о и солнечный свет, и все стало хорошо. Ну, не совсем 
хорошо, но хотя бы так, как было прежде. Улица передо мною лежала такая 
же, как всегда. Разве что прибавилось несколько машин у обочины, 
бродячий пес исчез да Шкалик подпирал теперь другую стену. От кабачка 
јВеселая берлогаЅ он перекочевал к моей конторе. 
	Вернее сказать, к моей бывшей конторе. Потому что теперь я знал: 
ждать больше нечего. С таким же успехом можно хоть сейчас забрать из 
ящиков стола все бумаги, запереть дверь и снести ключ в банк. Дэниел 
Виллоуби, разумеется, будет весьма холоден и высокомерен... ну и черт с 
ним. Да, конечно, я задолжал ему арендную плату, мне нечем уплатить, и 
он, надо думать, обозлится, но у него и кроме меня полгорода в долгу, а 
денег ни у кого нет и едва ли будут. Он сам этого добивался - и добился, 
чего хотел, а теперь злится на всех. Нет уж, пускай лучше я останусь 
жалким неудачником, чем быть таким, как Дэн Виллоуби, изо дня в день 
ходить по улицам и чувствовать, что каждый встречный ненавидит тебя и 
презирает и не считает человеком. 
	Будь все, как обычно, я не прочь бы постоять и поболтать немного 
со Шкаликом Грантом. Хоть он и первый лодырь в Милвиле, а все равно он 
мне друг. Он всегда рад за компанию пойти порыбачить, знает, где лучше 
клюет, и вы даже не представляете, как интересно его послушать. Но теперь 
мне было не до разговоров. 
	- Эй, Брэд,- сказал Шкалик, когда я с ним поравнялся.- У тебя, 
часом, доллара не найдется? 
	Я поразился. Грант уже давным-давно не пробовал поживиться за 
мой счет, с чего это ему вдруг вздумалось? Правда, он пьяница, лодырь и 
попрошайка, но при этом настоящий джентльмен и необычайно деликатен. 
Никогда он не станет выпрашивать подачку у того, кто и сам еле сводит 
концы с концами. У Шкалика редкостное чутье, он точно знает, когда и как 
закинуть удочку, чтоб не нарваться на отказ. 
	Я сунул руку в карман, там была тоненькая пачка бумажек и 
немного мелочи. Я вытащил пачку и протянул Гранту доллар. 
	- Спасибо, Брэд, - сказал он. - Мне весь день нечем было горло 
промочить. 
	Сунул доллар в карман обвисшей, латанной-перелатанной куртки и 
торопливо заковылял через улицу в кабачок. 
	Я повернул ключ, вошел в контору, затворил за собой дверь, и тут 
раздался телефонный звонок. 
	Я стал столбом и как дурак уставился на телефон. 
	А он все звонил и звонил,так что я подошел и снял трубку. 
	- Мистер Брэдшоу Картер? - осведомился нежнейший, 
очаровательнейший голосок. 
	- Он самый,- сказал я.- Чем могу служить? 
	Я мигом понял, что это не может быть никто из здешних: в 
Милвиле все звали меня просто Брэд. И потом, ни у одной моей знакомой 
даже нот таких нету в голосе. Этот голосок вкрадчиво мурлыкал, будто 
красотка с экрана телевизора читала рекламное объявление про мыло или 
крем для лица, и в то же время в нем слышался словно хрустальный звон - 
так должна бы говорить принцесса из сказки. 
	- Скажите, пожалуйста, мистер Брэдшоу Картер, это у вашего отца 
были теплицы? 
	- Совершенно верно. 
	- А вы теперь ими не занимаетесь? 
	- Нет,- сказал я,- не занимаюсь. 
	И тут голос переменился. Был нежный девичий голосок - и вдруг 
стал мужской, энергичный и деловитый. Будто трубку взял совсем другой 
человек. И однако, как это ни дико, я почему-то не сомневался, что 
собеседник у меня все тот же, переменился только голос. 
	- Насколько мы понимаем,- сказал этот новый голос,- вы сейчас 
свободны и могли бы выполнить для нас кое-какую работу. 
	- Да, пожалуй,- сказал я.- Но в чем дело? Почему вы заговорили 
другим голосом? И вообще кто это говорит? 
	Вопрос был преглупый: сомневался я там или не сомневался, а 
никто не может так внезапно и резко менять голос. Конечно же, со мной 
говорили два разных человека. 
	Но вопрос мой остался без ответа. 
	- Мы надеемся, что вы можете выступать от нашего имени,- 
продолжал голос.- Вас рекомендуют наилучшим образом. 
	- А в качестве кого я должен выступать? 
	- В качестве дипломата,- сказал голос.- Кажется, это самое точное 
определение. 
	- Но я не дипломат. Я этому не учился и не умею... 
	- Вы нас не поняли, мистер Картер. Совершенно не поняли. 
Видимо, нам следует кое-что разъяснить. Мы уже установили контакт со 
многими вашими земляками. И они оказывают нам различные услуги. 
Например, у нас есть чтецы... 
	- Чтецы? 
	- Именно. Те, кто для нас читает. Понимаете, они читают самые 
разные тексты. Из разных областей. Британская энциклопедия, 
Оксфордский словарь, всевозможные учебники и руководства. Литература 
и история, философия и экономика. И все это в высшей степени интересно. 
	- Но вы и сами можете все это прочитать. Зачем вам чтецы? Нужно 
только достать книги... 
	В трубке покорно вздохнули: 
	- Вы нас не поняли. Вы слишком спешите с выводами. 
	- Ну, ладно,- сказал я.- Я вас не понял. Пусть так. Чего же вы от 
меня хотите? Имейте в виду, читаю я прескверно и безо всякого выражения. 
	- Мы хотим, чтобы вы выступали от нашего имени. Прежде всего 
мы хотели бы с вами побеседовать, услышать, как вы оцениваете 
положение, а затем можно было бы... 
	Он говорил что-то еще, но а уже не слушал. Вдруг до меня дошло, 
что же тут неладно. То есть, конечно, это все время было у меня перед 
глазами, но как-то не доходило до сознания. И без того на меня свалилось 
слишком много неожиданностей: невесть откуда опять взявшийся телефон, 
хотя телефон у меня только что сняли, и внезапно меняющиеся голоса в 
трубке, и этот дикий, непонятный разговор... Мысль моя лихорадочно 
работала и не успевала охватить все в целом. 
	Но тут меня будто ударило - а ведь телефон какой-то не такой! - и я 
уже не разбирал слов, все слилось в невнятное жужжанье. Аппарат совсем 
не тот, что стоял час назад у меня на столе. У него нет диска и нет провода, 
который соединял бы его с розеткой на стене. 
	- Что такое? - закричал я.- Кто это говорит? Откуда вы звоните? 
	Тут послышался новый голос, не поймешь, женский или мужской, 
не деловитый и не вкрадчиво нежный, а странно безличный, словно бы 
чуточку насмешливый, но лишенный какой бы то ни было определенности. 
	- Напрасно вы так встревожились, мистер Картер,- произнес этот 
безличный голос.- Мы очень заботимся о тех, кто нам помогает. Мы умеем 
быть благодарными. Поверьте, мистер Картер, мы вам очень благодарны. 
	- За что?! 
	- Навестите Джералда Шервуда,- сказал безличный голос.- Мы 
побеседуем с ним о вас. 
	- Слушайте! - заорал я. - Я не понимаю, что происходит, но... 
	- Поговорите с Джералдом Шервудом,- повторил голос. 
	И телефон заглох. Как отрезало. Не было смутного гуденья, не 
ощущалось, что где-то там по проводам идет ток. Все глухо и пусто. 
	- Эй! - кричал я.- Эй, кто там! 
	Никакого ответа. 
	Я отвел трубку от уха и, не выпуская ее из рук, мучительно шарил в 
памяти. Этот голос, что говорил последним... словно бы он мне знаком. 
Где-то когда-то а его слышал. Но где? Когда? Не помню, хоть убей. 
	Я опустил трубку на рычаг и взял аппарат в руки. С виду самый 
обыкновенный телефон, но без диска и ни признака проводов и контактов. 
Я осмотрел его со всех сторон - ни фабричной марки, ни имени фабриканта, 
ни адреса фирмы не оказалось. 
	Только сегодня Эд Адлер снял у меня телефон. Он перерезал 
провода, и, когда я уходил из конторы, он стоял тут, держа аппарат на весу. 
	Когда я, возвратясь, услыхал звонок и увидел на столе телефон, в 
голове у меня мелькнуло не слишком логичное, но самое простое 
объяснение: почему то Эд не унес телефон и снова его подключил. Может 
быть, потому, что он мне друг; может, он готов ради меня не выполнить 
хозяйское распоряжение. Или, может, сам Престон передумал и решил дать 
мне небольшую отсрочку. А может быть, даже нашелся неведомый 
доброжелатель, который уплатил по счету, чтобы я не лишился телефона. 
	Но теперь я знал: все это чепуха. Потому что телефон у меня на 
столе - не тот, который сегодня отключил Эд. 
	Я опять снял трубку и поднес к уху. 
	И опять раздался деловитый мужской голос. Он не сказал - 
јслушаюЅ, не спросил, кто говорит. Он сказал: 
	- Очевидно, вы относитесь к нам с подозрением, мистер Картер. 
Мы прекрасно понимаем, что вы смущены и не доверяете нам. Мы вас не 
осуждаем, но при том, как вы сейчас настроены, продолжать разговор 
бесполезно. Побеседуйте сначала с мистером Шервудом, а потом 
возвращайтесь - и тогда поговорим. 
	И телефон снова заглох. На этот раз я не стал кричать в надежде, 
что голос снова отзовется. Я знал, это бесполезно. Опустил трубку на рычаг 
и отодвинул телефон. 
	Повидайте Джералда Шервуда, сказал голос, а после поговорим. 
Но при чем тут, спрашивается, Джералд Шервуд? 
	Невозможно поверить, чтобы Джералд Шервуд был причастен к 
этой странной истории, не такой он человек. 
	Отец Нэнси Шервуд, в некотором роде промышленник, был 
коренной милвилец и жил на краю города, на вершине холма, в старом 
прадедовском доме. Не в пример всем нам, он не ограничивал свою жизнь 
рамками Милвила. Ему принадлежала фабрика в Элморе - до Элмора от 
нас миль пятьдесят и там чуть ли не сорок тысяч жителей. Фабрика 
досталась Джералду от его отца и когда-то выпускала 
сельскохозяйственные машины. Но несколько лет назад разразился крах, 
сельскохозяйственные машины стали никому не нужны, и Шервуд занялся 
всевозможной технической мелочью. Какие там штучки и приспособления 
выпускала его фабрика, я понятия не имел: семейство Шервуд меня не 
слишком занимало, если не считать той поры, когда я кончал школу и 
всерьез увлекся дочерью Джералда. 
	Джералд Шервуд был человек солидный, состоятельный, в городе 
его уважали. Но деньги свои он, как и отец его, наживал не в Милвиле, а на 
стороне, притом Шервуды были если и не по-настоящему богаты, то все же 
люди с достатком, а мы, остальные, бедны как церковные мыши, и потому 
их всегда считали отчасти чужаками. У них были еще и какие-то другие 
интересы, не те, что у нас, мы, жители Милвила, куда теснее связаны 
между собой. И Шервуды держались немного особняком - не по своей воле, 
но потому, что мы сами их сторонились. 
	Так что же мне делать? Нагрянуть к Шервудам и разыгрывать 
дурачка? Ввалиться без приглашения и спросить, что ему известно о 
сумасшедшем телефоне без проводов? 
	Я взглянул на часы - еще только четыре. Даже если идти к 
Шервуду, то не сейчас, а под вечер. Уж наверно, он возвращается из 
Элмора часам к шести, не раньше. 
	Я выдвинул ящик письменного стола и стал собирать свои 
пожитки. Потом сунул все назад и задвинул ящик. Контору пока закрывать 
нельзя, попозже вечером я должен буду вернуться, мне ведь надо еще 
поговорить с незнакомцем (или незнакомцами?) по этому, с позволения 
сказать, телефону. Когда стемнеет, я могу, если захочу, забрать аппарат и 
унести его домой. Но не идти же по Милвилу с телефоном под мышкой 
средь бела дня! 
	Я вышел, запер дверь и зашагал по улице. И в растерянности 
остановился на первом же углу, пытаясь собраться с мыслями. Конечно, 
можно пойти домой, но очень это мне не по душе. Словно я удираю и ищу, 
куда бы зарыться. Можно пойти в муниципалитет, там, верно, найдется, с 
кем перемолвиться словом. Хотя вполне возможно, что я застану там 
одного только Хайрама Мартина, полицейского. Хайрам пристанет, чтобы я 
играл с ним в шашки, а мне сейчас не до шашек. Притом он не умеет вести 
себя прилично, когда проигрывает, и ему волей-неволей поддаешься, лишь 
бы не бесился. 
	Мы с Хайрамом спокон веку не ладили. В школе он был первый 
задира и хулиган, мы вечно дрались. Он был куда сильнее, мне порядком 
доставалось, но ни разу он не добился, чтоб я запросил пощады, и потому 
меня терпеть не мог. Вот если раза два в год позволишь Хайраму себя 
поколотить и признаешь себя побежденным, тогда он соизволит зачислить 
тебя в друзья. Очень может быть, что я застану там сейчас еще и Хигмена 
Морриса, а разговаривать с ним в такой день свыше моих сил. Хигги - мэр 
нашего города, столп общества и опора церкви, член школьного 
попечительского совета, член правления банка, чванливый болван и 
ничтожество. Даже в лучшие мои времена я плохо переваривал Хигги и как 
мог его избегал. 
	Можно еще пойти в редакцию нашей јТрибюнЅ и провести часок 
с ее редактором Джо Эвансом, время у него найдется, ведь газета вышла 
только нынче утром. Но Джо станет рассуждать о высокой политике в 
масштабах нашего округа, о том, что пора наконец соорудить бассейн для 
плавания, и о прочих столь же злободневных и животрепещущих вопросах, 
а мне что-то не до них. 
	Пойду-ка я в јВеселую берлогуЅ, решил я, заберусь в угол за 
перегородкой в глубине, посижу подольше над кружкой пива - постараюсь 
убить время и о думать, как и что. Я не пьяница. При моих доходах не 
разгуляешься, но кружка-другая пива меня не разорит, а в иные минуты от 
глотка пива куда как легче становится на душе. Время раннее, народу 
скорее всего еще немного, смогу побыть один. Там сейчас почти наверняка 
пропивает мой доллар Шкалик Грант. Но Грант - джентльмен, и он всегда 
все понимает. Если увидит, что мне компания ни к чему, даже не подойдет. 
	В јБерлогеЅ было темно и прохладно, после ярко освещенной 
солнцем улицы пришлось двигаться почти ощупью. Угол в глубине за 
перегородкой был свободен, и я сел за столик. Посетителей - никого, занят 
еще только один отгороженный столик у самого входа. 
	Из-за стойки навстречу мне вышла Мэй Хаттон. 
	- А, Брэд! Редкий гость! 
	- А ты что же, заменяешь Чарли? - спросил я. 
	Чарли - это ее отец, хозяин "Веселой берлогиЅ. 
	- Он прилег вздремнуть,- объяснила Мэй.- В эту пору много народу 
не бывает. Я и одна управлюсь. 
	- Пива можно? 
	- Ну, конечно. Большую кружку или маленькую? 
	- Давай большую,- сказал я. 
	Она подала мне пиво и вернулась за стойку. јБерлогаЅ - местечко 
мирное, отдохновенное - никакой изысканности и, пожалуй, грязновато, 
зато отдыхаешь. В окна врывался яркий солнечный свет, но быстро 
выцветал, словно растворялся в сумерках, затаившихся в глубине. 
	Рядом за перегородкой поднялся человек. Я не заметил его, когда 
вошел. Вероятно, он сидел в самом углу, у стены. С недопитой кружкой в 
руке он обернулся и уставился на меня. Потом шагнул раз-другой и 
остановился у моего столика. Я поднял голову, но его лицо показалось мне 
незнакомым. Да и глаза мои еще не освоились с полутьмой јБерлогиЅ. 
	- Брэд Картер? Да неужто Брэд Картер? 
	- А почему бы и нет? - сказал я. 
	Он поставил кружку и сел напротив меня. И тут я узнал эти черты, 
в которых было что-то лисье. 
	- Элф Питерсон! - изумился я вслух. - Надо же, только час назад 
мы с Эдом Адлером тебя вспоминали. 
	Он протянул руку, я стиснул ее - я рад был его видеть, сам не знаю, 
отчего я так обрадовался этому выходцу из далекого прошлого! Он ответил 
сильным, крепким пожатием - явно тоже обрадовался мне. 
	- Боже милостивый! - сказал я.- Сколько же это времени прошло? 
	- Шесть лет. А то и побольше. 
	Мы сидели и смотрели друг на друга в неловком молчании, как 
бывает с давними приятелями после долгой разлуки: не знаешь, с чего 
начать, ищешь для разговора темы попроще, побезопаснее. 
	- Приехал погостить? - спросил я. 
	- Угу. В отпуск. 
	- Что ж сразу ко мне не зашел? 
	- Да я только часа три как приехал. 
	Странно, что ему тут делать, подумал я, ведь у него в Милвиле 
никого не осталось. Его семья уже несколько лет как переехала куда-то на 
восток. Питерсоны родом не здешние. Они провели в Милвиле всего лет 
пять, пока отец Элфа работал инженером на строительстве шоссе. 
	- Поживешь у меня,- сказал я.- Места сколько угодно. Я один. 
	- Да я остановился в мотеле, это немного западнее Милвила. 
Называется јСтоянка ДжонниЅ. 
	- Надо было прямо ко мне. 
	- Верно, да ведь я не знал. Мало ли, может, ты уже уехал из 
Милвила. Или, может, женился. Нельзя же просто так ввалиться к 
женатому человеку. 
	Я покачал головой: 
	- И не уехал, и не женился. 
	Выпили пива. Элф отставил кружку. 
	- Как делишки, Брэд? 
	Я уже раскрыл рот, чтобы соврать, но опомнился. Какого черта?! 
Ведь напротив сидит не чужой человек, ведь это же Элф Питерсон, в 
прежние годы он был мне едва ли не лучший друг. Чего ради я стану ему 
врать? Из самолюбия? Когда говоришь с другом, самолюбие ни при чем, 
надо начистоту. 
	- Делишки неважные,- сказал я. 
	- Ох, извини. 
	- Я дал маху,- сказал я. - Давно надо было убираться отсюда 
подобру-поздорову. Милвил - гиблое место, тут делать нечего. 
	- Ты же хотел стать художником. Помнишь, вечно чего-то чиркал 
карандашом, даже красками писал. 
	Я только рукой махнул. 
	- Будто ты так и не пробовал ступить на эту дорожку? Брось, все 
равно не поверю! - сказал Элф.- Когда мы кончали школу, ты собирался в 
художественное училище. 
	- Ну да, собирался. И даже год проучился. В Чикаго. А потом отец 
умер, маме одной было не управиться. И денег ни гроша. Просто не пойму, 
как отец мне на один-то год наскреб. 
	- А мама? Ты сказал - живешь один? 
	- Она два года как умерла. 
	Элф кивнул: 
	- И теплицы теперь на тебе. 
	Я покачал головой. 
	- С теплицами у меня ничего не вышло. Они после отца захирели 
вконец. Был я страховым агентом, пробовал ввязаться в перепродажу 
недвижимости. Ничего у меня не получается, Элф. Завтра утром 
прикрываю лавочку. 
	- А дальше что? 
	- Не знаю. Пока не придумал. 
	Элф помахал Мэй, чтоб принесла еще пива. 
	- Видно, тебя тут больше ничто не держит,- сказал он. 
	Я опять покачал головой: 
	- Не забудь, остается дом. До смерти не хочется его продавать. 
Если уеду, просто запру его на замок. Но ехать-то никуда неохота, Элф, вот 
беда. Не знаю, как тебе объяснить. Надо было унести отсюда ноги хотя бы 
года два назад. А теперь Милвил так прочно в меня въелся - не вытравить. 
	Элф кивнул: 
	- Кажется, понимаю. В меня он тоже въелся. Потому я и приехал. И 
сам не пойму, зачем. Конечно, я очень рад тебя повидать, и, может, еще 
кое-кого, но все равно чувство такое, что зря я сюда вернулся. Как-то здесь 
пусто. Будто от прежнего Милвила ничего и не осталось, одна скорлупа - 
понимаешь, что я хочу сказать? Может, на самом деле он и не изменился, 
но такое у меня чувство. 
	Мэй принесла пиво и забрала пустые кружки. 
	- Придумал! - сказал Элф.- Хочешь послушать? 
	- Конечно. Отчего не послушать. 
	- Через денек-другой я отправлюсь восвояси. Может, поедешь со 
мной? Я работаю в одном презабавном заведении. Там и для тебя найдется 
место. У меня отличные отношения с главным, могу замолвить за тебя 
словечко. 
	- А что там делать? - спросил я.- Вдруг я не сумею? 
	- Не знаю, как толком объяснить. Это вроде исследовательской 
лаборатории... лаборатория мысли. Сидишь в четырех стенах и думаешь. 
	- И все? 
	- Угу. Звучит диковато, а?. На самом деле это не так уж дико. 
Входишь в закрытую кабинку и получаешь карточку, а на ней напечатан 
вопрос, какая-то задача. И ты думаешь над этой задачей, причем думать 
надо вслух - будто говоришь сам с собой, иногда сам с собой споришь. На 
первых порах словно бы неловко, но потом привыкаешь. Кабинка 
звуконепроницаемая, никто тебя не видит и не слышит. Наверно, какой-
нибудь аппарат записывает твои слова, но если он и есть, так где-то скрыт, 
его не видно. 
	- И за это платят? 
	- Да, и неплохо. Прожить можно. 
	- А для чего это все? 
	- Мы не знаем,- сказал Элф.- Не то чтобы никто ни разу не 
спросил. Но тут такое условие: когда поступаешь на работу, тебе не 
объясняют, что к чему. Наверно, они проводят какой-то эксперимент. Я так 
думаю, за этим стоит какой-нибудь университет или научно- 
исследовательский институт. Нам объяснили, что если мы будем знать, в 
чем суть, это повлияет на ход нашей мысли. Невольно станешь подгонять 
свои рассуждения к конечной цели эксперимента. 
	- Ну, а результаты? 
	- Нам не говорят. Для каждого, кто вот так сидит и думает, 
существует особый план, но если знать его заранее, это может помешать 
развитию мысли. Сам того не замечая, начнешь подстраиваться к схеме, 
соблюдать какую-то по