было ожидать града ядовитых колючек.  В
памяти еще оставалось воспоминание о том, что сумел натворить всего  один,
с виду такой безобидный, кустик. Растянувшись в цепь, мы начали  осторожно
подкрадываться ближе, в любую минуту готовые броситься наутек.  Но  ничего
не происходило. Мы подошли еще ближе. И снова ничего. Так, шаг  за  шагом,
мы и оказались почти у самого ствола. Дерево - то ли ствол, то ли листья -
испускало слабый аромат чего-то вроде ананаса или  корицы.  Глухие  удары,
которые мы слышали еще в корабле, сейчас стали гораздо более отчетливыми.
   Дерево вблизи выглядело  чрезвычайно  внушительным.  Его  темно-зеленый
шероховатый ствол футов семь-восемь в  диаметре  уходил  вверх  на  высоту
около двадцати пяти футов, и  только  там  от  него  начинали  отходить  в
стороны мощные длинные ветки, каждая из которых заканчивалась всего  одним
огромным, похожим на лопату, листом. Глядя  на  гигантский  ствол,  мы  не
могли понять, как нашему беглецу удалось так быстро вскарабкаться  наверх,
но, судя по всему, труда это для него не составляло. И тем не менее его на
дереве обнаружить не  удалось.  Мы  раз  двадцать  обошли  вокруг  дерева,
пристально вглядываясь в переплетение ветвей, сквозь  которые  пробивались
зеленоватые лучи местного  солнца.  Но  никаких  признаков  аборигена  нам
заметить не удалось. У нас не было ни малейшего сомнения  в  том,  что  он
затаился где-то  там  наверху,  а  мы  просто  не  можем  его  разглядеть.
Перескочить с этого дерева на ближайшее  соседнее  он  никак  не  мог.  Не
удалось бы ему  и  соскочить  незамеченным  на  землю.  Даже  несмотря  на
довольно скудное освещение, нам был  отлично  виден  весь  этот  древесный
исполин, поскольку мы окружили его  со  всех  сторон.  Но  чем  дольше  мы
вглядывались, пытаясь отыскать туземца среди ветвей, тем больше убеждались
в том, что нам это не под силу.
   - Куда он мог подеваться? Просто уму непостижимо!  -  буркнул  Джепсон,
отходя от ствола подальше,  чтобы  удобнее  было  смотреть  вверх.  И  тут
послышался свист рассекаемого воздуха -  это  ветка,  нависавшая  над  его
головой, резко  метнулась  вниз.  Я  даже  как  будто  услышал  безмолвный
торжествующий возглас доставшего-таки свою  жертву  дерева.  Плоский  лист
шлепнул Джепсона прямо по спине, а все пространство  под  деревом  тут  же
оказалось буквально залито ананасово-коричным ароматом. Затем ветка так же
резко ушла обратно вверх, унося с собой и свою жертву. Джепсон с  яростным
ревом  отчаянно  пытался  высвободиться,  а  мы,  совершенно   обалдевшие,
столпились внизу. Нам было видно, что он прилип к тыльной стороне листа, и
чем яростнее он пытался  оторваться  от  него,  тем  больше  его  заливало
какое-то густое желтовато-зеленое вещество. Судя по всему, оно было раз  в
сто более липким, чем самый лучший птичий клей.  Наконец  мы  стали  хором
орать ему, чтобы он перестал дергаться, а то, мол, эта жижа зальет  ему  и
лицо.  Но  чтобы  привлечь  его  внимание,  нам  потребовалось   немереное
количество децибел  и  изрядное  количество  довольно-таки  оскорбительных
выпадов в его адрес. К тому времени  липкая  масса  уже  покрыла  всю  его
одежду, а одна рука намертво прилипла к телу.  Выглядел  он  ужасно.  Было
совершенно ясно:  если  липучка  зальет  ему  рот  и  нос,  то  он  просто
задохнется.
   Молдерс попробовал взобраться по стволу наверх, но  вскоре  понял,  что
это напрасная трата сил. Он отошел подальше от  ствола,  чтобы  взглянуть,
что там наверху, но тут же поспешно вернулся на  прежнее  место,  заметив,
что одна из ветвей угрожающе шевельнулась, собираясь угостить его  порцией
все той же липкой дряни.
   Самое  безопасное  для  нас  место  находилось  прямо  под   несчастным
Джепсоном. Липучка все заливала и заливала того и, насколько я мог судить,
через полчаса должна была покрыть полностью, а если  он  будет  продолжать
дергаться - то и еще раньше.
   Все это время где-то поблизости продолжали  раздаваться  глухие  удары,
как  бы  отсчитывавшие  последние  мгновения  жизни   нашего   несчастного
товарища.  Звуки  напоминали  удары  африканских  тамтамов,   приглушенные
какими-то толстыми стенами.
   Указывая на золотистый цилиндр "Марафона", лежащий в пятистах ярдах  от
нас, Уилсон сказал:
   - Чем больше мы потеряем здесь времени,  тем  хуже  все  это  кончится.
Давайте сбегаем на корабль, возьмем веревки и крюки.  А  тогда  снять  его
будет делом нескольких секунд.
   - Нет, - решил я, - Мы, черт возьми, снимем его еще быстрее.
   Потопав ногами по траве и убедившись, что она и в этом месте достаточно
густая и упругая, я поднял излучатель и прицелился в то место,  где  лист,
державший Джепсона, соединялся с веткой. Поняв, что я  собираюсь  сделать,
он в панике взревел:
   - Эй, не вздумай... ты, полоумный! Ты же меня...
   Но  игольный  луч  максимальной  мощности  уже  перерезал  ветку.  Лист
отвалился, и тут дерево как будто взбесилось. Свои двадцать пять футов  до
земли Джепсон пролетел с просто-таки удивительной скоростью в два  смачных
ругательства на каждый фут. Наконец он с шумом рухнул на траву с прилипшим
к спине листом и разразился совсем уж площадной бранью. Нам  тем  временем
пришлось ничком броситься на землю,  поскольку  дерево  вышло  из  себя  и
яростно пыталось дотянуться листами-лопатами до нас - своих обидчиков.
   Одна особенно настойчивая ветка продолжала колотить листом всего в ярде
от моей головы, а я в свою очередь пытался вдавить себя как можно глубже в
землю. Я чувствовал, как ритмичными толчками  мою  голову  овевают  порывы
ветра от хлопающего рядом листа и густой ананасово-коричный  аромат.  Меня
прямо-таки пот прошибал при мысли о том, как  отчаянно  будут  напрягаться
мои легкие, вылезать  из  орбит  глаза  и  колотиться  сердце,  если  лист
дотянется до меня и я получу порцию липкой дряни прямо в лицо. Нет,  тогда
уж я предпочел бы, чтобы меня просто пристрелили.
   Через  некоторое  время  дерево  наконец  прекратило  тщетные   попытки
добраться до кого-нибудь из нас и снова застыло, как дремлющий  гигант,  в
любую минуту готовый снова перейти к активным действиям. Мы  по-пластунски
доползли до Джепсона и  кое-как  ухитрились  вытащить  его  из-под  дерева
вместе с листом, прилипшим к спине.
   Идти он не мог, так как  сапоги  и  брючины  намертво  склеились  между
собой. Левая рука тоже будто приросла к телу. Он был совершенно вне себя и
непрерывно то жаловался на судьбу, то ругался, не давая  себе  времени  ни
подумать, ни перевести дыхание. До этого случая мы даже  не  представляли,
что он способен на такое красноречие. И только когда мы выволокли  его  на
открытое место, я вслух произнес те несколько энергичных слов, которые  он
по оплошности пропустил.
   Молдерс, всегда  очень  спокойный,  ругаться  не  стал,  видимо  вполне
удовлетворившись тем, что принялись извергать  из  себя  мы  с  Джепсоном.
Молдерс помогал мне тащить его, и теперь ни он, ни я не  могли  отлепиться
от нашей ноши. Мы превратились буквально в единое целое, как трое сиамских
братьев-близнецов, только вот никаких  братских  чувств  мы  при  этом  не
испытывали, да и речи наши тоже как-то  не  свидетельствовали  о  братской
любви.
   Получалось, что нам  не  остается  ничего  другого,  кроме  как  тащить
Джепсона на руках, которые накрепко приклеились к его телу.
   Мы вынуждены были держать его в горизонтальном  положении  лицом  вниз,
как в стельку  пьяного  матроса,  которого  товарищи  волокут  обратно  на
корабль. Лист по-прежнему украшал его спину.
   Ничуть не облегчал и без  того  малоприятную  задачу  придурок  Уилсон,
которому наши неприятности почему-то казались весьма забавными. Он  плелся
за нами, давясь от смеха, и  то  и  дело  щелкал  своей  поганой  камерой,
которую я с огромным удовольствием запихал бы ему в глотку. Он  просто  до
неприличия радовался тому, что проклятый клей не попал и на него тоже.
   Эл Стор, Бренанд, Армстронг, Петерсен и Дрейк встретили нас,  когда  мы
протащились  уже  более  полпути  до  корабля.  Сначала,  они   недоуменно
уставились на Джепсона, а потом с уважением начали  прислушиваться  к  его
гневным тирадам. Мы предупредили их, чтобы они до  нас  не  дотрагивались.
Когда мы дотащили свою ношу до корабля, то почувствовали, что  устали  как
собаки. Хоть вес Джепсона и составлял здесь только две трети  нормального,
но через пятьсот ярдов он уже начал казаться нам настоящим мамонтом.
   Мы уронили его на траву  под  шлюзом  и  волей-неволей  вынуждены  были
усесться на него сверху. Из джунглей по-прежнему доносились глухие  удары.
Эл ушел на корабль и вскоре вернулся, ведя за собой Сэма и  Уолли.  Указав
им на наше мрачное трио, он спросил, не знают ли они,  как  избавиться  от
этого суперклея. Тот уже застыл и стал  совершенно  твердым.  Мои  руки  и
пальцы чувствовали себя так, будто их поместили в гласситовые перчатки.
   Сэм и Уолли испробовали холодную воду, теплую  воду,  довольно  горячую
воду и очень горячую  воду,  но  вода  никакого  воздействия  на  клей  не
оказывала.
   Шеф-инженер Дуглас  принес  бутылочку  ракетного  топлива,  которым  он
выводил  пятна,  драил  медяшки,  травил  насекомых  и   использовал   для
растирания во время приступов люмбаго. С его помощью можно было  делать  и
еще восемнадцать разных дел - во всяком случае, так утверждал  Дуглас.  Но
растворять клей топливо отказалось.
   Затем они попробовали  какой-то  сверхочищенный  бензин,  которым  Стив
Грегори заправлял всему экипажу зажигалки. Но и  это  оказалось  напрасной
тратой времени. Он легко растворял резину и еще пару другую материалов, но
только не эту дрянь. Молдерс все  это  время  сидел  совершенно  спокойно,
несмотря  на  то  что  обе  его  руки  были  будто   вплавлены   в   куски
желто-зеленого стекла.
   - Да, похоже, вы вляпались, - лицемерно посочувствовал  Уилсон.  -  Как
мухи в мед!
   Снова появился  Сэм  и  принес  с  собой  йод,  который  клея  тоже  не
растворил, зато вступил с  ним  в  реакцию,  и  воздух  вокруг  нас  начал
наполняться странным дымом с ужасным запахом. Тогда  на  лице  Молдерса  в
первый  раз  появилась  страдальческая  гримаса.  От  азотной  кислоты  по
поверхности застывшего клея пошли пузыри, но и только. Впрочем, с кислотой
в любом случае шутки были бы  плохи.  Нахмурившись,  Сэм  удалился,  чтобы
поискать еще какой-нибудь  растворитель.  Навстречу  ему  вышел  Эл  Стор,
решивший узнать, как наши успехи. Подойдя к нам, Эл вдруг споткнулся,  что
для него было делом  совершенно  необычным,  учитывая  его  нечеловеческое
чувство равновесия. При этом он нечаянно толкнул  мощным  торсом  молодого
Уилсона, и эта ухмыляющаяся обезьяна свалилась с копыт и рухнула прямо  на
ноги Джепсону, где клей, по-видимому,  оставался  еще  достаточно  мягким,
чтобы тут же прихватить новую жертву. Уилсон сразу  затрепыхался,  пытаясь
высвободиться, но, поняв, что никакие усилия не помогают, сразу  изменился
в лице. Джепсон, увидев выражение ужаса  на  лице  насмешника,  разразился
громким смехом.
   Подняв с земли упавшую камеру, Эл повесил ее на плечо и как ни в чем не
бывало заметил:
   - Никогда раньше не оступался. Крайне досадно, что так получилось.
   - Ничего себе - досадно! - в сердцах воскликнул Уилсон,  который,  судя
по выражению его лица, сейчас больше всего на свете  желал  бы,  чтобы  Эл
Стор расплавился и превратился в лужицу жидкого металла.
   Как раз в этот момент из корабля  появился  Сэм  с  большой  стеклянной
банкой в руках.
   Подойдя к нам, он плеснул немного жидкости из банки на  мои  увязшие  в
клею руки, и зеленоватая масса тут же начала растворяться,  превращаясь  в
тонкий слой слизи, и через мгновение мои руки оказались на свободе.
   - Нашатырь! - возвестил Сэм. Правда, он мог бы  этого  и  не  говорить:
характерный запах перепутать нельзя ни с чем. Нашатырь оказался прекрасным
растворителем для злосчастного клея, и вскоре Сэм окончательно очистил нас
от его остатков.
   После этого я погнался за  Уилсоном,  и  мы  раза  три  обежали  вокруг
корабля. К сожалению, на его  стороне  было  преимущество  в  возрасте,  а
значит, и в скорости. Наконец мне пришлось прекратить  преследование,  так
как я окончательно запыхался.  Мы  уже  собирались  подняться  на  борт  и
доложить капитану обо всем, что с  нами  случилось,  но  проклятое  дерево
снова начало хлопать ветками. Нам даже издали было прекрасно видно, как со
свистом хлещут по воздуху большущие листья. Стоя у самого входа в шлюз, мы
обернулись и с удивлением воззрились на это.  И  тут  заговорил  Эл  Стор,
причем в голосе его явственно слышались металлические  нотки:  -  Где  Кли
Янг?
   Никто из нас этого не знал.  Я  начал  припоминать  все  случившееся  и
понял, что, когда мы тащили Джепсона домой,  Кли  Янга  с  нами  не  было.
Последний раз я видел его, еще стоя под деревом, и у меня бегали по  спине
мурашки при виде того, как он двумя глазами одновременно разглядывает  две
разные ветки.
   Армстронг нырнул в корабль  и  вскоре  вернулся  с  известием,  что  на
корабле Кли Янга нет абсолютно точно.
   Молодой Уилсон, глаза которого еще были выпучены почти так  же,  как  у
пропавшего марсианина, заявил, что он вообще  не  помнит,  чтобы  Кли  Янг
выходил вместе с нами из леса. После этих слов мы выхватили  излучатели  и
на всех парах помчались обратно к треклятому дереву.  Оно  не  переставало
махать крыльями так, будто  к  земле  эту  сумасшедшую  птицу  привязывали
только корни. Добежав до чудовищного дерева, мы  начали  обходить  его  по
периметру, стараясь не оказываться  в  пределах  досягаемости  ожесточенно
хлопающих листьев и пытаясь взглядом отыскать прилипшего к одному  из  них
марсианина. Но его там не было.
   Наконец мы обнаружили его на стволе  на  высоте  приблизительно  сорока
футов. Пятью могучими щупальцами он крепко держался за  ствол,  а  другими
пятью  крепко  сжимал  зеленого  аборигена.  Пленник  бился   в   объятиях
марсианина, тщетно пытаясь вырваться, и непрерывно что-то визгливо кричал.
   Кли Янг  начал  осторожно  спускаться  вниз.  То,  как  он  двигался  и
выглядел,  делало  его  ужасно  похожим  на  какой-то  невероятный  гибрид
университетского  профессора  и  морского   осьминога.   Абориген   же   с
вытаращенными от ужаса  глазами  бессильно  колотил  марсианина  по  шлему
дыхательного аппарата. Кли полностью игнорировал недружественное поведение
зеленого туземца и спустился наконец к той  ветке,  которая  добралась  до
Джепсона. Покрепче ухватив свою жертву, марсианин осторожно  пополз  вдоль
ветки и добрался до ее конца, где отсутствовал лист. Здесь его и аборигена
ветка стала мотать вверх и вниз с амплитудой футов в  двадцать.  Рассчитав
маневр до секунды, Кли Янг отцепился от ветки, когда та  опустилась  почти
до самой земли, и тут же  скользнул  прочь  из-под  кроны,  чтобы  его  не
зацепила ни одна из других. С опушки леса вдруг  донесся  певучий  вой,  и
что-то похожее на кокосовый орех, пролетев по воздуху, упало  и  разбилось
под ногами у Дрейка.  Странный  снаряд  был  хрупким,  как  пустая  яичная
скорлупа, внутри оказался белым и, похоже, совершенно пустым.
   Не обращая ни малейшего внимания ни на вой, ни на бомбу, которая  вовсе
не была бомбой, Кли Янг  потащил  своего  все  еще  пытающегося  вырваться
пленника прямо к "Марафону".
   Дрейк удивленно отшатнулся, затем с любопытством нагнулся над "кокосом"
(или как его назвать?)  и  презрительно  пнул  расколовшуюся  при  падении
скорлупу носком сапога. В тот же самый момент что-то невидимое, вылетевшее
из осколков, валяющихся у его  ног,  набросилось  на  него,  он  судорожно
втянул щеки, закатил глаза и отступил назад. Затем  его  стошнило,  причем
так сильно, что он чуть не упал. У нас хватило ума не пытаться выяснять, в
чем дело, а схватить его в охапку и помчаться следом  за  Кли  Янгом.  Всю
дорогу его тошнило, и рвота утихла, только когда мы наконец  добрались  до
покатого борта "Марафона".
   - Боже милостивый! - наконец выдавил он, потирая живот. - Какая мерзкая
вонь! По сравнению с этим скунс - роза животного мира! - Он вытер губы.  -
У меня желудок просто наизнанку вывернулся.
   Мы  отправились  к  Кли  Янгу,  пленника  которого  уже   посадили   за
примирительную трапезу. Стягивая шлем, Кли Янг сказал:
   - На это дерево взобраться оказалось совсем не так уж  и  трудно.  Оно,
конечно, пыталось схватить  меня,  но,  как  выяснилось,  ветки  не  могут
дотянуться до ствола. - Он недовольно фыркнул и потер  свое  плоское  лицо
уроженца Красной Планеты гибким кончиком  огромного  щупальца.  -  Ума  не
приложу, как это вы, примитивные двуногие, можете постоянно  хлебать  суп,
который называете воздухом. Да в нем хоть плавай!
   - Слушай, Кли, а где же ты нашел зеленого? - спросил Бренанд.
   - Он притаился на стволе в сорока футах от земли. Там в коре  оказалось
углубление, где он спрятался. Я и заметил-то  его  почти  случайно,  когда
подобрался чересчур  близко  и  ой  начал  дергаться,  боясь,  что  я  его
обнаружу. - Марсианин поднял свой шлем. -  Поистине  замечательный  пример
естественной маскировки. - Продолжая одним глазом взирать на шлем,  второй
он устремил на любопытного Бренанда и сделал недовольный жест щупальцем: -
А как насчет того, чтобы  хоть  где-нибудь  откачать  воздух  и  позволить
представителям высшей формы разумной жизни хоть какое-то время провести  в
покое и с удобствами?
   - Ладно, так и быть, откачаем  воздух  из  правого  шлюза,  -  пообещал
Бренанд.  -  И  не  больно-то  выпендривайся,  ты,  жалкая  карикатура  на
резинового паука.
   - Ха! - с большим достоинством ответствовал Кли Янг. - Кто,  по-твоему,
придумал шахматы, но до сих пор с трудом отличает черную пешку  от  белой?
Кто не в состоянии даже камешки побросать без того, чтобы не вляпаться  во
что-нибудь этакое? - С этим  презрительным  замечанием  по  поводу  земной
несостоятельности он снова нахлобучил шлем и знаком попросил меня откачать
в нем воздух, что я и сделал. - Благодарю! - глухо донесся его голос из-за
диафрагмы шлема. Теперь следовало побольше узнать о нашем зеленом госте.
   Капитан Макналти  беседовал  с  аборигеном  лично.  Босс  величественно
восседал за своим  металлическим  столом  и  взирал  на  хрупкого  туземца
взглядом, в котором было поровну высокомерия и добродушия.  Туземец  стоял
перед ним и то и  дело  испуганно  зыркал  своими  черными  глазенками  по
сторонам. Теперь, вблизи, я разглядел на нем набедренную  повязку,  цветом
почти не отличающуюся от кожи. Спина его казалась чуть темнее, чем грудь и
живот, а кожа на ней выглядела гораздо грубее, более пористой и напоминала
кору дерева, на котором он пытался от нас спрятаться.
   Даже набедренная повязка сзади оказалась гораздо темнее,  чем  спереди.
Ноги у него были широкими и босыми,  а  на  пальцах  ног  имелось  по  два
сустава почти такой же длины, что и  пальцы  рук.  Одежды  у  него,  кроме
набедренной  повязки,  никакой  не  было,  как,  впрочем,  и  оружия.   Но
наибольший  интерес  у  присутствующих,  конечно,  вызывала   своеобразная
хризантема у него на груди.
   - Его накормили? - заботливо спросил капитан.
   - Ему предлагали поесть, - ответил Эл.  -  Но  он  отказался.  Даже  не
прикоснулся к пище.
   Насколько я понимаю, единственное, чего ему хочется,  -  это  вернуться
обратно на дерево.
   - Хм-м-м-м, - проворчал Макналти.  -  Всему  свое  время.  -  И,  снова
напустив на себя вид добродушного дядюшки, он спросил  у  туземца:  -  Как
тебя зовут?
   Видимо, по интонации капитана поняв, что  ему  задали  вопрос,  зеленый
абориген замахал руками и возбужденно зачирикал на  непонятном  языке.  Он
говорил и говорил, то и дело подкрепляя свои слова  очень  выразительными,
но совершенно непонятными нам жестами. Язык был довольно  благозвучным,  а
голос певучим.
   - Понятно, - пробормотал Макналти, когда поток непонятных слов  наконец
ис