Я  вас  тоже  не  принуждаю.  Просто  считаю  в  данном  случае  риск
оправданным и согласен на любой исход, даже если  он  обернется  для  меня
трагедией.
   - А для меня? Меня замучает, убьет совесть. На это вам наплевать?
   - Ничто вас не замучает,  и  останетесь  живы,  -  неожиданно  вмешался
Уваров. - Я уверен:  все  кончится  благополучно,  и  поддерживаю  просьбу
Грега. А если он вам так дорог, предлагаю себя - обо мне плакать некому, я
везде теперь, как говорят, персона нон грата.
   - И этот туда же! - резко повернулся к физику доктор. - Вы мне также не
посторонний. Да и не в этом дело. Я врач! Не могу я, _не могу_. Мне  никто
не давал такого, права. Тем более вам и восстанавливать нечего. Вы ставите
меня в неловкое, некрасивое положение. Это безнравственно. Я категорически
отказываюсь и не желаю продолжать разговор в том же духе.
   - А вот русский доктор Бакулев учил молодых медиков, - вставил  Уваров,
- использовать малейший шанс спасти больного.
   - Я преклоняюсь перед именем Бакулева, но не  вижу  аналогии.  От  чего
спасать нашего друга? От чего? Он что, на грани смерти?
   - Ну зачем же так прямолинейно. - Русский  скривил  губы.  -  На  вашем
месте я бы рискнул.
   - Вы не на моем месте. Поэтому вам легко говорить. Всегда  легче,  если
дело касается других. Повторяю, категорически отказываюсь.  Да.  И  ничто,
да-да, ничто не изменит моего решения! Господи, недаром вчера меня терзали
предчувствия.
   - Значит, доктор, - Грег  пристально  взглянул  ему  в  глаза,  -  имея
возможность вернуть меня в лоно полноценных, вы из-за  своей  сомнительной
щепетильности отказываетесь. Это и есть  безнравственность,  равнодушие  и
эгоизм. Вы можете, но, видите ли, не желаете.
   - А кто вам сказал, что могу? - Эдерс затряс черной  гривой.  -  Почему
могу? Вдруг все не так и не  то?  Мало  ли  что  они  там  насочиняли?  Не
исключено - случится непоправимое, мы же вступаем в область неизведанного.
Вдруг вы примете обличье  какого-то  монстра-людоеда  и  в  вас  проснутся
первобытные и отвратительные инстинкты? Вам лень об этом подумать?
   - Но я же освобождаю вас от  ответственности  и  угрызений  совести,  -
засмеялся Грег.
   - Вы - да! А я себя - нет! И перестаньте хихикать, мне не до  юмора.  Я
возмущен - вы просто легкомысленный человек. - Он  насупился,  замолчал  и
нервно заходил по холлу.
   - Доктор! - Уваров обнял его за плечи.  -  Успокойтесь.  Мы  вас  очень
любим и уважаем. Но Грег прав, действительно другого выхода  нет.  Будь  я
врачом, честное слово, решился  бы  на  эксперимент.  Это  особый  случай,
требующий и благородства и мужества. Впрочем, - он прищурился, - вы можете
подсказать что-либо иное?
   - Значит, вы бы согласились? - Эдерс остановился.
   - Не колеблясь. Потом, я же буду ассистировать. Работа установок -  моя
епархия. Следовательно, я не только помощник,  но  и  соучастник  и  готов
разделить с вами любую случайность. На лабораторные  исследования  времени
нет.
   - Тем более, - вставил Грег, - мне кажется, скоро нас побеспокоят  люди
Робинсона или Майка. Не исключено, они  отправят  на  тот  свет  с  легким
сердцем - без всяких душевных угрызений. Эти  опасения  и  заставили  меня
сфотографировать материалы. Я изготовлю еще копию, а оригиналы уничтожим.
   - Вы хотите уничтожить созданное Смайлсами? - взвился Эдерс и уставился
горящими  глазами  на  Грега.  -  Это  вандализм!  На  подобное  злодеяние
замахивались разве варвары-гунны или гитлеровцы. Вы фашист?
   - Полно, доктор, - Грег встал, -  не  нервничайте,  я  же  сказал:  два
экземпляра спрячем, а подлинник сожжем. Так удобнее -  катушка  пленки  не
больше двадцатицентовой монеты.
   - Копия - это копия, а оригинал - оригинал. - Эдерс задумался и  поджал
губы.
   - Не забывайте - это фотокопия. Кипу документов  труднее  сохранить,  а
микропленку я при необходимости проглочу или так запрячу,  сам  дьявол  не
отыщет.
   - Делайте как знаете, вам виднее. Я умываю руки.
   - Ручонки вы умоете перед операцией над Грегом, - улыбнулся Уваров.
   - Не ерничайте! Никаких операций! - опять взвился доктор. - С генетикой
шутки плохи. С ней разговаривают на "вы". Дилетанты, неучи  и  профаны  не
представляют могущих произойти пагубных последствий. Это святая святых,  в
нее следует входить на цыпочках.
   - Мы все понимаем. Но поймите и нас, иного выхода нет. -  Грег  сдвинул
брови. - Значит, вы желаете, чтобы я так и остался калекой?
   - Нет, не желаю. Не в том дело, а вдруг...
   - Если  произойдет  это  "вдруг",  даю  письменное  разрешение  Уварову
пристрелить меня. Изобразим самоубийство.
   - Здрасьте! Вот это мило! - вытаращил глаза физик. - Почему именно  мне
отводится столь ужасная роль заплечных дел мастера?
   - Потому что вы меня поддерживаете и уверены в успехе, как  я  сам.  Вы
оптимист, а  доктора  постоянно  заносит  в  негативную  сторону.  Родится
монстр! Вырастут бивни! Полезу на деревья! А если обернусь  гением?  Начну
слагать стихи, как Шекспир, писать картины подобно Рембрандту  и  сочинять
музыку, достойную Чайковского? Вас гложет  зависть,  Макс,  поэтому  вы  и
отказываетесь. Вдруг замухрышка Грег превратится в сказочного принца?  Что
тогда станет с вашей совестью?
   - Вы неисправимы, Фрэнк. Делаете вид, будто не понимаете меня, хотя вам
все прекрасно понятно. Вы вымогаете...
   - Себе превращение в сказочного принца, - закончил Уваров.
   - Не острите! Я не шучу! - взвизгнул Эдерс, но уже как-то неуверенно.
   - И мы не шутим, наш милый доктор.  Мы  вас  просим  как  единственного
волшебника, даже, если хотите, умоляем снизойти...
   - Пропадите вы пропадом! -  Эдерс  засунул  кулаки  в  карманы  брюк  и
выпятил круглый животик. - Я умываю руки. Будь что  будет.  Вы  с  физиком
затравили меня, загрызли,  затюкали  и  загнали  в  тупик.  Это  нечестно,
неблагородно и  уж,  во  всяком  случае,  не  по-товарищески.  Вы  создали
искусственное большинство. Вероятно, с этой целью и Мартина сплавили -  он
бы взял мою сторону. Не даете мне открыть рта! А вам, Уваров, я этого...
   - Никогда не прощу!  -  закончил  физик  с  пафосом,  закатил  глаза  и
захохотал. - Если вы, доктор, сейчас же не согласитесь, -  он  схватил  со
стола прибор РУ, - я вас раздену и, как сказано в  одной  басне,  голым  в
Африку пущу. Благо она близко.
   - Я умываю руки, - повторил Эдерс и  задрал  подбородок.  -  Подчиняюсь
насилию, но оставляю за собой  моральное  право:  если,  дай-то  бог,  все
кончится благополучно - в течение недели  будете  поочередно  чистить  мои
туфли и подавать в постель утренний кофе со сливками и свежими булочками.
   Грег и Уваров переглянулись и ответили хором:
   - Согласны! Обещаем!
   - Считайте, почти уговорили, - Эдерс вытер лоб, -  но  не  воображайте,
что испугали вашими угрозами - иду на безрассудный риск ради науки и любви
к ближнему или, как нынче часто пишут газеты,  ради  всего  прогрессивного
человечества. Но если случится несчастье - наложу на себя руки. Кстати,  -
он вытаращился на прибор РУ, - покажите, как действует эта штука.
   - Для вас  с  превеликим  удовольствием.  -  Уваров  направил  на  него
объектив.
   - Вы с ума сошли! - Доктор всплеснул ладонями. - Не на мне.
   -  Извольте.  -  Уваров  отвел  прибор  в  сторону.   -   Видите,   над
объективом-вибратором четыре кнопки, закрытые прозрачными колпачками.
   - Раньше их было три, - вставил Грег.
   - Верно. На старой модели их  три.  Тот  прибор  не  работал  в  режиме
"усыпление".
   - А колпачок зачем? - спросил Эдерс.
   - Чтобы не нажать случайно: при ношении,  падении  или  еще  чего.  Это
своеобразный предохранитель. Там  есть  и  другой  -  прежде  чем  утопить
кнопку, ее надо развернуть пальцем на  90  градусов  по  часовой  стрелке.
Теперь, как он действует. Смотрите, белая - раздевание. - Он навел  прибор
на штору. - Нажимаю.
   Репсовая, в  оранжевых  и  зеленых  разводах,  штора  мгновенно  словно
растаяла. Какой-то миг казалось, вместо нее реет невесомое мутное  облачко
пыли, но и оно тут же пропало.
   - Все, - сказал Уваров. - Если бы это был костюм, человек  предстал  бы
обнаженным. Без всякого вреда для  здоровья.  Дальше  -  черная  кнопка  -
"усыпление". - Он направил объектив  на  сидящую  на  площадке  собаку.  -
Нажимаю.
   Джерри, это была она, лениво  повалилась  на  бок.  Рекс  в  недоумении
потянулся к ней, втянул воздух носом, но тут же сам упал сверху.
   - Что вы делаете? - закричал доктор и бросился к животным.
   - Остановитесь, - Уваров схватил его за рукав. - Им  ничто  не  грозит.
Они крепко спят, сейчас мы их поднимем.
   - Ох, господи, склероз. - Доктор остановился. - Совсем  заморочили  мне
голову. Я же в этом режиме использовал прибор сам. Будите их.
   Уваров надавил на зеленую  кнопку.  Собаки  как  ни  в  чем  не  бывало
поднялись, потянулись, выгнув атласные спины, и снова улеглись.
   - Обратите внимание, они даже не удивились, что только  что  лежали,  -
прокомментировал Уваров. - Если бы я их  не  разбудил,  проспали  бы  сном
праведников час-полтора, а затем благополучно проснулись бы сами.
   - А это? - доктор потянулся к красной.
   - Осторожно! Ликвидатор. Когда-то его машинально и беззаботно задел наш
друг, и кончилось печально. Правда,  я  его  усовершенствовал.  Сейчас  он
действует не взрывом патрона - короткое замыкание расплавит прибор в  доли
секунды. Думаю, так лучше, меньше шума и безопаснее для окружающих.
   - А диск и шкала на обороте? - спросил Грег. - Прежде я  их  не  видел,
вернее, скорее всего не заметил.
   - Точно. Их не существовала  -  подтвердил  Уваров.  -  Здесь  нанесены
числа: 35, 42, 51. Первая частота превратит в ничто живое. Я ее испытал на
метровом варане. Исчез, лишь следы лап и брюха остались на песке. Вторая -
развеет любое каменное, кремневое, бетонное  или  силикатное  препятствие.
Третья - обратит в пыль металл или изделие из него. Для последней  имеется
еще и своя шкала, на ней устанавливают  частоту  для  определенного  вида.
Скажем, для стали одна, для меди другая.
   - Понятно, - прошептал доктор. - Ужас. Просто ужас. Уму  не  постижимо,
какое варварство. До чего  может  докатиться  человек  в  своих  низменных
устремлениях.
   - При чем тут варварство? -  возразил  Уваров.  -  Это  изумительное  и
нужное открытие, значение  которого  трудно  переоценить.  Это  равноценно
атомной или термоядерной реакции: можно строить  электростанции,  а  можно
создавать бомбы.
   -  Ладно.  Ну  его  к  шутам,  спрячьте  от  греха.  -  Эдерс  боязливо
отстранился. - Безопасен он или нет, но  подобные  вещи  вызывают  у  меня
омерзение и внутреннюю дрожь. Уберите.
   Уваров вложил прибор в небольшой футляр.
   - Продолжим? - Грег собрал разбросанные по столу листки. -  Как  только
Мартин доставит необходимое, начнем готовиться  к  эксперименту.  Надеюсь,
вас больше не придется уговаривать, доктор?..


   Лабораторию оборудовали на втором этаже, где раньше размещался  кабинет
профессора. Там не оставили почти никакой мебели, тщательно вытерли  пыль,
продезинфицировали вещи и вымыли полы.
   Грег лежал на кушетке, по горло закрытый простыней.  На  лбу  и  глазах
марлевая повязка, искалеченная рука, откинутая под прямым  углом  к  телу,
покоилась на  подставке.  Над  ним  возвышалось  устройство,  напоминающее
большой фотоувеличитель. На высоте двух метров висел рефлектор, похожий на
кварцевую лампу. В комнате уже успел воцариться запах  лекарств.  Эдерс  и
Уваров в белых халатах чинно стояли по обе стороны кушетки, в  изножье  на
стуле примостился Мартин.
   - У вас все готово? - Доктор скосил глаза из-под маски.
   - Все, - торопливо и почему-то шепотом ответил физик.
   - Ну, начинаем.
   - Включаю общее облучение, - щелкнул тумблером Уваров.  Лицо  побелело,
резче проступили веснушки, руки мелко дрожали.
   Вверху тихо  и  тонко,  словно  оса,  зажужжало.  Рефлектор  засветился
необычайно красивым фиолетово-лиловым светом. Он, будто шар плазмы,  висел
в воздухе, переливался, менял тона и оттенки, еле слышно потрескивал.
   - Что чувствуете, Фрэнк?  -  Щеки  доктора  лоснились,  на  ресницах  и
кончике носа повисли капельки, губы тряслись.
   - Ничего, - пробубнил Грег. - Абсолютно ничего.
   Доктор заглянул в блокнот.
   - Так и должно, - сказал удовлетворенно и незаметно перекрестился.
   - Доктор, - укоризненно прошептал Уваров, - вы же атеист, а бог...
   - Черт с ним, с богом, - отмахнулся Эдерс. - Первые полчаса,  наверное,
не возникнет никаких ощущений. Затем  постепенно  тело  заполнит  приятная
теплота.  Так  мне  подсказывает  интуиция.  Смайлс   это   определял   по
термометру, Рекс же не делился своими ощущениями.
   - Он мог повилять хвостом, - хмыкнул русский.
   - Следите лучше за приборами, кинолог.
   - Давление в пределах  нормы,  температура  тридцать  семь  и  пять,  -
покорно ответил физик.
   - Ох, связался я с вами, - вздохнул доктор.
   - Чувствую тепло, - хрипло произнес Грег. -  Невесомое,  я  бы  сказал,
нежное...
   - Первое общее облучение продлится двенадцать часов. Вы помните - в это
время вставать нельзя?
   - Помню. Для того вы и терзали меня, промывая желудок и  ограничивая  в
питье и еде?
   - И чтобы не отвлекать силы организма  на  пищеварение.  В  вас  сейчас
происходят удивительнейшие явления.  Эти  процессы,  дремавшие  в  клетках
миллионы-лет, теперь  начинают  пробуждаться,  оживать  и  действовать  по
своему назначению. Вы, словно эмбрион, проходите все  стадии  эволюции.  И
вот на той из них, на  которой  организму  была  еще  присуща  способность
регенерации, облучение  прекратится.  После  того,  как  организм  обретет
способность к регенерации,  начнется  восстановление  утраченных  органов.
Образуются ткани, в них, словно корни растений, станут разветвляться нервы
и  сосуды.  Едва  члены  обретут  нормальные  размеры  и  зафункционируют,
повторное облучение вернет организм в  состояние,  соответствующее  нашему
веку. В начале процесса руку поместим в  полиэтиленовый  футляр,  на  глаз
наденем повязку, и  Грег  сможет  вставать  и  ходить.  Конечно,  недолго.
Сделает, что положено, и снова в постель.
   - В третий раз облучать не будем?
   - Нет. Сначала двенадцать часов. Затем  пауза  в  две-три  недели.  Как
заметим  -  кисть  восстанавливается,  сделаем   несколько   стимулирующих
инъекций по  рецептам  Смайлсов.  В  это  время  ему  следует  усиленно  и
калорийно питаться. Как только конечность придет в норму, произведем снова
облучение в течение двенадцати часов.
   - Для того чтобы остановить процесс?
   - Он остановится сам. Генетический код  не  позволит  ему  продолжаться
дальше - органы ведь  достигли  естественных  размеров.  Облучение  нужно,
чтобы вырвать организм из стадии ящера - млекопитающего и вернуть в стадию
гомо сапиенса.
   - А глаз? - с надеждой спросил Грег.
   - По этому поводу в работах Смайлсов ничего не сказано. Есть упоминание
о восстановлении желудка, скажем, если вам при язве или травме удалили его
часть, почки, легкого и некоторых других органов.
   - Они тоже целиком восстанавливаются? - с сомнением спросил Уваров.
   - Смайлсы утверждают - да, - подтвердил Эдерс. - Что касается глаза, мы
идем вслепую. Это  иная  стадия  -  того  уровня,  когда  имелись  зачатки
третьего глаза - ее мы постараемся нащупать, медленно  перемещая  организм
из одной в другую.  Как  обнаружим  -  что-то  началось,  задержимся.  Мне
думается, организм утратил эту  способность  раньше,  но  все  происходило
плавно, без резкой грани.
   - Вы там не чувствуете чего-либо?
   - Кроме тепла во всем теле и глазнице, ничего, - ответил сонно Грег.
   -  Тогда  лежите  спокойно,  ни  о  чем   не   думайте,   расслабьтесь,
постарайтесь заснуть. Смайлс, например, давал собаке снотворное.
   - Может, и ему дать? - спросил Уваров.
   - Не стоит. Смайлс делал это потому, что псу же не  скажешь:  лежи,  не
двигайся и спи. Обойдемся. У ложа буду дежурить неотлучно. Понадобится, вы
меня подмените.
   - Слушаюсь, доктор. Но мне бы тоже хотелось присутствовать,  любопытно.
Можно?
   - Конечно, - кивнул Эдерс. - Записывайте все, что происходит. С  точной
датой, временем, симптомами. К сожалению,  мы  лишены  возможности  делать
постоянно тщательные анализы крови, мочи и  так  далее,  да  и  анамнез  я
провел спустя рукава. Придется довольствоваться тем, что есть.
   - Доктор, - Уваров  с  интересом  взглянул  на  Эдерса,  -  мне  всегда
представлялись хирурги эдакими волевыми, хладнокровными людьми, а вы...
   - Не путайте хладнокровие с равнодушием -  раз,  -  перебил  доктор.  -
Потом, сейчас  я  занимаюсь  не  хирургической  операцией,  в  чем  хорошо
разбираюсь и чему обучен, а совершенно  другой,  почти  не  знакомой  мне.
Обобщающий  же  портрет  идеального  врача,  мне  думается,  очень   точно
определил Гиппократ. Он говорил: "...Врач-философ равен богу. Да и немного
в самом деле различия между мудростью и медициной, и все, что  ищется  для
мудрости, все это есть и  в  медицине,  а  именно:  презрение  к  деньгам,
совестливость,  скромность,  простота  в   одежде,   уважение,   суждение,
решительность, опрятность, изобилие мыслей".
   Грег покосился на доктора и буркнул:
   - Ученые у них - поэты и романтики, врачи - философы  и  мудрецы,  одни
мы, сыщики...
   - Замолчите! - не дал ему договорить Эдерс. - Иначе как вот отключу...
   Спустя шесть часов, когда доктор спустился перекусить, из комнаты Грега
донесся испуганный голос Уварова:
   - Доктор! У него появилось жжение!
   - Где? - Эдерс, жуя, влетел в комнату. - Где появилось? Что жжет?
   - В глазнице и в руке, - слабым голосом произнес Грег. - Но  скорее  не
жжение, а зуд, как при  щекотке,  в  глазнице  больше.  -  На  носу  Грега
блестели капельки. - Причем и в больном, и в здоровом глазу.
   - Все правильно. Оба глаза связаны воедино, процесс касается обоих. Так
и должно быть.
   - А здоровый не вывалится?
   - Не  знаю.  Вы  понимаете,  не  _зна-ю_!  -  произнес  раздельно  и  с
раздражением. - Но вряд ли. Чаще на здоровый орган переносится болезнь,  а
не наоборот.
   - Доктор! - удивленно прошептал Грег. - У меня ноет челюсть.
   - Какая еще челюсть? - встрепенулся Эдерс.
   - Верхняя. Будто в ней копошится и царапается муравей.
   - Откройте рот. Быстро. Пошире!
   Грег разинул рот. В верхней челюсти не хватало зуба.
   - Господи! - вскричал Эдерс. - Какой же я тупица, жалкий лекаришка,  не
сообразил такой простой вещи. Ведь у него восстанавливаются все утраченные
части. Вы понимаете, все-е. Нет ли еще чего, недостающего?
   - Остальное вроде в наличии, - неуверенно произнес Грег.
   - Как данные? - Доктор повернулся к Уварову.
   - Температура тридцать восемь, остальное в норме.
   - Так и следует, - удовлетворенно кивнул  Эдерс.  -  В  организме  идут
сложные процессы, они и вызывают реакцию.  Могут  возникнуть  ощущения,  о
которых мы и слыхом не слыхали.
   - Зудит сильнее, - прохрипел Грег. - Причем везде, в зубе тоже, вернее,
в десне. К чему бы это?
   - Так надо! Отстаньте! Боже, каким вы были паинькой, когда я вас  лечил
в клинике. Лежали смиренно...
   - Ладонь зачесалась,  -  не  обращая  внимания  на  причитания  Эдерса,
произнес деловито Грег. - Терпенья нет. У-у-у.
   - Какая ладонь? - Доктор наклонился над пациентом.
   - Та, которой нет, - обыденно ответил Грег. - Нет, а зудит.
   - Это хорошо. -  Эдерс  воздел  руки  к  потолку.  -  Прямо  прекрасно,
замечательно.  Вы  понимаете,  -  взглянул  с  торжеством  на  физика,   -
раздражаются окончания нервных волокон от предплечья к ладони  и  далее  к
фалангам пальцев, скоро начнется их рост.
   - Во-во! - поддакнул Уваров.  -  Моя  бабушка  говорила:  раз  чешется,
значит, заживает.
   - Идите вы со своей бабушкой, - начал Эдерс.
   - Точно. Пальцы зашевелились, - Грег хотел привстать. - Я их  чувствую,
доктор. Вы понимаете, чувствую!
   - Лежать! - рявкнул Эдерс так,  что