следовательность или, наоборот, попробуешь 
вырваться из рамок. А когда не знаешь результатов работы, нельзя угадать 
основную схему и нет опасности, что она свяжет твою мысль. 
	Мимо по улице покатил грузовик, в тишине јБерлогиЅ его 
громыхание показалось оглушительным. А когда он проехал, стало 
слышно, как о потолок бьется муха. Те, кто занимал отгороженный столик у 
входа, видно, ушли или по крайней мере замолчали. Я обернулся, поискал 
глазами Гранта - его не было. Тут я вспомнил, что с самого начала не 
увидел его в јБерлогеЅ. Что за чудеса, ведь я только что дал ему доллар! 
	- А где оно находится, это ваше заведение? - спросил я. 
	- В Гринбрайере, штат Миссисипи. Захудалый такой городишко. 
Вроде Милвила, пожалуй. Даже не город, а так, поселок - тишина, пылища, 
жарища. Ох, и жарища - прямо пекло! Но у нас в здании воздух 
кондиционированный. И вообще не дурно. 
	- Захудалый городишко, - повторил я. - Чудно что-то, неужели для 
вашего заведения не нашлось места получше. 
	- А это маскировка,- сказал Элф.- Чтоб не было лишнего шуму. И 
нам велено держать язык за зубами. Для секретной работы лучшего места 
не придумаешь. Никому и в голову не придет искать такую лабораторию в 
какой-то богом забытой дыре. 
	- Но ты ведь приезжий... 
	- Ну, ясно, потому меня туда и взяли. Они не хотят брать на работу 
много местных жителей. Считается, что у людей, которые выросли в одних 
и тех же условиях, и мысль работает почти одинаково. Так что там охотно 
берут приезжих. В этой лаборатории куча всякого пришлого народу. 
	- А раньше что было? 
	- Раньше? А, со мной-то. Чего только не было. Шатался по свету, 
валял дурака. Нигде подолгу не застревал. Поработаю недели две в одном 
месте, перекочую немного подальше - там месячишко поработаю. В общем 
плыл по воле волн. Бывало, когда оставался без гроша, а лучшего ничего не 
подворачивалось, так и с бетонщиками спину гнул, и посуду в ресторане 
мыл. Месяца два служил садовником в Луисвиле, у одного земельного туза. 
Был одно время сборщиком помидоров, но на такой работе живо с голоду 
подохнешь, пришлось двинуться дальше. Словом, чего только не 
перепробовал. А в Гринбрайере вот уже одиннадцатый месяц. 
	- Ну, это рано или поздно кончится. Соберут они там все данные, 
какие им требуются,- и крышка. 
	Элф кивнул. 
	- Да я и сам понимаю. А обидно! Лучшей работы у меня не было и 
не будет. Так что ж, Брэд? Поедешь со мной? 
	- Надо подумать,- отвечал я.- А ты не можешь тут задержаться не 
на день-два, а немного подольше? 
	- Пожалуй, это можно,- сказал Элф.- Отпуск у меня на две недели. 
	- Съездим на рыбалку, хочешь? 
	- Отлично! 
	- Тогда давай завтра утром и отправимся, ладно? Двинем на 
недельку на север. Там, думаю, сейчас прохладно. Я прихвачу палатку и 
всякую походную снасть. Поищем такое местечко, где водится лупоглаз. 
	- Здорово придумано! 
	- Поедем на моей машине. 
	- А я куплю бензин,- предложил Элф. 
	- Что ж, купи,- сказал я. - Мои финансы такие, что спорить не 
стану. 
 
 
 
	3. 
 
	Если бы не фасад с колоннами да не плоская крыша, обнесенная 
ослепительно белой балюстрадой, дом Шервудов был бы очень 
обыкновенным и даже унылым. А ведь когда-то я воображал, что это 
самый красивый дом на свете. Но уже лет шесть, а то и семь прошло с тех 
пор, как я был здесь в последний раз. 
	Я остановил машину, вылез и постоял минуту, глядя на дом. Еще 
не совсем мерклось, четыре высокие колонны чуть поблескивали в 
последних отсветах угасающего дня. С этой стороны все окна были темные, 
но я видел, что где-то в задних комнатах горит огонь. 
	Я поднялся по отлогим ступеням, пересек веранду. Ощупью 
отыскал и нажал кнопку звонка. 
	В прихожей раздались торопливые женские шаги. Наверно, миссис 
Флаэрти, подумал я, экономка. Она ведет здесь хозяйство с тех самых пор, 
как миссис Шервуд ушла из этого дома и не вернулась. 
	Но мне открыла не миссис Флаэрти. 
	Дверь распахнулась - и вот она стоит на пороге, уже совсем 
взрослая, уверенная в себе и еще красивее, чем прежде. 
	- Нэнси! - вырвалось у меня. - Да ведь это Нэнси! 
	Совсем не те слова, что нужно, но у меня не было времени 
подумать. 
	- Ну да, Нэнси. Что тут такого удивительного? 
	- Я думал, тебя здесь нет. Когда ты вернулась? 
	- Только вчера,- сказала она. 
	Мне показалось, она меня не узнала. Но понимает, что это кто-то 
знакомый. И пытается вспомнить. 
	- Чего же мы тут стоим, Брэд, - сказала она (стало быть, узнала!).- 
Входи. 
	Я переступил порог, она закрыла дверь, и вот мы стоим в 
полутемной прихожей и смотрим друг на друга. 
	Она протянута руку и коснулась отворота моей куртки. 
	- Мы так долго не виделись, Брэд. Как ты живешь? 
	- Прекрасно,- сказал я.- Превосходно. 
	- Говорят, тут почти никого не осталось. Почти никого из нашей 
компании. 
	Я покачал головой. 
	- Ты говоришь так, будто рада, что вернулась. 
	Она засмеялась-легко, мимолетно: 
	- Ну, конечно, рада! 
	Смех был совсем прежний: так свойственная ей мгновенная 
вспышка искрометной веселости. 
	Послышались шаги. 
	- Нэнси, - окликнул чей-то голос,- кто там пришел? Малыш 
Картер? 
	- Разве ты пришел к папе? - спросила Нэнси. 
	- Я к нему ненадолго,- сказал я.- Потом еще поговорим? 
	- Да, конечно. Нам есть о чем поговорить. 
	- Нэнси! 
	- Да, папа. 
	- Иду! - отозвался я. 
	И пошел к темной фигуре в дальнем конце прихожей. Шервуд 
распахнул дверь комнаты, повернул выключатель. 
	Я вошел, и он затворил за мною дверь. 
	Он был высок ростом, плечи очень широкие, изящно вылепленная 
голова, аккуратно, почти щегольски подстриженные усы. 
	- Мистер Шервуд,- сказал я со злостью, - я не малыш Картер. Я 
Брэдшоу Картер. Для друзей - Брэд. 
	Злиться было довольно глупо, да, наверно, и не из-за чего. Но уж 
очень он меня взбесил там, в прихожей. 
	- Извини, Брэд,- сказал он теперь.- Никак не укладывается в голове, 
что все вы уже взрослые - и Нэнси, и ребятишки, с которыми она дружила. 
	Он прошел через комнату к письменному столу у стены. Достал из 
ящика пухлый конверт, выложил на стол. 
	- Это тебе. 
	- Мне? 
	- Ну да. Я думал, ты знаешь. 
	Я покачал головой; в этой комнате мне отчего-то стало не по себе, 
почти жутко. Мрачная комната, по двум стенам сплошь книжные полки, в 
третьей - наглухо завешенные окна и между ними мраморный камин. 
	- Так вот, это тебе,- повторил Шервуд.- Бери, чего же ты? 
	Я подошел к столу и взял конверт. Он был не запечатан, я открыл 
его. Внутри оказалась толстая пачка денег. 
	- Полторы тысячи долларов,- сказал Джералд Шервуд.- Как будто, 
должно быть именно полторы. 
	- В первый раз слышу про какие-то полторы тысячи. Мне только 
сказали по телефону, чтобы я с вами побеседовал. 
	Он поморщился и посмотрел на меня очень внимательно, словно 
бы даже недоверчиво. 
	- Вот по такому же телефону,- прибавил я и показал на аппарат у 
него на столе. 
	Шервуд устало кивнул. 
	- Понятно. А давно у тебя появился такой телефон? 
	- Только сегодня. Эд Адлер пришел и снял мой прежний телефон, 
обыкновенный, потому что мне нечем платить. Я пошел пройтись, хотел 
немного собраться с мыслями, а когда вернулся, вдруг зазвонил вот такой 
телефон. 
	Движением руки Шервуд остановил меня. 
	- Возьми конверт,- сказал он.- Положи в карман. Это не мои 
деньги. Они твои. 
	Но я положил конверт на стол. Мне позарез нужны были полторы 
тысячи. Позарез нужны были любые деньги, откуда бы они ни свалились. 
Но этот конверт я взять не мог. Сам не знаю почему. 
	- Ладно,- сказал Шервуд.- Садись. 
	Я опустился на стул, стоявший боком у стола. Шервуд открыл ящик 
с сигарами. 
	- Хочешь? 
	- Я не курю. 
	- Может, выпьешь чего-нибудь? 
	- Выпить я не прочь. 
	- Бурбон? 
	- Отлично. 
	Он подошел к шкафчику стоящему в углу, опустил в бокалы лед. 
	- Как тебе разбавить, Брэд? 
	- Хватит и льда. 
	Шервуд усмехнулся: 
	- Сразу видно понимающего человека. 
	Я сидел и смотрел на книжные полки, протянувшиеся вдоль двух 
стен кабинета от пола и до самого потолка. Тут было немало каких-то 
многотомных собраний и комплектов, почти все, насколько я мог 
разглядеть, в дорогих переплетах. 
	Наверно, это очень здорово - быть не то что богачом, но человеком 
с достатком, не маяться и не раздумывать, если тебе понадобилась какая-то 
мелочь, не выгадывать каждый грош, а спокойно взять и купить, что 
хочешь. Жить в таком вот доме, с книгами по стенам, с тяжелыми 
занавесями на окнах, и чтобы, когда хочется выпить, было из чего выбрать 
и не приходилось держать единственную бутылку дрянного виски в кухне 
на полке... 
	Шервуд подал мне бокал, обогнул стол и снова опустился в кресло. 
С жадностью отпил несколько глотков и отставил бокал. 
	- Брэд,- начал он,- много ли тебе известно? 
	- Ровным счетом ничего. Только то, что я вам уже сказал. Я 
говорил с кем-то по телефону. И мне предложили работу. 
	- Ты согласился? 
	- Нет,- сказал я.- Пока нет, но, может, и соглашусь. Мне не худо бы 
найти работу. Но то, что они предлагали,- не знаю, кто они такие,- звучит 
довольно бессмысленно. 
	- Они? 
	- Ну, не знаю - либо их было трое, либо там кто-то один три раза 
менял голос. Конечно, это очень странно, но, по-моему, один и тот же 
человек говорил на разные голоса. 
	Шервуд опять жадно глотнул виски. Поднял бокал, посмотрел на 
свет и, кажется, очень удивился, что там уже только на донышке. Тяжело 
поднялся и пошел за бутылкой. Налил себе, чуть расплескав, потом 
протянул мне бутылку. 
	Я еще не начинал, - сказал я. 
	Он поставил бутылку на стол и опять сел. 
	- Ладно, - сказал он.- Вот ты пришел и мы побеседовали. Все в 
порядке. Соглашайся на эту работу. Бери свои деньги и ступай. Нэнси, 
верно, тебя заждалась. Своди ее в кино или еще куда-нибудь. 
	- И это все? 
	- Все. 
	- Значит, вы раздумали, - сказал я. 
	- Раздумал? 
	- Вы хотели мне что-то сказать. А потом передумали. 
	Шервуд холодно, в упор посмотрел на меня. 
	- Вероятно, ты прав. Но это все равно. 
	- А мне не все равно. Я ведь вижу, вы чего-то боитесь. 
	Я ждал, что он обозлится. Кому приятно, когда тебя назовут 
трусом. 
	Но он не обозлился. И даже не поморщился, сидел как каменный. 
Потом сказал: 
	- Пей же, черт подери. Смотреть на тебя тошно, сидит тут - и ни с 
места! 
	Я отхлебнул глоток виски: я соврем забыл про свой бокал. 
	- Вероятно, ты вообразил себе всякие небылицы. И, конечно, 
подозреваешь, что я ввязался в какие-то темные дела. 
	Вряд ли ты мне поверишь, но представь, я и сам не знаю, в какие 
такие дела я ввязался. 
	- Да нет, я вам верю,- сказал я. 
	- Чего только я не натерпелся на своем веку,- сказал Шервуд. - Да 
разве я один. У каждого свои беды - не одно, так другое. На меня свалилось 
все сразу. Так тоже часто бывает. 
	Я покивал в знак согласия. 
	- Началось с того, что меня бросила жена. Это ты, конечно, знаешь. 
В ту пору, надо думать, все милвилские сплетники только об этом и 
говорили. 
	- Не помню,- сказал я.- Тогда я был еще мальчишкой. 
	- Да, верно. Скажу одно, оба мы вели себя вполне пристойно. Ни 
крику, ни скандалов, никакой грязи на суде. Всей этой мерзости мы 
постарались избежать. И сразу после развода - банкротство. В производстве 
сельскохозяйственных машин разразился кризис, и я боялся, что придется 
закрыть фабрику. Очень многие мелкие предприятия тогда прогорели. 
Держались по пятьдесят, по шестьдесят лет, приносили солидный доход, а 
тут лопнули. 
	Шервуд помолчал, словно выжидая, не скажу ли я чего-нибудь. А 
что было говорить? 
	Он налил себе еще виски и продолжал: 
	- Во многих отношениях я просто глуп. Я умею вести дело. Умею 
поддерживать фабрику на ходу, пока есть хоть какая-то надежда, пока 
можно из нее выжать хоть какие-то гроши. У меня, видно, есть хватка, есть 
способности. Но и только. За всю жизнь я ни разу не додумался до чего-
нибудь нового, до чего-нибудь значительного. 
	Он подался вперед, крепко стиснул руки и оперся ими на стол. 
	- Я все ломаю голову,- сказал он.- Все пытаюсь понять, что же 
произошло? Почему именно со мной? Невозможно понять! Не должно это 
было со мной случиться, не такой я человек. Мне грозило разорение, и 
ничего я тут не мог поделать. В сущности, все это проще простого. Спрос на 
сельскохозяйственный инвентарь резко упал, на то были веские 
экономические причины. Крупным фирмам, у которых свои крупные 
магазины и вдоволь денег на рекламу, такая передряга не страшна. У них 
есть простор, они могут перестроиться, как-то извернуться, смягчить удар. 
А таким, как я, тесно, у нас нет в запасе ни лишних возможностей, ни 
лишних денег. Моему предприятию, как и многим другим, грозил крах. 
Пойми, мне совершенно не на что было надеяться. Я вел дело по старинке, 
по испытанным и проверенным канонам, как до меня мой дед и мой отец. А 
каноны эти говорят: если ты больше ничего не можешь продать, значит-все, 
крышка. Другие, может, исхитрились бы, нашли какой-то выход, а мне это 
не под силу. Делец я толковый, но у меня нет воображения. Мне не хватает 
новых идей. И вдруг, ни с того ни с сего, у меня начинают возникать новые 
идеи. Но они не мои. Как будто мне их внушает кто-то другой. 
	- Понимаешь,- продолжал он,- иногда бывает и так, что новая идея 
возникает мгновенно. Ни с того ни с сего. Словно бы на пустом месте. Ее 
никак не свяжешь с тем, что ты делал раньше, или читал, или слышал - 
ничего подобного! Но, наверно, если копнуть поглубже, можно докопаться 
до ее корней и проследить, откуда что взялось, только мало кто из нас 
обучен вот так докапываться. А главное, новая идея - это почти всегда 
только зернышко, отправной пункт. Может, она и хорошая. и ценная, но ее 
еще надо вынянчить. Надо ее развить. Обмозговать, повертеть и так и эдак, 
оглядеть со всех сторон, помучиться с нею, все сообразить и взвесить - и 
только тогда вылепишь из нее что-то полезное. 
	А с нынешними моими находками не так. Они выскакивают 
неизвестно откуда совсем готовенькие. Мне нечего додумывать. Хлоп - и 
все уже в голове, законченное, отшлифованное. заботиться больше не о 
чем. Бери и пользуйся. Просыпаюсь утром - а к моим услугам новое 
открытие, я знаю массу такого, о чем прежде и понятия не имел. Выйду 
пройтись, возвращаюсь - а в голове еще открытие. Они рождаются 
пачками. Сразу эдакий букет, будто кто посеял их у меня в мозгу, они 
полежали там немножко, созрели - и вот прорастают. 
	- И все это разные механические поделки? - спросил я. 
	Шервуд посмотрел на меня с любопытством: 
	- Вот именно, поделки. А что ты про них знаешь? 
	- Ничего. Знаю только, что, когда с сельскохозяйственными 
машинами стало худо, вы начали выпускать всякую техническую мелочь. А 
что именно - не слыхал. 
	Но он мне этого не объяснил. Он продолжал рассуждать о своих 
странных озарениях: 
	- Сначала я не понимал, что происходит. А потом открытия 
посыпались, как из мешка, и стало ясно: что-то тут не так. Маловероятно, 
чтобы я сам додумался хоть до одной такой новинки, а тут сразу целый 
фонтан. Скорее всего я вообще никогда бы ничего не придумал, у меня от 
природы нет воображения и никакой я не изобретатель. Ну, ладно, 
допустим, идейки две-три я еще мог бы родить, да и то вряд ли. А уж на 
большее меня нипочем бы не хватило. Словом, хочешь не хочешь, а 
пришлось себе сознаться, что мне помогает кто-то извне. 
	- Как же так? Кто? 
	- Не знаю. И по сей день не знаю. 
	- А идеями этими вы все-таки пользуетесь,- заметил я. 
	- Я человек трезвый, практический. Кое-кто, наверно, даже скажет 
- прожженный делец. Но подумай сам: предприятие лопнуло. И не просто 
мое предприятие, пойми, а родовое, его основал мой дед и я получил его от 
отца. Не просто мое дело, а дело, которое мне доверено. Это совсем не одно 
и то же. Когда идет прахом то, что ты построил сам,- ладно, перетерпишь: 
мол, на первых порах мне все-таки повезло, начну все сызнова, глядишь, и 
еще раз повезет. А когда фирма перешла к тебе по наследству, тут совсем 
другое. Во-первых, позор. А во-вторых, нет уверенности, что сумеешь все 
поправить. Ведь не ты положил начало, первый успех не твой. Ты пришел 
на готовенькое. И еще вопрос, способен ли ты сам добиться успеха, 
восстановить то, что разрушено. В сущности, тебе всю жизнь внушалось 
обратное. 
	Шервуд умолк; в тишине я услышал где- то позади негромкое 
тиканье, но часов не видел и не поддался искушению обернуться. И 
чувствовал, если поверну голову или хотя бы шелохнусь, что-то незримое в 
комнате разобьется вдребезги. Будто в посудной лавке, где полным-полно 
стекла и фарфора и все держится на честном слове: страшно вздохнуть, не 
дай бог, стронется что-нибудь одно - и все рухнет. 
	- А ты бы как поступил на моем месте? - спросил Шервуд. 
	- Цеплялся бы за что попало,- сказал я. 
	- Вот я и уцепился. С отчаяния. Выхода-то не было. фабрика, дом, 
Нэнси, честное имя - все поставлено на карту! И я ухватился за эти самые 
идеи, записал их, собрал своих инженеров, конструкторов, чертежников - и 
мы взялись за работу. Понятно, всю заслугу приписали мне. Тут я ничего не 
мог поделать. Не мог я им объяснить, что не я все это выдумал. И, знаешь, 
может, оно тебе и странно покажется, но это-то и есть самое тяжкое: что 
поневоле пользуешься почетом и уважением за то, чего не делал. 
	- Значит, так,- сказал я.- Родовая фирма спасена и все прекрасно. 
На вашем месте я не стал бы особенно терзаться и каяться. 
	- Но ведь этому нет конца,- сказал Шервуд.- Будь оно все позади, я 
бы выкинул это из головы. Если б мне вдруг помогли избежать разорениях 
- ну, ладно. Но конца-то не видно. Как будто я раздвоился, что ли: есть 
обыкновенный, всем известный Джералд Шервуд, который сидит вот за 
этим самым столом, а есть еще какой-то другой, и он думает за меня. Все 
время на ум приходит что-то новое, иногда только диву даешься, до чего 
здорово, а иногда кажется - ну чистейшая бессмыслица! Будто из другого 
мира, серьезно тебе говорю, у нас такого быть не может. Вещи, которым 
нет на Земле никакого подобия и соответствия, вещи ни с чем не 
сообразные. Догадываешься, что в них скрыты какие-то возможности, 
прямо на ощупь чуешь: есть в этом что-то очень важное, значительное,- а 
как их применить, непонятно. 
	И тут не только идеи, изобретения, тут еще и знание. Вдруг 
оказывается я знаю такое, о чем никогда и не подозревал. Какие- то 
взрывы, откровения. Никогда этим не интересовался, даже не задумывался. 
Или такое, что наверняка вообще никому на свете не известно. Как будто 
кто-то взял самые разные факты и сведения, сгреб в одну кучу клочки, 
обрывки - вперемешку, беж разбору - и запихал мне в башку. 
	Он потянулся за бутылкой, налил себе еще виски. Ткнул 
горлышком в мою сторону, и я тоже подставил бокал. Шервуд налил мне до 
краев. 
	- Пей,- сказал он. - Сам тянул меня за язык, так слушай. Завтра я, 
верно, стану ломать голову - чего ради я тебе все это выложил. Ну да ладно. 
	- Если вы не хотите рассказывать... Если вам кажется, что я сую 
нос, куда не просят... 
	Шервуд отмахнулся: 
	- Ладно, не нравится - не слушай. На, бери свои полторы тысячи. 
	Я покачал головой: 
	- Нет уж. Сперва объясните, откуда они взялись и почему вы мне 
их даете. 
	- Деньги не мои. Я только посредник. Мне их поручили. 
	- Кто? Ваш двойник? 
	Шервуд кивнул: 
	- Правильно. Как ты догадался? 
	Я показал на телефон без диска. Шервуд поморщился. 
	- Ни разу не пользовался этой штукой. Вот ты, говоришь, нашел 
такой же у себя в конторе, а я и не знал, что у кого-то еще такие есть. Я их 
выпускаю сотнями... 
	- Вы?! 
	- Ну, ясно. Только не для себя. Для этого двойника. А впрочем 
(Шервуд подался ко мне через стол, доверительно понизил голос)... я 
начинаю подозревать, что никакой это не двойник. 
	- Тогда что же это? 
	Он снова медленно откинулся на спинку кресла. 
	- А черт его знает. Раньше я думал да гадал, ломал голову, покоя не 
находил - и все равно понять ничего не мог. А теперь мне плевать. Может, 
есть и еще такие, как я. Может, я не один... все-та