амеба  -  ускорь
деление, если ты заяц - прыгай прямо на волка, если ты неудачник  -  плюнь
на все!
     Шурик ошеломленно молчал.
     Врач самодовольно откинулся  на  спинку  кресла.  Похоже,  он  плавно
перешел к стихам. К диковатым, непривычным, но теперь,  по  крайней  мере,
Шурик твердо знал происхождение любимых цитат Роальда.
     - "В половинчатых шляпах...  -  самодовольно  вещал  Врач,  -  совсем
отемневшие Горгона с Гаргосом... смутно вращая инфернальным умом и  волоча
чугунное ядро, прикованное к ноге... идут на  базар...  чтобы  купить  там
дело  в  шляпе   для   позументной   маменьки   Мормо!..   Их   повстречал
ме-фи-ти-чес-кий мясник Чекундра... и жена его  Овдотья...  огантированные
ручки... предлагая откушать голышей..."
     - "Дарвалдайтесь! -  торжествующе  завопил  Врач.  -  С  чесночком!..
Вонзите точечный зубляк в горыню мишучлу, берите с кузовом!..  Закусывайте
зеленой пяточкой морского водоглаза!.."
     - Это что-нибудь означает? - спросил Шурик, закуривая.
     - Еще бы! - восхищенно ответил Врач.
     - Ты говорил о выборе, - никогда в своей жизни Шурик не переходил так
легко на "ты". - Он, правда, существует?
     - Еще бы!
     - И он есть у всех?
     - Еще бы! - восхищенно повторил Врач.
     - Даже у Анечки Кошкиной?
     Врач удовлетворенно хмыкнул:
     - Ты быстро схватываешь предмет. У Анечки  выбор  большой.  У  Анечки
чудный выбор.
     Он мечтательно протянул:
     - "Вертлявая, как шестикрылый воробей!.. Голос нежней, чем  голубиный
пух под мышкою..."
     Наверное, опять что-то цитировал.
     - А Иван Лигуша?
     - Иван! Куда без Ивана? Вот феномен, достойный внимания. Этот человек
не сбежит в Турцию и не покончит самоубийством. Он рожден для того,  чтобы
его убили.
     - Почему ты так думаешь?
     - Потому что знаю.
     - Как можно такое знать?
     - Лигуша бесполезен, - самодовольно объяснил Врач. -  Любой  человек,
как правило, хоть на что-то годится. Лигуша не  годится  ни  на  что.  Его
единственная функция - быть убитым. Он возвращает людям  потерянные  вещи,
он пытается что-то предсказать, но  это  никому  не  нужно...  Сам  Лигуша
никому не нужен...
     Врач быстро скосил глаза на Шурика:
     - Ты его тоже невзлюбишь.
     - За что?
     - За глупость.
     - Он что, один такой? - помрачнел Шурик. - Сам-то ты что несешь?
     Выпад Шурика Врач понял правильно:
     - Стихи!
     -  Если  то,  что   ты   цитировал,   стихи,   значит,   поэзия   мне
противопоказана, - еще мрачнее заметил Шурик. - И твои методы лечения меня
тоже не убедили. Расскажи лучше о Лигуше. Что это  за  тип?  Откуда  такая
редкостная функциональность?..
     "Иван!"


     Джумджума, 9 июля 1916 года.
     ...Роберт  Кольдевей  выпрямился  и,  вздохнув,  обернулся  к  группе
мужчин, учтиво прислушивающихся к его хриплому голосу. Белоснежные котелки
гости держали в руках, в зачарованных глазах стыло ожидание чуда. Археолог
для них, подумал Кольдевей, нечто вроде таинственного, не совсем понятного
существа, всегда перепачканного глиной и пылью,  но  зато  причастного  ко
всему тому, что самой вечностью упрятано в недрах таких чудовищных  холмов
как Джумджума, лишь слегка расцарапанная мотыгами и лопатами рабочих.
     Что ж, решил Кольдевей, они получат свое. В конце концов,  именно  от
этих  господ  зависит  продолжение  начатых  работ,  именно   они   решают
финансовые задачи Германского Восточного Общества. А раз так,  они  должны
вернуться в Германию с полным осознанием невероятной  важности  проводимых
Кольдевеем, и контролируемых ими,  раскопок.  Он,  Роберт  Кольдевей,  уже
провел гостей по унылым, выжженным Солнцем отвалам грубого щебня, он  уже,
внутренне усмехнувшись, показал  им  полустертые  письмена  на  развалинах
каменной стены. Вот эти письмена и были начертаны таинственным перстом  на
стене во время одного из безумных пиров Валтасара,  объяснил  он.  "В  тот
самый  час...  -  он  специально  понизил  голос,  -  вышли  персты   руки
человеческой и писали против лампады на извести стены чертога царского,  и
царь видел кисть руки, которая писала - мене, текел, упарсин..."
     Пусть дивятся.
     Чем больше странного расскажут они в Германии, тем лучше могут  пойти
дела.
     Роберт Кольдевей усмехнулся.
     Конечно, гости поражены. Они видели руины дворца,  которые  и  сейчас
повергают в трепет неопытного человека. Они видели руины пещи огненной,  в
которую царь Навуходоносор приказал бросить трех невинных отроков... Еще я
покажу им темный раскоп, пусть думают, что это именно в нем томился пророк
Даниил, брошенный на съедение львам...
     Кольдевей сжал зубы.
     Гости не должны покинуть раскопки разочарованными.
     Собирая Совет Германского Восточного  Общества,  эти  господа  должны
крепко помнить, что далеко в Месопотамии некий Роберт Кольдевей, археолог,
родившийся в Бауншвейге, денно и нощно работает во славу и  во  возвышение
именно Германского Восточного Общества. Они должны, наконец,  понять,  что
истинные археологи всегда похожи на моряков. Перед археологами, как  перед
моряками,  всегда  лежат  неизведанные   пространства.   Эти   господа   в
белоснежных  цилиндрах  должны  крепко  помнить,  что   существует   масса
вопросов, ответы на которые может дать только прошлое.  Черт  возьми!  Он,
Роберт Кольдевей, глубоко убежден, что  на  большинство  вопросов  честные
ответы можно получить только в прошлом!.. И он будет копать эти  выжженные
Солнцем холмы даже в том,  случае,  если  господа  из  Совета  Германского
Восточного общества вообще откажут ему в помощи,  а  проклятые  британские
войска двинутся к Вавилону! Он будет копать холмы Джумджума даже если  его
оставят рабочие! Разве не здесь, в конце  концов,  была  найдена  странная
шкатулка, никак не вяжущаяся с дикими временами, как облака протекшими над
холмами Джумджума?
     Роберт Кольдевей не любил спешить.
     Он никогда не спешил.
     Случалось, конечно, он старался ускорить раскопки, но  все  равно  он
никогда не спешил.
     Не спешил, раскапывая южный берег Троады  и  зеленые  берега  острова
Лесбос, не спешил, раскапывая вавилонские холмы. Может, потому и  не  знал
усталости, может, потому и наткнулся на некую шкатулку, выкованную из меди
или золота...
     Неважно из чего была выкована шкатулка.
     Впервые в жизни рука Роберта Кольдевея дрогнула, впервые в жизни  ему
захотелось сразу поднять находку, подержать шкатулку  в  руках.  Следовало
осторожно обмести пыль, употребив на это самые  мягкие  щетки,  зарисовать
место находки, присмотреться,  обдумать  находку,  но  нетерпение!..  Рука
археолога сама потянулась к  шкатулке,  указательный  палец  лег  на  алое
пятно, отчетливо выделяющееся на крышке.  Кольдевей  чувствовал:  не  надо
этого делать!  -  но  находка  была  поистине  непонятна.  Что  она  может
означать?
     Рабочие-сирийцы, бросив мотыги, удивленно следили за Кольдевеем.  Они
привыкли к тому, что в вавилонских холмах нет железа,  но  странный  немец
наткнулся на что-то металлическое. По крайней мере, шкатулка  поблескивала
как  металл.  Рабочие-сирийцы,  припав  пересохшими  губами   к   фляжкам,
удивленно следили за тем, как широко раскрыты глаза Кольдевея, как странно
он держит руку над шкатулкой, будто хочет ее погладить, а  потом  увидели,
как шкатулка исчезла и услышали неистовую брань немца.
     Последнее  удивило  их  гораздо  больше,  чем  исчезновение  какой-то
шкатулки.
     На холмах Джумджума не ругаются.
     Если ты не хочешь, чтобы могучие духи,  таящиеся  в  пыльных  руинах,
стали тебя преследовать, если ты не хочешь, чтобы они камнями  отдавливали
тебе пальцы и скатывали на голову другие тяжелые камни, если ты не хочешь,
чтобы желтая пыль душила тебя, как пальцы ночного вора, если ты не хочешь,
чтобы сама твоя работа превратилась в ад,  никогда  не  дразни  духов,  не
давай воли духам, не произноси вслух дурных слов!..
     Роберт Кольдевей тоже знал об этом.
     Уже в следующем году он понял последствия своего проступка.
     Сперва  Совет  Германского  Восточного   Общества   отказал   ему   в
ассигнованиях, а потом проклятые британцы, заняв, как он и боялся, Багдад,
двинули свои войска к Вавилону.



                     5. "МАКСИМКА?.. БРОСАЙ ОБРАТНО!"

     14 июля 1993 года.
     "Самый ужасный пример  массового  уничтожения  живых  существ  -  это
всемирный потоп, ведь в те дни погибли  и  тысячи  невинных  младенцев.  А
известно  ли  сегодня  точное  число  жертв?  Существуют  ли   специальные
мемориалы,  посвященные  потопу?  Осуждался   ли   прогрессивной   мировой
общественностью зачинщик потопа?"
     Законный вопрос.
     На чашку кофе Шурик мелочишки набрал. Кофе оказался невкусный, совсем
не как у Врача, но, по крайней мере, можно было посидеть и подумать.
     "Ты его тоже невзлюбишь..."
     Шурик усмехнулся.
     Похоже, при обвальном падении нравов  в  Т.  пришибло  многих.  Врача
точно пришибло. То, что он рассказал Шурику, ни в какие ворота не лезло.
     Иван Лигуша, бывший бульдозерист, неудачник в общественной  и  личной
жизни, никогда, по словам Врача, не смог бы покончить  с  собой  (то  есть
сделать волевой осознанный выбор) уже потому хотя бы, что был  рожден  для
того,  чтобы  его  убили.  Впрочем,  заметил  Врач  как  бы  вскользь,  не
обязательно обсуждать факт его рождения...
     Последнюю мысль Врач никак не комментировал. Да Шурик и пропустил  ее
мимо ушей, приняв как некую, пусть и темную данность.
     В истории Лигуши вообще многое приходилось  принимать  как  данность,
начиная с Кости-Пузы, с  Соловья  залетного.  Зачем-то  Лигуша  нужен  был
Соловью. Врач сам видел, как недурно одетый, хорошо сложенный  человек,  в
котором, понятно, никто не мог заподозрить беглого зека,  присаживался  за
столик Лигуши. Впрочем, это знакомство вряд ли могло оказаться  прочным  -
между Соловьем и Лигушей стояла Анечка.
     Возможно, считал Врач,  Соловей  пытался  проникнуть  в  дом  Лигуши.
Попасть к нему не проблема, Лигуша всех принимал, но в кухне или во дворе.
Лигуша всем помогал, но почти  всегда  это  происходило  или  во  дворе  у
массивной калитки, врезанной в массивный глухой  забор,  или  на  крыльце,
ведущем в кухню. Вот Соловей, возможно, и попытался попасть в дом Лигуши.
     Сцепщик Исаев, возвращаясь в апреле с дежурства, слышал голоса в доме
Лигуши. Была ночь, улица не освещена, голоса злые. Потом кого-то выбросили
за калитку. Как показалось сцепщику, выброшенным был Соловей и роилась над
ним туча диких ос. Конечно, утверждать  с  уверенностью  сцепщик  не  мог.
Соловей еще ладно, но осы... Ночью... Как выяснил Леня Врач, сцепщик Исаев
довольно часто возвращался с дежурства хорошо поддатым.  И  вообще,  Исаев
относился  к  людям  впечатлительным.  Хотя,  опять  же,  убийство  Лигуши
произошло на другой день после ночных видений  сцепщика.  Костя-Пуза  (для
всех, понятно, даже не Соловей) явился в кафе с Анечкой Кошкиной. Врач сам
все видел. А  Анечка,  обычно  вертлявая,  как  тот  шестикрылый  воробей,
держалась прямо как дама. Устроились  они  рядом  со  столиком  Лигуши,  к
которому, как всегда в начале вечера, пока Иван еще не выпил первых  шести
литров пива, никто не  подсаживался.  И  все  шло  мирно  и  весело,  пока
разомлюя Лигушу не стал раздражать нежный,  как  пух  голубя  под  мышкой,
голос  Анечки  Кошкиной.  Со  свойственной  ему  самоуверенностью   бывший
бульдозерист заявил, что анечкин кавалер,  несмотря  на  его  впечатляющий
вид, очень скоро сядет в тюрьму и сядет надолго.
     "А я знаю, за  что  я  сяду!"  -  красиво  усмехнулся  Костя-Пуза  и,
выхватил из-под плаща обрез, отправил Лигушу в морг, где  уже  сам  Лигуша
чуть не отправил смотрителя в мир иной.
     А Соловей скрылся.
     Скрылся, скотина!..
     Было  видно,  что  исчезновение  Соловья  доставило  Врачу   какие-то
неудобства.
     А в мае, рассказал Шурику Врач, уже  сама  Анечка  Кошкина  отправила
бывшего бульдозериста в морг,  откуда  Лигуша,  в  свою  очередь,  по  уже
сложившейся традиции, отправил в реанимацию смотрителя морга.
     Чего-то не договаривал Врач...
     И еще была деталь.
     Незадолго до выстрелов в кафе Иван Лигуша побывал в Городе. Что-то он
там прятал. По крайней мере, так он сам считал. А чтобы не забыть, что  он
там  прятал,  Лигуша,  с  присущей  ему  хитростью,  зашифровал  в  некоем
объявлении...
     "Пятнадцатого меня убьют".
     - Может, это ты и убьешь Лигушу, - покосился Врач на Шурика. -  В  Т.
каждый второй готов убить Лигушу.
     Шурик усмехнулся.
     Веселенькое дельце.
     Псих Дерюков находит  обрез  Кости-Пузы...  Соловья,  говорят,  в  Т.
видели совсем недавно... Анечка Кошкина угрожает Лигуше расправой... Кроме
Анечки это готов сделать каждый второй житель Т...
     - Что-то во всем этом мне не нравится, - сказал Шурик  Врачу.  -  Ты,
наверное, чего-то не договариваешь.
     - Чего? - удивился Врач.
     - Ну, хотя бы... Вот Соловей... Чего Соловей хотел от Лигуши?
     - Откуда мне знать? - Врач вдруг отвел в сторону влажно помаргивающие
глаза.
     - Ладно, - сказал Шурик, - поставим вопрос иначе. Чего  хочет  Анечка
от бывшего бульдозериста?
     - Откуда мне знать? - повторил  Врач,  недовольно  выпячивая  толстые
губы.
     - Ладно, - сказал Шурик, - поставим вопрос иначе.  Почему  Костя-Пуза
искал знакомства с Лигушей? Почему Лигуша  испугался  Соловья?  Почему  он
бросился в Город, почему не стал прятать свои загадочные  ценности  в  Т.?
Наконец, что он прятал?
     - Это не один вопрос, - недовольно сказал Врач. - Это четыре вопроса.
     - Хорошо, - сказал Шурик. - Поскольку на все вопросы отвечать ты явно
не желаешь, ответь хотя бы на последний.
     - Шкатулка! - сказал Врач, моргнув неуверенно.
     - Какая шкатулка? - удивился Шурик.
     - Шкатулка рыцаря...
     Ну-ну, поощрил Шурик. Он видел, как блеснули глаза Врача.  Ты  что-то
знаешь. Или догадываешься. Умный же человек.
     Догадки Врача выглядели не слабо.
     Он, Леня Врач, человек въедливый и дотошный, много  лет  интересуется
историей...
     Пропустим, грубо сказал Шурик.
     Он,  Леня  Врач,  человек  дотошный  и  любознательный,   много   лет
интересуется историей в самых разных ее аспектах...
     Пропустим, грубо повторил Шурик.
     Он, Леня Врач, человек, любящий точность, обдумывающий каждую деталь,
много лет внимательно изучает исторические документы на трех доступных ему
языках и даже переписывается с археологом академиком Ларичевым...
     И это пропустим,  заявил  Шурик.  Увлечения  Врача  не  казались  ему
важными.
     - Тогда отваливай, - обиделся Врач.
     - Ладно, - пошел на попятный Шурик. -  Я  тебя  выслушаю,  только  не
пытайся уверять,  что  бывший  бульдозерист  имеет  какое-то  отношение  к
истории, или к психологии, или к академику Ларичеву.
     - Вот и отваливай! - совсем обиделся Врач. - Я вообще говорю с  тобой
только потому, что этого хотел Роальд.
     - Тогда расскажи мне то, что ты рассказал Роальду.
     Врач попыхтел, поблескивая влажными глазами.
     Было видно: то, о чем он догадывается, и впрямь тревожит его.
     Изучая определенные исторические  документы  на  трех  доступных  ему
языках, он, Леня Врач, в самых различных текстах, казалось бы, совсем друг
с другом  не  связанных,  -  в  таких,  скажем,  как  записки  крестоносца
Виллардуэна  или  дневники  археолога  Кольдевея,   отчеты   средневековых
инквизиторов или папирус, донесший до наших дней  сведения  о  похождениях
египетского  торговца  Уну-Амона,  -  обнаружил  упоминания  о  загадочной
шкатулке, появлявшейся время от времени то здесь, то там,  но  никогда  не
дававшейся людям в руки. Заколдованная какая-то шкатулка. Упоминания о ней
он нашел даже в отписках дьяков Сибирского приказа.
     Они были пьяницами, эти дьяки, не поверил Шурик.
     - Подумаешь! - возразил Врач. - Кольдевей тоже любил выпить,  тем  не
менее, на его трудах стоит история. И я еще кое-что узнал.  От  Анечки!  -
глаза Врача торжествующе блеснули. -  Видела  Анечка  шкатулку!  Видела  у
Лигуши. Он трогать ее не разрешал, но видела ее Анечка!
     - Ну и что в ней, в этой шкатулке? - спросил Шурик.
     И опять Врач отвел взгляд в сторону.
     Он,  Врач,  сделал  массу  выписок.  Он  специальную   папку   завел:
"Извлечения". Масса выписок, вырезок,  предложений.  Но  в  апреле,  перед
первым убийством Ивана Лигуши, папка  у  Врача  пропала.  Прямо  со  стола
пропала. Никому, кроме Врача, не нужны были эти  бумаги,  но  вот  пропала
папка.
     Если ты подозреваешь Костю-Пузу, - сказал  Шурик,  -  то  бумаги  его
интересуют только в виде ассигнаций.
     Речь о шкатулке, отрезал Врач. Он уверен, загадочная  шкатулка  после
многих приключений могла попасть в руки Лигуши. Он же бывший бульдозерист.
Как сносили купеческий  квартал,  работал  в  руинах  именно  Лигуша.  Мог
наткнуться. Не каждый бульдозерист бежит с такой  находкой  в  милицию.  И
Анечка видела шкатулку. В руках,  правда,  не  держала,  но  видела.  Этот
Соловей много чего ей напел, могла ему проговориться. Соловей, сам знаешь,
не дурак. Мог выкрасть папку. А, выкрав, попер на Лигушу. А Лигуша  что-то
почувствовал. Он такое здорово чувствует. Его за это полгорода ненавидит.
     - А почему - шкатулка рыцаря? - несколько  запоздало  поинтересовался
Шурик.
     Врач пожал плечами.
     Он не знает.
     Так назвалось.
     "Научный  коллектив   разработал   "Дуромер"   -   высококачественную
программу, включающую  в  себя  многочисленные  психоаналитические  тесты.
"Дуромер" позволяет с высокой точностью оценивать как  физическое,  так  и
интеллектуальное состояние любого живого организма."
     Шурик раздраженно сунул газетные вырезки в карман  и  расплатился  за
кофе последней мелочишкой.
     Если выбросить из головы загадочную шкатулку, явную причуду чокнутого
Врача, оставались вполне реальные Костя-Пуза,  Анечка  Кошкина  и  главный
клиент - бывший бульдозерист Иван Лигуша. Вот такой треугольник.
     "Пятнадцатого меня убьют..."
     Не дам я тебя убить, сказал про себя Шурик. Шестнадцатого я убываю  в
отпуск, не дам я тебя убить.
     Это же он повторил Роальду, когда тот с присущей ему бесцеремонностью
телефонным звонком поднял его поздно ночью.
     "Три часа!.." - возмутился Шурик, глянув на часы.
     "Почти утро, - отрезал Роальд. - Лучшее время для размышлений.  Фирму
"Ассико" обчистили. Вывезли мебель и компьютеры."
     Шурик невольно заинтересовался:
     "В соседнем подъезде? Вчера?"
     "Ага, - подтвердил Роальд. - Ты как раз у меня появился."
     "Видел,  видел  я  рыло,  похожее  на  Данильцына,  -  хмыкнул  Шурик
удовлетворенно.  -  Помнишь  такого?  По  делу  Ларина  проходил,  опытный
мебельщик. Проверь, в городе ли Данильцын."
     "Там что, даже грузовик был?"
     Шурик не без тайного торжества, не без тайного и укора, назвал номер.
     Роальд хмыкнул удовлетворенно.
     "Я тут без денег остался, - попытался надавить на него Шурик. - Психа
одного брал, обронил бумажник."
     "А не связывайся с психами", - сказал Роальд и повесил трубку.
     Хороший ночной разговор. Если верить Роальду, предутренний.
     Шурик с тоской прислушался к рыданиям, вновь пронесшимся над Т.:
     - Барон! Барон!..
     Вот и "Дуромер" изобрели... Мне бы такую штуку...  Я  бы  каждого  по
нескольку раз прогнал через "Дуромер". И Анечку, и Лигушу, и Роальда с его
дружком, копающимся в научной литературе на трех языках.
     Любая тайна, вздохнул Шурик, чревата  скрытым  злом.  В  любую  тайну
изначально вложено зло.
     "Питейно-закусочное заведение приглашает  на  торжественное  открытие
всех активных питейцев и всех активных закусчиков."
     Я не хочу сходить с ума.
     Я не хочу сходить с ума, я не хочу сходить с ума... - трижды повторил
про себя Шурик.
     Он медленно пересек пустую площадь  и  остановился  перед  затенен