о
любимая кукла, подумал я...
	- А где кукла? - вдруг вспомнив о ней, прошептал я Саре.
	Не знаю, почему я заговорил шепотом. Ведь никакой
необходимости в этом не было. Я мог бы и закричать - орда кентавров
внизу не придала бы этому никакого значения. Все их внимание было
приковано к Тэкку.
	- Где же кукла? Он ее оставил? - не унимался я.
	- Нет, - ответила Сара, - он взял ее с собой. Подоткнул ее под пояс
и как следует затянул его, чтобы не потерять.
	- Господи милосердный! - воскликнул я.
	- Ты продолжаешь считать, - уверяла меня Сара, - что это -
обычная кукла и нужно быть ненормальным, чтобы с ней таскаться. Но
ты не прав. Он видит в ней нечто большее, чем ты и я. Это не просто
приносящий удачу талисман, вроде кроличьей лапки. Это нечто
большее. Я наблюдала, как он обращается с ней. Он делает это с
нежностью и почтительностью. Словно это религиозный символ. Как
скульптура Мадонны, возможно.
	Я пропустил ее последние слова мимо ушей - Пэйнт уже
приближался к стаду кентавров и замедлял свой бег. Наконец, он
остановился в футах пятидесяти от них и замер в ожидании. Тэкк сидел в
седле - чурбан чурбаном. Он даже не поднял руку в приветственном
жесте. Он ничего не сделал: просто-напросто подъехал к ним и сидел на
Старине Пэйнте, как мешок.
	Я оглянулся. Сара смотрела на равнину в бинокль.
	- Он говорит с ними? - спросил я.
	- Не могу определить, - ответила она. - Его лицо закрыто
капюшоном.
	Неплохое начало, сказал я про себя. Если уж они не убили его
сразу, то какая-то надежда остается.
	Два кентавра рысцой двинулись ему навстречу, маневрируя таким
образом, чтобы оказаться по разные стороны от Тэкка.
	- Смотри, - сказала Сара, передавая мне бинокль.
	Через окуляры я тоже не мог хорошо разглядеть Тэкка: его голову
полностью закрывал поднятый капюшон. Зато лица двух кентавров
удалось рассмотреть достаточно четко - очень суровые, волевые лица,
скорее даже жестокие. Вопреки моим ожиданиям, в них было много
человеческого. Похоже, они внимательно слушали Тэкка, и время от
времени то один, то другой, казалось, бросал в ответ короткие фразы.
Затем они вдруг засмеялись. Они смеялись во весь голос, можно сказать,
оглушительно ржали. Это был язвительный смех, полный презрения. И
сзади этот смех подхватило все стадо.
	Я отнял от глаз бинокль и, прижавшись к земле, прислушивался к
этим доносящимся издалека раскатам дружного хохота, усиленного
эхом, отраженным от скатов холмов и дна низины.
	Сара смотрела на меня полными удивления глазами.
	- Я не понимаю, что происходит, - сказала она.
	- Преподобный Тэкк, - ответил я, - опять опростоволосился.
	Смех начал стихать и наконец прекратился. Два кентавра
продолжили разговор с Тэкком. Я вернул бинокль Саре. И без его
помощи я мог увидеть не меньше, чем мне хотелось.
	Один из кентавров развернулся и прокричал что-то в толпу. Какое-
то мгновение оба кентавра и Тэкк стояли в ожидании, затем из толпы
выехал еще один кентавр и зарысил к ним, держа в руках какие-то
блестевшие на солнце предметы.
	- Что это у него? - спросил я Сару, приникшую глазами к окуляру
бинокля.
	- Это - щит, - ответила она. - И еще у него какой-то ремень. А,
теперь я вижу. Это ремень и меч. Они передают все это Тэкку.
	Пэйнт развернулся и припустил назад. Солнечный свет играл на
поверхности щита и на лезвии меча, которые Тэкк держал перед собой. А
на плато кентавры вновь оскорбительно заржали. Раскаты смеха
наплывали на нас волна за волной, и, словно подхваченный ими, Пэйнт
летел по равнине с невероятной скоростью. Он мчался, как
перепуганный кролик.
	Когда он исчез из виду, я и Сара недоуменно переглянулись.
	- Скоро узнаем, - успокаивающе сказал я.
	- Боюсь, - отозвалась Сара, - ничего хорошего мы не узнаем. Не
исключено, что мы допустили ошибку. Вероятно, следовало идти тебе.
Но Тэкк этого так хотел.
	- Но зачем? - спросил я. - Зачем этот безмозглый болван захотел
идти? Из напускной храбрости? Но и ведь говорил, что сейчас не время
рисоваться...
	Сара отрицательно покачала головой.
	- Это - не напускная храбрость. Что-то более серьезное. Тэкк -
человек с очень сложным складом ума...
	- Согласен. Его все время что-то гложет. Хотелось бы только знать
- что?
	- Он думает совсем не так, как мы с тобой, - продолжала она. - Он
видит вещи совершенно иначе. Его как будто что-то направляет. Что-то
нематериальное, не подчиняющееся физическому измерению - не страх,
не тщеславие, не зависть. Какая-то мистическая сила. Я знаю. Ты всегда
считал его религиозным фанатиком. Думал, вот - мошенник, еще один из
той когорты странствующих пилигримов, которые привыкли
маскировать свои корыстные интересы религиозной одержимостью. Но,
уверяю тебя, это не так. Я знаю его гораздо лучше, чем ты...
	Пэйнт, ныряя, добрался до вершины и застыл, намертво
зафиксировав свои полозья. Тэкк, свесившись с седла, выпустил из рук
щит и меч, которые со звоном упали на землю.
	Тэкк сидел и тупо смотрел на нас, словно парализованный.
	- Ну, что же с мозговым блоком? - спросила Сара. - Он у них?
	Тэкк кивнул.
	- Они продадут его?
	- Они не будут менять его, - просипел он. - И не продадут. Они
будут за него драться. Это - единственный выход...
	- Драться за него? - спросил я. - На мечах?!
	- Так они мне сказали. Я объяснил им, что пришел с миром. А они
заявили мне, что мир - это трусость. Они хотели, чтобы я дрался с ними
сразу же. Но я сказал, что я должен уйти и помолиться, и тогда они
подняли меня на смех, но все же разрешили уехать.
	Он соскользнул с Пэйнта и грохнулся на землю, как мешок с
дерьмом.
	- Я не могу драться, - завизжал он. - Я никогда не дрался. До сего
дня я вообще никогда не держал оружия в руках. Я не могу убивать, не
хочу убивать. Они сказали, что все будет честно. Я один против одного
из них, но...
	- Но ты не можешь драться, - перебил я.
	- Конечно, он не может драться, - огрызнулась Сара. - Он
совершенно не знает, как это делать.
	- Хватит пускать сопли, - зарычал я на Тэкка. - Поднимайся и
снимай свою чертову рясу.
	- Ты? - задыхаясь, произнесла Сара.
	- А кто еще, черт побери? - сказал я. - Он поехал и заварил кашу. А
теперь моя очередь ее расхлебывать. Или тебе уже не нужен этот блок?
	- Но ты ведь никогда не дрался на мечах!
	- Конечно, никогда. Или ты думаешь, дрался? Что я, какой-то
дикий варвар?
	Тэкк все еще не пришел в себя. Я взял его за грудки и рывком
поставил на ноги.
	- Снимай рясу! - заорал я на него. - Мы не можем заставлять их
ждать.
	Я сбросил рубашку и начал развязывать шнурки на ботинках.
	- Сандалии тоже снимай, - буркнул я. - Я должен выглядеть так же,
как и ты.
	- Они заметят разницу, - сказала Сара. - Ты совсем не похож на
Тэкка.
	- Если я накину капюшон на голову и прикрою им лицо, они
ничего не заметят. Они не помнят, как он выглядел. И даже, если помнят,
им все равно. Они собрались драться против сосунка и уверены в себе.
Для них это забава.
	Я встал и начал стягивать штаны. Тэкк не шевелился.
	- Сними с него рясу, - попросил я Сару. - Нельзя молиться
бесконечно. В конце концов им надоест ждать. Неужели ты хочешь,
чтобы они пришли сюда с облавой?
	- Давай все бросим, - предложила Сара. - Следует признать свое
поражение и вернуться назад по тропе...
	- Они будут нас преследовать, - ответил я. - Мы не сможем от них
оторваться. Снимай же с него рясу!
	Сара сделала движение в сторону Тэкка, и тут он неожиданно
ожил. Он быстро расстегнул ремень и, сорвав с себя рясу, бросил ее мне.
Я надел ее и, закутавшись, натянул на голову капюшон.
	- Ты ведь никогда не держал в руках меча, - продолжала
уговаривать Сара. - А против тебя они выставят своего лучшего бойца.
	- У меня есть одно преимущество, - возразил я. - Их лучший боец,
как бы хорош он ни был в схватке, будет убежден, что ему противостоит
неумеха. Наверняка, он будет беспечен, потому что настроится не на бой,
а на спектакль. И не станет особенно стараться. В общем, ему захочется
показать себя, устроить красивое зрелище. Если мне удастся к нему
приблизиться...
	- Майк...
	- Сандалии, - требовательно сказал я.
	Тэкк швырнул их в мою сторону, и я обулся. Он стоял перед нами
почти голый, на нем были только грязные мятые трусы. Он был самым
тощим человеком, какого мне когда-либо приходилось видеть. У него
был невероятно впалый живот, казалось, прилипший к позвоночнику.
Все его ребра можно было без труда пересчитать. А ноги и руки были
похожи на обтянутые кожей палки.
	Я наклонился, чтобы поднять ремень с ножнами для меча, а затем
обернул его вокруг талии. Вытащив меч, я с опаской рассмотрел его. Это
было тяжелое, неудобное оружие, тронутое кое-где ржавчиной и не
особенно острое. Я ввел меч обратно в ножны и, подняв щит, закрепил
его у себя на руке.
	- Удачи, Майк, - сказала Сара.
	- Благодарю, - ответил я. Но я не испытывал чувства
благодарности. Этот паршивый идиот сначала влез не в свое дело, все
испортил, а теперь мне приходится браться за грязную работу. Глубоко в
душе, что было особенно печально, я отнюдь не был уверен, что
впрягаюсь в упряжку, которую смогу потянуть.
	Я взобрался на Пэйнта. Как только он развернулся и уже готов
был рвануться с места, Тэкк вдруг подбежал и, загородив мне путь,
протянул куклу, видимо, предлагая ее взять.
	Я сделал выпад ногой и ударил его по руке. Кукла, выбитая из его
ладони, полетела в сторону, упав рядом с тропой.
	Пэйнт, окончательно развернувшись, ныряя, побежал вниз с
холма. Кентавры находились на прежнем месте. Я опасался, что
столкнусь с ними, когда они будут подниматься по тропе в поисках
Тэкка.
	При моем появлении стадо разразилось оскорбительным ржанием.
Мы выехали на плато, где собрались кентавры, и Пэйнт поскакал к ним
резвым аллюром. Один из кентавров выбежал нам навстречу, и Пэйнт,
приблизившись, остановился напротив него.
	У кентавра был точно такой же, как у меня, щит, а ремень, на
котором висел меч, был перекинут через плечо.
	- Ты возвратился, - сказал он. - А мы думали, что ты уже не
появишься.
	- Я и сейчас пришел с мирными намерениями. Неужели нет
другого способа договориться?
	- Мир - это трусость.
	- Вы настаиваете? - спросил я.
	- Да, - ответил он, - другого честного способа нет.
	Он явно издевался надо мной.
	- Если мы заговорили о чести, - продолжал я, - могу ли я быть
уверен, что после того, как убью тебя, я действительно получу шар?
	- Ты говоришь, что убьешь меня, как будто для тебя это раз
плюнуть.
	- Кто-то из нас должен умереть, - заметил я.
	- Верно, - усмехнулся он, - и это будешь ты.
	- Но, если предположить, что ты ошибаешься, - настаивал я, - как
быть с шаром?
	- Если случится невероятное и ты останешься жив, - сказал он, -
тебе его принесут.
	- И мне позволят спокойно уйти?
	- Ты оскорбляешь меня, - холодно заявил он. - И ты оскорбляешь
мое племя.
	- Я никогда здесь не был, - возразил я. - И не знаю обычаев твоего
племени.
	- Мы - честные, - сказал он сквозь зубы.
	- В таком случае, - предложил я, - приступим к делу.
	- Нужно соблюдать правила, - сказал он. - Каждый из нас должен
отъехать назад и встать лицом друг к другу. Ты видишь вымпел на
шесте?
	Я кивнул. Кто-то в толпе кентавров держал в руках шест с
привязанным к его концу обрывком замызганной тряпки.
	- Когда вымпел опустят, - объяснил он, - начнется бой.
	Я снова кивнул и пришпорил Пэйнта пятками, понуждая его
развернуться. Я отъехал на несколько шагов и повернул Пэйнта мордой
в сторону своего противника. Кентавр тоже развернулся.
	Теперь мы стояли друг против друга, как рыцари перед
поединком. Шест с грязной тряпкой был все еще поднят вверх. Кентавр
обнажил свой меч, я последовал его примеру.
	- Ну что, Пэйнт, старая кляча, - сказал я, - здорово мы влипли!
	- Высокочтимый сэр, - ответил мне Пэйнт, - в этой ситуации я
постараюсь сделать все от меня зависящее.
	Шест с тряпкой опустился. Мы ринулись вперед одновременно.
	Пэйнт набрал полную скорость уже после двух качков на своих
полозьях, а кентавр с грохотом надвигался на нас, вырывая копытами из
земли большие куски дерна и далеко отбрасывая их назад. Свой меч он
держал острием вверх, а щитом прикрывал голову. Как только мы
сблизились, кентавр издал душераздирающий боевой клич, уже одного
этого звука было достаточно, чтобы кровь застыла в моих жилах.
	С момента падения вымпела не прошло и двух секунд (конечно,
если действительно минуло две секунды, как мне показалось) а я уже
очутился нос к носу с кентавром. За эти секунды в моем лихорадочно
заработавшем мозгу прокрутилась по меньшей мере дюжина коварных
уловок, с помощью которых я должен был перехитрить своего
противника, и так же мгновенно все эти уловки были мною отвергнуты.
В последний миг перед столкновением я понял, что ничего не смогу ему
противопоставить, кроме одного: сначала отразить удар его меча
щитом, а потом постараться любым способом нанести ответный удар.
	Мой мозг разом откинул все беспорядочно роившиеся в нем идеи и
замыслы и превратился в волевую и бесстрастную вычислительную
машину. Мой разум воплощал теперь беспощадную жестокость, и это
было именно то состояние, без которого нельзя в такой момент
обойтись. Или я сразу же прикончу его, или погибну сам. Удастся ли мне
справиться с кентавром, зависело только от удачи, так как у меня не
было ни навыков обращения с мечом, ни времени, чтобы ими овладеть.
	Я видел, как он обрушивает на меня свой меч хорошо
отработанным, размашистым ударом, и я также знал, что мой меч
направлен в его голову со всей силой, которую я мог вложить в свою
руку. Его глаза, почти утопавшие в густой бороде, были прищурены, их
выражение представляло сплав самоуверенности и сосредоточенности.
	Ведь он считал меня игрушкой в своих руках. Он знал, что у меня
нет ни единого шанса. Наблюдая за мной, он должен был сделать вывод,
что я не умею обращаться с мечом и, соперничая с ним, нахожусь в
совершенно безнадежном положении.
	Его меч обрушился на край моего щита с такой силой, что моя
левая рука тут же онемела. Отраженный клинок просвистел у моего
плеча. И вдруг сразу же после удара кентавр как-то судорожно дернулся,
отступая и заваливаясь назад. Его взгляд остекленел, а рука, держащая
щит, оказалась в стороне, и здесь лезвие моего меча со всего размаха
опустилось прямо на его голову и вошло в череп, разрубив его на две
части до самой шеи.
	И вот как раз в то мгновение, когда мой клинок еще не коснулся
кентавра, а его взгляд только начал терять ясность и рука, держащая
щит, оказалась в стороне, я увидел черное отверстие точно на линии
между его глазами, посредине лба. Но я видел его только долю секунды,
так как в следующий миг мой меч прошел через него. Словно это
отверстие было специально нанесено чьей-то невидимой рукой, чтобы
послужить ориентиром для моего удара.



	16.

	Мозговой блок робота был испещрен зазубринами и вмятинами.
Кентавры нашли ему весьма своеобразное применение.
	Я передал его Саре.
	- На, бери, - промолвил я. - Ради этого стоило рискнуть жизнью.
	После моих слов она чуть не задохнулась от негодования.
	- Никакого риска не было, - закричала она. - Я стреляю так, что
пуля попадает именно в то место, в которое я целюсь. Или я
промахнулась?
	- Нет, ты сработала отлично, - пробурчал я, все еще переводя дух
после схватки. - Но стоило только взять на два фута в сторону...
	- Это исключено, - вскипела она. - Я прицелилась точно...
	- Да, да! Я знаю, - перебил я. - Точно в середину его лба.
	Я слез с Пэйнта и сбросил с себя рясу. Тэкк лежал, скрючившись, у
ствола уродливого низкорослого дерева. Я швырнул ему рясу.
	- Где мои брюки? - спросил я.
	- Здесь, - указала Сара. - Я их подобрала и сложила.
	Я поднял брюки и, встряхнув, начал залезать в них.
	Сара вертела мозг в руках, рассматривая повреждения.
	- Что с ним произошло? - с недоумением спросила она. - Для чего
они его использовали?
	- Интересно, как ты думаешь, что можно ожидать от банды
варваров, помешанных на игре в поло, когда им попадает в руки такая
штука?
	- Ты имеешь в виду, что он служил им мячом для игры? -
продолжала недоумевать Сара.
	Я утвердительно кивнул.
	- Теперь им придется вернуться к мячам, выдолбленным из камня.
Представляю, как их это огорчило.
	Свистун спустился к нам со склона, откуда мы недавно наблюдали
за кентаврами.
	- Сработал превосходно, Майк, - протрубил он. - Покончить с ним
всего лишь одним ударом, имея оружие, которым раньше никогда не
пользовался...
	- Уж кто превосходно сработал, так это мисс Фостер, сказал я. -
Это она подстрелила птичку для меня.
	- Не важно, чья заслуга, - заметил Свистун. - Главное дело сделано,
а играющие лошадки эвакуируются.
	- Ты хочешь сказать, что они уходят?
	- Строятся для марша.
	Я взобрался на вершину холма и увидел, что кентавры
действительно образовали неровную колонну и направились на запад.
	Их уход принес мне величайшее облегчение. Несмотря на все их
благородство (а оно было доказано хотя бы тем, что они вернули
мозговой блок), я все же чувствовал себя крайне неуютно, когда они
находились поблизости.
	Обернувшись, я заметил, что Тэкк и Сара откопали тело Роско из-
под фляг с водой и теперь открывали его череп, чтобы поместить в него
мозг.
	- Как ты думаешь, он не поврежден, - спросила Сара, - после того,
как его столь нещадно лупили? Только посмотри на эти вмятины!
	Я отрицательно покачал головой. Если бы я имел понятие.
	- Ведь он наверняка не так уж много знал, - с надеждой в голосе
утешала себя Сара. - Нам не так уж много нужно от него. Ему
достаточно ответить всего лишь на несколько простых вопросов.
	Тэкк протянул руку за мозгом, и Сара передала блок ему.
	- Ты хоть знаешь, что с ним делать? - спросил я.
	- Думаю, что знаю, - ответил он. - Здесь есть пазы. Мозг нужно
вдвинуть в череп как раз по ним.
	Он вставил блок и задвинул его ладонью в глубь черепа.
	Затем захлопнул черепную крышку.
	Роско зашевелился. Он был прислонен нами к земляной насыпи, а
теперь он выпрямился, оторвавшись от опоры и стараясь встать на ноги.
Он вертел головой из стороны в сторону, поочередно рассматривая
каждого из нас. Его руки двигались очень осторожно, словно он
проверял их.
	Наконец он медленно заговорил, постепенно повышая голос:
	- Иногда, - промолвил он, - никогда, всегда, навсегда, завсегда.
	Он замолчал и оглядел нас, как будто стараясь убедиться,
понимаем ли мы его. Когда ему стало очевидно, что до нас ничего не
дошло, он снова продекламировал, на этот раз торжественно и
размеренно, полагая, что теперь ему удастся избежать неправильного
понимания:
	- Шапка, тряпка, лапка, топка, лепка, репка, кошка, кепка.
	- Абсолютный пень, - вскричал я.
	- День, - откликнулся Роско.
	- Он рифмует, - догадалась Сара. - Все, на что он остался способен,
- это выступать в качестве словаря рифм. Ты предполагаешь, что он все
забыл? Неужели он ничего больше не знает?
	Я улыбнулся ей.
	- Почему бы тебе не узнать у него самого?
	- Роско, - спросила она, - ты помнишь хоть что-нибудь?
	- Позабудь, - отозвался он, - не вернуть, завернуть, как-нибудь,
долгий путь.
	- О, нет же, нет, - воскликнула Сара. - Ты помнишь своего хозяина?
	- Каина, - без всякого намека на издевку, просто и естественно
ответил Роско.
	- Роско, - решительно произнес я, - мы ищем Лоуренса Арлена
Найта. Тебе ясно?..
	- Грязно, - сказал Роско, - гласно, опасно...
	- Да будь ты неладен, трепач проклятый! - завопил я. - Мы его
ищем. Укажи хотя бы направление, где его искать, куда нам надо
смотреть.
	- Реветь, - проговорил Роско, - медведь, корпеть.
	Но, несмотря на то, что он болтал рифмованную белиберду, он
повернулся и, вытянув руку, указал пальцем вниз. Его рука с вытянутым
пальцем застыла, как дорожный указательный знак, дающий четкое
направление на север, дальше по тропе.



	17.

	Итак, мы отправились по тропе на север. Пустыня и каменистые
холмы остались позади, и теперь мы изо дня в день упорно поднимались
на высокое плато, открывающее путь к неуклонно уходящим вверх
горам. Они упирались в небо огромными, величественными кряжами,
которые по-пре