Пока Валя путешествовала, Виктор беззаботно сопел на своей кровати и не
слышал, как в комнату вошли уже знакомые три блестящие женщины.  Они почти с
ужасом посмотрели на приоткрытую, с приставленным стулом дверь, пощупали две
пустых  кровати и уставились на спящего Виктора,  у  которого  от сладости в
уголках губ появилась блестящая полоска. Женщины с тревогой переглянулись.
     - Они умудрились сбежать! - всплеснула руками одна.
     - Это ужасно!.. Они же не приспособлены ни к нашему воздуху, ни к нашим
бактериям! - бессильно уронила руки вторая.
     И  только  третья,  самая красивая, спокойно скрестила руки  на высокой
груди и улыбнулась с некоторой долей превосходства:
     - Полагаю, что ничего страшного не произошло.
     - Но они же убежали в мир! - сказала одна, и на глазах у нее от жалости
навернулись слезы.
     - Этого нам не простит вся Мемба... - заплакала вторая.
     -  Послушайте, если  у  них хватило  ума найти секретную кнопку,  найти
замок  в стальной двери и открыть его, найти дорогу и по этой дороге куда-то
удрать, я считаю, что у них хватит ума и надеть капюшоны. А потом, не  такая
уж большая разница в составе воздуха. Последние данные показали...
     - Но микробы?
     - А вирусы?!
     - Но ведь надо же им  привыкать... - неуверенно сказала самая красивая.
-  В  конце концов, они же люди. Мы же вот привыкли к  Мембе  и даже сменили
окраску кожи.
     - А вдруг они что-нибудь натворят?
     - Это же дети...
     Третья женщина осмотрела комнату, Виктора и улыбнулась:
     - Мне кажется, что сбежали девочка и мальчик.
     - Тем более!
     - Вот это-то и опасно. У них ведь разные организмы...
     - Как раз наоборот. Когда сбегают  мальчик и девочка,  ничего страшного
не происходит. -  И, сделав царственно-останавливающий жест рукой, пояснила:
-  Девочка  всегда остановит  мальчика от  слишком опрометчивых поступков, а
мальчик  не даст проявиться слишком уж большой девчоночьей осторожности. Так
что не нужно волноваться.
     Все трое  несколько  успокоились и расселись на стульях  вокруг  стола.
Помолчали. Потом самая серьезная женщина сказала:
     - Ну что за дети пошли! В наше время...
     - Да... Они все больше и больше думают  о себе и совершенно не думают о
нас, взрослых. Самая красивая женщина опять засмеялась:
     - Ничего страшного -  дети как дети. Посиди в этой  тюрьме, когда за ее
стенами неизведанный, огромный мир... Я бы тоже наверняка сбежала.
     - Ну вот один же не сбежал, - сказала самая серьезная женщина и указала
на Виктора, который спал, даже не ворочаясь.
     -  Видимо,  у них разная степень сознательности  и  ответственности,  -
вздохнула вторая.
     - Разумеется! На всем белом свете  во  всех галактиках вы не найдете ни
одной пары совершенно похожих друг  на  друга  людей.  Потому они и  люди! -
Серебристая женщина  посмотрела на Виктора с мягкой,  теплой улыбкой. -  Мне
кажется,  что этот  больше  устал, чем  остальные.  Может  быть, он даже был
командиром во  время  их  необыкновенного  полета -  у него строгое, волевое
лицо.  А может быть, наоборот - он  просто выпил  два  стакана  молока, а не
один. И снотворное на него подействовало сильнее, чем на остальных.
     - Но ведь им давалось по одному стакану молока, - строго, тоном вредной
учительницы сказала самая серьезная.
     - Ну  и  что? Они  же дети... Да и взрослые... Одни любят  одно, другие
-другое. Вот и...
     - Как бы  то ни  было,  а  нам нужно немедленно  поставить на ноги  всю
округу и разыскать ребят.
     - Зачем сразу поднимать тревогу? - удивилась самая красивая. - Ведь нам
прежде  всего  следует  изучить  их  поведение.  А для  этого  вначале нужно
установить, где они сейчас находятся.
     Она ушла,  и пока  две  другие женщины вполголоса спорили  между собой,
вернее, даже не спорили, а упрекали друг друга и ушедшую^  Виктор проснулся.
Он  посмотрел на сидящих, осмотрел все  восемь углов комнаты и вздохнул. Обе
женщины покосились на него, а Виктор сел на кровати и вежливо поздоровался.
     - Скажи, - строго спросила вторая женщина, - сколько ты выпил молока?
     - Два стакана.
     - Почему два? Ты отобрал второй стакан у младшего?
     - Ничего  я не  отбирал...  - удивился Виктор: оказывается, и на  чужой
планете имеются взрослые, которые, ничего не зная, все сразу понимают.
     -  Но почему  же  ты выпил два стакана, если  у  каждого было только по
одному стакану? Значит, ты заставил кого-то отдать тебе молоко? Почему?
     - Да  никого  я не заставлял! - теперь  уже  обиделся Виктор.  - Просто
Андрей не любит молоко, вот он мне и отдал.
     - А что же любит Андрей? - ехидно улыбаясь, приставала женщина.
     - Андрей любит яблоки. И я поэтому ему отдал яблоко.
     - Значит, вы поменялись продуктами?
     - Н-ну... выходит.
     - А ты любишь яблоки?
     - Люблю...
     - Тогда мне  непонятно, почему ты отдал любимые тобой яблоки за то, что
у тебя уже есть? А может быть, ты любишь молоко больше, чем яблоки?
     Она  говорила  так непререкаемо-требовательно, так строго  смотрели  ее
темные глаза, а блестящее, но покрытое странными крапинками лицо - как будто
на хромированном бампере  автомобиля  выступили первые  признаки коррозии  -
казалось  таким  неприступным,  что  Виктора  оставила  серьезность,   и  он
загрустил.
     Ну как ей объяснишь, что он любит  все, кроме вареного  лука,  а Андрей
сам не знает, что он  любит сегодня и что будет  любить  завтра. Но если ему
сегодня  хочется яблок,  так почему не  уступить товарищу?  Пусть ему  будет
приятно. И зачем все это нужно этой тетке с крапинками на лице?
     Виктор,  конечно,  не  знал, что крапинки  эти всего лишь  обыкновенные
местные веснушки.
     Но  в  это  время  вошла  самая красивая  женщина  с  маленьким плоским
телевизором в руках. Она поставила его на стол и сказала:
     -  Вот полюбуйтесь и успокойтесь. Вполне нормальные  дети, которые  уже
нашли себе товарищей и подруг.
     На небольшом,  но  четком цветном экране Виктор увидел и разнофигурные,
разноцветные поля и сады, и странное, оранжеватое  небо и, главное,  лятуев.
Два  из них мирно  паслись  у  края  большого поля.  Потом появился домик и,
наконец,  комната,  в которой не то колдовали  над  приборами, не то спорили
Андрей и Крайс.
     Потом  показались Валя и Пепа.  Они подскакали  к полю, Пепа  лихо, как
цирковой  наездник,  соскочила  с  лятуя и помогла  сойти  Вале.  Та  смешно
поболтала ногами и с трудом спрыгнула на землю. Вдвоем они пошли к мальчикам
в дом, а потом все вышли из него.
     -  Это  ничего  не  значит,  - сказала самая  строгая  женщина. - Важно
другое. Мы провели тут кое-какие  исследования и установили, что наши гости,
к сожалению, не всегда могут мыслить вполне логично.  Например, этот мальчик
не  мог  нам объяснить, почему он отдал своему товарищу яблоко, которое он и
сам любит, в обмен на молоко, которое он тоже любит.
     - Что же  он должен объяснить? - удивилась  самая красивая. - И что  он
должен был сделать? Отобрать молоко и не дать яблока? Или  уж сразу отобрать
и яблоко, и молоко?
     - Ну этого я не говорю... - уклончиво повела плечами веснушчатая.
     Молчавшая до сих пор женщина махнула рукой и сказала:
     - А-а... Все  это ерунда. Отдал потому, что второму  сегодня захотелось
яблок.  Вот  и  все.  Д не  отдал бы - второй  наверняка  бы ныл.  Верно?  -
обратилась она к Виктору.
     - Может быть, он бы и не ныл,  но...  Он у нас вообще такой... - Виктор
повертел пальцами, - легкий...
     И все почему-то поняли его и рассмеялись. Самая красивая спросила:
     - Ну ты как? Поедешь к товарищам или займемся чем-либо иным?
     Виктор все время косился на телевизор и  следил, чем заняты на странном
поле ребята. А они там  о чем-то поспорили, потом посмеялись, потом  пошли в
домик. И ему очень захотелось к ним... Очень.
     Но женщина вкрадчиво сказала:
     - Что ты  скажешь,  если  мы, пока они там возятся на  поле,  слетаем к
экватору  и ты как  следует познакомишься с Мембой?  А  потом расскажешь обо
всем товарищам.
     Что  ж... Она  говорила  дело...  Если  Виктор  сейчас присоединится  к
товарищам,  то  они  наверняка  уже  знают нечто  такое, чего  Виктор  и  не
предполагал, и ему останется  только слушать. А если он и сам узнает кое-что
новое, то  при встрече  им  будет о чем  рассказать друг  другу. Они  станут
вровень.
     Но тут Виктор  слегка  смутился:  получалось, что он хочет узнать новое
только для того, чтобы оказаться не хуже других. Он как бы заранее собирался
соперничать с друзьями. Плохо это или хорошо, он  не  знал, а потому перевел
дыхание  и  подумал, что, когда они  вернутся на  Землю, важно  привезти как
можно больше знаний и наблюдений. И вот, если они будут все время вместе, то
знаний и наблюдений  будет в  три раза меньше, чем  если бы  они действовали
каждый в одиночку.
     Кажется, эта  мысль была верной...  Но  она тоже не слишком понравилась
Виктору.  Не  очень-то приятно разлучаться  с друзьями  даже ради знаний.  И
все-таки он кивнул. Уж очень ему хотелось полетать над неизвестной планетой.


     Глава десятая

     ОКАЗЫВАЕТСЯ, НЕ ВСЁ НАОБОРОТ


     Трава  на  поле или  на  лугу  -  Андрей  еще не знал,  как  называется
по-мембски этот участок земли, на который они  прискакали,  -  была высокой,
почти в рост  ребят,  и очень  густой. Стебли  росли плотно  друг к  другу и
кончались розовато-синеватой метелочкой с соцветиями, а вся трава отдавала в
голубизну. Над полем вились тучи насекомых, похожих на земных шмелей - такие
же мохнатые и  большие. Только у мембских шмелей  на головке, кроме хоботка,
рос еще и рог. Они ловко  продирались этим  рогом среди  соцветий, стряхивая
ими цветочную пыльцу или раздвигая чашечки цветов, а уж потом запускали туда
хоботок.
     - Любишь мед? - спросил Андрей.
     -  Конечно!  -  засмеялся Крайс.  -  Только  его  много  не  разъешься:
начинаешь потеть.
     - Это точно! -  обрадовался Андрей. Все-таки и на Мембе многое походило
на земное. - Особенно живот потеет.
     Оба рассмеялись, и Андрей попросил:
     - Ну а теперь рассказывай, что тут нужно делать и как.
     Крайс вынес из дома приборчики и сказал:
     - Вот этой палкой мы сейчас определим влагонасыщенность почвы. Делается
это просто.  Втыкай палку  в землю  и следи за шкалой. Если синий столбик (а
вся шкала  была  похожа на обыкновенный  термометр,  только на  нем было два
столбика  -  красный  и  синий)  поднимается  выше  черты  -  значит,  влаги
достаточно. Если ниже - значит, нужно поливать.
     - Сколько поливать?
     -  А  вот видишь, тут  на  палке написаны  формулы.  Подставляй цифры -
результаты измерений - и решай, сколько  нужно  поливать.  Правда, для этого
следует  еще  знать  температуру почвы. Но  ее  тебе  сразу  покажет красный
столбик. И  еще нужно узнать, какая температура воздуха будет ночью и завтра
днем. Об этом справишься по телевиду. Пойдем.
     - А это еще что за штука? Крайс пожал плечами:
     - Ну, это  вроде  телевизора... Только телевизор -  развлекательный,  а
телевид - служебный. И - учебный. Набираешь  номер программы, включаешь и...
Но ты  еще узнаешь, как с ним  обращаться, когда я начну  зубрить геометрию.
Сейчас важно другое. Ты наконец понял, как нужно ухаживать за полем?
     - Да я-то  понял... почти... Но я  не понимаю, зачем тут нужен человек?
Ведь все  можно поручить автоматам.  Пусть  они определяют, пусть включают и
выключают.
     - На некоторых полях у нас так и сделано. А вот на таких, небольших или
засеянных капризными культурами, автоматика не подходит:  слишком она сложна
и  делать ее  очень  долго.  Быстрее  и надежнее  работать человеку. У  нас,
понимаешь ты,  прежде чем  применить автоматику, обязательно  прикидывают, а
удобно ли? А  стоит ли? Вот это поле - корм  для  лятуев. Нужно успеть снять
три его урожая. А  на следующий год здесь  будет хлеб для людей. Снять нужно
уже два урожая.
     Для выращивания корма важен  каждый час, а  для хлеба - и день потерять
не страшно. Значит, хлеб будет обслуживаться автоматикой.
     - Послушай, но ведь хлеб-то осыпется... Если перестоит хоть день.
     -  Не-а, -  беспечно ответил  Крайс. -  У нас такие сорта выведены,  не
осыпающиеся, хоть месяц будут  стоять... Ну вот... А после хлеба на этом  же
поле посадят овощи. И вот тогда тут будут работать, наверное, человек десять
ребят - нужно ведь ухаживать за  каждым растеньицем, следить и понимать, как
оно развивается и чего ему не  хватает. Тут  уж совсем автоматики не  будет.
Понимаешь?
     - Кое-как... - признался Андрей и погрустнел: он окончательно убедился,
что  все его знания  и догадки,  такие точные на  Земле,  на этой планете не
срабатывают. Здесь живут веселые, но умные  люди.  С  ними  думать  и думать
нужно.
     Вот так Андрей оказался  на Мембе в положении эксплуатируемого ребенка.
Он определял влажность, мучительно  вспоминая школьные уроки, рассчитывал по
формулам,  а   то   и  просто   с  помощью  алгебры,   как   нужно  поливать
голубовато-зеленое  поле, какие  микроэлементы  - марганец,  германий, серу,
железо, чуть  ли  нГлава одиннадцатая

     ВСЕ ПОШЛО КУВЫРКОМ


     К  сожалению,  позаниматься  Крайсу не  пришлось - к  домику прискакали
девочки. Все  пошло кувырком. Пепа сейчас же затараторила с такой быстротой,
что автоматический переводчик стал попискивать: он не рассчитывался на такую
стремительность.
     Разговаривая, вернее,  болтая,  Пепа все время смотрела на Андрея. И  в
этом не было ничего удивительного: она в первый раз видела мальчика с другой
планеты и даже из иной солнечной  системы.  Но чем дольше она смотрела,  тем
надежней убеждалась, что инопланетянин почти такой же, как и мембяне. Только
кожа у него не серебряная, а смуглая от загара. И глаза у Андрея были совсем
такие  же, как и у  некоторых других,  знакомых Пепе, мальчишек -  серые,  с
несколькими коричневыми  точками на  радужке.  И  это показалось Пепе  таким
интересным и удивительным -  подумать  только! Мальчишка с другой планеты, а
почти  такой  же,  как и мембянские мальчишки!  Пепа почувствовала некоторую
неловкость: уж очень она  пристально  рассматривала Андрея.  Поэтому  щеки у
Пепы стали  золотиться, что, как известно, означало  на  Мем-бе, что человек
краснеет. Она стала говорить медленней, сбивчивей и золотилась все сильней и
сильней.
     Андрей, конечно, заметил, что его пристально  рассматривает  мембянская
девчонка.  Он  поначалу  тоже  слегка   покраснел   и  хотел  было  Украдкой
осмотреться: может, она увидела на нем что-нибудь смешное,  но вспомнил, что
он  в  костюме-скафандре и, значит,  ничего смешного быть  не может.  Только
после этого он кавв следует рассмотрел Пепу.
     Она оказалась... ничего  себе, с золотистыми пухлыми щечками и большими
голубыми  глазами. Андрей на Земле читал очень много  и давно заметил, что у
большинства  положительных  книжных героинь  бывают  голубые глаза. А вот  в
жизни ему  не  приходилось  встречаться  с  девчонками,  у которых  были  бы
действительно  голубые  глаза.  Карие,  желто-зеленоват  то-кошачьи,  серые,
голубоватые,  водянистые,  черные и даже в крапинку глаза он видел, а  чисто
голубые не встречались.
     А у Пены были голубые. И  ни на что не похожие. Можно  было бы сказать:
"как небо". Но ведь небо постоянно меняет свой цвет, а  на Мембе оно и вовсе
было не голубым, а скорее оранжевым.  Можно было бы сказать: "как васильки".
Но Андрей никогда  не видел цветов  сорняка под названием "василек". Словом,
Пепины глаза можно было  бы  сравнить со  многим, но Андрей  не делал этого,
потому что эти глаза были просто большими и  голубыми. Да еще и меняющимися.
Они то сужались и темнели, почти синели, то расширялись и светлели. Попробуй
сравни...
     Естественно, Андрей  не стал искать  сравнений.  Он  почувствовал, что,
если такие необыкновенные глаза смотрят на него с таким вниманием, он должен
сказать, сделать  или  совершить нечто  в высшей  степени  привлекательное и
замечательное.  От этого  у него слегка вздрогнули коленки, голова чуть-чуть
закружилась и во всем теле произошло странноватое ослабление.
     Но Андрей  недаром  был  мальчишкой с  далекой планеты Земля. Он сразу,
отчаянным  усилием  воли,  поборол  это  ослабление  и  понял,  что  сказать
что-нибудь  необыкновенное на этой планете, скорее всего, он не сумеет.  Это
на  Земле  можно было поражать знаниями своих  товарищей. А здесь все как-то
по-иному.
     Сделать нечто необыкновенное ему тоже не  придется, хотя бы потому, что
он  еще  не  знал,  что  здесь  обыкновенное,  а  что необыкновенное.  Могло
случиться и  так, что  то, что на Земле  посчиталось  бы необыкновенным,  на
Мембе оказалось бы самым заурядным и вызвало только усмешку. А быть  смешным
Андрей не хотел. Поэтому  он,  против обыкновения,  промолчал, уставившись в
удивительные, так никем и не описанные глаза Пепы.
     Пепа конечно  же  заметила это внимание, потупилась и опять стала не то
чтобы очень оживленной, а, скорее, деятельной. Ей, вероятно, тоже захотелось
сделать  что-либо  необыкновенное.  Но она  предпочла  что-нибудь сказать  и
потому напала на Крайса:
     - Ты опять не занимался геометрией? Голос ее звучал довольно противно и
в то  же время так, словно она имела некоторое право командовать  товарищем.
Андрей наверняка бы возмутился и в  ответ  сказал бы нечто ехидное. Но Крайс
только чуточку позолотел:
     - Ну понимаешь... мы тут... А тут как раз вы... И вот...
     - В конце концов, это твое личное дело! Но ты понимаешь, что  сегодня в
клубе... Ребята опять станут смеяться.
     Андрей и Валя переглянулись: какое отношение может  иметь  геометрия  к
клубу?  Но Крайс и Пепа этого не заметили. Они только! посмотрели друг другу
в глаза и кое-что  поняли, потому что  Крайс вздохнул и пошел в домик, чтобы
снова набрать номер повторной учебной программы "подобие треугольников".
     А Пепа посмотрела на Андрея и вдруг  поняла, что говорить ей совершенно
не о чем. А когда девочке не о чем говорить, она начинает спрашивать.
     Два лятуя в  это время подошли друг к другу и стали играть. Один из них
толкнул другого особенно сильно и при этом... нет, не заржал. И не  замычал.
Даже не заблеял и  не  захрюкал. Он  издал очень странный дребезжащий  звук,
похожий на тот, что  издает разладившийся громкоговоритель. Андрей  невольно
отшатнулся, Пепа засмеялась и спросила:
     - Как  тебе нравятся наши лятуи?  Но как  спросила! Глаза  у  нее стали
совсем  маленькими,  хитренькими и  засветились темно-синими огоньками,  она
улыбалась удивительной улыбкой превосходства.
     Андрей   даже   слегка   вспотел   под   комбинезоном-скафандром.   Еще
недоставало, чтобы мембянка подумала, что он испугался этого ишачьего  крика
шестиногого,  горбатого лятуя. И то желание, что родилось  в нем  -  сделать
что-нибудь необыкновенное, - окрепло. Он ощутил необыкновенный прилив  сил и
решимости, но, естественно, не подал и виду. Наоборот. Он небрежно сообщил:
     - Так себе... Бегают медленно.
     - А у вас быстрее?
     - У нас нет лятуев.
     - А лятуев ни у кого нет! - гордо ответила Пепа. Глаза у нее посветлели
и широко открылись. - И не может быть, потому что их вывели только на Мембе.
     - Ну и что? А бегают они все равно медленно.
     С  Пепой  что-то произошло.  Она  как  бы  подросла,  стала тоненькой и
отчаянной.  Глаза светились  пронзительно-голубым  и  жгучим  огнем.  В  них
мелькнуло нечто похожее на сожаление, а возможно, даже на презрение.
     - Что ты  можешь понимать в  лятуях, если их нигде нет  и сравнивать их
просто не с чем?
     - Ну и что?  - не сдавался Андрей. - Я же  здесь на нем  ехал?  Ехал. И
медленно ехал.
     - Так это ты с Крайсом ездил. А он боялся, что... растрясет тебя. Ты же
с другой планеты.
     Теперь не  только во взгляде, но  даже  в  ее тоне проскользнуло  нечто
презрительное,  и  стерпе