одна   и   великодушна,   -   словно
продекламировал Уваров и участливо осведомился: - Вы выпили?
   - Я вообще  враг  спиртного  и  презираю  тех,  кто  алкоголем  создает
иллюзорную благость. Просто, скажу откровенно, завидно. Да-да. Завидую  до
боли в сердце. Захотелось отчаянно обнять любимую и так  же  плавно  плыть
под ласковую мелодию. Чтобы душу обволакивали покой и радость.
   - Понимаю вас, - вздохнул Уваров и обнял его круглые плечи.  -  Мне  бы
тоже хотелось быть далеко-далеко, как им.
   - У вас все впереди. Еще будете. И любовь придет.
   - Ее я не уберег и, видно, никогда не смогу забыть прошлое. - Он  убрал
руку. - Как жаль, что люди не научились двигать время вспять. Как жаль.
   - Ничего, - ответил  успокаивающе  доктор.  -  Рано  или  поздно  разум
обретет власть и над временем. Будем терпеливы и оптимистичны.
   - Другого и не остается. Во всяком случае, теперь. -  Он  покосился  на
Эдерса, спросил доверительно: - А у вас, доктор, нет возлюбленной?
   - Нет, - ответил доктор, покачав головой.
   - Что так?
   -  Я,  как  модно  сейчас  выражаться,  консерватор.  Ценю  в  мужчинах
мужество, а в женщинах женственность. Увы и ах, но то  и  другое  идет  на
убыль.
   - Что вы имеете в виду?
   -  Мне  отвратительны  вульгарные  размалеванные  девицы  с   короткими
прическами, словно они только что освободились  из  тюрьмы  или  вышли  из
лечебницы умалишенных. Да еще с сигаретами в зубах.
   - Какой-то юморист  изрек:  целовать  курящую  женщину  все  равно  что
лобызать пепельницу.
   - Верно сказал, - кивнул Эдерс. - Но не менее брезгливо я отношусь и  к
молодым людям с немытыми завитыми патлами до плеч,  в  туфлях  на  высоких
каблуках - только не хватает, чтобы еще губы красили - эдаким развинченным
и вихляющимся субъектам. Вид их наводит на мерзкие ассоциации...
   - А вы моралист и противник моды.
   - Просто нормальный человек, мода здесь  ни  при  чем.  Не  сочтите  за
хвастовство, у меня хороший вкус. Мне  порой  очень  жаль  этих  девчонок,
которые забыли о свойственной  юным  девушкам  и  особенно  их  украшающей
стыдливости и гордости.
   - Отчасти разделяю ваши взгляды, но не  отголоски  ли  это  снобизма  и
ханжества? Не слишком ли мы категоричны, требовательны?
   - Я не сноб и далеко не ханжа, те, кому они позволяют так  бесцеремонно
себя обнимать, неприлично ругаться при них, их-то и не уважают. Не смотрят
как на будущих жен.
   - Правильно, - кивнул Уваров, - у этих бедняжек, как сказал один  поэт,
"есть с кем спать, а просыпаться не с  кем".  Сплошная  голая  физиология,
никакого духовного общения. О каком же уважении может идти речь? Жалко мне
их, очень жалко.
   - А я на любимую смотрю всегда глазами будущего мужа.
   - Трудно с вами не согласиться. Мне их  тоже  жалко.  Неужели  сами  не
понимают? Но когда поймут - поезд ушел...
   Расходились за полночь. Широкие окна поблескивали темно-синей чернотой,
словно занавешенные бархатом,  усыпанным  крупными  красными  звездами.  В
наступившей гулкой тишине затихли шаги. В кустах за  верандой  переливчато
затрещали цикады.
   Свет в комнате Грега не горел. На полу распластались, отраженные лунным
сиянием, рамы оконного переплета. В углах таинственно витали лиловые тени.
Где-то у выхода в лоджию что-то шелестело. То ли змея, то ли ящерица.
   Фрэнк сидел на кровати, охватив колени руками, положив на  них  гудящую
от мыслей голову. Его  терзали  разноречивые  чувства.  Под  сердцем  ныла
щемящая боль. "Вот так и  приходит  отрезвление:  размечтался,  старик,  -
девушке всего восемнадцать. Зачем я ей нужен, молодой  и  красивой?  С  ее
стороны - это жалость  и  благодарность.  Надо  отринуть  подобную  блажь.
Ничего хорошего от этих встреч ждать не приходится, только лишние терзания
и разочарования".
   Из коридора тихо постучали.
   - Да, войдите. - Грег вскинул голову.
   Дверь отворилась, на пороге стоял Мартин. Спросил еле слышно:
   - Мечтаете в потемках? Свет не зажечь?
   - Не стоит. Проходите садитесь. Не спится?
   Мартин сел в кресло против кровати:
   - Что пишет вдова Кребса?
   - Все нормально, Мартин. - Грег вздохнул. - Думаю,  когда  возвратимся,
закончим работу, станем жить вместе. Они и мы с вами. Стива усыновлю.
   - А мисс Юта?
   - Что Юта? - Грег вздрогнул, кольнуло в сердце.
   - Куда ее денем? Вы же любите друг друга, зачем обманываться.
   - Откуда вы взяли? - возразил неуверенно.
   - Бросьте, Фрэнк. Я не слепой. Не выдумывайте сложностей. Я вижу: она к
вам неравнодушна, если не больше. Мне кажется, она вас любит.
   - Не путайте любовь  с  чувством  уважения,  благодарности  и...  чисто
человеческой жалости.
   - А чего вас жалеть? Ну уважение, благодарность ладно. Это  свойственно
честным людям, а она именно такая. Но  при  чем  жалость?  Вы  что,  урод,
убогий или нищий? Она же вам нравится?
   - Она всем нравится. Я уже обжегся один раз, Мартин, вы знаете,  крепко
обжегся. До сих пор не пришел в себя, сжимает сердце  и  саднит  душу.  Вы
спросили, нравится ли она мне? Да. Очень. Я ее  люблю.  Но  это  не  имеет
значения, боюсь вновь потерять, вдруг все повторится, как  с  Джин.  Будет
нелегко перебороть чувство, но что поделаешь - переживу.
   - Жаль, Миша спит, - засмеялся Мартин.
   - При чем здесь Миша?
   - Он мне приводил хорошую русскую пословицу: "Обжегся на молоке,  дуешь
на воду". О'Нейли нужно давно забыть и  никогда  не  вспоминать  -  я  вам
говорил, она была плохим человеком. Вы извините,  Фрэнк,  что  вмешиваюсь,
однако мне кажется, вам пора обзавестись семьей.  Лучшей  жены,  чем  мисс
Юта, не сыскать, поверьте мне, не мучайтесь - решайте.
   - А что же вы сами не женились?
   - Я другое дело. - Негр глубоко вздохнул. - Светлой памяти шеф,  Эдуард
Бартлет,  говаривал  -  семья  большая  ответственность.  Прежде  чем   ей
обзаводиться,  подумай  -  не  наплодишь  ли  несчастных,  не  станут   ли
впоследствии упрекать тебя дети, что не смог  дать  им  хотя  бы  то,  что
необходимо для нормальной жизни. Если уж такие, как он,  -  белые,  умные,
образованные и богатые метались в сомнениях,  то  что  говорить  обо  мне,
черном, неученом и бедном? Остался бобылем - все никому не в тягость.
   - Ваше богатство, Мартин, не  купишь  за  деньги.  Вы  мудры,  добры  и
благородны. А людей на черных и белых разделяют  лишь  злобные  маньяки  -
фашисты.
   - От этого нам не легче, а достоинства мои  не  имеют  спроса  в  нашем
мире. Кому это надо?
   - Всем, Мартин. Всем, мой дорогой друг.
   - Подумайте все-таки о семье, Фрэнк.
   - Моя семья - это мать, Стив и вы.
   - Это совсем не то.  -  Он  встал.  -  Не  отталкивайте  мисс  Юту.  Не
считайте, что ее чувства лишь признательность за помощь в тяжелую  минуту.
Нет. Я-то вижу, меня не проведешь. Она очень порядочная девушка. И  вы  ей
нужны, какой есть. Мне сдается, она вас любила и раньше. Подумайте, Фрэнк,
чтобы потом не пенять на судьбу. Да и жестоко с вашей стороны, не нанесите
травму ее сердцу, не забывайте и о ней. Спокойной ночи. - Он вышел.
   "А чего тут думать, - размышлял Грег, раздеваясь, - как будто я  решаю?
Все не так просто, как кажется Мартину, последнее слово  не  за  мной.  Не
хватало еще,  чтобы  на  мои  сентиментальные  излияния  и  признания  она
расхохоталась в лицо. - За эту мысль стало стыдно. - Ну зачем так, она  же
этого не заслужила. Ох, господи".
   Он лег, закинув руки за голову и уставился в  потолок,  словно  на  нем
хотел прочесть ответ на мучающие мысли.
   Тягуче заскрипела дверь.
   Грег приподнялся на локтях.
   На пороге,  озаренная  струящимся  сквозь  окна  голубовато-серебристым
светом луны, виднелась фигура девушки.
   - Юта? - воскликнул Грег.
   Девушка  не  ответила.  Маленькими  нерешительными  шажками,  осторожно
ступая, приблизилась к кровати и  опустилась  на  ее  край.  Нежный  запах
духов, казалось, проник Грегу в самое сердце. Юта наклонилась  над  ним  и
дрожащим голосом прошептала:
   - Я люблю вас, Фрэнк.
   Что-то горячее капнуло ему на щеку.
   - Не надо. Юта. Милая, родная, не надо. Вы  будете  страшно  жалеть  об
этом, я не хочу.
   - Я люблю вас, -  повторила  девушка.  -  Не  прогоняйте  меня.  -  Она
опустила голову и заплакала.
   - Это порыв, Юта. Вы пожалеете, разочаруетесь.  Вы...  -  Он  обнял  ее
вздрагивающие плечи.
   - Нет! Нет! - вскрикнула она и выпрямилась. - Я ни  о  чем  никогда  не
пожалею.
   - Юта, одумайтесь, не нужно.
   - Нет!..
   Не помня себя от счастья, Грег обнял ее...
   Снаружи коттеджа над древнейшей пустыней, как и миллионы лет  назад,  в
черно-синей бездонной глубине неба помаргивали розоватые звезды. Почти  на
линии горизонта, залитый лунным светом, брел караван верблюдов...



12. НЕОЖИДАННОЕ ПРОИСШЕСТВИЕ

   Кондиционер испортился. Он не жужжал шмелем, как  обычно,  и  не  гудел
подобно ветру в трубе, а нудно и тягуче, словно зубная боль,  ныл.  Сквозь
окна разбрызгивались солнечные лучи. Отражаясь от гладких циновок на полу,
они желтыми зайчиками роились на белом потолке, отпугивая в углы сереньких
ящериц-мухоловок. Из озонаторов тянуло свежестью недавно прошедшей грозы.
   Грег лежал  на  кровати.  Тихонько,  с  надрывом,  постанывал.  Тыльной
стороной ладони прикрывал глаза - свет вызывал в голове тупую боль.
   В кресле у окна, вытянув ноги,  изобразив  на  лице  выражение  патера,
читающего прихожанам душеспасительную проповедь, сидел доктор.
   - Я как-то советовал вам, Фрэнк Грег, не употреблять это гадкое поило -
спиртное, - лицо Эдерса сделалось  постным.  -  Весьма  сожалею,  что  мои
благие призывы оказались в полном  смысле  гласом  человека,  вопиющего  в
пустыне.
   - Вы советовали не пить с горя, - пролепетал Грег, - а я  употребил  по
необходимости. В силу обстоятельств.
   - Какая разница?  -  Доктор  поджал  губы.  -  Пьяницы  всегда  находят
оправдание  своему  пагубному  пристрастию  к  алкоголю.  Неужели  вы   не
понимаете - это удел примитивных личностей, недостойных  звания  мыслящего
человека. Берите пример с Уварова: сказал баста и  ни  грамма.  Удивляюсь.
Может быть, вы просто не в силах взять себя в руки?
   - В силах. Но мне вчера понадобилось изобразить пьяного, чтобы выяснить
намерения одного  субъекта.  Изобразить,  понимаете?  Может  быть,  слегка
перестарался и излишне натурально вошел в образ, но я  привык  все  делать
добросовестно. Так сказать, от души.
   - Для этого достаточно прополоскать рот наиболее пахучим  из  напитков.
Ну, вермутом, что ли, а не-накачиваться до положения риз.
   - Я больше не буду, - жалобно промямлил Грег.
   - Скажите, пожалуйста, он больше не будет, - доктор всплеснул ладонями,
- как трогательно и наивно. Словно малыш шалунишка: нашкодил и  просит  не
лишать его сладкого. Я вам  не  верю,  вы  слабовольный  и  бесхарактерный
человек.
   В коридоре послышался голос Уварова.  Физик  напевал  какой-то  игривый
мотивчик. Распахнулась дверь.
   - Доброе утро! - Он остановился на пороге, взглянул  с  сочувствием  на
Фрэнка.
   -   Мутит?   Потрескивает   головенка?   Да-а,   и   глазенки   как   у
кролика-альбиноса. Вам бы сейчас огуречного рассола.
   - Вы понимаете, Миша, - Эдерс скосил глаза на кровать, - уже не  говоря
о нравственной стороне, он не желает считаться с тем, что организм еще  не
окреп после экспериментов. Кто знает, какие могут возникнуть  последствия.
Судя по поведению вчера,  он  на  пути  превращения  в  нашего  волосатого
пращура, в какого-то первобытного питекантропа.
   - Питекантропы не пили, - буркнул Грег.
   - Вот и будете первым пьющим, забулдыгой  неандертальцем,  кроманьонцем
или еще кем.
   - Поднимайтесь, Грег. - Уваров подошел к кровати  и  взлохматил  Фрэнку
волосы. - Я попрошу Мартина сварить кофе  покрепче  -  это  вас  взбодрит.
Вставайте, - он подмигнул и направился к двери.
   - Ы-ы-ы. - Грег сел, опустил ноги на пол и затряс головой.  -  Чтобы  я
еще хоть раз...
   - Не давайте никаких клятв. Не кощунствуйте. Я вам не верю.  Посмотрела
бы на вас мисс Юта. Она с таким пьянчужкой и разговаривать-то  не  станет.
Стыд и позор.
   - Если она меня любит и я ей дорог, то снизойдет... - Грег заглянул под
кровать, ища туфли.
   - В таком омерзительном виде вы никому не дороги. Фу, какое безобразие.
В общем, я умываю  руки.  Ваш  нелепый  и  жалкий  вид  не  вызывает  даже
сострадания.  Да-да,  сострадания.  Ни  на  йоту.  Знаете,  что   вы   мне
напоминаете?
   - Что?
   - Мокрую, старую, облезлую шляпу после дождя.
   - Я больше не буду,  доктор,  -  опять  заискивающе  повторил  Грег.  -
Заверяю, как перед богом. "Это же была необходимость.
   - Хорошо. - Эдерс встал. - Но в последний раз.  Спускайтесь  вниз,  вам
действительно следует подкрепиться.
   В холле за столом Уваров что-то оживленно рассказывал Мартину,  помогал
мимикой и жестами. Оба покатывались от хохота.
   - О чем речь? - Доктор сдвинул брови, сел и указал Грегу на стул рядом.
   - Миша поведал о своих наблюдениях за оленями в Канаде, - ответил негр.
- Он туда ездил по делам.
   - И что же смешного вытворяют эти животные? - Эдерс налил Грегу кофе  и
повернулся к Уварову.
   - Понимаете, доктор, - начал тот, - я даже не представлял. Оказывается,
олень не в пример лошади очень несообразителен. На водопой его гоняют  все
лето по одной и той же тропинке. В какой-то момент, не  помню,  то  ли  по
причине среза рогов или еще почему, но некоторое время  ему  нельзя  пить.
Тогда пастух ставит поперек тропинки жердь на двух тоненьких подставочках.
Олень доходит до  нее,  смотрит  -  путь  закрыт,  поворачивается  и  идет
обратно. Вы представляете, он не додумывается обойти  жердь  стороной.  До
того глуп.
   - Мне кажется - это не глупость,  а  дисциплинированность,  -  возразил
Эдерс. - Он видит запрет, как знак на пути  автомобилиста,  и  подчиняется
ему безоговорочно. Мне остается сожалеть, что некоторые люди  не  обладают
логикой оленя. Я бы поставил кое-кому перекладину на пути  к  бару,  пусть
поворачивает и направляется куда положено.
   - Но я-то додумаюсь ее обойти, - вставил Грег, - вашу жердь.
   - Судя по ответу, вы намерены продолжать в том же духе, хотя  несколько
минут назад клялись в обратном?
   Грег молчал, помешивая ложечкой кофе.
   - Что же вы молчите, как Валаамов осел! - вскипел доктор. - Извините за
резкость.
   Неожиданно Уваров громко захохотал.
   - Ваш смех, Миша, неуместен и неприличен, - скривился Эдерс, - этим  вы
поддерживаете слабость Фрэнка, как бы пассивно одобряете - это нечестно  и
непорядочно.
   - Простите, милый доктор, но мой смех не имеет к Фрэнку и его слабостям
никакого отношения.  -  Уваров  продолжал  смеяться,  вытирая  выступившие
слезы.
   - Что ж, смех без причин? Тогда вам бы следовало обратиться к...
   - Да нет же, доктор. Он имел отношение к вам, вернее, вашему сравнению.
   - И что в нем смешного? - Эдерс насупился.
   - Дело в том, что у прорицателя Валаама никогда не было  осла.  У  него
имелась ослица. И отличалась она не тем, что молчала, а как раз  наоборот,
вопреки сородичам, вдруг заговорила человеческим языком. Вы же,  наверное,
имели в виду  буриданова  осла,  сравнение  с  этим  животным  приписывают
французскому  философу-схоласту  Жану  Буридану,  как   пример   парадокса
абсолютного детерминизма в учении  о  воле:  осел,  помещенный  на  равном
расстоянии меж двух одинаковых охапок сена, должен умереть от голода,  ибо
не сможет решить, какую из них предпочесть.
   - А откуда это знаете, вы же безбожник?
   - Изучал научный атеизм, интересовался Библией.
   - Меня не трогают сейчас ваши библейские и философские  притчи.  Я  мог
кое-что перепутать - суть  не  в  этом.  Я  пекусь  о  здоровье  Фрэнка  и
удивляюсь, что близкие ему люди  так  легко  относятся  к  столь  пагубной
привычке. Вы не представляете по  некомпетентности,  к  каким  трагическим
последствиям это приведет и не только его, но его жену, их будущих  детей,
не исключено - внуков. Вместо того, чтобы трубить тревогу и  спасать  его,
вы легкомысленно посмеиваетесь и сводите на нет мои воздействия.
   - Полно вам, - умиротворяюще произнес Мартин. - Ему  нужно  было  вчера
выглядеть  пьяным.  Очевидно,  увлекся  и  переборщил,  убеждая  в   своем
состоянии соглядатаев.
   - Да что в конце концов за тайны мадридского двора! - вскричал Эдерс. -
В чем дело? Кто-то слоняется вокруг, что-то вынюхивает, может,  собирается
нас прирезать, как  ягнят,  а  мы  в  неведении!  Эдак  накроют  мешком  и
уволокут, а ты и знать ничего не знаешь! Просветите нас наконец?
   - Сейчас, сейчас. - Грег  нетерпеливо  потряс,  ладонью.  -  О  вас  же
заботились. Не хотели пока тревожить и портить самочувствие.
   - Нет уж, сделайте одолжение. Испортите. Нам весьма не безразлично, что
творится вокруг.
   - Несколько недель назад Мартин заметил за нами слежку.
   - Слежку? Боже мой, только этого не хватало. - Доктор вытаращил глаза и
вытянул губы трубочкой. - Значит, слежку?
   - Самую настоящую.  Один  тип  интересовался  моей  скромной  персоной:
человеком без кисти и глаза. Мы договорились с  Мартином:  как  тот  снова
объявится, он меня сразу  предупредит.  Вчера  этот  субъект  дал  о  себе
знать...


   После завтрака, когда Грег сидел в своей комнате, вбежал  взволнованный
и запыхавшийся Мартин. На коротком носу поблескивали мелкие капельки.
   -  Этот...  Рыжий...  появился.  -  Он  перевел  дыхание.  -  Агента  я
предупредил - быстро договорились. А с этим сейчас беседовал.  Наплел  ему
сорок бочек арестантов, как вы мне поручали.
   - Как он отреагировал?
   Негр пожал плечами.
   - Никак.  Хмыкнул  недовольно.  Будто  я  виноват,  что  вас  тут  нет.
Затрудняюсь сказать, поверил или нет.
   - Где он? - Фрэнк вскочил.
   - На шоссе. Кажется, что-то испортилось в его машине.  Вон  посмотрите,
белый "рено" у обочины. - Он подвел Грега к окну и слегка отодвинул штору.
   У шоссе приткнулся "рено" цвета "белая ночь" с поднятой крышкой капота.
Наполовину закрытый ею, в моторе копошился мужчина.
   - Та-ак. Ступайте к себе, я им займусь.
   - Вам помочь?
   - Не стоит. Идите, Мартин, и не обращайте на него внимания,  будто  вас
ничего не касается. Делайте все как обычно. Не беспокойтесь, со мной будет
полный порядок.
   Негр кивнул и сошел вниз.
   - Та-ак, - повторил Грег и достал из ящика стола пистолет.  Повертел  в
руках и, подумав, положил обратно. Затем вынул зажигалку "ронсон" - прибор
РУ, - спрятал в карман и выскочил из комнаты. Спустившись в  холл,  юркнул
через черный ход на теневую сторону дома. У  угла  опустился  на  землю  и
осторожно выглянул.
   Незнакомец все так же возился  с  автомобилем.  Видно,  на  самом  деле
что-то не ладилось с двигателем.
   Грег навел  на  рыжего  прибор  и  нажал  кнопку  "усыпление".  Мужчина
покачнулся и осел на дорогу, ноги скользнули под кузов.
   Выскочить и перебежать к сарайчику было делом  секунд.  Грег  подождал,
огляделся и подскочил к незнакомцу. Да, действительно, во внешности ничего
примечательного - таких по улицам слоняются  сотни.  Он  обшарил  карманы.
Водительские права на имя Самюэля Брукса выданы  в  том  городе,  где  жил
Грег. Деньги, старый билет на  самолет  и  прочая,  не  имеющая  значения,
мелочь. Номер на автомобиле местный - "рено" взят  напрокат.  Грег  сложил
все обратно  в  карманы  и  вернулся  за  дом.  Наведя  аппарат,  разбудил
пришельца. Тот поднялся, деловито отряхнул брюки и опять сунулся в мотор.
   Прячась за изгородью,  Грег  помчался  задворками  вперед,  к  городку.
Отбежав  на  полмили,  перепрыгнул  через  кювет  и   беспечной   походкой
направился по дороге, время от времени оглядываясь назад, как  это  делают
те, кто ловит попутную машину.
   Движения на шоссе почти  не  было.  Протарахтел  грузовик  с  какими-то
тюками. Ленивые мулы еле волокли  повозки  с  корзинами.  На  трехколесном
мотороллере проскочил рассыльный с пакетами.
   Наконец сзади послышался шум  мотора.  Показался  "рено