е появится здесь.
	- Вы не сможете ничего сделать с лучом, - ныл гном. - Никто не
сможет, потому что нам неизвестно местонахождение датчика. Мне не
удалось обнаружить его. Я охотился за ним, и не я один, но все было
напрасно.
	Он был удручен. Так или иначе почва была выбита у него из-под
ног.
	- Проклятье! - проговорил я.
	- Кажется, он говорит правду, - сказала Сара. - Луч придумал тот,
кто построил и сам город, а наш худосочный друг на создателя города не
похож. Он просто живет здесь - варвар, который рыщет в пустом городе
и тащит, что плохо лежит.
	Я должен был сам понять это. Но я сгорал от злости из-за нашего
путешествия в пустыню и чуть с ума не сошел, когда увидел гнома,
копающегося в наших вещах. Кровь ударила мне в голову. Если
маленький пройдоха надул нас, я уничтожу его.
	- Скажите нам, - обратилась к гному Сара, - кто вы такой. Вы ведь
не один из строителей этого города?
	Его лицо перекосилось от гнева.
	- Вы не имеете права спрашивать, - закричал он в ярости. - Вы и
так зашли слишком далеко.
	- Мы имеем право задавать вопросы, - сказал я. - Мы должны знать
правду о том, что происходит. Я даю тебе пять минут.
	Ему не понадобилось и пяти секунд. Его ноги подогнулись, и он
тяжело осел на пол. Он обхватил себя худыми ручонками и принялся
раскачиваться назад и вперед, словно его мучили желудочные колики.
	- Я скажу, - простонал он. - Не стреляйте, я скажу. Но какой стыд!
Стыд, стыд, стыд!
	В его глазах была мольба:
	- Я не могу лгать. Если бы я мог, я бы солгал. Но здесь есть тот,
кто распознает мою ложь.
	- Кто же? - спросил я.
	- Он обо мне, - сказал Свистун.
	- У тебя есть детектор лжи?
	- Одна из моих незначительных способностей, - ответил Свистун. -
Не спрашивайте, нельзя выдавать тайну. Мои возможности невелики, но
этой я управляю отлично. Была сказана правда, хотя не вся.
	Гном внимательно смотрел на нас.
	- Мне кажется, что в подобных ситуациях гуманоиды должны
поддерживать друг друга. Мы связаны и...
	- Только не ты и я. Мы ничем не связаны.
	- Вы слишком грубы с ним, - сказала Сара.
	- Мисс Фостер, - заметил я, - это еще не грубость. Я намерен
выяснить все.
	- Но если у него есть оправдание...
	- У него нет оправдания. Не правда ли, парень?
	Гном бросил на меня пристальный взгляд. Затем он кивнул
головой.
	- Моя честь поругана, - сказал он. - Память о моих предках
осквернена. С давних пор - таких давних, что всего и не упомнишь, - мы
делали вид, что принадлежим к числу тех, кто воздвиг этот необычный
город. И если бы вы оставили меня в покое, если бы вы никогда не
появились здесь, я бы умер со сладкой мыслью о том, что именно мы
построили его. Тогда бы все кончилось; уже было бы не важно, если кто-
то, даже вся вселенная узнает, что архитекторами были другие. Потому
что я последний в роду, и больше никого не заинтересует эта история. У
меня нет потомков. Обязанности, которые я выполняю, перейдут
лошадям, а с течением времени они могут передать их кому-нибудь еще.
Ведь всегда кто-то должен предупреждать прибывших на планету об
опасности и помогать им.
	Я взглянул на Доббина.
	- Не могли бы вы объяснить, - попросил я, - в чем здесь дело.
	- Ничего я не скажу вам, - ответил Доббин. - Вы пришли сюда с
дурными намерениями. Мы спасли вас, спрятав в другом мире, а вы
подозреваете, что мы бы вас не вернули. Вы негодуете, когда ваш
благодетель из простого любопытства рассматривает ваш багаж. И вы
еще даете нам пять минут, и помыкаете нами, и ведете себя
отвратительно, и вы...
	- Достаточно! - крикнул я. - Я не позволю недоделанному роботу
так разговаривать со мной.
	- Мы не роботы, - натянуто сказал Доббин. - Я говорил вам и
повторяю снова и снова, что мы - самые обычные лошади-качалки.
	Ну вот, мы опять вернулись к этой теме, к нелепому утверждению
лошадок, к их странной упрямой гордости. Если бы я не был столь
раздражен, я бы расхохотался. Но мне срочно надо было что-то
предпринять и сделать все от меня зависящее.
	Я дотянулся, вцепился в рубашку гнома на груди и приподнял его.
Тот повис, болтая тонкими ножками, как будто пытался убежать. Но
убежать он не мог, потому что его ноги "упирались" в воздух.
	- Это уже слишком, - сказал я ему. - Я не знаю, что тут у вас
происходит, да мне и наплевать, но вы дадите нам все, что нужно. И не
финтить! А если нет - я сверну твою мерзкую шею.
	- Осторожно! - крикнула Сара. Я резко повернул голову и увидел,
как лошадки нападают на нас. Они надвигались на задних полозьях,
угрожающе подняв передние.
	Я отбросил гнома в сторону. Я даже не заметил куда, просто
отшвырнул его и поднял ружье. Но тут же с упавшим сердцем я
вспомнил, что лазерный луч не оказал воздействия на покрытие
посадочного поля. Если лошадки сделаны из того же материала, а это
было скорей всего, я с таким же успехом могу бросать в них камнями.
	Но как только я взвел курок, Свистун рванулся вперед и, делая
рывок, вспыхнул. Возможно, я выбрал неподходящее слово, чтобы
описать его состояние, но ничего другого на ум не приходит.
	Он выбежал вперед, стуча крохотными ногами по полу, потом
задрожал, окутываясь голубоватой дымкой. Он напоминал мне
забарахливший электрический прибор. Казалось, все пришло в
движение, каждый из нас совершал немыслимые па, а затем все
кончилось и встало на свои места. Только лишь лошадки сгрудились в
дальнем углу комнаты, устроив кучу-малу. Их полозья шевелились в
воздухе.
	Я не видел, каким образом они попали туда, - просто они ни с
того, ни с сего оказались в углу. Все произошло так, как будто они и не
перемещались в пространстве. Они наступали на нас с поднятыми
полозьями - миг - и они уже прижаты в углу.
	- Все будет нормально, - сказал Свистун, извиняясь. - Я не
причинил им вреда. Они испытывают некоторое неудобство, но это на
мгновение. Они смогут двигаться опять. Простите, все случилось
слишком неожиданно, но нужно было действовать быстро.
	Гном медленно выбирался из-под кипы мешков, коробок и корзин,
куда я швырнул его. Глядя на него, я понял, что бойцовский дух в нем
иссяк. Лошадки выглядели не лучше.
	- Тэкк, - сказал я, - мы отправляемся. Соберите наши вещи. Как
только навьючим лошадок, трогаемся.



	5.

	Дома обступили нас. Они высились с обеих сторон. Стены
поднимались до неба, и там, где они кончались (если они действительно
кончались, ведь, стоя у основания дома, нельзя было быть в этом
уверенным), виднелась только узкая бледно-голубая полоска. Небо было
так высоко и такое блеклое, что почти сливалось с белыми стенами.
Узкая улица изгибалась впереди нас. Она струилась между домами, как
ручеек среди валунов. Здания были похожи друг на друга, словно
близнецы.
	Все было белым, даже покрытие улицы, по которой мы
продвигались. Его нельзя было назвать мостовой, это был, скорее, пол,
одна сплошная плита, положенная между домами так, что казалась их
продолжением. Плита тянулась без конца и края, на ней не было заметно
ни одного шва. Плита убегала за горизонт, там же терялся из виду город.
Было ощущение, что из города выйти невозможно, что мы захвачены в
плен, и выхода не найти.
	- Капитан, - сказала Сара, шагая рядом со мной. - Я не одобряю
ваше поведение.
	Я не счел нужным отвечать. Я знал, что недовольство мной зрело в
ней день ото дня - и на борту корабля, и после приземления. Было
очевидно, что рано или поздно она взорвется и все выскажет мне. Но что
бы я ни сказал в ответ, ничего не изменится.
	Я бросил взгляд через плечо и увидел, что остальные движутся
позади. Лошадки везли наш багаж и фляги с водой. Смит и Тэкк ехали
верхом. Шествие замыкал Свистун. Он напоминал собачку, стерегущую
стадо овец. Временами он даже описывал круги, как собака. Его тело,
словно тело сороконожки, было низко посажено на двух дюжинах ног. Я
понимал, что пока Свистун идет за лошадками, они не посмеют
дурачить нас. Он держал их в страхе.
	- Вы чересчур грубы, - сказала Сара в ответ на мое молчание. - Вы
всегда идете напролом. Вы абсолютно не умеете хитрить, и иногда мне
кажется, что это приведет нас к беде.
	- Вы имеете в виду гнома, - предположил я.
	- Можно было бы договориться с ним.
	- Договориться? В то время, как он обчистил нас до нитки?
	- Он сказал, что собирался вызволить нас из пустыни, - настаивала
она, - и я склонна верить ему. Очевидно, сюда прибывали другие
экспедиции, и он всегда забирал их из того мира, куда их поместили, и,
возможно, отпускал.
	- В таком случае, - сказал я, - как вы объясните его комнату,
набитую различными предметами?
	- Похоже, он украл их, - согласилась Сара. - Или напустил туману
и получил от экспедиций эти вещи, когда освобождал их. Или некоторые
экспедиции потерпели неудачу, и он собрал все это после их гибели.
	Не исключено, что она была права. Каждая ситуация, которую она
предположила, была возможна. Но я чувствовал, дело обстоит иначе.
Гном сказал, мы были первыми, кто смог выбраться из другого мира без
его помощи. Может быть, он лгал, рассчитывая, что мы придем в
восторг от собственной находчивости. Но на самом деле, мы так и не
выбрались из другого мира. Нас выбросили оттуда и, вполне вероятно,
таким же образом оттуда выбросили и остальных. Жители этих других
миров, наверное, устали оттого, что им время от времени подсовывают
чужаков.
	Но не все те, кто оказался в другом мире, выбрались оттуда, и это
означало, что гном и его ребята - лошадки - могли набить карманы.
Правда, я не понимал, какой прок был от собранных вещей.
	Вряд ли они пользовались ими, а на планете, уничтожающей
визитеров, вести торговлю весьма затруднительно. Ясно, гном был
дельцом - недаром он продал мозговой блок Роско племени кентавров -
но местная торговля не могла бы привести к такому изобилию товаров.
	- Что касается гнома, - сказала Сара, - сначала вы пригрозили
взять его с собой, а потом отказались. Лично я бы, уж если на то пошло
дело, предпочла, чтобы он был с нами и мы могли присматривать за
ним.
	- Я не вынес бы его воплей и нытья, - объяснил я Саре. - И кроме
того, он был так счастлив от нас наконец отделаться, что не препирался,
когда мы брали нужные нам вещи. В том числе останки Роско, воду и
карты.
	Некоторое время мы шли молча. Сара не была удовлетворена
беседой. Она злилась на меня. Ей не нравились мои методы, и она
намеревалась решительно заявить мне об этом, но ее попытка не имела
успеха.
	- Мне не по душе этот ваш Свистун, - продолжала Сара. - Какое-то
пресмыкающееся.
	- Он спас нас, когда угрожали лошади, - сказал я. - Я вижу, вы все
озадачены поведением Свистуна, потому что не понимаете его приемов
против лошадей. Что касается меня, то мне все равно; лишь бы только он
не потерял этой способности и применил ее, если мы вновь окажемся в
переделке. И меня не волнует его внешность. Пусть он будет при нас.
Нам нужен малый вроде него.
	Сара вспыхнула.
	- Это пощечина нам всем. Вы не любите Джорджа, не выносите
Тэкка, и едва вежливы со мной. И вы всех называете "парень". Мне не
нравятся люди, которые так обращаются с другими.
	Я глубоко вздохнул и начал считать про себя до десяти, но не
досчитал.
	- Мисс Фостер, - сказал я ей, - вы, несомненно, помните, какие
деньги вы предназначили для меня на Земле. И теперь я пытаюсь
заработать эту кругленькую сумму. И я заработаю ее независимо от того,
что вы говорите или делаете. Вы не обязаны любить меня. Вы не должны
одобрять все мои действия. Но вы ввязались в эту нелепую авантюру так
же, как и остальные, а я отвечаю за успех дела, потому что вы наделили
меня этой ответственностью. Я и дальше буду в ответе за все, и вам не
надо ничего говорить, пока мы не вернемся на Землю, - если нам суждено
вернуться.
	Я не знал, что она предпримет. Меня это особенно и не волновало.
История затянулась, с момента нашего старта с Земли прошло много
времени. Пора было наступить развязке, иначе - мы все пойдем ко дну.
Хотя, честно говоря, я чувствовал, что мы уже тонем.
	На этой планете есть нечто неуловимо-тревожное - в ней скрыто
что-то злобное, какой-то сковывающий холод, похожий на холод
разбойничьего взгляда, то, что человеку и не дано осознать, и, может
быть, чего он не хочет осознавать, потому что боится. Да и как мы
улетим с планеты, если корабль опечатан?
	Я ожидал, что Сара набросится на меня в гневе посреди улицы. Я
был готов к тому, что она ударит меня винтовкой или выстрелит.
	Она не сделала ни того, ни другого. Она продолжала идти рядом
со мной. Она не сбилась с шага. Потом она спокойно проговорила: "А
вы, оказывается, слабак и сукин сын".
	Ну и ладно. Наверное, я заслужил это. Я был суров с ней, но в силу
необходимости. Она должна была понять меня, а, кроме того, я слышал
и худшие слова в свой адрес.
	Мы продолжали идти, и мне захотелось узнать, который час. Судя
по моим часам, мы шли по улице уже чуть дольше шести часов, но это
ничего не значило, потому что мне было неизвестно, сколько длится
день на этой планете.
	Пока мы продвигались вперед, я старался не выпускать из виду
ничего вокруг, хотя и сам не понимал, что я высматриваю. Город казался
опустевшим, но не было никакой уверенности, что в нем не прячется что-
нибудь для нас малоприятное. Город выглядел слишком тихим и
безопасным. Место, подобное этому, как бы само напрашивалось, чтобы
в нем кто-нибудь поселился.
	Все улицы были узкими - и та, по которой мы шли, и те, которые
от нее отходили. Над улицами возвышались дома. В белых, ничем не
украшенных стенах то тут, то там виднелись отверстия. Хотя они и не
походили на окна, но все же, наверно, это были окна. Небольшие
скромные двери, как правило, выходили на улицу, но иногда я замечал,
что перед домами построены мосты, ведущие к массивным дверям,
расположенным на верхних этажах зданий. Только некоторые из дверей
закрывались, большинство из них были распахнуты. Возможно, кто-то
давным-давно построил этот город, жил в нем, а потом покинул его,
даже не утруждая себя закрыть двери.
	Неожиданно улица круто вильнула, и завернув за угол, мы
увидели, что улица продолжается, такая же прямая, как прежде, и что
впереди нас большее расстояние, чем мы уже прошли. А вдалеке, в конце
улицы росло дерево, одно из тех деревьев, которые возвышались над
городом. Это было первое дерево, увиденное нами с тех пор, как мы
покинули посадочное поле. Из-за высоченных городских домов
удавалось разглядеть только то, что оказывалось прямо над головой.
	Я остановился, и Сара - рядом со мной. За нами, замедляя ход,
семенили лошадки. Когда бряцанье их полозьев стихло, я услышал
тихую мелодию. Она уже давно звучала, только я не обращал на нее
внимания, потому что она сливалась с лошадиным цоканьем.
	Но теперь лошадки угомонились, а мелодия все не смолкала. Я
огляделся и понял, что не кто иной как Смит, слегка раскачиваясь в
седле, словно дитя, мурлыкает что-то себе под нос.
	Я стоял спокойно и ничего не говорил.
	Но Сара спросила:
	- Вы что-то хотите сказать?
	- Я еще ничего не говорил и не собираюсь, - ответил я. - Но если он
не прекратит, я заткну ему глотку.
	- Он поет от счастья, - объяснил Тэкк. - Не сомневаюсь, капитан,
вы не против, если кто-нибудь счастлив. Похоже, мы приблизились к
тому существу, которое взывало к нему на протяжении многих лет, и
сейчас счастье переполняет его.
	Смит никак не реагировал на происходящее. Он по-прежнему
сидел верхом, напевая песенку, подобно неразумному ребенку.
	- Едем дальше! - скомандовал я. Конечно, надо было бы
остановиться - отдохнуть и перекусить, но мне казалось, что это место не
подходит для привала. Хотя, может быть, оно и было вполне
подходящим - но мне хотелось двигаться вперед, чтобы звяканье
лошадиных полозьев заглушило песню Смита.
	Я предполагал, что Сара не согласится и заявит, что я держу их
всех в черном теле, но она безмолвно пристроилась за мной, и мы
продолжили путь.
	Дерево в конце улицы становилось все выше и выше. Возможно,
так только казалось, потому что, по мере приближения мы могли лучше
его рассмотреть. В конце концов мы увидели, что оно растет чуть в
стороне от того места, где кончается улица. Оно было минимум в два
раза выше зданий, стоящих по обеим сторонам улицы. И это означало,
что оно было в два раза выше любого здания в городе, потому что дома,
расположенные вокруг нас, были выше зданий, находящихся в городском
центре.
	Солнце клонилось к западу, когда мы дошли до конца улицы.
Улица действительно обрывалась в этом месте. Город тоже закончился,
и перед нами простирались его окрестности, красно-желтая земля - не
пустыня, но похожая на нее, - край одиноких холмов, голубых горных
цепей, деревьев, растущих поодаль друг от друга. Виднелась и другая
растительность - невысокие кусты то тут то там, - но в глаза бросались
только эти огромные деревья. Лишь одно из них росло близко - около
трех миль - от нас, но, признаться, определить расстояние было не
просто.
	Улица завершалась и переходила в тропинку - не в дорогу, а
именно в тропинку, вытоптанную за много лет. Кружась, изгибаясь и
поворачивая, она пролегала через красно-желтую землю. В миле от
города я заметил отдельно стоящее здание, не такое массивное, как в
городе, но все равно очень высокое. В отличие от городских домов, оно
не напоминало огромную прямоугольную глыбу. Оно казалось и легким
- но никак не легкомысленным, - и прочным. Его построили из какого-то
красного материала, и уже это отличало его от белых городских зданий.
Его украшали шпили, башни, высокие окна, а к трем распахнутым
дверям в центре дома вел высокий пандус.
	- Капитан Росс, - сказала Сара, - не устроить ли нам привал? У нас
был долгий тяжелый день.
	Она, наверно, ожидала, что я начну спорить, но я не стал. У нас
действительно был долгий тяжелый день, и пора было устраивать
привал. Следовало сделать это раньше, подумал я, но мне до смерти
хотелось выйти из города. Мы были на ногах в течение восьми часов, а
солнце только-только начало склоняться к западной части неба.
Стемнеет еще не скоро, но с нас достаточно. Световой день длится здесь
целую вечность.
	- К дому! - предложил я. - Мы разобьем лагерь и осмотрим здание.
	Сара кивнула, и мы снова тронулись. Смит все еще напевал свою
песенку, но ее было чуть слышно сквозь лязганье полозьев. Если он будет
продолжать и в лагере, подумал я, мне будет трудно удержаться, чтобы
не вынудить его замолчать. Позволить ему и дальше издавать эти
идиотские звуки - выше моих сил.
	Находясь в черте города, мы были спрятаны от солнца, теперь же
мы вышли из тени. Солнце не слишком припекало, от него исходило
приятное ласкающее тепло, напоминающее о весне. Мы с удовольствием
купались в солнечном свете. Воздух был чист и пах зеленью, его пряный
смолистый аромат щекотал ноздри. Красное здание стояло перед нами,
выделяясь на фоне безоблачного неба. Казалось, его шпили и башни
стремятся пронзить небо. Было здорово, что мы наконец выбрались из
города, видим небо над собой; и у меня возникло чувство, что куда бы
мы ни направлялись - мы на верном пути.
	До какого же безумия можно дойти, подумал я. Если мы пойдем
по этой змеящейся тропинке, мы сможем выйти к племени кентавров,
купивших мозг Роско, и если он все еще там, а они, допустим, продадут
его... и если нам удастся каким-нибудь образом вставить его в туловище
робота, то последний, вполне вероятно, расскажет нам о том, что
произошло. В свое время я и сам любил большую охоту, но вот
появилась женщина, которая тоже непрочь поохотиться, слепой
мечтатель да отвратительный монах с грязью под ногтями - и я готов
идти на поиски чудес. Не исключено, у меня когда-нибудь будет другая
компания. Но пока нет другой, со мной пойдут эти трое.
	Мы были на полпути к красному зданию, когда я услыхал
испуганные возгласы. Я посмотрел назад и увидел, как на нас мчатся
лошади. Ни секунды не размышляя, я спрыгнул с тропы, успев схватить
Сару и оттащить ее в сторону. Вместе с ней мы упали на обочину. Мимо
нас пронеслись лошадки, их полозья промелькнули так быстро, что,
казалось, слились в одно пятно. Смит и Тэкк отчаянно держались за
седла, коричневая ряса Тэкка развевал