и его и, я подразумеваю, конец  для  него  не
так уж труден. Есть конечно мечтатели и художники, которые чувствуют,  что
могли бы дать миру больше, они не хотят уходить, а есть  и  такие,  что  в
старости остаются живыми и  энергичными  и  хотят  еще  многое  увидеть  и
понять. Есть и такие, в которых горит пламя любознательности, и они желают
знать, что будет в следующем году и  в  следующем,  и  в  следующем,  и  в
вечности. Эти тоже отказываются уходить. А многие уходят слишком рано, еще
прежде чем начнут жить: погибшие в несчастных случаях, умершие от  детских
болезней,  павшие  в  сражениях,  понимаете,  в  таких  случаях  смерть  -
действительно несправедливость. Но если брать шире, я считаю, что  средний
человек, которому перевалило уже за шестьдесят-семьдесят, готов уйти и  не
считает смерть чем-то ужасным для себя. Вы что-нибудь поняли?
   - Шестьдесят-семьдесят лет? - спросила Серифис.
   - Обычная продолжительность жизни. Может быть и восемьдесят.  Некоторые
доживают до девяноста. И лишь некоторые больше.
   -  Шестьдесят-семьдесят  лет,  -   повторила   Серифис.   -   А   потом
останавливаются навсегда. Как красиво. Как странно. Будто цветы! Теперь  я
прекрасно тебя понимаю. Твое страдание. Твое изумление. Твою отдаленность.
Клей, мы еще больше любим  тебя.  Ты  даришь  нам  такую  радость!  -  Она
похлопала в ладоши. - А теперь слушайте! В твою честь,  Клей:  я  попробую
умереть.
   - Постой! - задохнулся он. - Послушай... нет...
   Она помчалась прочь по полю волнующихся прозрачных стеблей.  Безмятежно
улыбающиеся Скиммеры вплотную придвинулись к изумленному  Клею.  Некоторые
касались его кожи, словно приглашая присоединиться  к  их  видению,  и  он
воспринял их единство, секстет Ти-Брил-Хенмер-Ангелон-Нинамин-Серифис.  Их
души дрожали в одном сверкающем порыве.
   Словно многоногий паук карабкалась Серифис на стену слева  от  них.  На
последних метрах подъема  она  потеряла  терпение  и  просто  взлетела  на
вершину. Оставив землю далеко внизу, она уселась на блистающий пик воздуха
и начала кружиться вокруг своей оси. Оставшиеся на земле  принялись  петь,
так что вокруг  Серифис  появилось  желтое  облачко  музыки,  пересеченное
быстрыми красными всплесками диссонансов. Серифис широко  раскинула  руки,
лицо ее осветилось радостью, осевая скорость  нарастала.  Своим  вращением
она плела стеклянную паутину, которая толкала его  к  секстету  Скиммеров.
Теперь он едва видел ее, лишь изредка она  пересекает  солнечный  луч  под
нужным углом и попадает в поле  зрения  -  кажущийся  вихрь  восторженного
сознания. Она  кружится.  Кружится.  Кружится.  Кружится.  И  вот  уже  ее
существующая реальность начинает разрушаться.  Она  переходит  из  женской
формы в мужскую. Она! Он! Она! Он! Ее! Его! Ее! Его!  Ей!  Ему!  Ей!  Ему!
Она! Она! Она! Он! Он! Он! Мы! Они!
   - Нет, Серифис, - закричал он.
   Эти звуки превращаются в сверкающие нити, протянувшиеся к  Серифис.  Но
он не в силах остановить ее. Желтая песня всей шестерки пронизана  голубой
мелодией одной Серифис. Она! Он! Она! Он!
   Хлоп.
   Рвется ткань воздуха и раздается резкий звук,  словно  что-то  лопнуло.
Клей бросается на землю и, прижав лоб к  каменистой  почве,  хватается  за
нежные  стебли  извивающихся  прозрачных  растений.  В  его  мозгу  бьется
навязчивая мысль: Пять. Пять. Пять. Пять. Пять. Где  же  Серифис?  Серифис
ушла узнавать, что такое смерть.  Нинамин,  Ти,  Брил,  Ангелон  и  Хенмер
остались. Грянул гром. Небо окрасилось в оранжевый цвет. Серифис ушла, и в
ответ  на  ее  исчезновение  его  раздирают  мучительные  колебания  и  он
кувыркается, катается по земле, пока долина с ее  нежными  водорослями  не
тает вдали и он оказывается в пустыне - красной,  оранжевой  и  белой  под
ярким солнцем. Здесь он остается,  не  в  силах  примириться  с  мыслью  о
самоубийстве Серифис, пока его не находит Хенмер. Хенмер в  своем  женском
виде нежно несет его обратно.
   - А что же с Серифис?
   В ответ слышится шепот Хенмер:
   - Серифис познает смерть.



8

   Он безутешен. Хотя причина смерти Серифис не в нем, он  чувствует  свою
вину. Ведь  именно  он  разжег  в  ней  непреодолимое  любопытство  своими
рассказами  о  феномене  неизбежности  конца,  и  теперь  пострадала   вся
шестерка. Весь долгий  день  он  хандрил,  бился  о  землю,  будил  спящие
деревья. Оставшиеся члены шестерки долго совещались и, наконец, послали  к
нему Ти.
   - Позволь мне сделать тебя счастливым?
   Она была в своей женской форме.
   - Оставь меня, - пробормотал он, думая, что она предлагает свое тело.
   Ти поняла его мысли и поспешно превратилась в мужчину:
   - Я покажу тебе нечто интересное.
   - Покажи мне Серифис.
   - Серифис ушла от нас. Почему ты так скорбишь?
   - Должен же кто-то скорбить. У меня в этом больше опыта, чем  у  любого
из вас.
   - Твоя скорбь делает нас несчастными. Разве смерть так ужасна, что небо
тускнеет от грусти?
   - Она могла бы жить вечно. Она не должна была уходить.
   - Это делает ее уход еще прекраснее, - сказал Ти. Он крепко  сжал  руку
Клея. - Пойдем со мной и позволь мне развлечь тебя. Мы ужасно хотели найти
способ тебя развеселить. Если ты откажешь, мы очень расстроимся.
   Клей пожал плечами:
   - Что это?
   - Книги.
   - Правда?
   - И вещи. Старинные вещи, сделанные разными поколениями человечества.
   Он приподнялся, почти забыв о Серифис. Взглянув на Ти, он спросил:
   - Где? Далеко?
   - Идем. Идем.
   Ти побежал. Клей за ним.  Они  помчались  мимо  четверки  Скиммеров,  в
расслабленных позах, с закрытыми  глазами,  лежавших  на  земле.  Пока  он
бежал, Ти сокращал себе путь небольшими скачками. В одном таком скачке  он
превратился в женщину,  которая  была  чуточку  сладострастнее  остальных.
Более широкие бедра и почти совсем человеческие ягодицы, но конечно же,  в
целом тело ее оставалось для него чужим и странным.  Он  представил  себе,
что кости Ти служат больше для передачи ощущений и красок, чем  для  того,
чтобы поддерживать тело. Вскоре  перед  ними  выросли  приземистые  желтые
деревья,  растущие  на  небольшом   склоне,   земля   вздымалась,   словно
приподнятая твердой рукой и из-под нее, как волосы гиганта, торчали  серые
стебли. Солнце  уже  висело  низко,  и  у  теней  заострились  края.  Небо
освещалось дрожащим красным  светом.  Примерно  на  середине  подъема  под
аккомпанемент невидимых тромбонов, гнусавых фаготов и масляных  саксофонов
Ти стала взмахивать руками и прямо перед ними появился вход. Он вступил  в
круглый проход. Его высота вдвое превышала рост Клея и он  вел  глубоко  в
землю. Ти танцевала впереди. Он шел следом за ней.
   Кристаллические стены прохода светились внутренним светом,  заливая  их
лица холодным зеленым сиянием. Тоннель  изгибался  и  изгибался,  пока  не
привел наконец в комнату с низким потолком, где эхо их шагов отдавалось  и
взмывало, словно тучи пыли. Клей увидел полки, тумбы, ящики.  Оцепенев  от
удивления, он не в силах  был  двинуться  с  места.  Ти  открыла  одну  из
стеклянных дверок и вытащила мерцающий рубином куб размером с  ее  голову.
Осторожно взяв его в руки, Клей поразился его неожиданной легкости.
   Куб разговаривал с ним на незнакомом языке. Звучание  его  было  весьма
странным:  льющийся,  богатый   анапестом   ритм   усиливали   неожиданные
вторжения, разбивавшие строчки, словно топором. Несомненно, это -  поэзия,
но не его времени.  Раскручивался  моток  звуков.  Он  безуспешно  пытался
уловить хотя бы одно знакомое слово, но тщетно, это неуловимое  бормотание
было загадочнее бормотания финна во сне.
   - Что это? - решился он, наконец, задать вопрос.
   - Книга.
   Клей нетерпеливо кивнул головой, уже догадавшись:
   - Какая книга? О чем?
   - Древняя поэма. В те времена Луна еще светила в небе.
   - Это было давно?
   - Еще до Дыхателей. До Ожидающих. Может это поэма Заступников,  но  они
не говорили на таком языке.
   - Ты понимаешь его?
   - О да, - ответила Ти. - Да, конечно! Как он прекрасен!
   - И что же значат эти слова!
   - Не знаю.
   Парадокс требовал некоторого времени на раздумье, и пока  он  занимался
этим, она забрала  от  него  куб  и  вернула  его  на  место;  тот  словно
растворился в сумерках пещеры. Теперь он  получил  какой-то  гофрированный
ящичек, сделанный, вероятно, из жестких пластиковых мембран.
   -  Работа  по  истории,  -  объяснила  она.  -  Хроники  прошлых   лет,
описывающие развитие человечества вплоть до времен жизни их автора.
   - Как же их прочесть?
   - Вот так, - ее пальцы скользнули между мембран, слегка  надавливая  на
них.  Ящик  издал  низкий  гудящий  звук,  который  вскоре  превратился  в
отдаленные слова. Клей повернул голову к ящику, пытаясь  уловить  хотя  бы
каплю смысла. Он услышал следующее:
   "Проглоченный приседающий  металл  пот  шлем  гигантский  синий  колеса
меньше деревья скакать брови осоловеть разрушение легкий  убитый  ветер  и
между нежно тайна в раскинуться растущий  ждущий  живший  соединенный  над
сверкающий рисковать спать звонит стволы теплый думать  мокрый  семнадцать
растворенный мир размер гореть".
   - Здесь же нет никакого смысла, - пожаловался он. Ти,  вздохнув,  взяла
из его рук ящик и поставила на полку. Подойдя  к  шкафчику,  она  вытащила
набор блестящих металлических пластинок, скрепленных за один из углов.
   - Что это?
   - Очень древние, - ответила она. -  Как  же  это  называется?  А,  вот:
"Технический проект массового транспорта в девятом веке".
   Пластинки оказались в его руках. Девятый век -  интересно  после  чего?
Покрытые от края до края крошечными  иероглифами,  пластинки  переливались
всеми цветами радуги в зависимости от угла наклона. Цвета оставляли в  его
создании некоторые картинки. Он увидел  невиданные  города  с  пронзающими
небеса небоскребами, которые соединялись на невообразимой высоте  висячими
мостами; в пролетающих по  мостам  капсулах  сидели  карикатурные  люди  с
лиловыми лицами  и  комковатыми  телами,  широкоплечие,  с  куполообразной
головой и слабыми глазами. Картинки сопровождались словами, но  их  смысла
он не улавливал. Сигнал за сигналом они отскакивали от  его  скул  и  лба,
исчезая в темных углах  зала.  Немного  погодя,  он  устал  от  созерцания
пластин и вернул их Ти.
   Дальше она показала ему три небольших трубочки, сделанных из алмаза или
чистого кварца, внутри которых переливалась маслянистая жидкость. Он  тряс
трубочки, и жидкость затекала то в один внутренний проход,  то  в  другой.
Тем временем Ти взяла откуда-то золотистую нить накала, изогнутую  петлей,
помещенную  на  тонкой  серебряной  дощечке.  Она  прикоснулась  губами  к
дощечке, и нить засветилась холодным светом.
   - Держи трубочки против света, - подсказала Ти. Он так и сделал. Пройдя
сквозь внутренний лабиринт прозрачных трубочек, луч донес информацию в его
мозг.
   "Победа цветов".
   "Бесконечность тоже может быть влажной".
   "Остерегайся перемен, это парализует душу".
   "Вино в истине".
   "Череп смеется над хмуростью".
   - Что это? - спросил он.
   - Религиозный текст, - объяснила Ти. Метафазы заполняли  его  сознание,
он весь дрожал, кожа его пылала. Через несколько минут Ти взяла трубочки и
сунула их в шкафчик.
   - Покажи мне что-нибудь еще, - резко потребовал он. - Покажи мне все!
   Она протянула ему  черный  шлем,  выточенный  из  одного  полированного
камня. Внутреннюю поверхность устилала какая-то масса, напоминавшая перья.
Он примерил шлем, перья погрузились в его череп и внезапное сознание своих
новых способностей потрясло  его:  он  мог  различать  движение  атомов  и
колебания молекул. Вселенная превратилась  в  пелену  пляшущих  бесцветных
капель, блистающих в дымке туч и ослепляющих  вспышками  энергии.  Он  мог
изучить структуры планеты: вот пятна голубого света, представляющие  некую
массу,  а   вот   горящие   шары,   представляющие   другую,   вот   серые
прямоугольники, тесно набитые электронами. Ти отобрала шлем и поместила  в
него маленький сосуд, из которого начал изливаться поток палочек  слоновой
кости - они покрыли весь пол. Он  закричал  и  палочки  снова  прыгнули  в
сосуд.  Ти  показала  ему  конструкцию  из  поющей  проволоки,  чьи  концы
перекрывали друг друга таким образом, что  создавали  маленький  глазок  в
пересеченное ничто. Он заглянул туда и  увидел  оранжевое  нутро  какой-то
звезды. Следующей игрушкой Ти стала тонкая желтая палочка, от одного конца
до другого покрытая выгравированными параллельными линиями: это, объяснила
она, последний ключ, сделанный на Земле.
   - И где же дверь, которую он открывает?
   Ти улыбалась, словно извиняясь, что двери больше нет. Затем  он  увидел
медный диск, на котором помещались все  написанные  за  десять  тысяч  лет
ранней истории стихи. Но все это было позднее, чем его время. Ти разрешила
ему потрогать рукоятки машины, превращающей озера в горы, а горы в облака.
Когда рука Ти коснулась  его  лба,  он  осознал,  что  эта  комната  -  не
единственное хранилище древностей, что таких  комнат  много,  они  тянутся
дальше и дальше и каждая из них от  пола  до  потолка  набита  сокровищами
прежних веков. Здесь и музыка, и поэзия, и  художественная  литература,  и
философия, науки и история  цивилизаций,  здесь  техника  различных  видов
человечества, здесь карты,  указатели,  каталоги,  словари,  энциклопедии,
сокровища, своды законов, хроники династий, альманахи, алмагесты, подборки
данных, записные книжки и  коды.  Пыльные  комнаты  полны  археологических
реликвий, собраний каждой цивилизации. Углубляясь в лабиринт помещений, он
уловил знаки настоящих бумажных книг, бобин магнитной  пленки,  снимков  и
фильмов,  всех  записывающих  приборов  своего  примитивного   времени   и
содрогнулся при мысли, сколько тысячелетий пережили эти вещи. Тысяча тысяч
вопросов заливали  его  сознание.  Свои  следующие  три  бесконечности  он
проведет в этой горе, раскапывая прошлое, чтобы узнать то, чего не  хотели
говорить  ему  здешние  обитатели.  Он  соберет  все  данные  об   истории
человечества от его времени до времени этих сынов человеческих, и  порядок
и ясность наконец восторжествуют. Ти убрала  руку  с  его  лба  и  мириады
видений поблекли.
   - Можно ли осмотреть другие залы?
   В улыбке Ти почудилась грусть:
   - Может быть, в другой раз. А теперь мы должны уйти.
   Он не желал уйти. Покончив с  неподвижностью,  он  бросился  на  колени
перед шкафами и принялся разглядывать их содержимое,  вытаскивать  вещи  с
полок. Он весь горел при виде этих сокровищ ушедших тысячелетий. Что  это?
А это? А это? Как это работает? Откуда берутся  эти  звуки?  Какие  истины
лежат за сверкающими стеклянными дверцами? А в этом гнезде из прутьев? Его
руки полны всевозможных чудес. Он принесет  из  пещеры  немало  загадок  и
тайн.
   - Идем, - раздраженно зовет  Ти.  -  Ты  не  должен  требовать  слишком
многого. Это не просто.
   Он отталкивает ее.
   - Подожди. Что за спешка? Дай мне...
   В его  руки  попала  мраморная  плита,  испещренная  почти  узнаваемыми
символами. Комната потеряла  вдруг  симметрию,  поскольку  потолок  сперва
накренился, затем стал таять и исчез  с  одного  угла.  Полки  подернулись
пеленой тумана. Все предметы, только что чистые и ясные, словно  созданные
лишь вчера, утратили точность форм. Все померкло.
   - Пойдем, - шептала Ти. - Выходим, сейчас же. Мы  слишком  долго  здесь
были.
   Пол вздыбился, стены искривились.
   Он метнулся к Ти. Мысль о том,  что  какие-то  подземные  толчки  могут
разрушить все чудеса сейчас, когда он  только  что  их  обнаружил,  словно
металлическое копье пронзило его. Они карабкались к  выходу,  к  спасению.
Все объяла мгла. Огромные птицы с криками проносились мимо них. Он в ужасе
оглянулся. Галерея исчезла. Сжав руку Ти, он закричал:
   - Что случилось? Все погибло?
   - Все уже давно погибло, - ответила Ти.
   Он ничего не понял, но не смог добиться от нее объяснений.  Они  шли  к
равнине прозрачных растений. Сейчас, в темноте ночи, они мерцали, наполняя
воздух гудящим светом. Хенмер, Тинамин, Ангелон и Брил лежали там же,  где
их покинул Клей. Словно проснувшись  от  долгого  сна,  они  потягивались,
моргали и звали. Серифис с ними не было, и Клей понял, что совсем забыл  о
ее смерти, знакомясь с шедеврами прошлых лет. Он опустился на землю  рядом
со Скиммерами. Все еще возбужденный, он резко произнес:
   - Я видел такое! Чудеса!
   - Ты был там слишком долго, - с сожалением заметил Хенмер.
   - Как я мог уйти? Как я мог заставить себя уйти?
   - Конечно. Конечно. Мы прекрасно понимаем. Ты не виноват. Но  нам  было
очень трудно, особенно в конце.
   - Что трудно?
   Вместо ответа Хенмер  мягко  улыбнулся.  Скиммеры  поднялись  на  ноги.
Каждый осторожно сорвал  по  светящемуся  стеблю.  Растения  издали  звон,
отрываясь от почвы. Клей чувствовал, что это для них не смерть, ими только
немного попользуются. Хенмер сорвал лишний стебель и протянулся его  Клею.
Колонной по одному Скиммеры двинулись в ночь, неся в руках стебли,  словно
факелы. Все, кроме Хенмера,  приняли  женскую  форму.  Клей  шел  третьим,
впереди него была Ти, а позади Нинамин. Она подошла вплотную к  нему  и  в
знак  приветствия  прижалась  кончиками  сосков  к  его  голой  спине:  по
позвоночнику побежал холодок.
   - Тебе лучше? Мы тебя жалели. Как ты переживал уход Серифис!
   - Чем дольше я живу здесь, тем меньше понимаю.
   - Тебе понравилось то, что показала Ти?
   - Чудесно. Если бы я только мог побыть там  подольше,  если  бы  я  мог
взять хоть бы несколько вещей из того, что...
   - О, нет. Это невозможно.
   - Почему?
   Нинамин поколебавшись, сказала:
   - Все это мы Для тебя придумали. Брил, Хенмер, Ангелон и я. Наши мечты.
Чтобы сделать тебя счастливым.
   - Мечты? Это лишь мечты?
   - И они закончились, - сказала Нинамин.



9

   Их окутал плотный туман, стебли  давали  теперь  розовый  свет.  Вскоре
пошел дождик. Где-то вдалеке, возможно, высоко на невидимой  горе,  начала
рыдать какая-то женщина, и эти звуки донеслись  до  их  слуха,  тревожа  и
наполняя сердца грустью.
   - Что это?
   - Это Неправедная плачет в горах, - ответил Хенмер.
   - Неправедная?
   - Неправедная. Одна из сил, которые мы стремимся умиротворить.
   - У вас есть боги?
   - У нас есть те, кто больше нас. Такие как Неправедная.
   - Почему она плачет?
   - Может от радости, - предположил Хенмер.
   Звук рыданий Неправедной замер,  когда  они  двинулись  вперед.  Дождик
закончился, и на землю спустилась влажное тепло, но промокший Клей все еще
дрожал. Впервые с момента своего пробуждения  он  почувствовал  усталость,
какую-то страшную метафизическую усталость, которая его удивила.  Все  это
время он не ел и не спал, но он не сонный и не  голоден;  пройдя  огромное
количество миль, он не ощущает мышечной усталости. Но кости  его  налились
тяжестью, словно сделались стальными, голова тянет вниз, как тяжелая ноша,
а все органы за стеной плоти съежились. Постепенно до  него  доходит,  что
это влияние  окружения:  эманация,  некая  радиоактивность,  исходящая  от
камней и сочащаяся из почвы. Клей повернулся к Нинамин:
   - Я устал, а ты?
   - Естественно. Здесь это случается.
   - Почему?
   - Здесь самая старая часть мира. Годы тучами громоздятся вокруг нас. Мы
не можем не дышать, и это нас утомляет.
   - Разве не безопаснее перелететь?
   - Нам это не вредит. Всего лишь преходящее неудобство.
   - Как называется это место?
   - Былое.
   Былое. Тело съежилось. Кожа сморщилась. Он нащупал грубые седые  волосы
на груди, животе и лоне. Гениталии усохли. Боль в коленях. Вены  выпирают.
Глаза слепнут. Дыхание стало короче. Спина сгорбилась. Сердце  то  спешит,
то замедляет  свое  биение.  Нос  дышит  шумно.  Он  пытается  не  дышать,
опасаясь, что стареет от  ядовитых  дымов,  но  уже  через  минуту  голова
начинает кружиться, и он вынужден вдохнуть мрачный  воздух.  Е