, чго запаха не было. Мы полагаем, что он все-таки
был. Дело не  в этом, сварливые друзья мои. Дело  в том, что мы еще не умеем
определять  направление. Нужен прибор.  Один метеор не создает атаки запаха.
Только целый поток их протяженностью примерно в минуту - до сих пор атака не
продолжалась дольше. Получив прибор, пеленгирующий направление  на  источник
запаха, мы соединяем его с озометром. Такие блоки выносим в  пространство во
всех направлениях.
     - И маневренный  экран, -  сказал Дуглас. - Небольшой, но  маневренный.
Метеор  как источник  излучения  можно  приравнять  к  точечному излучателю.
Заэкранировать его легче небольшим, подвижным и мощным экраном.
     - Почему бы просто не экранировать метеоры? - спросил Кедрин.
     -  Незачем.  Если  излучают метеоры,  то мельчайшие.  Излучение идет на
уровне  атомов и молекул. А локаторы своевременно предупреждают нас только о
больших.
     -  Итак,  нужен  прибор.  Начинаем бредить...  - сказал Гур. - Мне  это
представляется  вот  как: если озометр Холодовского  рассчитан  на колебания
миллиметрового диапазона и  определенной амплитуды  -  ведь ощущение  запаха
вызывают, очевидно,  колебания  с небольшой амплитудой, иначе  мы слышали бы
запах  неопределенно  далеко от излучающего объекта,  но мы воспринимаем  их
главным образом вблизи - так вот, если озометр рассчитан на слабые колебания
и даже сверхслабые, то задача...
     - Мне  это  представляется так,  - сказал  Дуглас. - Я беру  озометр. -
Пальцы его так уверенно взяли этот прибор, что показалось - озометр и впрямь
оказался  в  руке  монтажника.  -  Беру  озометр...  К  нему  присоединяется
устройство,   способное  выделять   сверхслабые   колебания   миллиметрового
диапазона из потока более сильного излучения,  которое на нас не действует и
нам не опасно. Остальное - задача чисто техническая,  кроме узконаправленной
антенны миллиметровых колебании, которую просчитает Кедрин.
     Кедрин кивнул: это он просчитает, задача несложная, если ему дадут хоть
маленькую машину.
     - Дадим, - сказал Гур. - Итак, главное: как выделять слабые,  отводить,
задерживать или нейтрализовать сильные колебания. Ну?
     - Надо ассоциировать, - сказал Холодовский.
     -  Ассоциация  есть  самодеятельность  мозга, - усмехнулся  Гур, -  его
спонтанная деятельность. Проявление избирательности,  способность отыскивать
в памяти подобное. Какие возникают ассоциации?
     -  Выделять,  - сказал  Дуглас.  -  Разделять, отделять.  Что-то  очень
старое. "Разделяй и властвуй". Старое...
     - Поверим интуиции. Пошли в старое. Слава?
     - Паровоз. Теплотвор. Мировой эфир...
     - Телеграф, - сказал Кедрин. - Гонец. Ямщик, Барышня.
     - Почему барышня?
     - Раньше телефонную связь осуществляли барышни. Я читал. ...
     - Как это характеризуется?
     - Что-то такое хрупкое... нежное...
     -  Хрупкое,  -  сказал Дуглас.  - Лампа.  Кенотрон. Пальчиковая  лампа.
Кристаллический диод. Неоновая лампа. Хрупко... Диод. К чему бы диоды?
     -  Диоды, -  сказал Гур. -  Триоды.  Квадрупеды. Пентаметры.  Секстеты.
Секстеты - оркестры. Барабаны. Трубы. Ничего? Далее: трубы. Заводские. Еще?
     - Паровозные, - сказал Холодовский.
     - Паровозные. Пути. Рельсы. Тоннели. Тоннели, Что?
     - Тоннели, - сказал Дуглас. - Тут что-то есть... Тоннельные диоды.
     - Тоннельные диоды, - сказал Холодовский.
     - Маленькие, милые, старые тоннельненькие диодики, - сказал Гур. - Ну и
что?
     - Это годится, - сказал Кедрий. - Это стоит продумать. А я пока подумаю
над антенной.
     - Тогда отключись, - сказал Дуглас. - Тебе мешают голоса?
     - Нет, - сказал Кедрин. - Когда отключаюсь, нет.
     Он  на  мгновение  напрягся  - и каюта  с тремя  людьми  ушла  куда-то,
осталась  пустота,  и  в ней  четкие  синусоиды  колебаний, резкие  и совсем
слабые, и образующая. Потом образующая осталась  одна, синусоиды исчезли - и
надо  было  лишь восстановить их, поймать  и подвести  к  тому,  что  сейчас
продумывали  трое  монтажников.  Как  это  сделать?  Кедрину   представились
какие-то еще не совсем ясные ему  силы в виде крючков, которые протягивались
со всех сторон и  старались выудить из пустоты одну синусоиду и  оттащить ее
от  остальных,  но это не удавалось.  Потом  сбоку появилась  вторая  слабая
синусоида; она мерно пульсировала, колебалась, и это был резонанс.
     Он  записал  резонанс где-то  в левом верхнем  углу плоскости,  которая
представлялась ему,  и стал  думать дальше.  Он начал мыслить  формулами, но
невооруженный мозг оказался не  столь пригоден для  этого, как "Элмо". Тогда
он вернулся к резонансу, потому что другие схемы, чертежи и графики, которые
он представлял  себе, не дали  никакого  намека на  необходимое решение.  Он
вернулся к резонансу и понял  в общем,  что именно следует вводить в машину,
которую  ему  обещали  предоставить.  После этого  он,  вздохнув,  проник  в
оставленный было мир действительности.
     Остальные трое  молчали, очевидно тоже найдя свои задачи и отключившись
от всего остального. Кедрин отдыхал, голова казалась какой-то пустой. Вскоре
встрепенулся Дуглас,  поднял голову,  задумчиво посмотрел на Кедрина, видимо
еще не узнавая его, потом узнал.
     - Я представляю так, -  сказал он. - Вот  тело прибора. Вход. Фильтр. -
Он взял невидимый фильтр и поставил его на место, присоединил.  - Здесь идут
каскадные  блоки.  Усиление  "А"  и  "а"  малое... -  Он  продолжал  точными
движениями размещать элементы прибора. - И  вот выход  на озометр.  За ним -
выходы на запись и на контроль. Все.
     -  Чудесно, мой  проектирующий друг! - Гур  вступил  в разговор  легко,
словно и не выключался. - Чудесно! Отфильтрование по амплитуде у  меня вроде
бы получается. Остается лишь подождать, пока вернется наш друг Слава, и если
окажется, что и у него все в порядке...
     - У меня не все в порядке, - мрачно проговорил Холодовский, не открывая
глаз. -  Я же говорил, что не могу думать в такой сутолоке мыслей. Мне нужно
большое помещение. Пожалуй, пойду в док.
     -  В  доке стоит транссистемник "Балтика". Ему надо  менять гравигенную
аппаратуру, выработался весь ресурс.
     - Кстати, -  сказал  Кедрин. -  А почему  за "Гончим  псом" не посылают
транссистемник?  Ведь  в  конце  концов   орбита  Трансцербера  относительно
недалеко, за бывшими рубежами солнечной системы, за орбитой Цербера. Неужели
он не дошел бы за три месяца?
     -  Увы,   изобретательный  друг  мой,  -  сказал  Гур.   -  Импульсному
транссистемнику  туда идти полгода.  У него ведь  не диагравионный привод, а
всего лишь ионный. Это медленные  транспортные корабли,  транссистемники. Их
задача - заходить за орбиту Сатурна, не дальше. Ведь дальше вообще проникают
считанные   экспедиции.  Их  возят  длинные  корабли,  которые   чаще  всего
забрасывают их по дороге - по дороге к звездам.
     - А обратно?
     -  Обратно  их,  как  правило, забирают тоже  длинные. Сроки экспедиций
заранее рассчитаны, а посты на дальних планетах не меняются чаще, чем  раз в
год.
     - Не хотел бы я попасть на дальнюю планету, - сказал Кедрин.
     - Обещаю, что в  ближайшие дни ты туда не попадешь, - сказал Гур.  - Но
если ты  хочешь попасть  к  вычислителю,  который я забронировал для тебя на
часок, то время торопиться.
     Кедрин вскочил.
     - К вычислителю! - ликующе сказал он. - Вот это да!
     - Не радуйся, это не "Элмо"...
     - Все  равно. Хотя, конечно,  было  бы намного легче  работать, если бы
здесь была нужная  степень автоматизации. А,то ведь Дугласу  пришлось самому
компоновать  прибор.  У  нас  в  институте  это  отдали бы  в композиционное
устройство и на программу.
     - Вот они, - сказал Гур, укоризненно качая головой, - вот они, привычки
кабинетников!  Мало вычислить - еще и  скомпоновать, и запрограммировать,  и
еще, наверное,  передать  автоматам не только для  изготовления,  но  и  для
испытания. Так?
     - А как же иначе?
     - Нет, - сказал Дуглас.
     - Зачем,  о друг  мой?  Зачем  лишать  себя  радости? Можно  работать и
головой и руками. И, придумав прибор, его делают. Хотя бы опытный экземпляр.
Это доставляет  радость.  Союз  рук  и головы.  Ведь  руки сделали  человека
человеком. Руки! И мозг.
     - Слепцов, мой руководитель, говорит, что это устарело.
     - Кушать за себя ты тоже доверишь машине? Нет? А почему?
     - Да простится мне  это! -  сказал Холодовский.  - Целовать  женщину ты
будешь сам? Или и это доверишь машине? Чтобы она делала это для тебя?
     "Не красней, - сказал себе Кедрин. - Не красней, слышишь?"
     - Довольно, монтажники, - сказал Гур. - Вы вогнали его в краску,  о мои
язвительные  друзья!  О, как томит  его сознание собственного консерватизма!
Томит ли, о друг мой?
     - Томит, - мрачно ответил Кедрин.
     - Посему ступай же на вычислитель, сделай расчеты, И тогда...
     Дверь каюты начала растворяться медленно  и  неумолимо - так медленно и
неумолимо, словно за нею стояла сама судьба. С минуту никто не входил. Затем
на пороге показался Герн,  глаза  его задумчиво смотрели  из-под нависающего
лба. Он остался  стоять в дверях, глядя  куда-то  вдаль  и всем  своим видом
выказывая крайнее удивление.
     -  Если  он  удивится  еще  сильнее,  брови   окажутся  на  затылке,  -
хладнокровно констатировал Гур.
     - Ага, - сказал Герн, и брови его на миг заняли нормальное положение. -
Это вы. Мне так и казалось с самого начала, но я не был уверен.
     - Гур, он узнал тебя по перлам остроумия, - сказал Холодовский.
     -  Допустим,  - сказал  Герн. - Так  зачем я пришел?  А,  вот  что:  мы
разобрались  в  этих  фотографиях.   Конечно,  это   было  нелегко,   но  мы
разобрались.
     - Ну? Что это такое? Что это было?
     - Вот  именно! - сказал  Герн. - Что это было? Этого  никто не знает. Я
склонен лишь думать, что это было нечто, чего теперь уже нет. Потому что, по
моему убеждению, это было  явление взрывного порядка.  Если  аннигиляция, то
мог взорваться корабль. Если  атомный взрыв, то  могла взорваться и не очень
большая планета.
     - К  чему  такие  сравнения? - сердито проговорил Холодовский. - Почему
надо сравнивать именно с кораблем?
     - Потому, - сказал Герн,  - что направление-то мы установили точно. Это
в  пределах ошибки - направление на  Трансцербер.  Или на  корабль. На таком
расстоянии это практически одно и то же.
     - Значит? - Гур схватил астронома за плечо. - Значит?..
     - Ничего не  значит... -  медленно ответил Герн. - Может быть, там  уже
ничего не осталось.
     - Вы доложили?
     - Я доложил.
     - Что Седов?
     - Вы не знаете Седова? Он  мне сказал примерно  так:  он поверит в  это
тогда, когда получит от них радиограмму об их собственной гибели. До тех пор
работы будут продолжаться так, как они начаты, и никак иначе. Это же Седов!
     - Что ж, - сказал Гур. - Тогда все в порядке. Переживать  и сомневаться
будем про себя. Монтажники не сомневаются, не правда ли, Слава Холодовский?
     - Иногда они слишком много говорят, - сказал Герн,  не глядя ни на кого
в особенности. -  Так, собственно,  я зашел только поблагодарить  вас за то,
что вы обратили наше внимание на  эту  вспышку. Иначе мы добрались бы до нее
только вечером. Спасибо.
     - На здоровье, - сказал Гур. - Кедрин, тебе время на машину.
     "К чему?" - хотел спросить Кедрин. Но не спросил и пошел на машину.
     Еще  несколько минут тому назад  он опустился бы в кресло вычислителя с
удовольствием. Теперь он  сделал  это машинально,  мысли  его  были там,  на
орбите  Трансцербера. Вот, казалось, все  было продумано,  все делалось  для
того,  чтобы  спасти людей. Но слишком  много  непонятного еще  происходит в
пространстве, даже в пределах уж такой знакомой, кажется, солнечной системы.
Нет, какая уж тут гарантия!..
     Он быстро запрограммировал задание, ввел данные в машину. Это был новый
вычислитель -  конечно, среднего  класса,  но и  такой  был  единственным на
спутнике  дробь семь. Не  очень  сильная машина, но и за  ее пультом Кедрину
сидеть не  то  что  приятно, а просто необходимо. Столько лет он  занимается
такой  и еще  более сложной работой, и, наверное,  ею ему и надо заниматься.
Конечно, в  пространстве неплохо,  но хорошо, если  бы здесь  были  "Элмо" и
большие вычислители.
     Машина работала, чуть слышно жужжа. Кедрин думал. Нет, конечно, пока не
следует  делать выводов.  Сколько он здесь?  Без  году неделю. Что-то  здесь
все-таки хорошо, что-то есть  такое, чего не  хватало в  его  жизни.  И Ирэн
здесь. Без нее он не уйдет на Землю. А с нею? С нею - может быть...
     Машина закончила вычисления, результаты были отпечатаны па ленте. И все
же Кедрин не торопился подниматься с кресла.
     Ему вдруг  стало необычайно хорошо. Нетрудно  было представить, что это
небольшое помещение - часть  вычислительного зала где-то на  Земле,  Сейчас,
выйдя из двери,  можно будет ступить  на зеленую  траву и пойти  по ней  или
просто упасть  на  нее  и  лежать, прижимаясь щекой  к  упругим  стебелькам.
Солнце,  на  которое  можно смотреть в  без посредства поляризующего фонаря.
Запахи,  которых  не  надо бояться.  Люди,  которые не надевают  скваммеров.
Женщины, которые...
     "Женщины, которые не похожи на нее, - подумал он. - У которых нет таких
волос. Таких глаз. Таких губ. Такого голоса. Женщины - которые не она".
     Он взглянул на часы. Время обедать.
     Кедрин  бережно спрятал кусок ленты в карман.  Под  ногами  потекла  не
трава, а пластик, безжизненный, хотя и упругий. Солнца не было, и полдневный
свет,  заливавший коридор, был все же  искусственный, как бы он ни был похож
на  настоящий. И  чтобы  выйти из спутника,  хочешь или  не хочешь, придется
влезать в  скваммер, иначе нельзя.  А  что касается  запахов,  то  их  можно
обонять  в  кают-компании, можно заказать запах в свою каюту. Но только не в
пространстве. Только не в пространстве.

        "XIII"

     На орбите Трансцербера не происходит ничего.  Ничего не видно. Темнота,
пространство. Вот все, что можно сказать сейчас об орбите Трансцербера.

     Он вышел  в пространство назавтра. И  послезавтра. Каждый день. Неделю.
Две недели. Никаких  известий не  было с орбиты Трансцербера. Но  шеф-монтер
Седов вел работы так, как будто бы каждый день "Гончий пес" умолял ускорить,
сократить, нажать... Таков был он, и такими были монтажники. Они верили, что
те восемь  живы и  ждут. Монтажники верили,  потому что хотели верить.  А уж
если они чего-нибудь хотели, они этого добивались.
     Кедрин становился монтажником. И он добился того, что видел Ирэн каждый
день.  Целый час он проводил у нее. Не  было  разговоров  о будущем. Не было
разговоров о прошлом.  Они говорили только о настоящем. О  том, что  сделано
сегодня и что будет сделано завтра. Заходить дальше, чувствовал Кедрин, было
опасно.
     Посидев час, он вставал и  шел в каюту Дугласа.  Прибор становился  все
более похожим на то, что было нужно. К счастью, ни  разу за эти дни запах не
возникал. И корабль все  более становился похож  на то, что было нужно, - на
длинный корабль. Линия смонтированных  механизмов уже протянулась  на нужную
длину. Наступала  пора монтировать окружающие механизмы  помещения. Затем  в
них  будут  монтироваться  остальные,  вспомогательные механизмы. Это займет
месяц. А затем пойдет монтаж внешнего пояса помещений и, наконец, оболочки и
внешней  арматуры.  И, наконец, наступит  день,  когда о корабле можно будет
сказать: "Он готов".
     Он будет готов. А пока надо выходить в пространство.
     Теперь  усталость уже почти совсем  не ощущалась.  Да и над неловкостью
нового монтажника вряд ли стоило смеяться.  Теперь он был специалистом, если
еще  и не таким, как большинство других, то,  во всяком  случае, полезным. С
этой  мыслью он проснулся сегодня утром - таким же  розовым утром, как и все
утра на спутнике.
     Пространство тоже начало становиться другим. Правда, Кедрин не привык к
нему: пространство было так величественно и так бесконечно, что привыкнуть к
нему было нельзя. Но в его бесконечности, оказывается, крылась не угроза, а,
наоборот,  какое-то спокойствие,  и, может быть,  именно это  спокойствие  и
являлось  одной из причин того, что монтажники вовсе  не  торопятся покинуть
Приземелье и вернуться  на гораздо более удобную Землю,  хотя могут  сделать
это  в  любой день и час,  и им  не пришлось бы скучать на Земле -  там тоже
много всякой работы. Но, оказывается, к  пространству можно ощущать  любовь,
так же, как к Земле, к месту, где ты родился или вырос  - ну, не совсем так,
как-то по-другому, - но можно любить его, и спутник, и корабли,  любить  все
это и  чувствовать себя среди всего  этого как дома. И, кажется,  Кедрин уже
начал привыкать к этому...
     Кедрин,  не  ища,  вышел  точно  на  свое  место в  гардеробтном  зале.
Скваммеры  были  уже подняты. Он  по-хозяйски  обошел  вокруг своего  двести
восемьдесят третьего  и по укоренившейся среди монтажников привычке  хлопнул
его по бедру и с удовольствием выслушал ответный гулкий и внушительный звон.
Все было в  порядке,  оставалось  влезть,  устроиться поудобнее и закрыть за
собою дверцу.
     Он так  и  сделал  и,  потянув  поводок,  защелкнул  дверь  и  проверил
предохранители. Затем, шагнув, он послал скваммер вперед.
     В пространстве было темно, как и всегда бывает темно в пространстве, но
будущий корабль был освещен - солнце  стояло за спиной у монтажников. Горели
зеленые маяки, показывавшие, что рабочее пространство открыто для смены.
     Кедрин нажал стартер, это  произошло само по себе - он больше не думал,
какой   силы  импульс   надо  дать,  чтобы  очутиться   в  нужном  ему  кубе
пространства. Корабль дрогнул и начал приближаться. Монтажники  летели рядом
-  люди, возведенные  в ранг небесных  тел. Корабль надвигался стремительно.
Холодные  звезды вонзались в корпус реактора, как  отточенные стрелы. Где-то
над головой плыла Земля. В той стороне  вспыхнуло, блеснуло  - шла очередная
партия транспортных кораблей.
     Внезапно  Кедрин  судорожно крутнул  головой:  показалось,  что  кто-то
приближается  и  вот-вот ударит  справа. Нет,  все  было  в  порядке,  сосед
соблюдал дистанцию. Но кто-то начал надвигаться слева, становиться все более
заметным.  Кедрин торопливо  взглянул  и  в  ту  сторону. И отсюда никто  не
угрожал  ему, однако после каждой смены от этого беспрерывного оглядывания у
него деревенела шея, и все же он не мог не вертеть головой.
     На  всякий случай Кедрин все-таки взял  левее  - ему показалось, что  в
этой стороне свободнее. В тот же миг царившая в телефонах тишина рассыпалась
на  дробные осколки, раздался громовой щелчок, и вслед  за тем оглушительный
голос Гура произнес:
     - Непоседливый друг мой! Не виляй! Оставь рули в покое!
     - Ты не можешь громче? - разъяренно взревел Кедрин.
     - Могу! - еще громче заорал Гур и оглушительно расхохотался.
     Кедрин мог поклясться, что это был хохот в миллионы децибелл.
     - Так что же ты...
     - Не  кричи, - нормальным голосом произнес Гур. - Моя  скромная  голова
раскалывается от твоего голоса.
     - Вот как?
     - Еще тише.
     - Так? - Кедрин почти шептал. - В чем дело, Гур?
     - Ослабь на две позиции, закрепи так.
     -  Но  ведь все время  при этой настройке звук  не казался мне громким.
Так?
     - Уже похоже на норму. Теперь скоро твой день рождения.
     - Мой? Нет...
     - Скоро... Теперь  слушай: возьми  руль влево.  Видишь оптический  маяк
номер восемь? Около него подождешь нас.
     - Особое звено, да?
     -  Особое звено. Надо же, наконец, испробовать  наш приборчик - хотя бы
настолько, насколько это возможно пока.
     Кедрин кивнул, хотя  этого никто не мог видеть. Плавно включил гироруль
горизонтальной оси. Дал импульс. Еще чуть-чуть подправил рулями курс.
     Уже не казалось  странным, что можно было лететь в любом положении - не
только  головой,  грудью  или  даже спино