И вот уже шла эта приработка, и первый  признак этого заключался в том,
что Кедрину по дороге в рабочее пространство более не вспоминался  ни  позор
его  первых  тренировочных  дней, ни деталь, едва  не ставшая  в  его  руках
смертоносной,  и даже воспоминания минувшей ночи отошли куда-то. Сегодня был
первый  настоящий  рабочий  день, и  сегодня  же должно было произойти нечто
гораздо более значительное: закладка того самого корабля, который уже ждали,
с большим нетерпением  ждали  на  орбите Трансцербера и  который  ждала  вся
планета  со всеми своими пригородами - планета, которая  вовсе не собиралась
отдавать восемь жизней хотя бы и непредвиденным обстоятельствам.
     И никто не собирался. И  все тринадцать спутников Звездолетного  пояса,
которые изготовляли все, что требовалось для того, чтобы седьмой спутник мог
смонтировать из  этого корабль; и лунные рудники, из которых доставлялся  на
пояс  металл; и земные вычислительные  центры, без помощи которых не  могло,
ко-нечно,  обойтись ни одно серьезное дело;  и  земные  энергоцентрали,  без
которых тоже  ничего не  могло произойти, хотя  на Звездолетном поясе и было
два  своих энергетических спутника - третий  и девятый. Все ждали  того дня,
когда круглый  планетолет покинет  рабочее пространство  и  даст возможность
заложить  новый  корабль.  И вот сегодня  третья  смена,  наложив,  наконец,
последний мазок, передала  корабль испытателям, и они увели его в Заземелье.
Рабочее пространство опустело.
     Монтажники  растянулись в нем  широким кольцом. Кедрин  чувствовал, что
волнуется, но виной тому был не страх: он был забыт,  как  думалось Кедрину,
навсегда.  Корабли  закладываются не  каждый день. И хотя  на Земле  Кедрину
приходилось видеть,  как  закладываются основы зданий и теорий, но  это было
совсем не то. И не только потому, что при современных методах  строительства
и исследования выделить момент закладки основ было практически невозможно.
     Дело  заключалось  в  том,  что  на  Земле  еще  никогда   и  ничто  не
закладывалось на  пустом меете.  В  крайнем  случае  была сама  Земля -  тот
участок ее, на котором что-то начинало воздвигаться. Тем более это относится
к теориям, которые  даже в принципе не  могут возникнуть  на пустом месте, и
даже  прогносеология  не является исключением из правила, потому  что как  у
строителя есть земля,  так у прогносеолога  есть  хотя бы логика. Здесь  же,
казалось,  не  было  ничего.  Здесь  было  пространство, которое для  физика
является  сложнейшим  образованием,  но  в  обычном  трехмерном   восприятии
человека  все  еще  остается  пустотой,  иными  словами -  ничем.  И  вот  в
определенном объеме этой пустоты - в  заданном кубе, как говорят монтажники,
- внезапно появилось нечто.
     Сначала трудно было определить, что это такое, и  поэтому казалось, что
не люди привели сюда этот предмет, а само пространство в  напряженном усилии
породило его, чтобы занять, заполнить то место,  куда с таким ожиданием были
устремлены  глаза всех  монтажников. Предмет, ведомый  невидимой глазу тягой
магнитных  силовых линий, подплывал  все ближе - и  вот  по краткой команде,
которую  своим  резким,  курлыкающим  голосом  подал  шеф-монтер,  несколько
монтажников  кинулись к  предмету,  окружили его: кто-то из них  нацепил  на
выступ  эластичную ленту, светящуюся  яркими, торжествующими красками; и вот
предмет,  в  котором  все  больше  и  больше  узнавалось  сердце  корабля  -
диагравионный реактор, - величественно, словно светило, окруженное планетами
в  скваммерах,  вплыл  в  центр  рабочего  пространства.  Тормозя,   грянули
двигатели  скваммеров.  И  реактор  сразу  же застыл, повис  на своем месте.
Вспыхнули   прожекторы,  заработали   радио   и   оптические   маяки,  точно
обозначившие границы участка, и возникло и разрослось розоватое облако, ясно
видимое издалека  и  с Земли,  чтобы  и  на  Земле  видели  его и радовались
закладке корабля.
     Так шла закладка  кораблей в пространстве; они начинали расти с сердца,
и сердце начинало биться с первой же минуты. Потом оно обрастало мускулами и
кожей  - оболочкой,  как  известно, в последнюю очередь,  чтобы  оболочка не
мешала монтировать крупные детали.
     - Работа началась.  Кедрин услышал команду в  свой адрес  и не обиделся
тому, что его  ставили на подсобные: больше он  ничего и не умел  делать  на
монтаже. Он без труда  нашел по номеру свою деталь и  немного  испугался  ее
размеров,  но  храбро  ухватился клешнями  всех четырех  "рук"  скваммера за
назначенные  места; вторые  "руки"  подчинились  ему,  хотя  и  без  особого
желания,  но  все  же подчинились.  Кедрин включил ранец. .Деталь не  хотела
сдвигаться  с  места,  она  была  велика  и  массивна, инерция  была сильнее
двигателя - и  Кедрин напряг все  мускулы.  Он не мог не напрячь их, хотя  и
знал,  что это абсолютно ни  к чему,  что  он  на  этот раз не поможет  этим
скваммеру. Но, видимо, он  все-таки помог - или это двигатель в конце концов
переборол инерцию? - и вдруг деталь чуть сдвинулась, звездный пейзаж поплыл,
поворачиваясь в  нужном  направлении,  все быстрее, быстрее... Кедрин ощутил
радость: грудь с грудью столкнулся он с инерцией  вещества - и победил ее, и
деталь послушно шла с исходной позиции на краю рабочего пространства вперед,
туда, где  перехватят ее установщики. Второй раз уже за  эти сутки испытывал
Кедрин радость от своей  силы, от возможности подчинить ей еще что-то, кроме
тензорных уравнений,  хотя и от них он  не  собирался отказываться. Нет, это
было совсем  не то, что забить гол команде антеннистов  с  Букиным во главе;
там,  конечно, тоже была радость и  удовлетворение, но только  теперь Кедрин
понял, что ни в какое сравнение они, не  могут  идти с тем, что испытывал он
сейчас.
     Дальнейшее он помнил плохо. Были детали, и тяжелое упрямство инерции, и
каждый  раз  - острая  радость преодоления массы и  расстояния.  Были детали
полегче, были  минуты отдыха, когда транспорты  не  успевали подавать узлы с
других спутников Звездолетного пояса, потому что темп монтажа  превышал даже
и  рассчитанный  по   новой  технологии.  Шесть  часов  рабочего  времени  -
удлиненная  смена  -  ушли  куда-то,  пролетели  мгновенно,  так  показалось
Кедрину, когда раздался сигнал  конца смены.  Монтажники торопились очистить
рабочее  пространство для  другой  смены,  которая  вот-вот покажется  возле
спутника. И только  теперь  Кедрин  сообразил,  что  у него как-то выпало из
виду,  что  вся  эта  работа  происходила  в том самом грозном пространстве,
которое еще в  начале смены пугало его. Сейчас оно стало  как-то безразлично
Кедрину  -  быть  может,  потому,  что  вокруг  летели,  направляясь  домой,
монтажники. Во всяком случае, стало ясно, что пространство - само по себе, а
он, Кедрин, - тоже сам по себе и они могут абсолютно не мешать друг другу.
     Он летел  к спутнику и  пытался угадать, в каком же  из этим скваммеров
скрывается Ирэн. Если он не найдет ее в гардеробном зале, то зайдет  к ней в
каюту и они пообедают вместе. Конечно, он не думает что все наладится сразу,
само собой, ведь... .
     - Кедрин!!
     - А-а?
     - Наконец-то! Я уж думал, что ты выключил  связь. В пространстве это не
разрешено, ты не забыл?
     - Я и не думал выключать. С чего это...
     - Я тебя окликаю третий раз, мой рассеянный друг.
     - Я задумался...
     - Ты не устал?
     -  Н-нет... - сказал Кедрин и сообразил, что он в самом деле устал куда
меньше, чем в дни тренировок.
     - Чудесно!  В  таком случае  ты,  конечно, захочешь побывать  на  нашей
обсерватории? Не так ли, о любознательный!..
     - На  обсерватории?  -  спросил.  Кедрин.  -  А  зачем? Я,  собственно,
думал...
     -  И все же было  бы очень хорошо. Ты ведь не забыл, что это именно  ты
видел прошлым вечером какую-то звезду? Ты ее действительно видел?
     -- Видел, - хмуро сказал Кедрин. - Но я же не могу вас убедить.
     -  Но,  возможно, сумеет  Герн.  Служба  наблюдения у  него  поставлена
хорошо. И если в пространстве появилось что-то  новое, кто-нибудь да заметил
это, кроме тебя.
     - Если так, - сказал Кедрин, - то идем к Герну. Я готов.
     Смена покинула  рабочее пространство. В зале монтажники  высвобождались
из  скваммеров и  шли мыться, переодеваться, отдыхать,  обедать, чтобы затем
превратиться   в   конструкторов,   технологов,    операторов,   аналитиков,
продумывать  темпсхему завтрашнего дня. Пока не будет  закончен корабль, все
остальные работы и занятия в  лабораториях, студиях, мастерских и  кабинетах
были  отменены, потому  что человеку свойственно  стремиться  к  тому  делу,
которое сегодня нужнее всего.
     - Я готов, - повторил Кедрин.

        "XII"

     На  орбите Трансцербера капитан  Лобов закончил стирку и теперь сидит и
читает  бортовой журнал. Расходовать  энергию на  то, чтобы смотреть  старые
фильмы, инженер Риекст не рекомендует, и капитан не расходует.
     Инженер Риекст все еще занимается Экоциклом. На помощь себе  он привлек
одного из пилотов. Второй по-прежнему находится в рубке.  Считается,  что он
на  вахте. Но на вахте делать нечего -  наблюдением, предупреждением  и всем
прочим занимаются исследователи.
     Сейчас они страшно заняты: очень интересны факты, совершенно непонятное
явление. Пока подыскать ему объяснение трудно.  Вот если бы  здесь находился
Герн...  Но  Герн  находится  далеко,  в  обсерватории  спутника дробь  семь
Звездолетного пояса, и  вряд  ли  он  оттуда мог наблюдать это интереснейшее
явление.  Впрочем, кто знает:  астрономам в особенности известно,  что  Герн
подчас  быеает  способен на  невозможное.  Особенно  когда  он  находится  в
привычной обстановке своей обсерватории.

     На  спутнике дробь  семь, как  и на всех  искусственных небесных телах,
обсерватория помещалась  в вынесенной за пределы главной оси пристройке. Она
соединялась со спутником скользящим рукавом; в  отличие от  самого сателлита
обсерватория  не  имела  собственного  вращения:  мудрено было  бы наблюдать
небесные тела из  помещения, делающего оборот вокруг своей оси менее, чем за
два часа.
     Нельзя  сказать,  чтобы  в  обсерватории  было  просторно;  это  станет
понятным, если вспомнить, что обсерватория строилась для  двух наблюдателей,
а  сейчас их там шестеро.  Входя,  Кедрин  не  ожидал  этого, а  уменьшенная
тяжесть  была тоже непредвиденной.  Рассерженные  лица астрономов  (которые,
разумеется,  тоже были монтажниками  и строили корабли)  в первую  же минуту
обратились к Кедрину. Однако ему каким-то чудом удалось не сбить с места, не
перевернуть и даже де задеть ничего существенного.
     Остальные трое  монтажников,  вошедшие вместе с Кедриным.  были  здесь,
очевидно, не впервые, и их  приветствовали даже с  некоторым уважением. Хотя
кто-то из  астрономов  и  не  мог  удержаться  от  нескольких  слов  в адрес
дилетантов  и вообще людей, которые не  занимаются своим делом,  а  толпятся
около астрономических  приборов, в которых  абсолютно не разбираются. В  его
речи  скользило  круглое "о"  и  слово  "астрономический"  казалось почетным
званием, которое уже само по себе делало инструменты неприкосновенными.
     В обсерватории  все  монтажники  как-то разместились. И  тогда  круглая
дверца снова распахнулась, и на пороге показался Герн. Он  смотрел куда-тo в
пространство  и  шевелил губами. Потом он налетел на Дугласа, который  так и
остался посредине обсерватории, потому что все места у стен были уже заняты.
     - Ах, да, - сказал Герн, ощупывая Дугласа. - Позвольте, что это?
     Он поднял голову и увидел Дугласа.
     -  Здравствуйте  пожалуйста,  - сказал  Герн и заложил руки за спину. -
Что, на спутнике  больше нет  места для  бездельников, а? Вам уже непременно
надо ходить в обсерваторию и мешать людям работать? А? Я вас  очень уважаю и
поэтому  прошу  немедленно освободить  помещение.  Я  же не  влезаю в.  ваши
лаборатории? А? Хотя они гораздо просторнее,  и это, конечно, безобразие.  Я
всегда говорил...
     Дуглас умоляюще посмотрел на Холодовского, потом на Гура. Герн вышел на
свою орбиту и теперь мог не менее  часа говорить о жалкой участи астрономов,
обитающих   на   спутнике   дробь  семь.   Холодовский  пожал  плечами.  Гур
очаровательно улыбнулся.
     - Маэстро  Герн, - сказал он  сладчайшим голосом.  - Вы слышите меня, о
мой эрудированный друг? Мы все, конечно, согласны...
     - ...Если бы эту  жалкую  каморку увеличить  хотя  бы вдвое мы бы могли
проводить  такие наблюдения, что ни одна другая обсерватория в Приземелье не
посмела бы.
     - Например, наблюдения на фоне "Угольного мешка", - сказал Гур.
     - Что? - спросил Герн.
     - Я говорю:  не проводили  ли  вы  этой  ночью наблюдений в направлении
"Угольного  мешка"?  Хотя, вероятно, нет:  что там  может быть  такого,  что
интересовало бы астрономов.
     - Чтобы  вы знали, астрономов  интересует все! - сердито сказал Герн. -
Так вы пришли затем, чтобы узнать это? Допустим, мы проводили наблюдения. Ну
и что?
     -  Вот этот юноша, - сказал Гур и вытолкнул вперед  Кедрина. - Вот этот
многообещающий юноша уверял нас... Ведь вы знаете этого юношу?
     - Неужели вы представляете, что я знаю всех юношей? -  спросил  Герн. -
За кого вы меня принимаете, а?
     - Но вот этого...
     -  Одну  минуту,  -  сказал Герн  и  воззрился  на  Кедрина.  -  Что-то
припоминаю...  Вы астроном? А,  нет, вы как раз не астроном, помню. Это  вас
принимали  как  раз в мое дежурство. Мне удивительно везет: если на спутнике
что-то происходит, обязательно  в мое  дежурство. Так что нужно этому юноше?
Скажите,  как вы себя чувствуете теперь  в  пространстве? Величественный вид
светил, не закрытых колеблющейся атмосферой...
     - Этот юноша, - сказал Гур, - уверяет нас, что сегодя ночью, по времени
четвертой  смены,  по  вашему  времени  это  вечер,  в  направлении примерно
восемнадцать - сто сорок семь ноль два он увидел нечто напоминающее небесное
тело. Звезду. Определить звездную величину он затрудняется, но,  судя по его
рассказам, она близка к нулевой. Другой наш товарищ - вот он...
     -  А,  Холодовский, - сказал  Герн. - Очень рад  вас  видеть. Что у вас
нового?
     -  Нового у него  то, - сказал Гур, -  что он сомневаетс  в возможности
наблюдения такого тела там, где его никогда не было и,  судя  по всему, быть
не  должно. У  него - да  и  у всех  нас - есть причины  интересоваться этим
всерьез.  Поэтому,  о  наш наблюдательный  друг,  если  бы  у  вас  случайно
оказались какие-либо данные...
     - Как  вам нравится,  случайно, а? - сказал Герн.  -  По-вашему,  у нас
наблюдения производятся случайно? От случая к случаю?
     - Тем лучше, - сказал Гур. - Значит, вы наблюдали?
     -  У  нас нет  такого  количества  наблюдателей,  чтобы  круглые  сутки
наблюдать за всей  сферой, -  сказал Герн. - Вот если бы шеф-монтер и все вы
тоже...
     - Значит, вы не наблюдали, - сказал Гур.
     -  Мы  не  наблюдали.  Но  автоматика наблюдала. И если  там что-нибудь
произошло,  то все это будет на пленке. Анри, дайте мне  сегодняшние пленки.
Мерси. Ну, вот они. Сейчас посмотрим...
     Он  растянул пленку  в руках,  бормоча:  "Посмотрим, посмотрим..."  Все
следили за ним, вытянув шеи, пытаясь заглянуть в медленно проходившие  перед
глазами Герна кадры. Он отложил пленку, сказал: "Ничего интересного... Сева,
внесите  коррективы в модель "Леонид", - взял другую пленку. На ней тоже  не
оказалось ничего интересного - для  неспециалистов, как сказал Герн. Он взял
третью. Ничего.  Четвертую.  На седьмой Холодовский  махнул рукой,  негромко
сказал: "Ясно, ничего и  не  будет.  Я  в этом не сомневался:". Герн услышал
его.
     - Сомневаться надо, - назидательно сказал он. - Всегда надо.  Пусть нет
на седьмой - может оказаться на восьмой. А?
     Он бегло  проглядел восьмую,  потом  опустил  руку  и  стал  глядеть  в
потолок.
     - Нет? - спросил Гур.
     - Есть, нет! - рассердился Герв. - Как это у вас все легко!..
     Он заправил пленку  в  проектор Кадры медленно  поплыли  по  крохотному
экрану. Через минуту Герн остановил проектор.
     - Анри, вот эти кадры немедленно отпечатать.
     Последующий  час  был до  отказа заполнен тишиной.  Только  напряженное
дыхание замерших  людей  свидетельствовало  о том,  что обсерватория все еще
обитаема, да изредка - краткие возгласы. Потом кто-то пробормотал:
     -  Он ошибся на  ноль пять. У меня  величина  получается  ноль пять. Вы
слышали о чем-нибудь подобном?
     -  Все летит непонятно куда,  -  откликнулся  второй. - Там же  не было
абсолютно   ничего.   Только   радиообъекты,   но  не   оптические...   Люди
столетиями...
     Он не закончил,  но и так всем было ясно,  что  делали люди столетиями:
они заблуждались, если только можно  назвать  заблуждением незнание каких-то
фактов.  Они заблуждались и еще будут  заблуждаться,  ибо  ясно  -  в  вечно
меняющемся и развивающемся мире и открытые людьми закономерности не остаются
неизменными, кроме самых основных, да и они приобретают для людей новый, все
более глубокий смысл. Но человечество накапливает знания и делает выводы все
быстрее,  ибо  все  больше  людей  участвует  в  процессе  познания;  и  еще
неизвестно, как далеко  и в  каких направлениях  успели  зайти  люди  других
человечеств. Но в конце концов и это станет известно.
     Размышления текли все  дальше и дальше и зашли бы очень далеко, если бы
не Гур.
     - Великий пир астрономии, -  негромко произнес Гур, - где нам досталась
всего лишь скромная роль кулинаров. Что же, столы накрыты, и не скоро теперь
сии  мужи  почувствуют сладостное  ощущение сытости. Пойдемте и мы, ибо наша
работа  не кончена,  о друзья мои, и мы узнали главное: такое тело было, наш
друг Кедрин и на  сей  раз не галлюцинировал. А как это  связано с запахом -
этого нам, увы, не скажут астрономы и даже сам Герн...
     - А? - сказал Герн. - Нет, конечно, не скажу.
     - Но хотя бы о природе явления. Что это? - спросил Холодовский.
     - Вы думаете, на нем написано? Нет, я не могу ответить  сразу. И  никто
не может.
     - Идем, - сказал Холодовский.
     - Побудем еще: здесь интересно, - сказал Дуглас.
     -  Нет, -  сказал  Гур. - Нет  времени. Кедрин,  пошли.  Нам  предстоит
обдумать еще многое.
     Они выбрались  из обсерватория, и вряд ли их исчезновение заметил  хоть
один  из ее  обитателей.  Они  прошли переходный  рукав,  миновали  негромко
рокочущее соединительное кольцо и, войдя в пределы спутника, с удовольствием
ощутили уверенную тяжесть.
     - Ко мне,  - сказал  Дуглас. -  Время  свободного полета. И  сегодня мы
должны что-то привезти из этого полета.
     -  Что ж,  -  сказал Гур, - пусть к тебе, мой парящий друг. Как  знать,
может  быть, мы  чего-нибудь и привезем.  В каюте  Дугласа они  расселись, и
Холодовский сказал:
     -  До первой идеи. Додумывать я пойду в док. Ну, Кедрин, я был не прав.
Приношу извинения. Полетели. Гур, возглавь.
     -  Так,  - сказал  Гур,  и  его  правая рука  мерно задвигалась, словно
отбивая такт  словам и мыслям. -  Летим вот в каком  направлении:  раз  была
звезда - значит был и запах.
     - Вероятность девяносто, - сказал Дуглас.
     - Достаточная вероятность. Направление подтвердилось, значит остается в
силе вывод: экраны не удержали запаха. Слава?
     - Ну, - скучным голосом сказал Холодовский, - возможно,  мы  тут что-то
путаем. По  моей гипотезе,  излучение  возникает  при  торможении метеоров в
статическом поле. Я считаю,  это не подлежит сомнению. К чему же эта звезда,
если даже она и была? До сих пор всегда, когда возникал запах, фиксировались
и метеориты.
     - Сегодня их не было.
     - Значит, не было и запаха. Мало что девяносто процентов. Не сто.
     - А чем ты объясняешь историю с экраном?
     - Пока ничем. Герн прав: нельзя же объяснять просто так, с ходу строить
гипотезы. Всякая гипотеза требует размышлений.
     - Итак, Слава считает