ть этого  Андрей,  конечно, не  мог.  Все  то,  что
требовало  в   нем  совершить   нечто  необыкновенное,   окрепло   и   стало
непреодолимым. Он  не мог  позволить, чтобы серебряная  девчонка вообразила,
что у них, землян, нет ничего получше этих шестиногих пушистых уродцев.
     - Ну и  что, что с другой планеты? У нас, знаешь... даже слоны есть! Не
то что лятуи... Горбатики.
     - Ну и что ж, что слоны? -  не сдавалась Пепа. - У них, у твоих слонов,
сколько ног?
     - Четыре.
     - А у лятуев - шесть! Значит, и бегают они... в полтора раза быстрее.
     - У нас есть еще сороконожки, а они... почти ползают.
     - Конечно! Сорок ног! Они же мешают друг другу! Запутаешься! А у лятуев
- шесть, и все в деле. Знаешь, как они быстро бегают?! По любой местности.
     -  Да знаю я! -  уже заражаясь Пепиным презрением, отмахнулся Андрей. И
вообще  глаза у  Пепы не казались ему красивыми  - обыкновенные  светленькие
глазки  цвета  полуденного  июльского неба,  ничего  интересного. Да  еще  и
задается.  - Ездил!  Бегать они,  как нужно,  не  умеют. Тоже... заплетаются
ногами.
     - Да ты просто не ездил как следует, - протянула Пепа и скривилась так,
что  показалась  Андрею прямо-таки  уродливой. Надо же, как может изменяться
человек! - Вот если бы ты хоть раз проскакал на лятуе как следует, вот тогда
бы...
     -  Ну давай... проскачем, -  не совсем уверенно,  но  довольно нахально
предложил  Андрей,  в  душе  надеясь,  что  Пепа,  как  настоящая  девчонка,
откажется.
     Но  Пепа  не отказалась.  Она  выгнулась  вперед,  как тростиночка  под
ветром,  необыкновенные  ее глаза  стали  совсем огромными,  в  пол-лица,  и
засветились отчаянным синим огнем.
     - Давай! Давай проскачем! Садись! - закричала  она,  подбежала к одному
из толкавшихся лятуев и легко вскочила в седло. - Давай. Ну же!'
     Что оставалось делать Андрею?
     Он  не  очень  уверенно  взялся за луку седла и,  высоко  задирая ногу,
попытался вдеть ее в стремя. Но стремя крутилось и отскакивало.?
     - Эх ты! Да ты вскочи! Вскочи  на лятуя! - кричала Пепа и  крутилась  в
седле, как веселый и безжалостный чертенок.
     Собрав все  свое мужество,  все силы  - а вот  силы почему-то оказалось
маловато:  она  как-то растерялась, растеклась, - Андрей уцепился  за седло,
подпрыгнул и стал карабкаться на лятуя. Лятуй оглянулся. В сизых, отдающих в
багрянец  его  глазах,  как  серпик  месяца,  обозначился  белок,  и  оттого
лятуевская морда стала хитрой  и насмешливой.  Он  даже  губы  растянул, как
будто посмеивался над Андреевыми стараниями.
     -  Андрей! -  сказала  Валя тем  самым  противным  тоном,  которым Пепа
спрашивала у Крайса о геометрии. - Мне кажется, что ты чересчур увлекаешься.
     Какое уж тут увлечение! Сплошной позор. Стояла  бы и  молчала, так нет.
Обязательно выскажется в самый неподходящий момент.
     Если бы Валя не окликнула его, Андрей, может быть, и вскарабкался бы на
лятуя. А то он невольно расслабился и стал сползать.
     - А тебе какое дело? - разозлился он. - Ну и пусть увлекаюсь!
     - Но  ведь  ты  действительно  никогда  не  скакал  на...  лошадках!  -
возмущенно сказала Валя. - И кому нужны твои дурацкие соревнования?
     Ее  самые обыкновенные земные глаза сверкали болью и обидой.  Но Андрей
не замечал этого сверкания.
     - Лошадка! - возмутился  он. - Нашла лошадок!  На лошадь  я  бы... Будь
здрав!
     - Андрей, - уже  чуть не плача, сказала Валя, - научись вести себя хотя
бы на чужой планете. Ты подумай, что о тебе подумают...
     - А-а! - отмахнулся  взбешенный  Андрей и,  собрав все силы, прыгнул на
лятуя. Прыгнул удачно. Стоило еще  чуть-чуть, самую малость, подтянуться,  и
он бы  сидел в седле.  Но лятуй опять насмешливо покосился на него  багряным
глазом и переступил всеми своими шестью ногами. Андрей стал сползать, и Пепа
радостно закричала:
     - Ха! Собрался скакать, а сам влезть не можешь!
     Простить такой насмешки, извинить жалкого  вида  Андрея Валя не смогла.
Она стала подталкивать Андрея снизу, и тот наконец утвердился в седле.
     -  Э-эй!  -  пронзительно  закричала  Пепа,  ударила  пятками  лятуя  и
помчалась по полевой дороге.
     Лятуй под Андреем еще раз оглянулся, убедился, что  седок  на месте,  и
потрусил следом.  Пепа  быстро  удалялась,  и  Андрей  стал  колотить  лятуя
пятками. Расстояние начало сокращаться.
     Пепа оглянулась, пришпорила  лятуя,  и тот, прокричав своим  противным,
непонятным голосом,  перешел не  то на  галоп, не  то на иноходь  и прибавил
скорости.  Лятуй  Андрея понял крик сотоварища по-своему. Он  тоже прокричал
положенное  и тоже перешел не то  на галоп, не то  на иноходь.  Где-то в его
мохнатом  нутре что-то заекало и забулькало. Седло  под Андреем то взлетало,
то проваливалось,  что  само по себе  было вполне  естественным. Каждый, кто
хоть раз скакал на лошади, подтвердил бы, что именно так и ведет  себя седло
под неопытным седоком.
     Но  вся беда состояла в том, что у лятуя было шесть ног. И  если земной
седок мог легко приспособиться к галопу, скачке лошади, который идет в ритме
та-та, то  седок  на лятуе  должен был приспособиться к  вальсовому  ритму -
та-та-та.
     Когда  в галопе-скачке  лятуй отталкивался и как  бы  взлетал  вверх  и
вперед, его седло тоже, как и у лошади, взлетало вверх.
     По закону  скачки лятую,  как  и  лошади, следовало бы приземлиться  на
передние ноги, а седлу опуститься.  И седло вместе с  Андреем и в самом деле
шло вниз. Но тут вмешивались средние - пятая и шестая - ноги лятуя. И седло,
вместо того чтобы опуститься вниз, вдруг опять взлетало вверх.
     Тряска получилась такая, что внутри у Андрея тоже заекало и забулькало.
Он еще пытался держаться казаком, но из этого ничего не получилось. И Андрей
сдался.  Он  перестал  сжимать бока  лятуя  шенкелями,  мысленно  плюнул  на
стремена,  обхватил  мохнатый  и мягкий  горб лятуя и решил: пусть будет как
будет. Удивить Пепу он не сумел.


     Глава двенадцатая

     ПРОРЫВ ОТАРИЕВ


     Женщины совещались,  а  Виктор  не знал,  куда  себя деть. Собираться в
поездку к мем-бинскому экватору ему  не требовалось:  все его  было на  нем.
Напоминать   о   себе  -  неприлично.  Тем  более,  что  женщины   обсуждали
действительно важный вопрос: как  добираться к экватору - по воздуху или  по
земле. Каждая  отстаивала свой вариант, и поэтому договориться им  оказалось
не так легко.
     Чтобы не скучать, Виктор смотрел на включенный телевизор. Он видел, как
спорили  Пепа с  Андреем,  видел, как изменялось  лицо Вали. А когда  Андрей
карабкался на лятуя, Виктор  даже засмеялся. И  этот смех  привлек  внимание
женщин.
     Они тоже заглянули в телевизор, и одна из них воскликнула:
     - Только этого не хватало - устраивать скачки!
     - Ну а что в этом особенного? - удивилась самая красивая. - Ведь они же
ребята, а скачки на лятуе хоть и не слишком удобны, но зато безопасны.
     - Ну, знаете... - попыталась возразить первая, но осеклась,
     Как  раз в  этот момент  оба лятуя понесли  во весь опор. Мимо мелькали
разноцветные  поля,  иногда  проплывали   синие  кустарники   и  отдающие  в
розоватость деревья. Местность стала постепенно изменяться.
     Стали   появляться  необработанные  участки,  среди  которых  виднелись
глубокие,  залитые  водой  воронки.  Потом полевая  дорожка  обогнула  не то
рощицу, не то сад и устремилась к далекому лесу. Справа от  нее металлически
поблескивала широкая река  в  пологих  покойных берегах, на которых  ровными
рядами  выстроились сады:  на ветвях  деревьев зеленели, желтели и  краснели
всяческие плоды.
     Скачка проходила в  острой спортивной  борьбе.  Лятуй  Андрея,  закусив
удила и высоко выбрасывая задние ноги, не только догнал своего соперника, но
и стал его  обходить. Чтобы  не зацепиться седлами, Пепа, быстро взглянув на
Андрея, приняла чуть вправо и дала дорогу.
     Лятуй  Андрея поднял  морду  и  приоткрыл  пасть - вероятно, он победно
заржал - и рванулся вперед к небольшой лощинке, что неожиданно выросла среди
уже  бескрайних полей, засеянных  какими-то низкими, но колосистыми злаками.
Поле тихонько переливалось под легким ветром и  походило  на  уже остывающую
кузнечную поковку: в ней еще сохранился багряный отсвет огня, воздух над ней
еще струился и всю ее перебегали синевато-багряно-фиолетовые волны.
     Все было так необычно красиво, так захватывающа была скачка, что Виктор
да, наверно, и  женщины невольно увлеклись ею. Виктор даже не заметил, что у
лятуев шесть ног. Вернее, он заметил, но в азарте скачки, в смене красок это
шестиножье не показалось ему чем-нибудь невероятным.
     И   именно  в  момент  наибольшего,   захватывающего  азарта  навстречу
вырвавшемуся  вперед  Андрею  бросилось  нечто  синевато-багрово-фиолетовое.
Словно это ожило поле и протянуло свои извивающиеся щупальца.
     Собственно, поначалу Виктор увидел именно щупальца. Огромное количество
все  прибывающих  откуда-то  из  недр  поля,  из  покатой  лощинки  нервных,
струящихся щупалец с  розовыми кругляшами-присосками на тыльной стороне. Они
обволакивали лятуя, опутывали его ноги, стали  добираться к его морде. Лятуй
вскинул ее  и оскалил зубы. Наверное, он  ржал  из  последних  сил,  звал на
помощь.
     Виктор видел, как Андрей откинулся назад  от горба, попытался  отбиться
ногами и руками от струящихся, подбирающихся к нему щупалец. Видел и то, как
Андрей, спасаясь, вскочил на седло  ногами.  Но в это  время лятуй  под  ним
рухнул   на   передние   колени,  и   голова  его  скрылась   под  сплошным,
переливающимся переплетением щупалец.
     Над ними - Виктор это ясно увидел - заблестели холодные выпуклые глаза.
И  только теперь  он  понял, что на Андрея напала целая рать отвратительных,
похожих на осьминогов или каракатиц стремительных чудовищ.
     И когда он  понял это, то уже не увидел Андрея,  которого, как и лятуя,
обволокли щупальца и скрыли из поля зрения.
     - А-а-а! - закричал Виктор  и рванулся к дверям: друг был в  опасности,
друга следовало спасать.
     Его перехватила  самая красивая женщина. Она уже стояла у  стены, возле
телевизионного экрана и протягивала руку к красной кнопке в стене.
     - Подожди! - властно сказала она. - Там не только твой друг.  Там и моя
дочь.
     Виктор  дернулся   и  остановился.  Он  совсем  забыл,  что  в  скачках
участвовало  два  лятуя и  на  одном  из  них  скакала  тоненькая серебряная
девчонка.  Он бросился к телевизору. Женщина нажала на красную кнопку. Сразу
же выс-ветился экран на стене, и на нем показалось мужское лицо.
     - Из  океана  через  Неа  прорвались отарии.  Они напали  на  детей.  И
главное, на инопланетянина.
     Лицо мужчины сразу стало озабоченным.
     - Он в костюме? - спросил мужчина.
     - Да. Но наша девочка...
     -  Понятно.  Сейчас  вылетаем.  Полагаю,  что с инопланетянином  ничего
страшного  не случится.  Разве  только  помнут.  Перевожу  слежение на  нашу
девочку.
     Виктор  слышал этот разговор и теперь клял себя, что  сорвался с места.
Нужно было смотреть. Нужно  было держать себя в руках, может быть,  он понял
бы что-нибудь, может, придумал бы, как помочь неизвестной девочке.
     Только  потом  он  узнал,  как  все  произошло. Когда  отарии напали на
Андрея, лятуй  под Пе-пой  взвился на задние ноги, развернулся - хорошо, что
Пепа пропускала Андрея, и  поэтому скорость лятуя  замедлилась - и,  заржав,
бросился назад. Он подскочил к деревьям сада,  остановился у самого высокого
и  встал как  вкопанный,  беспрерывно  издавая такие неприятные  для  Андрея
крики. Пепа вскарабкалась на дерево и полезла  к вершине. Лятуй, беспрерывно
подавая сигналы  бедствия, бросился назад,  к месту схватки.  Вот  в  это-то
время Виктор снова подбежал к телевизору.
     На  том  месте,  где  копошащаяся  куча мала  отариев  погребла  лятуя,
виднелись  лишь холодные бездумные глаза. К куче со стороны  реки подползали
или  даже подлетали все  новые  и  новые чудовища. Они теснили  друг  друга,
продвигая свои щупальца меж синевато-багрово-фиолетовой шевелящейся массы.
     Теперь Виктор рассмотрел отариев как следует. Они оказались удивительно
симметричными.  Плоское,  мягкое   тело  с  волнистыми   складками-крыльями.
Покатая, как  шляпка у гриба поганки, спина,  на  которой бугорками высились
четыре глаза. Восемь щупалец.
     Когда  отарии выбирался из  воды, он делал несколько шагов...  впрочем,
даже  не шагов, а как бы переползаний,  на щупальцах, потом подбирал их  под
себя  и  прыгал, расправляя  боковые складки.  Они  превращались в крылья, и
несколько метров  отарий  летел, планировал,  потом судорожно,  волнообразно
дергал этими  складками и пролетал еще некоторое расстояние. Приземляясь, он
повторял движения и снова переползал, прыгал и летел.
     Все новые  и новые  отарий  появлялись из воды  и устремлялись к  месту
свалки. Большинство из них  бросалось  в беспрерывно растущую кучу  малу над
лятуем, но некоторые прыгали на кучу, которая покрыла Андрея.
     Андрей явно  не сдавался. В беспорядочном переплетении щупалец мелькали
его  руки  и ноги.  Иногда появлялась  голова, и  казалось, что  он  вот-вот
вырвется, вывернется из этой отвратительной кучи. Но отарий снова валили его
на землю и  перекатывали, стараясь  найти хоть одно уязвимое  место.  Однако
костюм-скафандр  надежно  защищал  Андрея от  розовых  присосок-блюдечек  на
щупальцах. И когда  Виктор  понял  это, он как-то сразу  успокоился  и  даже
обрадовался. А чтобы поделиться своей  нечаянной радостью, обернулся к самой
красивой женщине.
     Она  стояла, прижав  стиснутые руки  к  груди, и  неотрывно смотрела  в
телевизор. Лицо у нее было светло-светло-серебряным, словно полированным,  а
глаза  -  страдающие.  Виктор подвинулся  к  ней и, чтобы успокоить  ее хоть
как-нибудь, хоть  чем-нибудь помочь или хотя[  ]бы отвлечь, мягко
погладил ее  по руке.  Она  быстро  оглянулась,  обняла  Виктора  и  прижала
его[ ]к себе совсем так, как это делала когда-то мама.
     Но то была  мама... И хоть  Виктор и  понимал, что  серебряная  женщина
просто ищет в нем  поддержки, ему все-таки было  неудобно, но что делать, он
не знал. И он стал смотреть в телевизор.
     Отарий все вываливались  из реки и многие  из них  стали  искать  новой
добычи. А поскольку лятуй все кричал, все  звал  кого-то  на  помощь, то они
начали  было окружать его, а потом  увидели на дереве Пепу. Вероятно, увидел
ее какой-нибудь один отарий, но он какими-то непонятными способами сейчас же
передал сигнал другим.
     Отарий стали  медленно,  словно примериваясь,  окружать дерево. Женщина
прижала Виктора.
     Пепа  попыталась   подняться,  но  ветки  оказались  тонкими  и  опасно
качались. Пепа только поджала ногу...
     Один из отариев  сжался и прыгнул на дерево, зацепился за ствол и начал
быстро-быстро  перебирать щупальцами,  разыскивая  лазейку между ветвями. Но
по-видимому, ствол показался ему слишком колючим,  потому что, как только он
обвивал щупальцем  какую-нибудь  ветку,  он почти сейчас  же отдергивал его.
Трудно сказать, нашел  бы отарий подходящее  место для  захвата,  но  только
лятуй  тоже увидел  эти  опасные  для  Пепы  движения,  подскочил  и  ударил
передними ногами отария. Тот медленно сполз с  дерева  и,  корчась, пополз в
сторону. К лятую подползло и подлетело сразу несколько отариев. Один  из них
изловчился и обвил  щупальцами задние ноги лятуя. Горбатик дрыгнул ногами, и
отарий  полетел  далеко  в сторону.  Лятуй немедленно встал уже на дыбы и  с
силой упал передними ногами на следующего отария.
     Они подползали и подлетали, а лятуй, раскачиваясь на средних ногах, бил
их то передними, то задними. Когда отариев собралось слишком много и кое-кто
стал  присасываться к средним ногам лятуя,  он отскочил в  сторону и стал  с
налета бить тех, кто поближе.
     Однако  все,  кто  сидел  за  телевизором,  понимали,  что   долго  так
продолжаться  не  может - отарии  все прибывали.  Вдруг, как игрок во  время
передачи хоккейного матча, в кадр телевизора влетел еще один лятуй.  Яростно
оскалив зубы, он бросился на отария и стал его топтать.
     Пепа все  стояла на ветке,  поджав ногу,  как  озябшая птица. А  в кадр
телевизора вбежал еще один  лятуй,  за ним сразу два.  Они прыгали,  топтали
отариев, лягались и ржали, ржали...
     - Ох, молодцы! - наконец сказала женщина  и  отпустила Виктора. - Какие
они молодцы!
     Разбитые отарии  корчились, извивались, но  им на  смену прибывали  все
новые и  новые, лоснящиеся  от непросохшей воды. И  вдруг  Виктор  явственно
увидел,  как один  из отариев,  корчившийся так,  словно  ему вот-вот придет
конец, стал разделяться надвое. Его шляпка треснула и стала разрываться, как
раз там, куда угодил своими копытами лятуй. Когда обе половинки разделились,
они самостоятельч но поползли к реке, помогая щупальцами и одним крылом. Они
ползли медленно, отвра[ ]тительно извиваясь и корчась.
     - О, твари! - воскликнула женщина с веснушками. - Вот гадость.
     И почти сейчас же стали разделяться два других отария, но уже не вдоль,
а поперек.
     А четвертый  разделился наискосок. И у каждой  половинки оставалось два
жестоких,  холодных,  хоть  и  несколько  замутненных  глаза,  и  по  четыре
щупальца.
     Откуда-то сзади раздался спокойный мужской голос:
     - Оэта, у вашего подъезда машина. Вы поедете к Неа?
     -  Да!  Да-да! Конечно!  - словно  очнулась  красивая женщина, и Виктор
узнал, что ее зовут или ее фамилия - Оэта.
     Оэта рванулась к двери, а Виктор бросился за ней.
     - Возьмите меня с собой! - закричал он. - Ведь там еще и Валя!
     Оэта на секунду  остановилась и, видимо, увидела в глазах Виктора нечто
такое, что ей очень понравилось. Она кивнула и сказала:
     -  Правильно! В беде нельзя  оставлять  товарищей, а тем более  подруг.
Побежали.
     Но тут вскочили две другие женщины и заголосили:
     - Он никуда не поедет!
     - Вы не имеете права рисковать ребенком! Виктор на ходу ответил:
     - Я же в костюме! Мне  ничего не будет! Вместе с Оэтой они выскочили на
лужайку,  прямо к похожей на микроавтобус на гусеничном ходу длинной машине.
Прозрачная  дверь открылась, и  Виктора  подхватили заботливые  руки. Кто-то
спросил:
     - Оэта, вы без скафандра? Это опасно...
     - Ничего! Надеюсь, что  вы не допустите положения,  в котором он бы мне
понадобился.
     И  она  тоже  вскочила в машину. Виктор осмотрелся.  Вдоль стен  сидели
молодые широкоплечие мужчины.  За спинами у  них  были рюкзаки или  ранцы, в
руках палки с белыми концами  и металлическими блестящими деталями. Они были
очень похожи на земные флейты, а сами  мужчины - на парашютистов-пожарников,
которых сбрасывают с самолета в глубину горящей тайги.
     Машина  тонко завибрировала и помчалась.  Виктор узнавал те  поля  и те
деревья,  которые  видел  по  телевизору,  когда  следил  за  скачкой  и  за
удивительным боем.
     У  садового  домика машина притормозила.  Из дверей  выскочил  Крайс  и
спросил:
     - Что-нибудь случилось?
     -  Да!   -  ответили  ему  из  кабины.  -  По  Неа  прорвались  отарии.
Девочка-инопланетянка у тебя?
     - Здесь. В домике.
     - На всякий случай  запритесь и включите ионную защиту.  Ты знаешь, как
это делается?
     - Конечно. Мы тренировались в клубе.
     - Ну, держись мужчиной. А мы - вперед. И машина снова понеслась к месту
сражения с отариями. Мужчины натягивали шлемы  скафандров  и  проверяли, как
прилегают к шее маленькие катушечки лорингофонов. Они готовились к бою.
     Виктор ждал, что они сейчас врежутся  в стаи отариев и начнут их давить
и утюжить,  но вместо этого машина обогнула уже целое стадо  рассвирепевших,
беспрерывно  атакующих своих врагов, лятуев  и затормозила  только на берегу
реки. Мужчины один  за другим  с разгона бросались в реку  и  скрывались под
водой. Виктор тоже хотел было выскочить, но Оэта придержала его:
     - У н