мог же я их рассортировать! На
Посту - трибунал. Абсолютная кара. А потом предложили выбор. Это вроде
сброса, только наоборот: не для меня, а для окружающих. Ну мне-то что, мой
труп уже всплывал в реке Черничная Дорожка, одним разом больше, подумаешь!
Согласился. Уложили в кабину, надели датчик, а когда влип, выяснилось, что
обратно уже не вернешься. Показали мертвое тело Мое. Говорят: ты понял? Я
говорю: да, понял. И сжег их на фиг. Там шесть человек было. Игорь на
связь вышел, спрашивает: "Еще убивать будешь?" - "Буду". Я себя высоко
ценю. Разве это неправильно? Себя нужно уважать. Открыли доступ к
платформе, сказали, если через пять секунд на нее не встану, они бункер
взорвут, чтоб я наружу не выбрался. Ну, я встал. А с платформы - прямо
сюда.
  - Как тебе рассказец? - спросила Алекс, точно это . было с ней самой
- Не ошеломил. Я знал, что Зенон способный. А на тебя это произвело
впечатление?
  - Мне нравится слушать всякое такое. Что здесь еще делать? Можно скачивать
по сети книги, у меня в резервной памяти их штук пятьсот, но это быстро
надоедает.
  - Тебе повезло, ты можешь выходить в интервидение.
  - Я же для всех призрак. Кроме тебя, мной никто не интересовался.
  - Еще Карл.
  Алекс замолчала. Тихон попробовал ее окликнуть и уперся в непробиваемую
стену.
  - Зачем о нем вспоминать? Его ведь убили.
  - И все же интервидение - это мир.
  - Если хочешь, я буду тебя пускать, иногда. Нечасто.
  Этого он от нее и добивался. Плевал он, конечно, на сеть, а уж тем более -
на мир. Но путь туда лежал через КБ Алекс, через маленький домик,
заполненный ее душой. Входить в него - значит прикасаться к ней самой.
  Солнце окончательно зарылось в песке. Часа полтора на западе еще
колыхались вишневые портьеры, потом и они опустились. Луны Скит не имел,
это стало ясно сразу: такая темень бывает только в безлунные ночи.
  Тихон переключил диапазон и прижался поближе к толпе. Сейчас бы костерок.
Не для тепла - для разговора.
  - Ночью мы обычно молчим, - вкрадчиво шепнула Алекс. - Нужно же когда-то
побыть наедине с собой.
  И в этом она была права. Она всегда оказывалась права, сильная девушка
Алекс.
  Воздух быстро остывал. Вместе с холодом просыпался ветер - секущая
песчаная вьюга, трогавшая броню колючими пальцами. Она пыталась отыскать
хоть какие-то неровности, зацепиться и налипнуть на них невесомыми
сугробиками, но обтекаемая форма корпуса этого не позволяла. Скребясь о
покрытие, песок летел мимо и пропадал между горбами текущих волн.
  От безымянного озера поднимался туман, в белом конусе света он смахивал на
желтоватую простоквашу. Тихон не выключал прожектор до самого утра.
  Как рассвело, он снова проверил озеро. Он почему-то был убежден, что
станет свидетелем зарождения новой жизни.
  В это утро она не зародилась.
  Днем появился новый танк - некая Рада. Тихон о ней ничего не знал и
смотреть на нее не поехал. Ему было достаточно и своего отражения, а все,
что говорилось, он прекрасно слышал по радио.
  Ночью на Скит занесло еще двоих. Следующим днем к ним присоединились трое,
а следующей ночью - еще пятеро. Потом словно прорвало.
  Платформа переносила танки все чаще и чаще, иногда с промежутком в
несколько секунд. Лаборатория на Тихом Ветре была не единственной, их
оказалось много, таких бункеров-тюрем-лабораторий. Из каждой "волки" шли
только на Скит, и усмотреть в этом случайность даже при всем желании было
трудно.
  За первую тысячу часов прибыло чуть больше ста машин, за вторую - уже
триста. Стоянка разрослась до невообразимых размеров, коснувшись южной
оконечностью еще одного озера. Тихон съездил на разведку - такая же лужа.
Обследовал и берег, и дно, и поверхность - ни грамма протобелка. Рано.
  Он приобрел привычку, регулярно наведываться к воде. Брал пробы, следил за
химическим составом, делал прогнозы. Изнасиловал энциклопедию на предмет
палеоэкологии, выудил из нее крупицы бесполезных для воина знаний и понял,
что на Ските жизни никогда не будет, в привычных формах, по крайней мере.
И все же продолжал свои анализы.
  Стоянка как-то незаметно развалилась на несколько частей. Пятьсот
личностей - слишком большой коллектив. Позже нашлось еще несколько озер, и
между ними пролегли невидимые границы. Пересекать их не возбранялось,
однако и здесь, и там лежал тот же песок, а для общения необходимым и
достаточным было радио.
  "Если понадобится, они соберутся, - говорила Алекс. - Танки - не люди, им
делить нечего. А то, что раскололись, так это социальный реликт".
  Она имела хорошее образование, Алекс. Где-то там училась - всерьез, уже
после Лагеря. Ей было интересно наблюдать за процессами в обществе.
  А Тихон все ездил к озеру. Каждый имеет право на свою блажь.
  Время от времени Алекс давала ему допуск к сети. Тихон старался проходить
как можно медленнее, чтобы успеть почувствовать тесноту ее КБ, близость ее
ментального тела. Алекс это видела, но не торопила. Наверное, потому, что
между тремя и пятью наносекундами особой разницы нет. Но для Тихона
разница была огромной.
  Включаясь в интервидение, он делал вид, что для него это крайне важно:
запрашивал давно выбывших операторов, разыскивал по архивам несуществующие
досье, морочил головы глупым сержантам и всегда оставлял что-нибудь на
потом, лишь бы Алекс в следующий раз не отказала.
  Вольно или невольно ему приходилось касаться военных новостей, и тогда
Тихон транслировал информацию в радиосеть Скита. Сводки были на удивление
однообразны: отбили - уступили, проиграли - захватили, Некоторые колонии
перескакивали из рук в руки так часто, что превращались в загаженные
пустыни, да и население после двух-трех эвакуации - это когда успевали -
не особенно рвалось назад.
  Из передач, а впоследствии из перехватов Алекс, стало известно, что армия
Конфедерации обзавелась новой техникой. Судя по всему, ничего
революционного изобретено не было - очередные вариации на тему старого
доброго "Т-12". Эксперименты с "волками" постепенно сошли на нет, даже
"перисты" были заменены умопомрачительными летающими штуками,
именовавшимися длинной, заковыристой аббревиатурой. И уж, конечно, никаких
животных в названиях.
  Конкуры, чтобы не сказать большего, в хвосте не плелись: полностью сняли с
вооружения всю ракетную технику, а за ней и лазеры. Вновь модернизировали
электромагнитные пушки и излечились от гигантомании - "слоны" и "киты"
ушли в прошлое, им на смену явились другие машины, получившие у операторов
совсем не боевые клички: "боров", "ишак" и почему-то "соловей".
  В результате между земной и конкурской техникой держался относительный
паритет, и если какая-то из сторон разрешалась свежей технологией, то
другая в это время уже вынашивала достойный ответ. Научная мысль, а с ней
и военная удача, как две шлюхи, таскались по враждующим домам и не могли
решить, где же им остановиться. После прослушивания новостей на Ските
возникали стихийные дискуссии, неизменно выдыхавшиеся на одном и том же:
эта война никогда не кончится.
  Тихона данная тема не волновала. Во время жарких споров, грозящих новыми
перестрелками, он предпочитал беседовать с Алекс. Из-за дополнительного
блока связи ее машина всегда выделялась в общей массе, но, даже и не видя
второй башни, Тихон научился ее узнавать по мельчайшим царапинкам на
броне. У каждого танка этот рисунок был неповторимым и заменял то, что у
людей принято называть внешностью.
  Разговоры с Алекс иногда были интересны, иногда не очень, но они никогда
не утомляли. Со временем Тихон к ней так привык, что начал неосознанно
воспринимать ее как реальное лицо из собственной биографии. Ему все
казалось, что они встречались раньше, и он мучительно выжимал из памяти
эпизоды, где она могла бы появиться. Это смахивало на самоистязание, ведь
они давно уже выяснили, что пересечься им было негде: Алекс так же, как и
он, покинула свою колонию лишь однажды.
  Вот это Тихона и угнетало больше всего. Он был уверен, что встреться они в
жизни, в нормальных человеческих телах, их судьбы сложились бы иначе, и,
самое главное, они сложились бы в одну. Алекс против таких фантазий не
возражала, хотя как-то намекнула, что, кроме расстояния, существуют и
другие причины. Тихон не стал допытываться, какие именно, - он боялся
разрушить свой воздушный замок. Позже он перебрал в уме все возможные
препятствия и пришел к выводу, что непреодолимых среди них нет.
Единственной помехой могла быть разница в возрасте, однако он вспомнил,
что его отец на двенадцать лет моложе матери, и отверг эту версию, как и
все прочие. Да, он не сомневался: сведи их жизнь, они бы навсегда остались
вместе. Значит, просто не повезло.
  То, что между ними происходило, было видно невооруженным глазом. "Волки" к
их роману относились по-разному, но вслух этот вопрос не обсуждался.
Во-первых, авторитет Алекс был непререкаем, да и Тихон, второе лицо на
Ските, тоже чего-то стоил. В сумме же они имели такой вес, что любая
критика в их адрес приравнивалась к бунту, а следовательно, к самоубийству.
  Было еще и во-вторых. Зенон, отличившийся в первые часы своего пребывания
на планете, приобрел репутацию цепного пса, который не лает, но если уж
откроет пасть, то кто-то лишится головы. Самое странное, что ничего
подобного не повторялось, а его слава все росла и множилась. Сорок два
оператора, лично наблюдавшие расправу над Танком и Феклистой, наполнили
тот случай вымышленными, но чертовски эффектными подробностями, и он
окончательно превратился в легенду. Заочно Зенона отчего-то называли
Змеем, и еще все знали, что Змей - лучший друг Тихона и Алекс, Искать
ссоры с такой троицей было бы неразумно.
  Несмотря на то, что женщин среди "волков" оказалось достаточно, таких пар
на Ските больше не возникало Алекс и Тихон были единственными, кого
связывало что-то отличное от простого взаимопонимания. Закованные в
жесткий, непроницаемый панцирь, они мучились от невозможности позволить
себе самые элементарные вещи. Все их прикосновения совершались только в
сознании, однако переносить это было гораздо тяжелей, чем голую выдумку.
Они все же ощущали друг друга, это не было платоническим, но и
по-настоящему чувственным не было тоже.
  Началось все как-то невзначай. Алекс спросила, трудно ли переходить в
чужой КБ, он в шутку предложил ей попробовать самой, и она, вроде бы тоже
в шутку, согласилась. И оставалась у него до тех пор, пока окружающие не
заметили, что два танка подозрительно долго не двигаются. А они двигались.
  Это длилось один час в обычном времени и целую эпоху в электронном. Что-то
среднее между соитием и обменом информацией - так Тихон мог бы определить
происходившее. Он познавал не тело Алекс, а ее душу, и увлеченно наблюдал,
как в ответ она постигает его самого. Их занятие было несравненно более
высокого порядка, чем заурядный интимный акт, хотя оба, если честно, о
заурядных актах имели понятие достаточно смутное.
  Насытившись, они принимались делиться невероятными впечатлениями и, скоро
истосковавшись, опять бросались друг к другу. Однако выходить из этого
состояния с каждым разом становилось все тягостнее. Каким бы интенсивным
не было их мнимое блаженство, в реальности оно оборачивалось
неудовлетворенной страстью. Обоих потом изводило внутреннее напряжение, и
они много раз обещали себе прекратить эту пытку, но цена таким зарокам
известна.
  И еще Тихон проверял озеро. К этому уже настолько привыкли, что даже
ленились подшучивать. Лишь изредка, когда от него веяло хорошим
настроением, кто-нибудь горячо вскрикивал:
  - Ну?!
  - Я дам знать, - деловито отвечал Тихон. Танки все прибывали, но пик явно
прошел. На Ските уже находилось более тысячи "волков", и Алекс сказала,
что до полутора тысяч их количество скорее всего не дойдет. Проект
затухает, лаборатории выкидывают последние машины, а новые строить
незачем, они себя не оправдали. Хотели создать биомеханическое войско, а
получили стадо - озлобленное, растерянное, запутавшееся в болезненной
рефлексии.
  - Стая, - оскорбленно поправил Тихон.
  - Стая, стадо. Не все ли равно?
  - Если я правильно понял, когда-нибудь поток танков иссякнет, и тогда...
что тогда?
  Он вдруг решил, что пребывание на Ските жутко похоже на спячку. Да ведь
это действительно стоянка, осенило его. Каждый час их жизни наполнен
каким-то невысказанным ожиданием, и чем дальше, тем это становится
заметней.
  - Алекс. Мы ведь чего-то ждем?
  - Кого-то, - сказала она, будто давно уже собиралась объяснить. - Игоря
ждем. Когда он появится на Ските, я буду точно знать, что наш Проект
закрыт.
  - Появится, - хмыкнул Тихон. - Да у нас и дышать-то нечем! Или он... в
каком он будет обличье?
  - Ты сам ответил, в каком. С кислородом у нас и впрямь туговато.
  - С чего ты взяла, что он сюда придет?
  - Он слово давал.
  - Игорь - слово?! И ты веришь?
  - Слову - нет, а генокоду верю. Он неизлечимо болен.
  - Не костным гриппом, случайно?
  - Я не шучу. Болезнь у него... В общем, даже не болезнь, а генетическая
программа, последствия еще тех войн. Оффициум-летум называется. Ранняя
смерть головного мозга. Неизбежная. Я подозреваю, что весь волчий Проект
он .затевал под себя. Мы ведь не хвораем. Как ему кажется.
  - Сейчас все лечится, - возразил Тихон. - Взять клетку, исправить код,
вырастить взрослого клона и через машину перегрузить в него личность.
Ой... это же бессмертие, - растерялся он.
  - Вот-вот. Кто тебе вдолбил такую чушь?
  - Но клонирование первого порядка...
  - Дает младенца.
  - Взрослого тоже можно. Когда нас вербовали, выращивали наших двойников....
  - И сразу убивали. Ты хоть понимаешь, что мышление - процесс
физиологический? Иными словами, когда человечек кумекает, происходят
электрохимические реакции. Когда не кумекает, тоже происходят, но другие.
Всего-навсего. А теперь скажи: может ли физиология не влиять на сам
аппарат?
  - Не знаю, - помявшись, ответил Тихон.
  - Не может. В смысле, , влияет, конечно. Человечек ду-умает, ду-умает, а
КГМ, кора головного мозга, меня-ается, меня-ается. А вместе с ней
потихоньку и психоматрица другой вид приобретает. Если периодически
снимать данные, допустим, каждый год, это становится заметно. Но в
генотип, к сожалению, мыслишки не откладываются. КГМ клона, какого бы
возраста он ни был, окажется девственно чистой, устроенной под одну только
наследственную информацию. Корректно разместить в ней сформировавшуюся
личность не получится.
  - Где ты этого нахваталась? - озадаченно спросил Тихон.
  - Это азбука, дорогой.
  - И то, что я надеялся найти свои образцы и...
  - Я тебя тогда не стала расстраивать. Никуда нас из "волка" нельзя
пересадить, разве что на другую машину. Вот с КБ дело обстоит намного
проще, он универсальный и с большим запасом. Но и там свои тонкости:
формат, система кодировки, всякое такое.
  - И Игорь на это пойдет? Добровольно станет танком?
  - Жить-то хочется.
  - Ладно, клонирование первого порядка отпадает, но в Школе говорили, что
конкуры освоили второй.
  - Может, и освоили. А что?
  - Игорь с ними связан, вот что.
  - С конкурами?! Ты рехнулся. Как с ними договориться?
  - Я не договаривался, - буркнул Тихон. - А вот Игорь - точно. Когда мы с
Владом зависли, он нас ни на одну операцию не посылал. Берег. Торчали в
бункере, как два идиота. Сколько мы народу могли спасти? Игоря это не
волновало. А когда конкуры появились на Тихом Ветре, выпустил. Потому что
заранее знал, какой это будет десант. Карательный. Они по мирному
населению прошлись, а нас как будто и не видели.
  - На Тихом Ветре?
  - Да.
  - Там все было по-другому. Он за дочь боялся.
  - Откуда ты про дочь?..
  - Интересовалась. Он же не с самого рождения был засекречен, кое-где успел
отметиться. Просто мне небезразлично, кто меня изуродовал. Игорь родился на
Тихом Ветре и главную лабораторию открыл там же. Наверное, хотел быть
поближе к дочери. У них странные отношения, ста часов друг без друга
побыть не могут. По интервидению постоянно связываются. Линия анонимная,
почти неопределяемая, но у меня было достаточно времени, чтобы кое-чему
научиться. Из-за дочери он вами рискнул.
  - Туда двадцать девять машин шло, дочурку его ненаглядную спасать. И все
мимо пролетели. В... как ее?.. в неподконтрольную зону.
  - А ты думаешь, Игорь в Проекте один? Или у них накладок не бывает? Не
станет же он всем рассказывать, какие колонии можно подставлять, а какие -
нет. Оттого и пустил вас наружу, что был в отчаянии. Любит он свою дочь
безумно. Она еще маленькая, в Лагере живет. Имя такое красивое. Сьен.
  - Хорошее имя, - пробормотал Тихон. И про себя повторил. - Сьен... да,
хорошее...
  Больше он ничего не сказал. Развернулся и поехал к озеру. Игоря вместе с
его дочерью Тихон запихнул в самый дальний угол памяти. Он пожалел, что КБ
не снабжен канализационным отверстием. Спустил бы - и избавился. Не
получалось.
  Вокруг все шло, как шло, разве что поток машин совсем иссяк. За тысячу
часов, за десять местных суток, их переносилось от пяти до пятнадцати
штук, иногда даже меньше. Кто-то назвал их беженцами, и ярлык оказался
неожиданно стойким.
  Беженцы. Это автоматически переводило "волков" в иной статус: не
изгнанники, не уроды, не списанная рухлядь. Вроде - убежали, вроде бы -
сами. От кого? Это неважно. Сами. Выбрали. Не захотели оставаться и пришли
сюда. Потому что здесь лучше.
  Впрочем, беженцем "волк" был ровно столько, сколько он добирался от
платформы до Девяти Озер - тоже чья-то придумка, кажется, Зигфрида.
Сливаясь с общей массой, танк переставал отличаться. Они все были такими.
  Оживление на Ските съело себя изнутри и затухло. Особого повода для него
не было и раньше, но толкотня и гомон переговоров создавали иллюзию
действия, хотя многие давно уже видели, что никакого действия на стоянке
не происходит. Теперь это стало ясно даже самым глупым и неунывающим.
  Скит затянуло вязкой паутиной ожидания - чего именно, знали только двое.
Тихон начал подолгу смотреть на запад. Это было так же бессмысленно, как и
его микробиологические исследования: прежде, чем доехать, каждая машина
возникала на радарах, но последнее время в его поступках было все меньше
логики.
  Как-то раз получилось так, что за четверо суток прибыл только один
беженец. Уже скоро, предупредила Алекс. Она передала это открытым текстом,
но, кроме Тихона, ее никто не понял. Потом на платформе финишировали еще
две машины, с промежутком в семь минут, так, что Скит заговорил о новой
волне иммиграции. Следующие двадцать суток не было никого.
  - Он явится до заката, - сказала Алекс. И, подумав, добавила: - Или
никогда. Я перехватила уведомление Воспитательного Надзора. Игорь забрал
Сьен из Лагеря.
  Бросив ковыряться в воде, Тихон выехал на окраину стоянки. Вместо одного
"волка" могли прийти два, и этого он боялся больше всего. Не выдержав,
Тихон медленно двинулся к платформе.
  - Хлеб-соль захватил? - насмешливо спросила Алекс.
  - Ты же не с Земли.
  - Книги. В них все написано. Ладно, решил - отправляйся, только не убивай
его. Мы Игоря в лотерею разыграем, на генераторе случайных чисел.
  - Тогда ты выиграешь, - сказал Тихон.
  - Это уж наверняка.
  Незаметно для себя он углубился в пустыню настолько, что стал терять из
виду дальние машины. Когда с радара исчезла последняя группа точек, его
вызвала Алекс.
  - Возвращайся, он уже на стоянке.
  - Игорь?! Как он умудрился?! Мы что, разминулись?
  - Оказывается, круглая не только Земля, но и некоторые другие планеты, -
здесь Алекс должна была язвительно хмыкнуть, но она этого не сделала. -
Возвращайся, пожалуйста, я соскучилась.
  - Я почти у станции.
  - Что ты там потерял? - Она действительно была чем-то расстроена.
  - Гляну, вдруг Игорь ее уничтожил. Кстати, почему я его не слышу?
  - Ты не на том канале.
  Тихон переключился и ошалел от нахлынувшей ругани.
  - Ты, мразь вонючая, я тебя...
  - Во что ты меня превратил?
  - И меня...
  - В то, чем вы и были. Давайте начистоту. Кого приглашают в Школу?
Неполноценных. Человек с устойчи