экваториальной
плоскостях. Где-то  далеко  справа вспыхнула и начала расплываться розоватая
туманность, -  наверное,  очередной планетолет  ушел  в  рейс  к  внутренним
планетам,  -  и  сейчас  же  это  облачко   на  миг   затемнил   проходивший
перпендикулярным  курсом нерегулярный  патрульный  сателлит...  Пространство
Приземелья жило своей жизнью, и  как бы  в доказательство этого  в телефонах
утихали  голоса  планетного  вещания, и их  место занимали  другие: люди  на
корабляхях  и  спутниках переговаривались,  шутили и спорили, иногда  резким
свистом их перекрывали закодированные тексты с лунных станций, и в ответ  им
летели такие же  свистящие  молнии с Земли.  Впереди, пока  еще в отдалении,
возникли и становились все ярче зеленоватые светила Звездолетного пояса.
     Кедрин не  испытывал  страха. Ему  казалось  все  еще, что пространство
нереально  -  невесомость кончилась, корабль  шел с ускорением  в одно "же".
Пока ничего необычного не было...  Разве что мигание предупреждающих табло и
голос,  раздавшийся  в  капсулах: "Внеочередной, внеочередной,  даю  пеленг,
слушайте  ваш  пеленг...  Включите  ваших   киберов   на  прием   посадочной
программы... Какая  частота ваших киберов?" - "Нестандартная, сажусь сам", -
ответил  несколько  измененный передачей  голос  пилота.  "Внеочередной,  не
уверен,  что  сядете". -  "Пит, узнаю  тебя по  ушам,  вспомни  спецзону  на
Диане".-"Мишка, клянусь святым торможением, это  вынырнул Мишка!"-"Взял твой
пеленг,  Пит. Включаю".-"Пузырь, пузырь,  по кличке "Орион", куда  лезете  в
наше пространство, освободите пространство для  внеочередного!" - "Но я имею
график". - "Поломайте его о колено..."
     Началось  торможение.  Оно было  плавным,  тяжесть нарастала  медленно,
чувствовалось,  что пилот  работает, как мастер, -  без лишнего  напряжения,
легко  и точно. Двадцать  четвертый дробь семь надвигался  из пространства -
громадный  цилиндр,  опоясанный  тороидами,  окруженный  радио- и  световыми
маяками, светяшийся множеством  иллюминаторов  и  габаритных огней.  Глайнер
выходил к  торцу цилиндра. Вспыхивали сигналы.  Спутник покатился, уходя  из
поля  зрения. Загорелись  звезды.  Торможение  усилилось,  внезапно  корабль
завибрировал, и  Кедрину показалось,  что  у него  заныли  целых  шестьдесят
четыре  зуба  -  так  много  их  вдруг  оказалось.  Но  вибрация  кончилась,
плаферровые шторы  поднялись,  закрывая  иллюминаторы. "Мишка,  у  тебя есть
переходник?" - спросил тот же голос. "Нет, это же  теперь глайнер, к чему на
нем переходник?" -  "Ну,  я не знаю,  на всякий случай... До чего ты дожил -
летаешь на глайнерах". - "После этого рейса не буду летать и на глайнерах, -
мрачно пообещал пилот. - Так куда мне приткнуться?" - "Ладно, провались ты в
Юпитер, примем вас в закрытый док, выйди на пеленг AM".
     Только  сейчас  Кедрин  осознал:  они  действительно  в пространстве, в
приземельской пустоте, и рядом - громадный  медленно вращающийся спутник,  и
каждое  неловкое движение  может стоить  слишком дорого кораблю, а значит  и
всем  им. Вдруг он остро пожалел, что ввязался в эту историю. Куда спокойней
все-таки на Земле, а к тому же пилот и тот, другой, вели разговор в каком-то
недопустимо легкомысленно  тоне. Словно им  приходится садиться  и принимать
корабль каждый день. Тут Кедрин сообразил, что им действительно приходится -
и  приходилось, и  еще придется -  делать это каждый  день, и рассердился на
самого себя, и  в то же время ему стало смешно. В конце  концов это вряд  ли
сложнее, чем справиться с Элмо, не говоря уже о компаунд-вычислителях.
     Теперь в иллюминаторы уже нельзя было видеть спутник но экран на спинке
переднего кресла исправно показывал e   крутой зеленоватый борт многоэтажной
высоты,  плавно  закругляющийся вверху и,  наверное, внизу, - видеоприемники
смотрели  чуть вверх.  Борт медленно  плыл  по  экрану,  потом  он  внезапно
кончился, что-то небольшое, но, безусловно,  астрономическое промелькнуло по
экрану.  Кедрин сжался,  ожидая  неминуемого  удара  и  каких-то  еще  более
страшных  вещей.  "Это  Костин,  сорок  девятый",   -  сказал   Холодовский.
"Опомнись, о зорчайший  из  моих друзей,  это  девятнадцатый  - Тагава".  Во
всяком  случае, это  не  метеорит,  догадался Кедрин. В этот  миг  ускорение
исчезло, и Кедрину так и не суждено было догадаться, какой тонкости требовал
ввод корабля с шлейфовым двигателем  в  закрытый  док. Монтажники, наверное,
знали это, потому что все, как  один, подняли болышие пальцы, и даже женщина
подняла большой палец. Послышался приглушенный, как шепот, звук, и вспыхнуло
табло: "Выход".

        "VII"

     На орбите  Трансцербера виновник торжества догоняет гостей но  скорость
его не превышает расчетной.  Капитан Лобов сидит, поглаживает щеку и думает:
хорошо,  что  успели  развернуться.  Инженер Риекст  получил теперь  занятие
надолго;    показаниям приборов и записям самописцев он пытается устаповить,
почему же в конце концов диагравионный реактор пошел вразгон. Пилоты бросили
играть в шахматы. Теперь они играют в  исследователей: один встал на сторону
трансоманов, другой на сторону трансофобов. Собственно, это не  совсем игра,
если  учесть, что  пилоты  имеют докторские степени.  О самих исследователях
говорить нечего.  Они тихо сжигают свои нервы и  фосфор на том самом костре,
на  котором  все время  подогревается проблема  Трансцербера.  Они несколько
            с тех пор,  как пришла фотограмма  Звездолетного пояса:  длинный
корабль  придет самое  позднее  через  четыре  месяца.  Четыре  месяца,  как
свидетельствует капитан  Лобов, они  продержатся  вне всякого сомнения, даже
пять. Молчаливый  инженер Риекст, энергетический бог, подтверждает это:  как
известно, молчание - знак согласия. В конфиденциальном разговоре с инженером
Риекстом  капитан  Лобов допускает  и иную возможность: он подозревает,  что
скорость  сближения  "Гончего  пса"  и  Трансцербера  несколько больше  той,
которую показывают  приборы,  и  что  это  происходит оттого,  что  какой-то
негодяй  - или даже  два - кое-что  немного разрегулировал. Инженер  Риекст,
знаток приборов,  через полуоткрытую дверь глядит  в  сторону гипотетических
негодяев, усмехается и соглашается с капитаном не только молчанием.
     Но  и они верят, что выход есть, потому что на Звездолетном поясе знают
капитана Лобова,  да и  остальных тоже, а  капитан  Лобов  знает шеф-монтера
Седова, да и остальных тоже. Они найдут выход.

     Седов стремительно  прошагал  к выходу, вслед  заторопились  остальные.
Женщина  оглянулась  на  Кедрина,  но ничего не сказала, только чуть заметно
покачала  головой,  и  непонятно было, означает это  истинное  осуждение или
одобрение под видом осуждения.
     За входным  люком оказалась маленькая площадка, от нее,  шурша, убегала
бесконечная лента. Где-то  вдалеке  на  ленте виднелись  фигуры спутников по
кораблю.  Пилот стоял на площадке и улыбался. Голос Семы доносился откуда-то
снизу  или сверху, сказать было  трудно. Кедрин взглянул  себе под ноги, и у
него  закружилась  голова, словно  он стоял на краю  бездны. Почти так  оно,
впрочем, и было.
     Он ухватился  за поручни  площадки, чтобы не упасть. Воздух был  чист и
плотен.   Тяжести  почти  не   было.   Он  закрыл   глаза  -  головокружение
продолжалось. Ему почудилось, что он стоит ногами вверх, потом - что  лежит.
Он  снова открыл  глаза. Свет  клубился  в  громадном  цилиндре, как  теплая
метель,  все так же шуршала  дорожка.  Пилот похлопал его  по  плечу. Кедрин
ступил  на дорожку и поплыл над бездной. Верха  и низа все  не было. Дорожка
привела  его еще на  одну площадку, и вдруг  низ определился и лег под ноги,
верх  оказался  над головой.  Эскалатор  повез его  вниз.  Почувствовав пол,
Кедрин  облегченно  вздохнул  и порадовался обретенной тяжести, потом поднял
голову. Метрах  в пятидесяти над ним,  стиснутый  могучими  захватами, висел
глайнер, а еще выше, на потолке, головой вниз  ходили, кажется, люди. Кедрин
сказал сам себе:
     - Вот как?
     Несколько  человек  остановились   неподалеку   -   все   в  таких   же
отблескивающих комбинезонах, как  и знакомые монтажники. Они, задрав головы,
полюбовались на глайнер, потом один сказал:
     - Вот назидательное зрелище из той романтической эпохи, когда летали со
шлейфовыми  двигателями. Спорю, что  на  не  стоят "Винды". Как  ты думаешь,
романтик?
     -  Романтик  не  думает,  -  сказал  другой.  -  У  него  зудят   бока.
Прорезывается вторая пара рук.
     - Он взрослеет. Романтики всегда поздно взрослеют.
     - Я  встречал одного. Представляете, сидит читает.  Глаза горят, ерошит
волосы, топает ногами - аж сбивает курс.  Я заглянул  - ну, конечно, роман о
межгалактическом  перелете, фантастика. Читает и воображает  себя  героем. А
шли всего-то pe  лярным рейсом к Марсу...
     - Его бы на Диану. Там от таких остается куча праха и пара башмаков...
     - Ладно. Заправим это чудо техники.
     - Заправим... А посадил он его классно.
     - Да.  Искусство посадки исчезает, как искусство  писать фантастические
романы.
     - Ну, ну, как говорит Дуг...
     - Давайте заправлять. Скоро смена.
     - Теперь сменами не обойдешься. Ребята горят у Транса. Они его нашли, а
он в отместку...
     - Лобов сигналил: в конце концов он нас  нагонит, он не Ахилл, а  мы не
черепаха, хотя  и вроде. Ходатайствует назват  его Ахиллом. Тогда, может, не
догонит.
     -  Это Лобов...  Подключай...  Я ходил  с  Лобовым.  Чем хуже,  тем  он
веселее.
     - Дай давление... Вытащим, если не помешает запах.
     - Холодовский говорит: запах кончился. Я ему верю.
     -  Холодовский  не  говорит зря.  С ним работать - удовольствне. Он  на
сварке стоял у меня в подручных. Давно, правда. Он  сделает защиту...  Курт,
давай дозатор.
     - Я даю дозатор. Холодовский - это колоссально.
     - Внимание. Даю поток...
     Кедрину не хотелось уходить отсюда.  Это  было интересно -и суставчатая
труба,  выползшая откуда-то  из-под пола  и дотянувшаяся до корабля, и люди,
управлявшие этой трубой и  какими-то связанными  с нею  механизмами.  Кедрин
подумал сначала, что все это дело автоматов  и людям нечего терять  время на
такие операции. Потом он сообразил, что никто не станет держать на  спутнике
автоматы  для заправки таких  кораблей которые  не  заходят на спутник и уже
списаны  с  орбит.  Значит если бы люди  не  смогли что-то наладить, корабль
вообще нельзя было бы заправить, пришлось бы специально привозить автоматику
с Земли. А если бы пришлось тебе, ты бы смог? Нет... Я ведь в этом ничего не
понимаю.  Да, здесь людям приходится  быть  если не универсалами, то  что-то
вроде этого.
     Один  из  монтажников  покосился и сказал: "Пассажир..." "Пассажир",  -
откликнулся другой, и это было все.
     К Кедрину подошел маленький, плотный человек.
     - Вы  с глайнера? - спросил человек. - Шеф-монтер просил меня  побыть с
вами. Может быть, вы хотите осмотреть  спутник? Я бы на вашем  месте не стал
осматривать спутник.  Обыкновенный спутник,  ну и что? Это закрытый док.  Он
принимает корабли для ремонта.
     - Большой док, - сказал Кедрин.
     - Нет, маленький  корабль. Сюда может  зайти и транссистемный. Длинныи,
правда, не может.
     - Длинные корабли - это звездолеты, да? А почему...
     - Почему длинные? Потому, что они длинные,  конечно.  Нельзя же длинный
корабль назвать  коротким. А кроме  того,  они ходят на  длинные  дистанции.
Звезда Арвэ, например...
     - Я не силен в астрономии.
     - Конечно, этого же  нельзя  требовать от всех. Но уж характеристики-то
Арвэ вы знаете?
     - Не знаю, - виновато сказал Кедрин.
     - Он не знает,  - сказал человек. - Оказывается, есть люди,  которые не
знают характеристик Арвэ. Хорошо. Так что вы будете делать? Я сегодня дежурю
по спутнику, у меня  не  очень много  времени.  Или вы хотите уже обратно на
Землю? Извините меня за нелюбезность, но около этого проклятого Трансцербера
гибнут люди. Если бы я мог это предвидеть, я бы не занимался вычислениями.
     - Какими?
     - По определению орбиты. Меня  зовут Герн, и это я  открыл его. Разве я
мог знать, что у них разнесет реактор? Я не мог этого знать. А здесь Кристап
ранен...
     - Спасти их возможно? - спросил Кедрин.
     - Проклятый запах...
     - Так что же такое запах?
     - Если  бы  я знал это,  так я бы был  умен,  как  Холодовский. Но я не
Холодовский. Это угроза людям - вот все, что я знаю. Идемте к шеф-монтеру.
     - Зачем?
     - Он просил привести вас. Откуда я знаю зачем?
     - Да  зачем  в  самом  деле?  - проговорил  голос  за спиной.  -  Я  бы
отказался... Так хорошо у Слепцова...
     Кедрин  резко   обернулся.  Наивные   глаза   смотрели   на  него,  они
доброжелательно улыбались, и выражение безмятежности господствовало на лице.
     - Вы... - сказал он, но Велигай приветственно поднял руку.
     Глухо стукнула  дверь,  уводившая  куда-то  -  просто  куда-то.  Кедрин
затоптался на месте,  не зная, то  ли броситься за  Велигаем, то ли... Герн,
обернувшись, схватил его за рукав.
     - Так что, я должен вести вас за ручку?
     - Кто он в конце концов?
     - Кто он?
     - Велигай.
     -  Велигай? -  спросил  Герн,  и  его  брови  полезли  вверх.  - Такого
монтажника нет...
     "Этого еще не хватало", - подумал Кедрин.
     - Вы пойдете? Или вас надо нести?
     - Да иду я, - с досадой сказал Кедрин.
     Они шли по залу, по гулкому  полу.  Кедрин старался  ступать осторожно,
ему казалось: ступи посильнее, и громкое  эхо  разнесется по всему огромному
цилиндрическому объему. Герн шел, чуть раскачиваясь, шаги его совсем не были
слышны. Потом долго нес их  вниз. Они вышли в длинном коридоре. И  спереди и
сзади коридор  плавно  загибался,  уходил  вверх,  и Кедрин  понял,  что они
находятся  уже в одном из огромных  тороидов.  Пройдя метров пятьдесят, Герн
остановился возле двери.
     -  Вообще-то  он здесь,  -  сказал Герн, глубокомысленно подняв брови и
почесав нос. - С одной стороны... А впрочем...
     Он открыл дверь. Кедрин вошел. И тотчас отпрянул назад, прижался спиной
к стене.
     Шеф-монтер даже не заметил его появления. Он сидел на стуле  поодаль от
ложа, на котором лежало  что-то завернутое  в белые ткани, и из этого белого
торчали  только голова  и  рука. Глаза лежащего были  закрыты;  три  длинные
гибкие металлические лапы, выходящие прямо из потолка, покачивались пере ним
- одна тянулась к руке, две другие, медленно втягиваясь, поднимали к потолку
какой-то блестящий прибор. Первая лапа схватила лежащего за руку, обернулась
вокруг кисти, что-то прижала к ней - лежащий поморщился и, не открывая глаз,
проговорил:
     - Ух, ух, какая пакость!..
     - Не ври, - сказал Седов. - Не больно.
     - Терпеть  не могу  этаких холодных прикосновений.  Как  будто  лягушку
гладишь. Тебе приходилось?
     - Давай серьезно, Кристап, - сказал шеф-монтер.
     - Если  серьезно, то они меня залечат, а мне всего лечения -покрутиться
в пространстве. Подумаешь, пара синяков.  - О  умолк, на лбу  его  проступил
пот. Тотчас  же  сверху  спикировал  лапа с  тампоном, вытерла пот, убралась
восвояси. - А вообще подносилась моя электроника...
     Голос  его  был  тих  и в  то же  время  очень громок,  и  громким было
хрипловатое  дыхание. К тому же звук голоса  шел откуда-то совсем  с  другой
стороны.  Лишь вглядевшись,  Кедри различил  прозрачную  стену,  разделявшую
комнату пополам.
     - Вот подлечат  - покрутишься  в пространстве,  -  пообещал,  Седов.  -
Сейчас нам придется крутиться. Сроки по длинному сокращаются...
     - Месяцев за пять сделаем, - сказал Кристап.
     -За пять сделаем, - согласился шеф-монтер. - А надо за три.
     - Пожалуй, не сделаем.
     - Как же мы не сделаем?
     -  Сделали  бы, если  бы  не  запах.  Такого  запаха  не  было  даже  в
Экспериментальной зоне.
     - В Экспериментальной не было.
     - Слушай, -  сказал Кристап, и даже попытался  приподняться на локте, и
открыл  вдруг  заблестевшие   глаза.   -   А  ты   помнишь,  чем   пахло  на
Экспериментальной?
     - Арбузами пахло.
     - Арбузами... - сказал Кристап и засмеялся. - Вот именно, что арбузами.
Так мне тогда хотелось арбуза!.. А сейчас не хочется.
     Наступило  молчание.  Кедрин  почти  решился  открыть  рот,  как  Седов
негромко сказал:
     - Ну, давай, что ли, рассказывай...
     -  Понимаешь,  -  сказал лежащкй, -  главное -  неожиданность. Ни  тебе
солнечный патруль, никто и ничто не могут предупредить. Вдруг наплывает этот
запах.  Дышать  становится  нечем, чувствуешь -  сейчас  задохнешься, конец.
Начинает мерещиться всякая ерунда - литиевые озера... В общем страшное.  Ну,
и  не  хочешь,  а задерживаешь дыхание, чтобы  избавиться  от  этого запаха.
Теряешь сознание...  А уж  на что я  потом  налетел, этого я не знаю. Спроси
что-нибудь полегче...
     Он говорил  все медленнее  и на последних  словах  как будто     совсем
задремал. Шеф мрачно взглянул в потолок и негромко. свазал:
     -Разбился он  крепко.  Вы  бы его  в  гипотермический,  что  ли?  Пусть
отлежится, отоспится...
     - Его на Землю надо, - ответил кто-то сверху, где никого не было.
     - На Землю! -  сердито сказал Седов. - Лечите здесь. Монтажники в таком
виде на  Землю не уходят. Подумайте, может, гравитацию снять? Думайте, через
полсмены я загляну. И чтобы к нему - никого...
     Он  медленно  поднялся,  обернулся, взгляд его тяжело уперся в Кедрина,
наполовину заслонявшего собою небольшого Герна.
     - Что такое? Я же сказал...
     - Вы сказали привести...
     - Сюда? А если бы я сидел...
     Он не сказал, где он сидел бы.
     -  Ну ладно. Как вас зовут-то? Ага, Кедрин. Вот что, Кедрин.  Попали вы
сюда,  может, случайно, может, не случайно - не имеет значения. Пространство
любите?
     - Нет, - сказал Кедрин. - Не люблю.
     - Значит, все лучшее у вас  впереди. Еще  полюбите...  И страх пройдет.
Каюту вам Герн покажет, раз он дежурный, хотя он и скверный дежурный.
     - Но послушай, Николай...
     - А что? Хороший дежурный, да?
     - Нет, при чем тут... Нельзя же  так, шеф. Может быть,  он  не хочет. А
потом к нам просятся - мы не берем, а тут...
     -  Не хочет  - захочет.  А  что просятся, пока их  привезут, люди нужны
сегодня, и  он сегодня здесь.  Я бы и  того пилота не  выпустил, но  корабль
кому-то надо увести. А Кедрина мы сегодня же и обучать начнем...
     - Да слушайте же! - вспылил Кедрин. - Я совершенно...
     - Стоп, -  сказал  Седов. - Сбросьте  ускорение.  Слушайте  меня.  Кому
суждено быть монтажником -  он им  будет.  А вам суждено,  это я вам говорю.
Короче, здесь каждый комплект рук ценится больше, чем на Эвридике. Речь идет
о спасении  людей. Честно говорю, что ста процентов гарантии у нас нет. Но у
тех, о ком идет речь, нет и десяти процентов. Решайте.
     "Что за черт! - подумал Кедрин. - Это насилие - так ставить вопрос". Но
он вспомнил, как не прыгнул с  обрыва. Тогда это было бессмыслицей. Теперь -
нет. И она здесь...
     - Я согласен, - сказал он.
     - Герн! Покажите ему каюту и швырните его в пространство. Мне пора.
     Они  постояли  на  месте,  провожая  шеф-монтера взглядом,  пока  он не
скрылся  за выпуклостью потолка, поднявшись, казалось, по отвесной  стене, и
Кедрин почти готов был поверить  в  его способность ходить  по  вертикальным
стенам. Герн тронул его за локоть:
     - У нас мало времени...
     - Покажите мне каюту.
     На  перекрестках  коридоров  виднелись  небольшие,  видно,  самодельные
таблички.  На одной было написано:  "Проспект переменных  масс", на другой -
"Переулок отсутствующего звена".
     Герн сказал:
     - Здесь живет Гур, с которым вы прилетели. Названо в его честь.
     Кедрин   не  уловил  связи  между  Гуром  и  отсутствующим  звеном,  но
спрашивать не стал.  Как и проспект, переулок был  тих  и залит светом.  Пол
слегка  пружинил  под  ногами, иногда  ш