века.  Кедрин  инстинктивно  вытянул руки,  и его
пальцы ощутили странное, прохладное и гладкое вещество комбинезона.
     Человек  остановился,  длинные  крылатые  глаза взглянули на Кедрина  и
узнали его. На миг в них мелькнула искорка  смеха,  и вновь  только  обычная
доброжелательная вежливость  тлела под веками. Кедрин стоял  растерянный, не
опуская рук,  извинения  никак не могли выговориться. Не думая,  он  стиснул
плечи женщины и поцеловал ее - неожиданно для себя еще более, чем для нее.
     - Ну вот... - сказал он.
     Она колебалась долю секунды. Потом улыбнулась:
     - Здесь такой обычай, на острове? Или...
     - Нет. Но...
     - Впрочем, все равно. Пусть это будет прощанием с Землей. Прощай...
     Кедрин догнал  ее  почти бегом и зашагал рядом,  глядя не вперед, а  на
тонкое лицо женщины.
     - Смотри на тропу, - не оборачиваясь, тихо сказала она. - Ты упадешь.
     - А ты?
     - Я нет.
     Он послушно отвел глаза. Небывалый вечер, неизвестный край...
     - Я правильно иду к Мыслителю?
     Она  заставила  его  ощутить конкретность пространства.  Лес, людей  на
тропинках,   один  разлегся   на   теплой  земле   и   уставился  на   экран
телеинформатора.
     - Ах... к Мыслителю? Тогда сейчас направо...
     Она  ускорила  шаги.  Обернувшись,  улыбнулась  в  последний  раз.  Она
простила...   Впереди,   у   подножия   статуи  Мыслителя   -  не  древнего,
роденовского,  а  нового,  Нилуа  -  Кедрин  различил четыре  отблескивавшие
фигуры.
     Монтажники смотрели на  статую. Затем, не отрываясь, подняли руки - это
означало,  должно быть, что женщину заметили,  и Кедрина удивила способность
этих людей  видеть, не поворачиваясь, все,  что  происходило по бокам. Потом
они все-таки повернулись и вежливыми кивками попрощались с Кедриным.
     - Время, - сказал  Седов. Курлыкающий  голос его был неожиданно звонок,
но  все  же с хрипотцой, словно в металле была трещинка.  - Вы проводили ее,
это очень любезно с вашей стороны. Хотя это лирика. Прощайте.
     Мыслитель  остался  один  и  все  так же  пристально смотрел вдаль,  на
лежащий за  океаном континент. Пять силуэтов  растворились в темноте. Кедрин
прошел  немного вперед,  чтобы лучше видеть, как  они уходят - и она с ними.
Нет, он не встретит ее завтра...
     Небывалое  упрямство  выросло  в  нем.  Не  встретит?  Ну,  это еще  не
доказано...
     Он  кинулся  вдогонку  по ровно светящейся  -  таково  было  покрытие -
дороге, уходящей  к бухте. Он бежал быстро, однако, когда  достиг  берега, с
крутого борта темной махины, которой еще вечером здесь не было,  уже убирали
трап.  Кедрин  ухватился  руками за  последнюю перекладину и  поехал  вверх,
больно  стукаясь коленями  о  гладкий  борт.  Люк  приближался. Тонкая  рука
вытянулась  оттуда,  схватила  за  ворот...   Кедрин  поувствовал,  как  его
поднимают на воздух, и удивился неожиданной силе Холодовского. Тот задумчиво
смотрел на Кедрина и чуть улыбался, и фигура  его казалась столь же хрупкой,
как и раньше,  хотя  он  только что  держал  на вытянутой  руке  восемьдесят
килограммов: свой вес Кедрин знал точно...
     В  салон  его  буквально втолкнули  и кинули в  кресло.  Сквозь  задний
иллюминатор  было видно, как над  водой взлетели и упали стрелы пламени.  Их
строенная ракета,  длинная сигара  над двумя  покороче - "Зеленый  прыгающий
кузнечик", глайнер - скользнула по взволновавшейся, мигающей воде.
     Бег ускорялся. Кедрин знал, что сейчас все на острове,  кто мог видеть,
смотрят на это чудо,  которое не может примелькаться: тяжелый корабль уже не
держался  на  воде... Блеснули  короткие  косые крылья.  Вода закипела,  гул
проник в салон, громадный "Магеллан" осуждающе закачался у стенки...
     На  высоте  пятидесяти  километров моторы умолкли. "Прыгающий кузнечик"
втянул крылья. Тогда Кедрин оглядел салон.
     Он казался пустым, на этом витке ночные рейсы не собирали пассажиров. В
салоне были  только те пятеро - ну и, разумеется, шестой, сам Кедрин. Приняв
сердито-независимый вид, он как бы невзначай подсел поближе к монтажникам.
     Никто из них,  казалось,  не  удивился, да  никто из них  давно  уже не
удивлялся  поступкам, неожиданным  лишь  для  человека,  не видящего скрытой
связи явлений... Только Гур чуть-чуть прищурил глаза.
     - Логика погибла в лесу, - пробормотал он.
     - Ну, Гур, - проворчал Дуглас. - Ну, ну...
     -  А  что?  Человек   тем  и  отличается  от   животных,  что  обладает
способностью поступать нелогично... - назидательно сказал Гур, устраиваясь в
кресле поудобнее, и начал что-то излагать относительно логичности инстинкта.
Никто не поддержал беседы, и Гур умолк, обиженно проворчав напоследок:
     - О люди, люди...
     Кедрин молчал. Только теперь он стал по-настоящему удивляться себе. Ему
вдруг показалось, что вот-вот начнутся какие-то совершенно необычные и очень
важные события.
     Однако это было не совсем так.

        "VI"

     На орбите Трансцербера подсчитаны все ресурсы.  Энергии хватит  на пять
месяцев,  если свести все к минимуму и не слишком злоупотреблять связью. Так
сказал капитан Лобов.
     Все несколько приуныли,  успев познакомиться  с тем, как капитан  Лобов
понимает слово "минимум" и как он понимает слово "злоупотреблять".
     Впрочем,  после  этого капитан утешил всех или  думал,  что утешил.  Он
объявил, что команда и пассажиры  -  пассажирами  числились исследователи  -
могут  заниматься личными  делами.  После этого  он  сел  к столику  и  стал
бриться, предупредив,  что  искусственная гравитация  будет  выключена через
двадцать ми-нут: она в минимум капитана Лобова никак не входила.
     Итак, капитан Лобов бреется третий раз за сутки. Пилоты  садятся играть
партию  - двадцать  первую  за  эту  неделю. Они играют очень внимательно  и
сосредоточенно и  только впоследствии  обнаружат,  что  черный король  шесть
ходов подряд стоял под шахом и никто этого не заметил.
     Исследователи уселись кто куда и принялись писать. Двое записывали свои
соображения по поводу того, что обнаруженное тело, хотя и обладает небольшой
(относительно)  массой,  все  же  должно  быть  признано  планетой  и просто
удивительно,  как  это  никто до  Герна  не обнаружил  никаких признаков его
пребывания на орбите. Двое других  пишут нечто прямо противоположное, хотя и
не  отрицают  существования  на  орбите  некоего тела,  ошибочно  именуемого
Трансцербером.
     А некое  тело,  ошибочно именуемое  Трансцербером, находится еще  очень
далеко, до  него - по орбите - миллиард с лишним.  Но оно догоняет их и рано
или поздно догонит. Еще не все ясно, но в глубине души все побаиваются,  что
это будет несколько рано.  Хотя, когда бы это ни произошло,  все равно будет
слишком  рано: реального  способа  спастись  нет, и все знают  -  ни в одном
космопорту сейчас нет длинных  кораблей. Корабли строятся не для того, чтобы
висеть в портах.
     Других событий на орбите  Трансцербера пока не происходит. Достаточно и
того, что уже произошло.

     Людям нередко бывает свойственно думать, что события  лишь надвигаются.
Сдерживая  дыхание, они ждут  их приближения в  то  время, когда события уже
окружили их  со всех сторон, уже прочертили в пространстве-времени свои пока
невидимые  трассы, и нужно не  ждать их, а лишь  разглядеть  и приготовиться
встретить во всеоружии воли и разума.
     Понимание этого дается опытом. Пока его нет, человек может откинуться в
кресле  и ощущать,  как  медленно исчезает ускорение и тело  становится  все
легче,  потому  что глобальный  лайнер  -  глайнер  "Кузнечик"  стремительно
приближается к вершине своей баллистической кривой, к точке, откуда начнется
его медленное падение на Землю. Человек может украдкой  (чтобы не  показать,
что на такой машине он,  как ни  странно,  летит  впервые)  оглядеть  салон,
подобный  салону   вакуум-дирижабля  или   внутриконтинентального   лайнера,
делающего не более трех  тысяч  километров  в час.  Только кресла  стоят  на
каких-то  подставках, закрытых матовым пластиком. И  меньше иллюминаторов. И
сами иллюминаторы меньше, чем на других средствах транспорта.
     Человек может смотреть в один  из  этих иллюминаторов или - еще лучше -
включить  экран на  спинке переднего  кресла и любоваться  россыпью  облаков
далеко  внизу,  и  ползущим  медленно,  чуть   выше  этих  облаков,  тяжелым
транспортом с  короткими, вынесенными в самый хвост крыльями,  и виднеющимся
вдали Висячим космодромом,  чья толстая гибкая платформа находится на высоте
ста пятидесяти километров над Землей. На этой платформе накапливаются грузы,
а  затем  их  забирает  большегрузный  транспорт  с  Метеорологического  или
Звездолетного  пояса или с другой орбиты Приземелья и увозит в пространство.
Пассажирского  сообщения  с Висячего космодрома нет. Вокруг маленькой отсюда
пластинки  Висячего  космодрома  снуют жуки и  стрекозы, которые  становятся
светляками, когда включаются их двигатели.
     Чем еще  может заниматься человек?  Смотреть на  бодро поднимающееся на
западе  солнце  (оно  летит  куда  медленнее,  чем  глайнер)  или,  наконец,
размышлять,  каким  образом, вместо того чтобы спокойно  спать  в домике  на
острове, он несется куда-то вокруг Земли и неизвестно, куда еще попадет.
     Но можно вовсе  и  не размышлять, а просто  смотреть на людей -  на тех
пятерых,  расположившихся  в  креслах чуть  впереди.  Тем более,  что они не
обращают на тебя никакого внимания. Они заговорили:
     - Я  не пойму:  почему  Лобов радирует о четырех месяцах? Ведь  энергии
должно хватить на пять - пять с половиной...
     - Их догонит Трансцербер.
     - Все-таки  они  нашли Трансцербер, - сухо сказал  Холодовский. -  Герн
будет   прыгать,   и   торжествовать,  и  произносить  классическое:  "Я  же
говорил..."
     -        не  будет  торжествовать.  Он  будет  рвать  остатки  волос  и
стремиться туда, чтобы пожертвовать собой для спасения этих восьми.
     - Жертвы их не спасут.
     - Расскажи это Герну.
     - А впрочем, какое это имеет значение... Они нашли планету.
     - Только бы она не нашла их, о мой категоричный друг.
     - Я хотел бы, чтобы был еще один Транс...
     - Запах - твой Транс, - курлыкает голос.
     Они  смолкли, и можно смотреть на  любого  из пятерых;  на  Седова, что
снова как  будто окаменел в своем  кресле, и непонятно, спит он, или мыслит,
или мечтает, или  просто  отдыхает, расслабив мускулы тела и связи головного
мозга. Можно  смотреть  на женщину подле него -  она, широко раскрыв  глаза,
глядит вдаль. Гур задумчиво выводит пальцем  на выключенном экране  какие-то
фигуры, причудливые  линии, в  хаосе  которых угадываются  закономерность  и
ритм. Холодовский вложил в ухо капсулу приемника планетного вещания, но вряд
ли слушает передачу: он что-то записывает. Дуглас, вопреки нормам поведения,
разобрал такую же капсулу  и критически разглядывает  на свет каакую-то едва
видимую простым глазом деталь.
     И  вот, оказывается,  можно смотреть  на  все  это  - и  не  разглядеть
событий. Не  увидеть их даже в хрусткой  ленте фотограммы. Человек, вышедший
из  пилотской кабины,  тронул Седова  за  плечо,  протянул ему эту  ленту  и
отправился обратно. Он шел по проходу, насвистывая и  дирижируя указательным
пальцем.
     Седов прочитал радиограмму, не сделав ни одного движения сверх тех, что
были потребны.  Никто  из остальных не  повернул  головы. Крайне нелюбопытны
были они, хотя уже сам факт поступления фотограммы  прямо  на  борт глайнера
был многозначителен: не такая уж легкая задача - связаться с глайнером.
     Пока Кедрин успел  подумать об этом,  Седов  аккуратно  свернул  ленту,
сунул ее в карман комбинезона и неторопливо застегнул карман. Затем он легко
поднял из кресла свое угловатое, сутулое тело.
     - Опять запах, - сказал он негромко.
     - Я знал, - сказал Холодовский, - что  сейчас не  время для развернутых
испытаний.
     - Где мы возьмем озометры? - спросила женщина.
     - Сделаем.
     - Это предупреждение, - сказал Седов. - Нужна защита.
     - Я  сейчас думаю над этим, - сказал Холодовский, и это прозвучало так,
как будто защита уже готова. - Моя гипотеза стала теорией. Это микрометеоры,
тормозящиеся в статическом поле.
     - Как запах проникает в  экранированный  скваммер? Не осветишь  ли ты и
этот вопрос, о достойнейший?
     - Для защиты нужны дополнительные экраны.
     -  Просто  и  дорого,  -  сказал  Седов,  каменной глыбой  молча стоя в
проходе.
     - Но необходимо.
     - Ну, Слава. А если ты ошибаешься?
     -  Это мой Трансцербер.  Я  подбираюсь к нему  два  тода.  Надо  скорей
попасть на спутник.
     - Мы будем там, - сказал Седов, - через час. - Он оглянулся, его взгляд
зацепился за Кедрина. Миг брови Седов,  выражали недоумение, затем досадливо
сдвинулись.
     - Вы здесь... - сказал он. - Зачем вы здесь?
     - Мне нужно, - ответил Кедрин.
     - Куда вы?
     - С вами.
     Уголок рта на каменном лице неожиданно приподнялся в улыбке, и это было
как будто цветок распустился на камнях. В следующий момент улыбка исчезла.
     - Хорошо. Как у вас со здоровьем?
     - Без ограничений.
     - А на перегрузки?
     - Я же сказал: без ограничений.
     - Что  ж, в худшем случае... Где ваш  медифор? Кедрин протянул руку,  и
Седов перевел регулятор на маленьком приборчике Службы Жизни.
     - Теперь вы на контроле у нас. Идемте. Вы мне понадобитесь.
     Кедрин  встал. Седов  уже шагал  к двери в пилотскую  кабину  широко  и
уверенно, словно по своей комнате. Кедрин настиг его лишь в рубке.
     В глубоких овальных креслах сидели двое. Один - он выносил радиограмму,
-  насвистывая,  глядел  в  потолок,  накручивал   и  раскручивал  с  пальца
болтающуюся  на  тонком проводе капсулу  контроля за  двигателем. Другой,  с
залысенным лбом, читал книгу. Были люди, упорно не признававшие микрочтения,
или,  как  они  говорили,  микрочтива.  Одно это  давало представление об их
характере,  и вряд ли стоило просить  такого о чем-нибудь не предусмотренном
правилами.
     - Вы - командир, - сказал Седов, обращаясь к читавшему.
     -  Говорят, -  согласился тот, отведя  руку  с  книгой, и  с  интересом
оглядел собеседника. Потом взгляд его  скользнул  по Кедрину,  но  тотчас же
вернулся  к монтажнику  и  с удовольствием прошелся по его сухой  фигуре.  -
Итак?
     - Вы идете на Среднеазиатский?
     - Среднеазиатский приземельных орбит,  - уточнил пилот. - А вы идете  в
другую сторону?
     Глядевший в потолок прыснул. Смеялись и глаза пилота. Кедрин понял - им
было скучно. Но Седов пропустил вопрос мимо ушей.
     - Давайте так, - сказал он. - Я буду спрашивать, вы -отвечать.
     - Отвечать будет информаторий,  - сказал пилот. -  Сема, будь  любезен,
свяжи товарища с информаторием.  У  меня тут, -          пальцем  в книгу, -
назревает любовная драма.
     Сема продолжал насвистывать, но рука его потянулась к кнопке.
     - Мне необходимо на Звездолетный Пояс. Срочно. Спутник-семь.
     -  Что же, - доброжелательно сказал:пилот. - Со Среднеазиатского машина
уходит к поясам через восемь... Сема?
     - Через... семь сорок две точно, - и Сема продолжил прерванную мелодию.
     - Через семь сорок две. Вы успеете.
     - Мне нужно быть на Звездолетном поясе через час. Вместе с товарищами.
     Сема перестал свистеть.
     - У меня стратосферная машина.
     -        старая машина, - с расстановкой произнес          .
     -    рая, - так же с расстановкой подтвердил пилот и отложил книгу.
     - Их списали с орбитальных полетов и  передали в стратосферу год назад.
Но двигатели остались...
     - Передали,  - согласился пилот. - Земля  бережлива. Но на  большинстве
двигатели уже выработали свой ресурс и заменены.
     -  У вас еще стоят Винд-семнадцать. Иначе сняли бы и  группу отключения
резерва, а она на месте.
     -  Я  вижу,  вы  были  там,  -  сказал  пилот.  - Допустим,  я  выйду в
пространство. Пусть даже нас там возьмут маяки и подведут, куда надо. А чего
ради мне отдавать свой сертификат?
     - Жизнь людей.
             стало тихо.
     - Давно я не слышал этого ключа... С тех пор, как оттуда. И вы потеряли
пять минут, с этого надо было начать.
     - Надо было познакомиться с вами.
     - Ясно. Нужно согласие пассажиров.
     - Кроме нас, здесь только один. Вот он. Он согласен.
     - Вы согласны?
     "Ты  согласен?  -  подумал  Кедрин.  -  Это  уже  больше  не  игра,  не
романтическая погоня за возлюбленной. Да или нет?"
     - Я согласен, -  сказал  он,  но голос сорвался, и он повторив еще раз,
более уверенно:- Конечно, согласен.
     - Он согласен, - подтвердил Седов.
     - Не забывайте, перегрузки будут не пассажирские.
     - Он перенесет, - сказал Седов. - Конечно, перенесет.
     Сема обернулся, подмигнул Кедрину и щелкнул языком.
     - Ладно. Поставим вас на контроль.  Только если ему станет плохо, мы не
взлетим. Блокировка.
     - Взлетим,-сказал Кедрин басом.
     - Ну да... - мрачно пробормотал пилот. Он повернулся в кресле, почти не
глядя,  потыкал  пальцем  в  клавиатуру  решающего,  столь же мрачно обозрел
шкалу. - Учитывая износ машины, сорок семь процентов риска.
     - Ради жизни людей я ходил на шестьдесят, - сказал Седов.
     - Я  ходил на девяносто, - пробормотал пилот. - И я знал людей, которые
ходили на сто. Самсонов ходил на сто и пришел обратно.
     - На Цербере? - Седов глядел  на металлический кружок  на правом рукаве
пилота.
     - На Диане, в  оранжевой системе. Я - да, на Цербере. Через  год  снова
пойду. Я сейчас отдыхаю. Займите места. Всыплют нам, Сема?
     - Всыплют, - радостно сказал Сема.
     - Всыплют. Не забудьте присоединиться к контролю. Все. Сема, проследи.
     Сема  проследил. Возвращаясь  в  рубку,  он  остановился  на  пороге  и
доверительно сообщил пассажирам:
     - Вы сделали старику подарок  - лучше не надо.  А то он говорит,  что у
него в жилах кровь свернулась в простоквашу. Сейчас он отведет душу...
     - Звездолетчик,  - пробормотал Седов. - Звездолетчик... Звездолетчик, -
сказал  Седов  в  третий  раз,  ставя  точку,  и,  прекращая  всякую лирику,
откинулся в кресле.
     "Звездолетчик", - подумал Кедрин,  и  тут же мысли сдвинулись с  места,
смешались,  завихрились, канули куда-то.  Кресла  полезли вниз, одновременно
поворачиваясь, раздвигаясь,  превращаясь в диваны. В глазах потемнело. Пилот
"Кузнечика"  отводил   душу.   "Кузнечик"  ревел  тремя   "Винд-семнадцать",
наконец-то дорвавшимися  до  форсажа.  Громовым салютом глайнер  прощался  с
наезженной  трассой,  вырываясь  в простор, о котором  всегда  мечтают  даже
маленькие  корабли...  И  он,  рыча  от   восторга,  карабкался  на  вершину
невидимого пика.
     Далеко внизу, на Земле, в посту слежения и управления Глобальных трасс,
диспетчер схватился  за голову,  на  которой  давно уже не росли  волосы,  и
послал негодующую радиограмму.  Сема  мгновенно закодировал ответ. Диспетчер
прочел,  топнул  ногой,  призвал  на  помощь  всех  чертей  и,  одобрительно
подмигнув неизвестно  кому,  пустил по  спирали сообщение о том, что глайнер
восемнадцатый задерживается в пути и  на линию  будет выслан резервный номер
семьдесят три.
     Корабль вышел в черное небо.
     Пилот  снял  ускорение.   Настала   невесомость.  Трижды,  нарастая   и
ослабевая, во внешних дозиметрах прошумел неведомый прибой, означавший,  что
пройдены радиационные пояса планеты.
     Распахнулось пространство; Земля уходила в сторону. Над ее поверхностью
всходили  голубые конструкции астрофизического  спутника номер пять.  Шестой
сиял  в  самом  зените,  на фоне давно  знакомого  созвездия, и  вокруг него
вспыхивали  другие звезды,  которых  не было  в  астрономических  каталогах.
Тяжелый  грузовоз оторвался  от его  причальной площадки,  выбросил  голy6oe
облачко  и  начал  снижаться  к  ажурным  дискам  Метеорологического  пояса,
нечастой цепью  охватывавшего  планету  в  меридиональной  и