руг так и кишат джипы, - пошутила Элли.
   - Не правда ли, все детали воспроизведены до малейших подробностей?
   - Отлично, - отвечала Элли. - Все  выполнено  искуснейшим  образом.  Но
зачем это? К чему такая скрупулезность?
   - Быть может, они не умеют работать иначе - не доводя до совершенства?
   - А что, если нам просто указывают на дверь?
   - Непонятно, - заметила Деви,  -  откуда  им  известны  наши  двери  до
мельчайших подробностей. Подумайте только, насколько разнообразными  могут
быть двери. Откуда им знать, какие именно они на Земле.
   - Может быть, телевизор, - отозвалась  Элли.  -  На  Веге  уже  приняли
передачи с Земли вплоть до... э-э... 1974 года. Сюда они  могут  переслать
любую информацию едва ли не мгновенно. Наверняка с 1936  по  1974  год  по
телевизору успели показать целую прорву дверей. О'кей, -  продолжала  она,
словно  не  заметив,  что  меняет  тему  разговора.  -   Что,   по-вашему,
произойдет, если открыть эту дверь и шагнуть внутрь?
   - Если нам здесь назначено испытание, - отвечал Си, - оно ждет  нас  за
дверью и, наверное, для каждого свое...
   Он был готов. И ей тоже хотелось быть готовой.
   Тени пальм уже легли на песок. Они безмолвно разглядывали  друг  друга.
Четверо горели  нетерпением.  Они  были  готовы.  Только  Элли  испытывала
некоторую нерешительность. Она спросила Эда, согласен ли он  быть  первым?
Самого сильного вперед, подумала она.
   Поправив шапочку, он изящно и широко поклонился, обернулся и  шагнул  к
двери. Подбежав, Элли поцеловала его в обе щеки. Остальные  обнимали  его.
Он вновь повернулся, открыл дверь и исчез, словно растворился  в  воздухе:
первой исчезла нога, последней - отставленная назад рука.  Дверь  осталась
открытой, но за ней не было ничего, только песок и волны. Дверь закрылась,
она обежала ее, но от Эда не осталось даже следов.
   За ним последовал Си. Элли подумала: с какой покорностью принимают люди
все предложенное. А ведь _они_ с самого начала могли объяснить, как и  где
мы окажемся и зачем все это нужно.  Эту  информацию  можно  было  включить
прямо в Послание или сообщить экипажу уже после запуска Машины. Нужно было
предупредить, что за шлюзом нас ждет имитация Земли. И о двери тоже  можно
было рассказать заранее.
   Правда, какими бы умниками они ни были, разве можно освоить  английский
язык в совершенстве, используя в качестве наставника только  телепередачи?
А русский, китайский, тамильский, тем более хауса, так не освоишь. Но ведь
они изобрели же язык, использованный в предисловии. Почему  не  прибегнуть
прямо к нему? Чтобы нам было чему удивляться?
   Заметив, как она глядит на закрытую дверь, ВГ спросил, не хочет ли  она
войти следующей.
   - Благодарю вас, ВГ. Я просто думаю.  Я  понимаю,  что  это  глупо,  но
почему мы покорно прыгаем в каждый обруч, который они  нам  предлагают?  А
если мы не согласимся, что тогда?
   - Элли, вы просто невозможная американка. Что касается меня, я чувствую
себя как дома. Я привык подчиняться властям, в особенности когда выбора не
остается, - он улыбнулся и повернулся к двери.
   - Только не берите денег у Великого Герцога, - крикнула вслед ему Элли.
   Высоко над головой раздался пронзительный крик чайки. ВГ не  закрыл  за
собой дверь. Но за ней по-прежнему был виден один только пляж.
   - С тобой все в порядке? - спросила Деви.
   - Нормально. В самом деле. Я просто должна понять себя.
   - Элли, это серьезно, я спрашиваю тебя как врач! С тобой все в порядке?
   - Я проснулась с головной болью. Потом  мне  снился  какой-то  странный
сон. Я не почистила зубы и  не  выпила  черного  кофе.  И  вообще  я  хочу
утреннюю газету. А в остальном все в порядке.
   - По крайней мере это звучит здраво. Кстати, у меня тоже болит  голова.
Элли, будь внимательней. Запомни все, что случится с тобой, чтобы ты могла
рассказать мне при встрече... в следующий раз.
   - Запомню, - пообещала Элли.
   Они поцеловались и попрощались. Деви переступила порог и исчезла. Дверь
закрылась. Элли показалось, что из нее слегка пахнуло карри [соус из мяса,
рыбы, фруктов или овощей, приправленный разными пряностями].
   Она почистила зубы соленой водой. Известная привередливость всегда была
частью  ее  натуры.  Осторожно  смахнула  песок  с  внешних   поверхностей
микрокамеры и крошечного набора  видеокассет,  на  которых  были  записаны
чудеса. Потом омыла в воде пальмовую ветвь, как тогда на  Кокосовом  пляже
перед полетом на "Мафусаил".
   Утро было теплым, и Элли решила поплавать. Сложив одежду  на  пальмовой
ветви, она смело вступила в прибой. Как бы то ни было, решила она, едва ли
инопланетян воспламенит обнаженная дама, хотя бы и  неплохо  сохранившаяся
для своих лет. Она попыталась представить себе микробиолога,  воспылавшего
страстью при виде делящейся под микроскопом бактерии.
   Она  легла  на  спину,  волны  мерно  покачивали  ее.  Элли  попыталась
представить, как умещаются здесь эти залы... копии миров, чем бы они здесь
ни считались, - уютнейшие уголки  бесчисленных  планет.  Тысячи  и  тысячи
небес, каждое со своим солнцем и погодой, а  под  ними  океаны,  привычная
почва, по которой  снует  мелкая  живность,  ни  чем  не  отличающаяся  от
натуральной. Все это казалось ей настолько излишним... Но у  них,  конечно
же, были причины, и это вселяло надежды. Пусть ресурсы их безграничны,  но
даже тогда едва ли целесообразно  сооружать  приемный  зал  с  натуральным
ландшафтом для пяти подопытных кроликов, доставленных из обреченного мира.
Но с другой стороны... им уже все уши прожужжали внеземными зоопарками. Ну
а если вся эта колоссальная станция со всеми причалами и  помещениями  _на
самом деле_ зоопарк? "Посещайте, посещайте, - словно  услышала  она  голос
зазывалы  с  головой  слизняка.  -  Экзотические  животные   в   природных
условиях". Туристы съезжаются со всей Галактики, в  особенности  во  время
школьных каникул. Потом прибывает инспекция. Тогда хозяева станции  просто
вышвыривают  наружу  зверье  и  туристов  и  ровненько  заметают  песок...
привезенным на замену дикарям отводится полдня на отдых.
   Или же таким образом они _пополняют_ свои зоопарки? Элли вспомнила, что
в  тесноте  земных  зверинцев  многие  животные  не  могут   размножаться.
Кувырнувшись в воде, она постаралась выбросить из головы всякую ерунду  и,
выбрасывая руки вперед, поплыла к берегу. Во второй раз за последние сутки
Элли пожалела, что не имеет детей.
   Вокруг никого, даже паруса на горизонте. По берегу бродили  чайки,  они
высматривали крабов. Элли огорчало, что она не  может  бросить  им  хлеба.
Обсохнув, она оделась и вновь поглядела на дверь.  Та  спокойно  поджидала
ее. И снова  Элли  не  решалась  войти.  К  нерешительности  примешивалось
какое-то чувство. Наверное, страх.
   Не отводя от двери глаз, Элли отступила назад.  Усевшись  под  пальмой,
она оперлась о колени и принялась глядеть вдоль белой песчаной полосы.
   Потом она встала и потянулась. Держа в одной  руке  пальмовую  ветвь  и
микрокамеру, она приблизилась к  двери  и  повернула  ручку.  Дверь  легко
отворилась. В щель Элли увидела белые барашки на волнах. Она  потянула,  и
дверь  без  скрипа  распахнулась.  Все  тот  же  пустой  и  скучный   пляж
простирался за ней. Покачав головой, она вернулась  под  дерево.  И  вновь
замерла там в задумчивой позе.


   Как там остальные, размышляла она. Проходят проверку,  держат  экзамен,
выбирают правильный ответ из предложенных? Или это устный экзамен? Кто его
принимает? И она вновь ощутила тревогу. На что может быть похоже  разумное
существо, сформировавшееся в чуждых физических условиях  на  непохожей  на
Землю планете в результате совершенно иной, чем на  Земле,  цепи  мутаций?
Трудно  было  даже  представить,  что   ожидает   ее.   Если   за   дверью
экзаменационная, хозяева наверняка  окажутся  совершенно  не  похожими  на
людей. В  глубине  ее  души  крылось  глубокое  недоверие  ко  всяким  там
насекомым, змеям и светлячкам. Она  относилась  к  числу  тех  людей,  кто
чувствует неприязнь - а если быть откровенным, отвращение -  к  калекам  и
дефективным. Всякие уродства, дети, страдающие болезнью Дауна, даже легкие
признаки  паркинсонизма  пробуждали  в  ней,  невзирая  на   сопротивление
интеллекта, желание не глядеть, не видеть  и  оказаться  подальше.  Обычно
Элли могла сдержать себя, хотя вовсе не испытывала уверенности, что никого
не задела своим поведением. Она не любила даже думать на подобные темы.
   И теперь ее смущало, что она  не  сумеет  справиться  с  собой,  увидев
инопланетянина, не говоря уже о том, чтобы достойно  представить  в  своем
лице человеческий род. На Земле  с  этой  стороны  Пятерку  не  проверяли.
Никому и в голову не пришло, что кто-то из  них  может  бояться...  мышей,
гномов или марсиан. Отборочный комитет просто упустил такую возможность из
виду. Элли удивилась, почему об этом никто не подумал. В настоящий  момент
все казалось достаточно очевидным.
   Напрасно все-таки послали ее. Что, если она струсит,  увидев  хозяев...
предположим,  они  окажутся  змееволосыми?  И  тем   скомпрометирует   все
человечество, которое в  ее  лице  не  выдержит  важнейшего  испытания.  С
опаской  и  вожделением  глядела  она  на  загадочную  дверь,  теперь  уже
оказавшуюся в воде. Подступал прилив.
   В сотне метров от нее по берегу шел человек. Сперва она решила, что  ВГ
первым  освободился  из  экзаменационной  и  несет  ей  добрые  вести.  Но
спортивного костюма, свидетельствующего о принадлежности к проекту, на нем
не было. Кроме того, даже издали было видно, что  этот  человек  моложе  и
энергичнее. Она торопливо потянулась к длиннофокусному  объективу,  но  по
непонятной ей причине помедлила. Встала, прикрыла ладонью глаза от солнца.
На миг ей показалось... но такое было вовсе немыслимо! Неужели у них  даже
не хватило благородства, чтобы не брать ее голыми руками...
   Но ничего поделать с собой Элли не могла. И она уже бежала  к  нему,  а
ветер отбрасывал назад ее волосы.  Он  был  как  на  той  из  своих  самых
последних фотографий - счастливый  и  сильный.  Со  вчерашней  щетиной.  И
рыдая, она влетела в его объятия.
   - Привет, Тинка, - сказал он, правой ладонью поглаживая ее по затылку.
   Голос был его. Она сразу вспомнила это. И запах его кожи, и походка,  и
смех. И щека его кололась  именно  так.  Все  это  вдребезги  разнесло  ее
самообладание. Ей уже виделись  камень,  отваленный  от  входа  в  древнюю
гробницу, и первые лучи солнца, проникающие в ее забытые глубины.
   Судорожно глотнув, она попыталась взять себя в руки, но горе накатывало
все новыми и новыми волнами, и рыдания не  прекращались.  А  он  терпеливо
стоял и только безмолвно подбадривал ее взглядом - Элли  вдруг  вспомнила,
что именно так он смотрел на нее от подножья лестницы, когда  она  впервые
самостоятельно карабкалась по ней вверх. Больше всего на свете она  хотела
хоть на миг увидеть его, и  уже  давно  привыкла  подавлять  это  чувство,
понимая, что такое невозможно. И теперь она оплакивала все эти разделявшие
их годы.
   В детстве и в молодости отец часто снился ей; тогда он говорил, что  на
самом деле жив и ничего не случилось. Было так хорошо. Он брал ее на руки.
Но за недолгое счастье приходилось платить горьким  пробуждением  в  мире,
где его не  было.  Но  все-таки  она  всегда  ждала  этих  снов  и  охотно
выплакивалась на следующее утро, выплачивая всю причитающуюся с нее  цену,
заново переживая и потерю, и горе. Сонное видение - вот и все, что от него
осталось.
   Но теперь он стоял перед ней - не привидение и не сон, а плоть и кровь.
Или что-нибудь вроде того. Он позвал ее от звезд, и она пришла.
   Элли прижималась к нему изо всей силы. Она прекрасно знала, что все это
трюк,   реконструкция,   имитация,   но   все   было   выполнено    просто
безукоризненно. На миг  она  отодвинулась,  положив  руки  ему  на  плечи.
Великолепная работа, словно давно умерший отец и впрямь на  небе,  и  она,
правда, весьма необычным способом сумела встретить его. Элли всхлипнула  и
вновь обняла отца.
   Чтобы овладеть собой, потребовалась  еще  минута.  Если  бы  перед  ней
оказался, например, Кен, она могла бы заподозрить, что с  Земли  к  центру
Галактики  отправился  второй  додекаэдр  -  возможно,   отремонтированная
советская Машина. Но уж отец никак не мог  здесь  оказаться.  Его  останки
давно тлели на кладбище возле озера.


   Смеясь и плача, она вытирала глаза.
   - Итак, что же порождает привидения - робототехника или гипноз?
   - Неужели  я  похож  на  машину  или  на  сонное  видение?  Этак  можно
усомниться буквально во всем.
   - Знаешь, даже теперь после стольких лет не проходит недели, чтобы я не
подумала - хорошо бы любой ценой, понимаешь, любой, провести хотя бы  пару
минут с отцом...
   - Стало быть, вот и я, - приветливо проговорил он, подняв руки и сделав
пол-оборота,  чтобы  она  могла  убедиться,  что  и  спина  его  ничем  не
отличается от отцовской. И он был таким _молодым_. Она теперь уже  старше.
Конечно, ведь он умер в тридцать шесть лет.
   Быть может, ее просто успокаивают подобным образом? Если так, существам
этим не отказать в... изобретательности. Обняв за плечи, она  повела  отца
назад к своим пожиткам. Его тело _на ощупь_ казалось вполне  естественным.
Если под кожей  и  были  упрятаны  интегральные  схемы  и  шестеренки,  то
достаточно глубоко.
   - Как наши дела? - не без двусмысленности поинтересовалась  Элли,  -  я
хочу...
   - Понимаю. Вы получили Послание,  и  прошли  годы,  прежде  чем  сумели
явиться сюда.
   - Вы выставляете оценки за скорость и точность?
   - Ни за то, ни за другое.
   - Ты хочешь сказать, что мы еще не сдали экзамена?
   Он не ответил.
   - Ну хорошо, _объясни_ мне тогда, - сказала она расстроенным  тоном.  -
Мы потратили годы на прочтение Послания и постройку Машины. Ты  не  хочешь
объяснить мне, зачем все это нужно?
   - Экая забияка выросла, - отвечал он, словно бы и в самом деле  был  ее
отцом и припоминал прежнее.
   Он ласково взъерошил ей волосы. Этот жест она тоже помнила  с  детства.
Но как они здесь, за 30.000 световых лет от Земли, сумели узнать о  давних
привычках ее отца, жившего  в  далеком  земном  Висконсине?  И  вдруг  она
поняла.
   - Сны,  -  произнесла  Элли.  -  Прошлой  ночью,  когда  мы  спали,  вы
исследовали наши головы? Забрали все, что мы знаем.
   - Ну мы только сделали копии. Все, что было у вас в  головах,  осталось
на месте. Поверь-ка. И скажи, если чего не хватает,  -  он  ухмыльнулся  и
продолжил.  -  Ваши  телепередачи  не  могут  содержать  всего,  что   нас
интересует. Конечно, они  великолепно  характеризуют  ваш  технологический
уровень и еще кое-что... Но мы не могли извлечь  из  них  важную  для  нас
информацию даже косвенным путем. Возможно, ты  ощущаешь  сейчас  известное
вторжение в тайные уголки души...
   - Ты шутишь?
   - Просто у нас было так мало времени.
   - Значит, экзамен сдан? И на  все  вопросы  мы  отвечали  во  сне?  Так
провалились мы или нет?
   - Все совсем не так, здесь у нас не шестой класс.
   Когда он умер, она как раз училась в шестом.
   - Не  думай,  что  мы  межзвездные  шерифы,  разбирающиеся  со  всякими
нарушителями  галактических  законов.  Правильнее  видеть  в  нас   службу
галактической переписи. Мы собираем информацию. Я знаю, вы считаете, что у
вас нечему поучиться,  раз  вы  такие  отсталые,  раз  у  вас  примитивная
техника. Но у цивилизаций имеются разнообразные достижения.
   - Какие же?
   - Ну, скажем, музыка. Добролюбовность - мне  нравится  такое  сочетание
слов. И сны. Люди видят прекрасные сны, хотя по телепередачам с  Земли  об
этом и не догадаешься. В Галактике есть культуры, которые торгуют снами.
   - Значит, вы направляете межзвездный культурный обмен и вас  интересуют
именно эти вопросы? А вы не боитесь, что какая-нибудь хищная и кровожадная
цивилизация придумает свои звездолеты?
   - Я же сказал, что мы всюду приветствуем добролюбовность.
   - А если бы нацисты  сумели  овладеть  всей  нашей  планетой,  а  потом
изобрели межзвездные корабли, вы вмешались бы?
   -  Ты  удивишься,  если  узнаешь,  насколько  редко  такое   случается.
Агрессивные цивилизации в конце концов сами  уничтожают  себя.  Такова  их
природа.  Они  ничего  не  могут  с  ней  поделать.  Нам  остается  только
предоставить их самим себе и принять меры, чтобы их никто  не  потревожил,
чтобы они сами решили свою судьбу.
   - А почему вы не оставили _нас_ в покое? Я не возражаю, просто  пытаюсь
понять принципы галактической переписи. Ведь в первой  нашей  передаче  вы
увидели Гитлера. Почему же вы пошли на контакт?
   - Конечно, кое-что пугало. Признаюсь, мы были глубоко  обеспокоены.  Но
музыка говорила о другом. Бетховен свидетельствовал, что  надежда  еще  не
потеряна. Мы специализируемся по сложным случаям. И поэтому решили немного
помочь вам. Многого предложить мы не можем. Понимаешь? Принцип причинности
налагает известные ограничения.
   Нагнувшись, он поболтал руками в воде и теперь вытирал их о брюки.
   - Вчера мы заглянули в вас. Во всех пятерых. В каждом намешано  многое:
чувства, воспоминания, инстинкты, заученные  навыки,  прозрения,  безумие,
сны  и  любовь.  Любовь  имеет  весьма  существенное   значение.   Словом,
интересная смесь.
   - И все за одну ночь? - попыталась она поддразнить его.
   - Пришлось поторопиться. У нас напряженный график.
   - Ну если чем-нибудь...
   - Нет, если мы  не  создаем  консистентную  каузальность  [причинность,
причинная обусловленность (лат.)], она  образуется  сама,  но  это  всегда
хуже.
   Она не поняла его.
   - "Создаем консистентную каузальность", - мой папа так  бы  никогда  не
сказал.
   - Сказал бы. Разве ты не помнишь, как он разговаривал с тобой?  Он  был
начитанный человек и всегда общался с тобой как с равной. Или ты забыла об
этом?
   Она не забыла. Она вспомнила. Про мать в доме престарелых.
   - Великолепный кулон, - произнес он  в  той  самой  сдержанной  манере,
которую, по ее мнению, отец непременно приобрел бы, доживи он до ее лет. -
Кто тебе его подарил?
   - Ах, это, - сказала она, прикоснувшись к медальону. - Дело в том,  что
я не слишком хорошо знаю этого человека. Он испытывал мою веру... Он... Но
вы и так все уже знаете.
   Он опять улыбнулся.
   - Я хочу знать, какого мнения вы о нас, - требовательно спросила она. -
Какую оценку мы заслужили?
   Он не медлил с ответом:
   - Я просто удивлен, что  вы  управились  со  всем  так  хорошо.  Вы  не
располагаете  теорией  социальной  организации,  пользуетесь   удивительно
отсталой   системой   экономических   отношений,   не   имеете    никакого
представления о механизме исторического  предвидения,  к  тому  же  ужасно
плохо знаете самих себя. Но, учитывая то, насколько  быстро  меняется  ваш
мир, остается только удивляться, почему вы еще не разнесли себя  в  мелкие
клочья. Поэтому-то мы и  не  хотим  списывать  вас  со  счета.  Вы,  люди,
обнаружили известный талант  и  приспособляемость...  по  крайней  мере  в
нынешних условиях.
   - Таково ваше мнение?
   - Это _одна_ сторона его. Дело в том, что цивилизации, даже не  имеющие
долгосрочных перспектив, вовсе не кишат во всей Галактике. Приходится  или
преобразовывать себя, или встречать свою судьбу.
   Ей хотелось бы знать, _как именно относится_ он к  роду  человеческому.
Испытывает ли сочувствие? Или же только любопытство? Или  вовсе  ничего  -
просто выполняет повседневную работу? Может быть, в  сердце  своем  -  или
каким-то эквивалентным ему органом - он считает человека...  чем-то  вроде
муравья? Но она не  могла  заставить  себя  спросить  об  этом.  Наверное,
потому, что слишком боялась ответа.
   По интонациям его голоса, по манере речи она пыталась представить  себе
истинную природу существа, принявшего обличье отца. Элли обладала огромным
опытом  общения  с  людьми.  А  они,   здешние   хозяева,   только   вчер