делает  с  ним  все,  что  ей  заблагорассудится.  Где-то  же  она
закончится. Он будет прорываться вперед, как делал это в Былом и  Ледяном,
Огне, Тяжелом и Медленном и, возможно, перенесет  и  дальнейшие  испытания
или присоединится к старым товарищам, но в любом случае, пока он идет,  он
не будет страдать. Конечно, когда пройдет много времени, он не уверен. Все
направления казались здесь одинаковыми, никаких знаков, по  которым  можно
было бы сориентироваться, не видно; он мог бы двигаться огромными кругами,
надежды на то, что подскажут восходы или звездный свет,  не  было.  Он  не
знал даже, продвигается ли он или это серая масса постоянно  скользит  под
ним назад, а он топчется на месте. Без изменений могли бы пройти столетия.
Этот вид статичности был даже хуже, чем то, что он испытал в  Тяжелом  или
Медленном.  Неизвестными  интервалами  скользило  мимо   время,   и   душу
охватывало смутное отчаяние. С каждой минутой настроение  становилось  все
более мрачным. Теперь он знал, что самое худшее. Ничего раздавит  его  без
боли. Перед глазами неслась жизнь, а он ничего не видел: ни  происшествий,
ни кризисов, ни отношений, ни события, лишь поток дней, недель, месяцев  и
лет, серый,  пустой.  Царство  неопределенности.  Бесконечный  город.  Как
вырваться отсюда? Он шел, шел и шел и даже не  пытался  звать  на  помощь.
Пустота. Удручающая пустота.
   Ничего не изменилось.
   Он попробовал ничем не занимать свой разум.  Он  станет  лишь  шагающей
машиной, идущей шаг за шагом, не думая ни о  чем,  и  возможно  постепенно
дойдет до границы и подразнит это  место,  опустошающее  душу,  похвалится
своей победой. Но не думать не так-то просто.  Сознание  изоляции  молотом
стучит по голове, будя сожаления и вожделения, страхи и надежды.  Он  шел.
Ничего не менялось. Скользит ли земля назад? Соединяется ли небо с землей?
Пустота. Пустота. Последняя смерть сердца, отрицание даже отрицания.
   Он придумывал способы победить  пустоту.  Считал  шаги,  сначала  делал
пятьдесят шагов с правой ноги, затем с левой. Он менял  количество  шагов:
восемьдесят и шестьдесят, семьдесят и пятьдесят, девяносто и сорок, сто  и
тридцать, тридцать и сто. Немного прыгал на правой ноге. Затем  на  левой.
Скользил. Шел жесткими автоматическими шагами. Останавливался  и  отдыхал,
сидя на корточках в серой пустоте. Он мастурбировал. Вывеивая воспоминания
прошлой жизни, представлял лица школьных товарищей, учителей, сослуживцев,
любовниц. Он рисовал здания, улицы и парки. Он лег и  попытался  уснуть  в
надежде, что, проснувшись, окажется в другом месте, но сон не шел. Он  шел
задом наперед. Распевал песни. Декламировал. Плевался. Прыгал в длину.
   Ничего  хорошего  все  же  не  добился.   Пустая   серость   оставалась
неповрежденной, а волны удушающей тоски, словно  смог,  завивались  вокруг
него. Ночная земля, место - не место,  под  мышка  Вселенной,  дом  звуков
тишины.  Все  действовало  угнетающе.  Разум   ослабел   от   бездействия.
Механический человек шел шаг за шагом, к чему-то приближаясь.
   - Я! - кричал он.
   - Ты!
   - Мы!
   Нет даже эха. Даже эха.
   - Иисус Христос наш Спаситель!
   - Когда в процессе человеческой жизни!
   - Черт побери! Черт побери!
   Тишина. Тишина. Тишина.
   Его не накажут. Он будет идти вперед, что бы ни случилось, хотя пустота
простирается отсюда до кромки Вселенной. Он сбежал из Былого  и  Ледяного,
Огня, Тяжелого и Медленного и  из  Пустоты  убежит,  спасется,  даже  если
придется идти миллион лет.
   - Клей!
   - О