м всегда опережать их  и уходить все дальше. Туда,
где  еще  не  могут эффективно  работать  машины.  Туда,  где  может  только
человек...
     - Но в конце концов...
     - А  конца не  будет,  Кедрин,  - сказал Велигай. -  Мир бесконечен,  к
счастью...  Ох,  еще   сколько  работы  для  человека!  А  теперь  дай   мне
поразмышлять. Мне трудно думается при ускорениях и в невесомости - неудачный
организм...  А сейчас полтора  часа самого  лучшего времени для размышлений:
полет в сумерках...
     - Я подожду, - согласился Кедрин. - Это хорошо: полет в сумерках...
     В сумерках зажигались  звезды.  Лодка  мерно  тянула  в  своем лодочном
эшелоне, автопилот пощелкивал и  помигивал цветными огоньками. За прозрачным
куполом зажглись опознавательные огни, на пульте засветился экран локатора,
     Кедрин и сам .задумался. Итак,  в скваммерах запах объяснен. А тогда, в
спутнике? Разве там была поблизости схожая пластмасса?
     Да, была. Иллюминатор в крышке резервного люка.
     А откуда берется это излучение? Что это за излучение?
     Это  пока  не  известно.  Как  всегда,  установление,  каких-то  фактов
порождает новые вопросы, возникает потребность объяснить  новые факты. И так
без конца...
     "Ничего, -  подумал Кедрин. - Во всяком случае, объяснение одного факта
я им везу".  Пожалуй, срок  наказания  ему не уменьшат.  Это  такой народ  -
монтажники...
     И  Ирэн. Все  равно без нее он не  может. Он  готов сказать это  всем и
каждому. Если бы не она, он так и остался бы на Земле.
     - Да, - негромко сказал Велигай.
     - Вы... следите за моими мыслями?
     - Немного, - сказал Велигай.
     - Тогда скажите, бывают ли полосы несчастий?
     - Сформулируй точнее...
     -  Одно несчастье за  другим.  Что это значит? Люди  страдают от  этого
запаха. Гибнет,  как бы  то  ни было, но гибнет Слава Холодовский,  а еще до
этого летит реактор у Лобова. Почему такая система?
     -   Полоса   несчастий,   гм...   -  пробормотал   Велигай.   -  Давнее
определение... Я думаю, что это означает наш очередной шаг вперед.
     - Почему?
     - Потому, что когда  вы входите в темную комнату,  вам еще не ясно,  на
что там можно наткнуться, обо  что ушибиться,  что опрокинуть на  себя.  Это
станет ясно, если зажечь свет. Но чтобы зажечь свет, надо войти в комнату. А
она темна, и  тот  фонарик,  которым  мы  ее  предварительно  освещаем,  нам
помогает не всегда. Ну, и мы натыкаемся на что-то...
     - Но ведь явления совершенно разные, и все же...
     - Явления одного порядка, - задумчиво сказал Велигай. - И то и другое -
влияние неизвестных излучений.  Реактор  у  Лобова  полетел,  вернее  всего,
потому, что автоматика вышла изпод контроля. Вам не надо рассказывать, сколь
тонкой была настройка  этих автоматов. Кстати,  это  наша вина - всегда надо
предусматривать и  неизвестные  сегодня факторы, мы это  иногда упускает  из
виду. Вот такой фактор и вмешался, очевидно...
     - Я  понимаю, кажется.  Излучение проникло через защиту  их реактора  -
пластик...
     - Может быть, и не  проникло. Механика могла быть  и вашей, той, что вы
рассчитали.  А  автоматика работала  в  вакууме,  и он  тут  мог нарушиться.
Впрочем,  -  сказал  Велигай,   улыбаясь,  -  это   лучше  объяснит   другой
монтажник...
     Высокое, обширное  здание  космовокзала вставало  за  бортом лодки. Его
террасы поднимались выше лодочного  эшелона, и могло  показаться,  что можно
достигнуть  Пояса,  не  выходя  из  пределов  здания,  а лишь  поднимаясь  и
поднимаясь в его лифтах. Велигай  привычным движением  отключил автопилот  и
взял управление лодкой. Он мог и не  делать этого, но, видимо, спутник Дробь
семь уже  овевал его своим дыханием, и  надо было выгонять последние остатки
земного спокойствия...  Он посадил лодку  на посадочную площадку  точно, как
профессионал,   в  узкую   щель  между  тяжелым,  медлительным,  многокрылым
энтомокаром и округлым  треугольником аграплана, и  в расстояние, оставшееся
между бортами кораблей, нельзя было  бы втиснуть и ладони. Они вылезли через
нос.
     - Надо записаться в рейс.
     - Я записан.
     - Мне надо записаться.
     - И ты записан тоже...
     - Однако, - сказал Кедрин, - вы хороший психолог...
     -  Да, -  сказал  Велигай. - Я хороший психолог. -  Он  взглянул  вслед
лодке,  которую автопилот бережно поднял в воздух и теперь уводил в гараж. -
А вообще-то я пилот по основной  специальности. Звездолетчик с "Джордано"...
Бывший звездолетчик, вернее. Но кто был звездолетчиком, тот уж  останется им
до самого конца. Понял, Кедрин? До самого конца...

        "XIX"

     На орбите  Трансцербера становится  горячо.  Нет, не  потому  что Транс
излучал слишком  много инфракрасных; инфракрасных он излучает не больше, чем
любой  астероид. Хотя  возможно еще, что  Транс  совсем не  астероид. Просто
достаточно  большой метеор. Порядка двух-трех километров в  диаметре  -  так
примерно оценивают исследователи его  размер теперь,  когда  стало  возможно
наблюдать его визуально.
     Плотность Трансцербера должна быть совсем ничтожной, ибо масса его, как
теперь уже ясно, невелика. Но в таком случае вовсе уж неясно, что произошло:
действительно ли Герн засек Трансцербер или это просто совпадение и никакого
Трансцербера не было?
     Как бы там ни было, столкновение произойдет: "Гончий Пес", к сожалению,
вышел  на орбиту достаточно точно. Столкновение произойдет, и это становится
настолько  очевидным, что даже капитан  Лобов решается провести внеочередной
сеанс связи  с Приземельем. О чем он говорит, никому  не  известно, но после
сеанса он заявляет, что  Длинный корабль будет готов на три недели - да, да,
на три недели! - раньше самого краткого из намеченных сроков.
     Это  успокаивает, хотя  и  весьма  относительно.  А  тут  еще  один  из
исследователей, горячий приверженец Герна, заявляет, что масса  Транса могла
быть  и  гораздо  больше.  Каким образом? Очень простым. Известно,  что  при
достижении, скорости, близкой к световой, масса летящего тела...
     -  Да,  -  возражают  ему.  -  Но  каким  же  образом?..  И  какими  же
причинами?.. А вспомните-ка формулу, гласящую...
     И  возникает битва мнений и формул, самая  горячая за все время полета.
Указательные  пальцы скрещиваются, и от них сыплются искры. Гремят возгласы:
"Но   если   принять   Д   равным...",  "А  помнит  ли   коллега   уравнение
пространственного  поглощения  Горича,   которое?.."  Коллега,   разумеется,
помнит. Вот капитан Лобов не  помнит. Он стоит около забытых сейчас приборов
и  видит, как скорость сближения снова начинает  стремительно  нарастать. Он
заглядывает в  окуляр. Да. это тело  приближается... На этот  раз,  кажется,
все...
     И  он  произносит  еще несколько  фраз,  из-за  которых  затихшая  было
дискуссия вспыхивает с новой силой. А капитан Лобов прикидывает и,  глядя на
часы,  начинает  вести  отсчет - разумеется,  про  себя:  "Тридцать минут...
Двадцать девять минут... Двадцать восемь..."

     Двадцать восемь минут до корабля,  - сказал Велигай.  Снова вокруг были
люди, на  лицах  которых  лежал  отблеск  бескрайных  пространств, "звездный
загар", как его  называли, хотя это вовсе не был загар, а просто суровость и
откровенность,  наложенные  на  лица жизнью в Заземелье. Цветные стены залов
космопорта  отбрасывали  свет,  в  каких-то пересечениях  создававший  вдруг
комбинации  самых невероятных оттенков. Слышалась  музыка,  пахло  цветами -
очень много  цветов  было высажено в залах  для того, верно, чтобы  еще  раз
посмотрели и крепко запомнили их люди, уходящие в поля, где нет цветов и где
бывают зелеными звезды, а не листья.
     Они  прошли  вперед,  ближе  к выходам.  Цветные залы  тянулись  долгой
анфиладой. Люди сидели, шли, стояли; доносились обрывки разговоров.  Наконец
впереди показался последний,предстартовый зал.
     Здесь не было  цветов  и музыки. Здесь  уже было пространство.  Матовые
стены убегали вверх, переходя в круглый потолок. Люди  здесь  уже собирались
группами  по  кораблям,  и  можно  было  отличить орбитальннков  от  жителей
Заземелья и от многочисленных обитателей лунных  материков. Пахло  яблоками:
почему-то все везли с собой яблоки.
     Велигай и Кедрин подошли к передней стене зала.  Она отбрасывала мягкий
сумеречный свет, странно маленькие корабли стояли подле стены около таких же
маленьких эстакад. Кедрин принял  было их за модели; но прозвучали команды -
и  одна группа торопливо  направилась к выходу и через минуту, во много  раз
уменьшенная, показалась, выйдя из  тоннеля,  на фоне четвертой  стены. Тогда
Кедрин понял, что это было  стекло, и площадка космодрома внутрилунных орбит
виднелась сквозь него, и корабли эти были настоящие корабли.
     Пассажиры медленно втянулись в корабль.  Закрылись люки. И вот началось
зрелище,  которого человеку никогда не будет слишком много: тяжелый  корабль
оторвался  от Земли  и  медленно-медленно  всплывал вверх, словно  был легче
воздуха, и этот воздух вытеснял  его со дна кругоземного  океана...  Метр, и
другой, и третий, и десятый прошел корабль вверх, а его двигатели молчали, и
это было похоже на чудо, и, конечно, создавшие его люди  были не из тех, что
спят, пока работают машины.
     - Как ловят  ветер  его паруса!..  -  сказал стоявший  рядом Велигай, и
Кедрин согласился, хотя и не оценил сравнения. потому что никогда  не  ходил
под парусами.
     Что-то  тихо  шелестело  за  окном,  и  зал,  чудилось,  подрагивал  от
напряжения, а  где-то под космодромом на полную  мощность работали установки
агра...  Где-то высоко  грянули,  наконец, двигатели  корабля, и теперь  его
"паруса"  забрали  полный ветер  -  элеф-компоненты  гравитационного поля, и
корабль скользнул  вверх,  и огни его мелькнули, исчезая... Кедрин вздохнул,
вытер лоб.
     - Здесь по настоящему чувствуешь, что мы вышли в космос.
     -  Да,  -  сказал Велигай. -  Неизбежно  одно:  жизнь.  Жизнь и  вечное
развитие. Пусть исчерпает себя синтез гелия во всей доступной нам вселенной!
Пусть происходит многое другое! Но вечно древо жизни.
     - Даже тогда?
     - Даже тогда. Только это  будет  уже не  просто  человечество  - что-то
гораздо большее. А в принципе, поскольку  количество энергии во вселенной не
уменьшается,  надо  будет  найти  просто  новые  способы  ее преобразования.
Переставить сосуды: нижний - вверх. Только и всего...
     Он засмеялся. Кедрин спросил:.
     - А бессмертие?
     - Человечество бессмертно.
     Прозвучала  команда.  Вспыхнули  табло. Площадка  висела  в  воздухе на
уровне люков корабля. Земля была далеко внизу. Они уселись в кресла, системы
страховки плотно  охватили  их тела. Наступила тишина, весомость. Потом тихо
загудели двигатели.
     Снова  были  спутники, начиная с Дробь первого. Корабль  обходил  их по
очереди. В  зал  Дробь седьмого Кедрин вступил с ощущением,  словно здесь он
прожил  долгие  годы  своей  жизни.  Велигай  похлопал  Кедрина по  плечу  и
заторопился  к себе.  Кедрин  шел медленно:  предстоящие встречи уже  стояли
перед его глазами.  Первая  из них  произошла  даже  раньше, чем он  ожидал.
Маленький лысый человек подошел к нему, дружелюбно улыбаясь.
     -  Вы  с корабля?  -  спросил  он. -  Может  быть, вы  хотели осмотреть
спутник? Так это обыкновенный спутник. Вы прилетели работать?
     - Я прилетел  работать, Герн, - подтвердил Кедрин. -  И не морочьте мне
головы, не делайте вид, что вы не узнали меня.
     - Ага, - сказал Герн. - Нет, конечно,  я  вас где-то видел...  Я просто
забыл. Здесь  забудешь  все  на свете.  А они  были  уверены,  что вы  скоро
вернетесь  на   спутник...  Вы  понимаете,  этот  болтун,   этот  флибустьер
пространства, он-таки  построил эту  схему!  Ему  удалось установить,  что в
момент аварии у Лобова все мы находились на одной прямой...
     - Кто "мы"?
     -  Естественно:  Трансцербер,  Лобов  и  мы  -  если  учесть,  конечно,
расхождение  лучей: вам ведь известно,  что расхождение неизбежно при  самой
совершенной....
     - Известно!
     - Ну, конечно. Так, значит, вам понятно и то, с чем же мы имеем дело.
     - Герн, я вас...
     - Ну, ну... С  направленным излучением, вот с  чем! А?  Мало того, один
конец этой прямой нам уже  известен. Это, конечно, Трансцербер.  Правда, тут
ваш друг начинает строить абсолютно ненаучные гипотезы. Я с ним не согласен,
но, может быть, он прав. Скажите, а вам не кажется,  что это излучение имеет
отношение к запаху? Ведь именно в то время мы испытали...
     - Об этом потом, Герн. Один конец, вы сказали. А другой?
     - Другой? Насколько  можно судить,  он  направлен в район  звезды Арвэ,
которая... Впрочем, вам это ничего не даст. Вы  ведь не знаете характеристик
Арвэ...
     - Я вижу, вы меня действительно вспомнили.
     - Допустим,  излучение  направлено туда  - или оттуда,  пока  никто  не
знает. И  вообще  я не берусь вам  все это  объяснять.  Вы должны знать, что
сведения лучше всего черпать из первоисточника. А это не я.
     - Кто же?
     - Он спрашивает! Гур, этот монтажник с большой дороги, этот  похититель
локаторов! Но сейчас его не оторвать от корабля.
     - Говорите членораздельно, Герн. Что-нибудь с кораблем?
     - А  что с кораблем? - сказал Герн.  - Сегодня сдача. Он  готов. Готова
эта чертова труба, готов кораблик!..
     Кедрин  резко повернулся. Герн еще что-то бормотал ему вдогонку. Кедрин
стремительно зашагал  по  эскалатору, поднялся  наверх, побежал по коридору.
Она  еще не  успела выйти в пространство. Нет, конечно, не  успела. Они  оба
выйдут вместе; сначала встретятся, потом проводят корабль, а потом...
     На этот раз протяжный свист  не провожал  его - автоматы спутника сразу
признали в нем своего, их граненые головки  поворачивались бесшумно.  Кедрин
все  замедлял шаги. Последний шаг перед ее  дверью он сделал,  напрягая  все
силы.
     Он  не  знал, что  скажет ей. Не было времени подбирать  слова.  Просто
сейчас он увидит ее, а  больше ничего ему не нужно. Он положил руку на ручку
двери и закрыл глаза.
     Каюта была пуста.
     Он шагнул вперед и сел. Было странно неуютно, хотя все как  будто  было
на месте.  Даже что-то валялось на кресле, свешиваясь,  - нечто специфически
женское, из туалета.  Значит, она здесь. Она  может войти каждую минуту. Она
не вышла бы в пространство, не прибрав каюты.
     Он ждал. Прошло много минут. Потом Кедрин вскочил.  Кто же будет сидеть
в каюте в день сдачи?
     В гардеробном зале была пустота, люки  были наглухо закрыты. Так! Здесь
не достанешь скваммера - все в пространстве. Двести восемьдесят третий тоже,
естественно, в пространстве. Но ничего. Есть еще выход...
     Он заторопился знакомым путем - туда, где был выход в пришвартованный к
спутникам корабль,  населенный  тренировочными скваммерами. По  счастью, все
они оказались на  местах. Кедрин торопливо влез в один из них, проверил. Все
было в порядке. Он прошагал к  люку, встал на  него - и сейчас же очутился в
пустоте.
     Он  очутился  в  пространстве,  в  том  самом,  мысли  о  котором,  как
оказалось, все  время  жили  где-то глубоко в нем рядом  с воспоминаниями  о
красивейших местах Земли.
     Он включил  двигатель и устремился в рабочее пространство. И  чем ближе
подходил к  рабочему пространству, тем  холоднее ему становилось. Он помотал
головой,  потом  с  силой стукнулся  затылком об  амортизатор  фонаря.  Было
больно.  Потом  закрыл глаза, открыл их, потрогал лоб, опять закрыл  глаза и
опять взглянул.
     - Да, это было так, хотя этого не могло быть. Никак!
     В  пространстве не было скваммеров. Но  были люди. Были  монтажники без
скваммеров.  Без  ничего! Почти  голые  -  в  пронизанном  радиацией вакууме
пространства.
     Люди   парили  в  пустоте,  и  радостные  цвета  их  нарядов   казались
неестественными для взгляда, привыкшего к сумрачной монотонности скваммеров.
Они  купались  в пустоте,  как  купаются люди в  полных  жизни волнах теплых
морей.
     - Да нет, - сказал Кедрин, - ерунда!
     - Не виси на месте, Кедрин! - услышал он. - Делай свой шаг вперед!
     Гур  оказался тут, рядом. Яркая куртка, которую  он обычно носил только
на Земле,  облегала его  сильный  торс,  на руках были  тонкие  перчатки, на
голове  - ничего... Кожа его  лица отблескивала, и Кедрин  тоскливо подумал,
что сейчас сойдет с ума.
     А его  заметили,  и с  разных  сторон рабочего  пространства к нему уже
слетались  разноцветные,  хохочущие, ликующие монтажники. Он узнавал многих.
Внезапно и его охватило веселье.
     -  Сейчас  и  я  к  вам!..  -  крикнул  он,  отводя  руки  за спину,  к
предохранителям.  И  в  самом деле,  это значит просто,  что  можно дышать в
пространстве. Не может быть? Мало ли чего не могло быть...
     -  Стой! - рявкнул Гур. -  Не порть праздника, ты, торопливейший! Убери
руки!
     Кедрин послушно убрал.
     - Или, может быть, мы здесь в самом деле  голые?  - язвительно вопросил
Гур,  кружа вокруг скваммера.  - Нет,  отсталый  друг мой,  это  всего  лишь
прозрачная антирадиационная пленка  - идеальная изоляция. - Он  хлопнул себя
по бедру.  - Передвигаемся без ранцев, наведено поле, у нас - проводники под
током. А, что  говорить,  высокочтимый! Соблаговоли дать скорость!  Догоняй,
иначе ты ничего не увидишь!..
     Описав  круг,  он рванулся  туда,  где пока  еше  покоилось  вытянутое,
километровое тело Длинного корабля.  Кедрин тронулся туда же, сопровождаемый
сонмом разодетых монтажников, ярких и радостных.
     Сегодня был их праздник - день корабля. Они создали его - люди, которые
сейчас не напоминали более небесные тела,  какими  выглядели  в  скваммерах.
Свободные  в пустоте, не закрытые гулкой железной скорлупой, они  казались и
родившимися и  выросшими здесь,  в  пространстве.  Они  населяли  небо,  как
моло-дые и задорные боги.
     Кедрин шел на малой  скорости. Он все время искал глазами одно  лицо. В
пространстве  стало  возможно  узнать  человека  в  лицо,  и  он видел много
знакомых лиц, кроме того, которое хотел увидеть.
     Его  не  было. Мимо промахнул  Дуглас: на его  лице  сияла  неожиданная
улыбка.  Он  махнул  Кедрину  рукой  и  умчался куда-то  вперед,  поближе ко
входному люку корабля. Седов  на миг вырвался из гущи летучей  стаи, взвился
над  нею; его  обычно  каменное  лицо выглядело взволнованным. Только  ее не
было, только ее!
     - Не сердись, хорошая, - тихо сказал он вслух.
     - Не буду. Только почему я - хорошая?
     Кедрин  охнул - он  забыл, что говорит на  волне Гура. Но тут же другая
мысль ударила по нервам.
     - Гур, - сказал он. - Она... еще больна?
     - Нет.
     - Но я ее не вижу...
     - Увидишь... - сказал Гур.
     "Увижу!" - подумал Кедрин.
     Умело затормозившись, он  повис в полуметре от  зеленоватой, зеркальной
брони  корабля недалеко  от люка, внешняя крышка  которого  была распахнута.
Раздалась команда. Часть монтажников разлетелась в стороны, открывая широкий
канал, по которому уже шел катер.
     Он приближался.  Седов стоял  на  откинутой площадке звездолета  и  был
неподвижен,  как статуя. И  Кедрину  показалось, что  даже  отсюда узнает он
всегдашний  холодноватый, пристальный взгляд. А катер подходил  все ближе, и
все знали, кого он несет в своей объемистой кабине. Катер плавно повернул, и
хотелось верить, что и  сам он слегка изогнулся в  этом  повороте, настолько
красивым было это движение, и замер, выбросив  голубоватое облачко, -  замер
напротив открытого  люка. Тусклый борт катера раздвинулся, и несколько фигур
легко скользнули из возникшего провала в пространство.
     Это были они, новые хозяева корабля, до последней  минуты  безраздельно
принадлежавшего   еще  людям  Звездолетного   пояса   и  в   первую  очередь
монтажникам.  Теперь   пришли  пилоты.  В   ярких   мягких  скафандрах   они
проскальзывали  несколько метров  пространства,  что отделяло их от будущего
дома, и выстраивались на  крыльце этого дома; и  монтажник