ья. Он находит автомобиль и садится в него. Кладет кейс рядом с собой.
Ключ в зажигание. Врууум! Правая нога давит на  акселератор.  Правая  рука
сжимает руль. Двигатель заводится, машина легко  выскальзывает  на  улицу.
Гудят сигналы. Он весело сигналит  в  ответ.  День  пасмурный,  но  солнце
пробьется. Он дотрагивается  до  кнопки:  окна  закрываются  и  включается
кондиционер; впереди  едет  автобус,  выбрасывая  клубы  выхлопных  газов.
Наконец он сворачивает, подъезжает к  пандусу,  тормозит  у  ворот,  чтобы
взять  билет  уплаты  пошлины.  Зеркала  заднего  обзора  показывают   ему
городские башни, окутанные смогом, но скоро он убежит от всего  этого.  Он
въезжает на пандус, мягко увеличивая  скорость,  и  вливается  в  дорожный
поток со скоростью пятьдесят миль в час. Вскоре он уже  делает  шестьдесят
пять, затем семьдесят и держит так. Поворотом пальца он включает радио. Из
задних колонок льется Моцарт. Хаффнер? Линц? Ему  следовало  бы  различать
их. Он перестраивается  в  дальний  ряд,  скоростной,  и  несется  вперед.
Зеленый знак советует ему повернуть здесь,  чтобы  проехать  в  центр,  он
только смеется. Через несколько минут он уже за пределами города. Да, тучи
исчезли, светит солнце, небо  нежно-голубое,  каждые  одну-две  минуты  из
аэропорта справа от дороги мелькают блестящие крылья реактивного самолета.
По бокам дороги тянутся зеленые поля. Посадки  тополей  и  кленов  убегают
назад. Он открывает окно и в него врывается сладкий летний воздух.  Сейчас
он почти один на дороге. Но что это там впереди,  стоит  у  обочины?  Ждет
попутку? Да. Девушка? Да. Обнаженная девушка?  Да.  Его  старая  фантазия.
Очевидно, ей было трудно остановить машину;  она  разделась,  и  он  видит
аккуратно сложенную стопку вещей, лежащую на чемодане рядом с ней:  штаны,
блузка, трусики, лифчик. Его нога скользит к  педали  тормоза.  Но  он  не
может остановиться рядом с ней и проезжает  еще  по  крайней  мере  триста
футов. Он начинает давать задний ход, но она уже бежит к нему с  чемоданом
в руке, снятая одежда развевается, груди приятно подпрыгивают.  Она  очень
молода: не больше двадцати, угадывает он.  Золотистые  прямые  шелковистые
волосы длиной почти до плеч.  Розовая  кожа  пышет  здоровьем  и  юностью,
голубые глаза сверкают. У нее круглые, тугие, полные  груди,  поставленные
высоко и близко друг к другу, тонкая талия  и  чуточку  полноватые  бедра.
Чудесная золотая шерстка покрывает ее лоно, тоненькая  прядка  взбирается,
словно стрела, к животу. Задохнувшись, она подлетает к машине.
   - Эй, привет! - кричит она.  -  Я  уж  думала  меня  сегодня  никто  не
подберет!
   - Да, должно быть, это непросто, - соглашается он. - Садись. Дай-ка мне
это.
   Он берет ее чемодан и кладет его на заднее сиденье. Она все еще  держит
одежду в руке. Он берет и одежду и тоже бросает  назад.  Она  устраивается
рядом с ним. В машине дорогая обивка и  она  извивается  от  удовольствия,
прикоснувшись голыми ягодицами к сиденью. Протянув руку через ее грудь, он
запирает машину. Она легко улыбается ему.
   - Куда ты направляешься? - спрашивает она.
   - Просто прокатиться. У меня навалом времени.
   - Великолепно, - говорит она.
   Машина  катит   вперед.   Скоро   он   снова   набирает   семьдесят   и
перестраивается в  скоростной  ряд.  Он  ведет  машину  и  поглядывает  на
пассажирку. У нее на груди крошечные розовые соски и бледно-голубые  линии
вен. В лучшем случае девятнадцать, решает он.
   - Я - Клей, - представляется он.
   - Я - Квой, - говорит она.
   - У тебя были  когда-нибудь  действительно  значительные  эмоциональные
отношения с мужчиной? - спрашивает он.
   - Я не уверена. Были один или два...
   - Которые подошли близко?
   - Да.
   - Но в конце все защитные стены пропали и вы находили себя  в  объятиях
друг друга?
   - Да, именно так! - говорит она.
   -  Со  мной  тоже  было  так,  Квой.  Слегка  подразнишь,  краткий  миг
соучастия, умная беседа, заменяющая истинную близость душ...
   - Да.
   - Но всегда есть надежда...
   - Что в следующий раз...
   - Что в этот раз...
   - Действительно единственный.
   - Да.
   - Да.
   - Действительно единственный.
   - Если бы мы и вправду доверяли...
   - Открыть себя...
   - Не только физически.
   - Но и физическая часть важна.
   - Как аспект более глубоких вещей, любви, открытия души.
   - Да.
   - Да.
   - Мы прекрасно понимаем друг друга.
   - Я подумала то же самое.
   - Такое не часто случается.
   - Так быстро.
   - Так определенно.
   - Нет. Это редкость.
   - Это прекрасно.
   - Это то, о чем я думала.
   - Такое полное понимание. Такой... настроенный ответ...
   - Течение. Слияние.
   - Обмен. Единение.
   - Точно.
   - Кто мы, чтобы противиться  судьбе?  -  говорит  он  и  сворачивает  с
автострады в ближайший выход.  Пока  автомобиль  съезжает  с  дороги,  его
правая рука скользит по твердой прохладной округлости ее бедер. Она держит
ноги плотно сжатыми, но улыбается ему. Он ласкает нежную кривую  живота  и
достает из кармана доллар. Парень в будке, сборщик пошлины, подмигивает.
   - Здесь есть поблизости мотель? - спрашивает Клей.
   Тот отвечает:
   - Поверните влево по 71-й дороге, четверть мили.
   Он благодарно  кивает  и  направляется  к  мотелю.  Вскоре  перед  ними
приземистое строение из пластика, словно буква U у дороги. Девушка ждет  в
машине, Клей идет в офис.
   - Двухместный номер? - Клерк достает регистрационный бланк. - На  ночь?
- спрашивает он.
   - Нет, на пару часов.
   Клерк заглядывает через плечо Клея  в  машину,  словно  оценивая  грудь
девушки и произносит:
   - Кредитная карточка?
   Клей дает ему карточку Америкэн Экспресс. Клерк выписывает  счет;  Клей
расписывается, он берет ключи от комнаты, возвращается в машину и  паркует
ее позади комнаты.  Окна  комнаты  выходят  во  двор,  в  центре  которого
голубеет маленький бассейн в форме сердечка. В бассейне плещутся дети;  их
матери дремлют на солнышке. Выходя из машины, девушка смотрит на бассейн и
вздохнув, говорит:
   - Я очень люблю малышей, а ты? Я хочу иметь их десятки.
   Она приветливо машет рукой детишкам в бассейне. Клей похлопывает ее  по
заднице и говорит:
   - Давай войдем.
   В комнате темно и холодно. Он  включает  свет  и  кондиционер.  Девушка
растягивается на постели, лежа на покрывале оливкового цвета. Клей идет  в
ванную и возвращается голый.
   - Не выключай свет, - просит девушка. - Мне  так  хочется.  Я  ненавижу
таинственность.
   Он любезно пожимает плечами и присоединяется к ней в постели.
   - Расскажи мне о себе, - бормочет он. - Где ты росла? Что хочешь делать
в жизни? Какие книги читаешь?  Любимые  фильмы.  Где  путешествовала.  Что
любишь есть? Нравится  ли  тебе  Сезанн?  Барток?  Туманные  дни?  футбол?
Кататься на лыжах? Грибы? Кристофер  Марлоу?  Делает  ли  тебя  счастливой
травка? Белое вино? Сколько тебе  было  лет,  когда  начала  расти  грудь?
Больно ли тебе во время месячных? Хотела ли ты когда-нибудь спать с другой
девушкой? Где твои чувствительные места? Что ты думаешь о политике? У тебя
есть возражения против орально-генитальных контактов? Ты любишь  животных?
Какой твой любимый цвет? Ты умеешь готовить? Шить? Ты  экономная  хозяйка?
Ты была когда-нибудь сразу с двумя мужчинами? Тебя  интересует  биржа?  Ты
верующая? Ты умеешь говорить по-французски? Хорошо  ладишь  с  родителями?
Когда у тебя был первый серьезный  сексуальный  опыт?  Ты  любишь  летать?
Когда  ты  знакомишься  с  кем-то,  ты  автоматически  решаешь,   что   он
порядочный, пока не получишь доказательство противного? У тебя есть братья
или сестры? Ты когда-нибудь была беременна? Ты хорошо плаваешь?  Ты  много
времени проводишь одна? Что тебе больше нравится: бриллианты или  сапфиры?
Тебе нравится долгая предварительная  игра  или  ты  предпочитаешь,  чтобы
мужчина сразу вошел? Ты ездишь верхом? Ты умеешь водить  машину?  Ты  была
когда-нибудь в Мехико? Умеешь стрелять?
   Он провел рукой по ее груди  и  поймал  губами  твердеющий  сосок.  Его
пальцы пробежали вдоль ее бедер. Он вдохнул аромат ее щек.
   - Я люблю тебя, - шепчет она. - Я так полно чувствую тебя.  -  Веки  ее
порхают. - Я должна тебе сказать: у меня такого раньше ни с кем  не  было.
То есть, так полно. Так совершенно.
   Она раздвигает ноги. Он закрывает ее своим телом.
   - Акт физической близости, -  произносит  он,  -  в  основном  довольно
прост.
   Он совершает знакомые движения, а девушка реагирует. Его глаза закрыты,
лицо прижато к ее шее. До его слуха едва доносятся  комментарии  тех,  кто
наблюдает из глубин водоемов: сравнения, контрасты, критика, пояснения. Он
вдруг ощущает сквозь теплоту мягкой девичьей кожи  холод  воды.  Его  семя
истекает. Ее приглушенные стоны восторга возбужденно взмывают,  становятся
острыми, прерывистыми и медленно угасают.  Мигает  блестящий  темный  глаз
потолка. Сквозь тающие стены дует ветер.  Мотель  вздрагивает  и  начинает
растворяться. Он торопливо борется за то, чтобы все сохранить. Он  хватает
девушку, целует ее, шепчет слова  любив.  Они  поздравляют  друг  друга  с
интенсивностью разделенных эмоций, с правдой и красотой, которые они нашли
в  душах  друг  друга.  Это  -  любовь,  говорит   он   своим   молчаливым
наблюдателям.  Глаз   снова   мигает.   Он   ускользает.   Он   продолжает
сопротивление. Он удерживает  себя  в  реальности  фразами  непоколебимого
авторитета. Валовой Национальный Продукт,  Взаимное  Торговое  Соглашение,
Римско-католическая Иерархия, Федеративная Республика  Германии,  Почтовые
Правила Соединенных Штатов, Организация Юго-Восточной  Азии,  Американская
Федерация  Труда.  Бесполезно.  Центр  не  удержать.   Девушка   под   ним
уменьшается в размерах, ее грудь спускается,  внутренние  органы  вылетают
сквозь отверстия в теле, пока в постели не остается ее  вдвое  уменьшенное
изображение, фотография на смятых простынях.  Затем  исчезает  и  она.  Он
цепляется за матрас, не желая увлечь и себя,  хотя  и  сознавая  уже,  что
борьба  бесполезна.  Здание  исчезает.  Он   смотрит   на   припаркованную
поблизости машину и бежит к ней, но и она пропадает. Мощенный двор  теперь
не замощен. Телефонные столбы, столы, автоматы для продажи газет исчезают.
В груди бушует пламя. Он тонет.  Он  погружается  глубже  и  глубже.  Тело
сжимается. Он проскальзывает в нижние слои водоема,  где  живет  огромный,
задумчивый, благодарный Квой. Клей не может вспомнить черты лица  девушки.
Вкус ее губ тает на его губах. Воспоминания удаляются. Опыт окончен.



7

   Наконец он покидает пруд Квоя. Там он мирно и с пользой  провел  время,
кроме  нескольких  неожиданных  всплесков   негодования,   пока   он   еще
приспосабливался к метаморфозам и к статичной природе подводной жизни.  Он
наслаждался постоянным общением с Квоем и своим знакомством через него  же
с другими членами его рода по всему миру. Но наступило время  уходить.  Он
поднялся к поверхности, на минуту задержался там, собираясь  с  силами,  и
одним быстрым стремительным рывком выбросился из воды.
   Ему показалось, что он долго лежал на берегу, задыхаясь, пока  вода  не
покинула его тело. Он решил, что пора впустить в легкие воздух, но воздух,
ворвавшись туда, причинил дикую боль и он судорожно  выдохнул  его.  Нужно
действовать осторожнее. Представляя себе, что его голова отлита из стекла,
он разрешил молекулам немного раздвинуться, чтобы пропустить  внутрь  лишь
маленький глоточек воздуха, затем еще один и еще, и вот уже воздух  входит
во все отверстия, и поток его нарастает. Все, он может  дышать  нормально.
Он поднялся на ноги и подставил себя солнечному свету. Зайдя  в  воду,  он
всмотрелся в глубину пруда, пытаясь отыскать там Квоя, чтобы попрощаться с
ним, но видит лишь некую темную неясную массу глубоко внизу. Он  машет  ей
рукой.
   Уходя от пруда, он замечает сидящего  в  гигантском  чашевидном  цветке
Хенмера.
   - Освободился от плена, - заметил Хенмер. - Снова дышишь  воздухом.  Ты
там скучал.
   - Сколько я там пробыл?
   - Довольно долго. Тебе там понравилось.
   - Квой был очень любезен. Хороший хозяин, - сказал Клей.
   - Если бы мы тебя не позвали, ты никогда бы не ушел от него, -  надулся
Хенмер.
   - Ну, во-первых, если бы не позволили терзать меня козлолюдям, я бы  не
свалился в этот пруд.
   Хенмер улыбнулся:
   - Верно, удар. Очень ощутимый удар!
   - Откуда ты знаешь это выражение?
   - От тебя, конечно, - спокойно ответил он.
   - Ты что же, копаешься в моем мозгу, когда захочешь?
   - Конечно, - Хенмер легко спрыгнул с цветка. - По манере говорить, ты -
плод моего воображения, Клей. И почему бы мне не вторгаться в твою голову?
- Он подскочил к Клею и, приблизив свое лицо вплотную к его лицу,  сказал:
- Что с тобой делал старик Квой?
   - Учил меня любви. И учился от меня.
   - Ты его учил?
   - Да, я учил его любви своей эпохи. Как это было у нас.
   Лицо Хенмера вспыхнуло. Он на секунду прикрыл глаза и наконец сказал:
   - Да, ты ведь ему все рассказал? И теперь каждый Дыхатель во всем  мире
все о тебе знает. Тебе не следовало этого делать.
   - Почему?
   - Да нельзя же так разбрасываться своими тайнами.  Будь  благоразумнее,
парень. У тебя ведь и передо мной есть обязательства.
   - Как?
   - Я  твой  гид,  -  сказал  Хенмер,  -  и  могу  претендовать  на  твои
откровения. Помни об этом. А теперь пойдем.
   Хенмер двинулся прочь, даже походкой подчеркивая свой гнев. Возмущенный
категоричной манерой поведения своего компаньона Клей  попытался  было  не
идти за ним. Но в его груди клокотало  великое  множество  оставшихся  без
ответа вопросов и он рванулся за Хенмером, догнав его за несколько  минут.
Молча шли они бок о бок. Впереди тянулась двойная стена с плоским  верхом,
а между стенами лежала узкая долина.  Основной  растительностью  в  долине
были волнистые, словно  резиновые  растения,  поднимавшиеся  из  земли  на
три-четыре фута группками безлистных стеблей. Стебли трепетали  на  ветру,
они были мягкие и почти прозрачные, так что Клей мог различить  их  только
под  определенным  углом.  Поле  это  напоминало  поле  скошенных  морских
водорослей. При приближении человека растения моментально  обрели  краски,
наполнившись ярко-розовым соком. Только войдя  в  рощу,  прокладывая  путь
между странными растениями, Клей понял, что рядом с ним находятся Нинамин,
Серифис, Брил, Ангелон и Ти.
   - И это все, чем вы занимаетесь? - спросил он Хенмера.  -  Нежитесь  на
солнышке, слоняетесь из долины в долину, танцуете, меняете пол, выполняете
ритуалы, дразните незнакомцев? Разве вы не учитесь? Не ставите  пьесы?  Не
растите сады? Не пишете настоящую музыку? Не проверяете великие идеи?
   Хенмер рассмеялся.
   - Вы - вершина человеческой эволюции, - принужденно сказал Клей. -  Что
же вы делаете? Чем заполняете  ваши  долгие  жизни?  Разве  довольно  лишь
плясать? Квой назвал вас Скиммерами, мне кажется, он считает вас  мелкими.
Он ошибается? Что поднимает вас над растениями и животными?  Неужели  ваша
жизнь действительно так проста, как вы показываете?
   Хенмер повернулся к Клею и положил ему на плечи руки. В его алых глазах
показалась грусть.
   - Мы все любим тебя, - сказал он. - Почему ты так волнуешься? Прими нас
такими, какие мы есть.
   Нинамин, Ти и другие Скиммеры окружили Клея, щебеча, словно  счастливые
дети. Все, кроме Ангелон, были в мужской форме. Теперь ему уже  не  сложно
стало различать их.
   - Почему ты так долго был у Дыхателя? - добивался ответа Серифис.
   А Брил спросил:
   - Ты на нас рассердился?
   Хенмер сказал:
   - Он обеспокоен тем, что мы живем вечно.
   Серифис нахмурился, его ноздри раздулись, он дотронулся до локтя Клея и
попросил:
   - Расскажи о смерти.
   - Почему я должен что-то объяснять? - взорвался  Клей.  -  Что  вы  мне
объяснили?
   - Враждебность! - закричал Ти.  -  Агрессия!  -  В  его  голосе  звучал
восторг.
   - Да нет же, нет, - мягко возразил Серифис, - я хочу знать.  Может  так
будет лучше? - И изменив свой пол на женский, Серифис прижалась  маленькой
грудью к Клею. - Расскажи мне о смерти, - бормотала  она,  поглаживая  его
грудь. Он думал о блондинке, как она стонала, когда  он  пригвоздил  ее  к
кровати в мотеле. А  это  чуждое  гротесково  золотисто-зеленое  создание,
извивающееся рядом, совсем не взволновало  его.  Выпуклые  красные  глаза.
Универсальные сочленения. Плоское рыбье лицо. Отдаленное на множество  лет
дитя человеческое.
   - Смерть, - мурлыкала Серифис. - Помоги мне понять смерть.
   - Вы же видели здесь смерть, - ответил Клей, уклоняясь от ласк Серифис.
- Сфероид в своей клетке. Это и  есть  смерть.  Конец  жизни.  О  чем  еще
говорить?
   - Но это же было лишь временное явление, - возразила Серифис.
   - Но когда это произошло, это и  была  смерть.  Если  вам  так  хочется
узнать об этом, почему бы не расспросить сфероида?
   - Он ушел, - сказала Ангелон, - а  затем  вернулся.  И  больше  он  нам
ничего не смог рассказать.
   - И я не могу. Послушайте: предположим, что я поймал в ручье рыбу и  ем
ее. Рыба умирает. Это - смерть. Ты прекращаешь быть  самим  собой.  Ты  не
сознаешь, что происходит дальше.
   - Рыба и так не сознает, что происходит, - возразила Серифис.
   Брил спросил:
   - А часто ли умирают люди? Такие, как ты?
   - Всего один раз. Умерев однажды, ты уже не начнешь сначала.
   - И так с каждым?
   - С каждым.
   - И с тобой?
   - Я попал в ловушку, прежде чем умер. По крайней мере, я так  думаю.  Я
был еще жив. Поэтому у меня нет опыта по части смерти.
   - Ты видел, как умирают другие? - настаивала Серифис.
   - Случалось. Но так ничему не научишься.  Их  глаза  перестают  видеть.
Сердца перестают биться.  Они  не  дышат,  не  думают,  не  двигаются,  не
говорят. Но я не знаю, что они чувствуют - умирающие или мертвые.
   - Ты не чувствовал их отсутствия? - спросила Серифис.
   - Ну  в  общем-то  да,  если  это  были  близкие  люди  или  кто-то  из
знаменитостей, какой-нибудь художник, врач  или  государственный  деятель,
который являлся как бы частью твоей жизни. Тогда сознаешь утрату. Но  ведь
каждый день  умирают  миллионы  незнакомых  людей  и  до  этого  нет  дела
никому...
   - Они ушли из мира. Естественно те, кто не ушел,  почувствовали  бы  их
потерю. Да? - спросил Брил.
   - Нет. Слушайте, вы так спрашиваете, словно думаете, что все мы связаны
между собой, как Дыхатели и как, возможно, вы, и здесь у вас смерть одного
отражается на всех? У нас не так. Каждый из нас живет, словно на  острове.
Когда мы слышим о чьей-либо смерти и  это  смерть  человека,  которого  мы
каким-либо образом знали, мы чувствуем утрату, да, но нас  нужно  об  этом
известить, нам нужно передать информацию на словах, вы меня понимаете?
   Их лица были серьезны. Белые языки слегка виднелись между тонких губ. В
жестах сквозило разочарование.
   - Вы меня понимаете, - он заметил их внезапную печаль.  -  Конечно  же,
да. Если Хенмер может вытащить из  моей  головы  строку  Шекспира,  то  вы
можете вытянуть и всю человеческую природу. Вам не нужно задавать все  эти
вопросы. Вы понимаете и так.
   - Расскажи нам, - Ангелон встала на колени и наклонила  голову,  -  как
можно жить, зная, что нужно будет умереть.
   Немного подумав, он сказал:
   - Большинство людей переносит все спокойно. Они  воспринимают  это  как
нечто, находящееся вне их контроля. Главное, интересно прожить  отпущенное
тебе время, не  растратить  его  по  пустякам,  полюбить  кого-то,  что-то
построить,  заслужить  бессмертие,  создав  нечто  важное,   и   сохранить
здоровье, чтобы прожить как можно дольше. Я думаю, что жизни хватает  всем
и к концу жизни нормальный человек уже имеет все, чего он хотел; его  тело
стареет, он уже  много  раз  болел  -  вы  понимаете,  что  такое  болеть?
Понимаете, что такое боль?
   Человек прожил жизнь, ему все наскучило:  вставать,  есть,  работать  и
спать, дети выросли и покинул