предрассудки.  Прошу   вас
покинуть эту комнату, если вы не можете говорить с сестрой Урсулой в более
сдержанной манере!
     Челленджер было вспыхнул, но тут вмешалась  Делисия,  которая  всегда
выступала в роли миротворца.
     - Вы слишком торопитесь, дорогой доктор Росс Скоттон!  -  воскликнула
она. - У профессора еще не было времени осмыслить то, что здесь произошло.
Поначалу вы тоже  воспринимали  все  скептически,  так  можем  ли  мы  его
винить?!
     - Да, да, вы правы,  -  поспешил  согласиться  молодой  врач.  -  Мне
казалось,  что  это   позволяет   расцвести   пышным   цветом   небывалому
шарлатанству, - так и было, факт остается фактом.
     - Одно знаю, что я был слеп, а теперь вижу, - изрекла мисс Делисия. -
Профессор, вы, конечно,  можете  недовольно  поднимать  брови  и  пожимать
плечами, но семя, брошенное сегодня в ваш мозг, обязательно прорастет; оно
взойдет и даст свои плоды. - Тут она вновь погрузилась  в  свою  сумку.  -
Вот, возьмите эту  брошюрку,  Разум  против  Души,  прочтите  и  передайте
другим.

     Глава XV

     В КОТОРОЙ ГОТОВИТСЯ КАПКАН

     НА КРУПНОГО ЗВЕРЯ

     Хотя Мелоун и дал обещание не беседовать с Энид о  любви,  но  взгляд
тоже может  говорить,  поэтому  их  общение  не  прервалось.  Во  всем  же
остальном он строго соблюдал уговор, как ни трудно это  ему  давалось.  Он
был частым гостем в доме профессора, и к тому же желанным, особенно с  тех
пор, как страсти вокруг диспута несколько улеглись. Теперь целью жизни для
Мелоуна стало заставить великого ученого с  благосклонностью  отнестись  к
тем сторонам жизни духа, которые так увлекли его самого.  Он  принялся  за
дело с усердием, но и с осторожностью, ибо понимал, что с  вулканом  шутки
плохи  и  извержение  может  произойти  в  любой  момент.  Пару  раз   уже
наблюдались незначительные вспышки, которые вынуждали Мелоуна отступить  и
затаиться на несколько недель, пока почва вновь  не  обретала  достаточной
твердости.
     Каждый  раз  Мелоун  изобретал  все  новые   хитроумные   подходы   к
профессору, хотя одним  из  его  излюбленных  приемов  было  обратиться  к
Челленджеру за консультацией по какому-нибудь научному вопросу,  например,
спросить об особенностях животного мира  пролива  Банда  или  о  насекомых
Малайского архипелага и поддерживать беседу до тех пор, пока Челленджер не
заявлял, что всеми этими сведениями человечество обязано Альфреду  Расселу
Уоллесу.
     - Кто бы мог подумать - Уоллесу-спиритуалисту! -  восклицал  тогда  с
невинным видом  Мелоун,  на  что  Челленджер  сердито  сверкал  глазами  и
переводил разговор.
     Иногда в качестве приманки выступал Лодж.
     - Полагаю, вы о нем высокого мнения, - говорил Мелоун.
     - Первый ум в Европе, - отвечал Челленджер.
     - Ведь он крупнейший специалист по свойствам эфира.
     - Несомненно.
     - Я-то знаю его только по работам в области спиритизма.
     Челленджер сразу умолкал. Тогда Мелоун выжидал денька  два  и  словно
невзначай ронял:
     - А вам доводилось встречаться с Ломброзо?
     - Да, на конгрессе в Милане.
     - Я тут читал на досуге его сочинение.
     - Что-нибудь по криминологии небось?
     - Нет. Называется После смерти - что?.
     - Я о таком не слыхал!
     - Трактует вопросы спиритизма.
     - Такой могучий интеллект, как Ломброзо, камня на камне не оставит от
этих шарлатанов!
     - Да нет, книга скорее написана в их поддержку.
     - Что ж, даже величайшие умы имеют свои маленькие слабости.
     Так, с безграничным терпением и хитростью, сеял Мелоун свои семена  в
надежде,  что  постепенно  профессор  избавится  от  предубежденности,  но
видимых результатов пока не  наблюдалось.  Требовалось  предпринять  более
решительные  действия,  и  Мелоун  счел  вполне  своевременным  пригласить
Челленджера на сеанс. Но как, где и когда? Без  советов  Алджернона  Мейли
тут не обойтись. И вот как-то весенним днем он вновь оказался в  гостиной,
где однажды катался по ковру, сцепившись с Сайласом Линденом.  Там  сидели
преподобный Чарльз Мейсон и  Смит,  герой  Куинз-Холла,  -  они  оживленно
обсуждали с Мейли вопрос,  который,  возможно,  нашим  потомкам  покажется
более важным, чем те проблемы, которые занимают публику сейчас.  Речь  шла
ни больше ни меньше, как о том, воспримет ли спиритуалистическое  движение
в Великобритании догмат о Троице или же встанет на точку зрения унитариев.
Подобно отцам движения и основателям нынешних  спиритуалистических  общин,
Смит придерживался антитринитарной линии,  а  Чарльз  Мейсон,  верный  сын
англиканской церкви, выражавший взгляды своих  сторонников,  в  частности,
таких авторитетов, как Лодж и Баррет среди  мирян  и  Уилберфорс,  Хойс  и
Чамберс среди  священнослужителей,  свято  чтил  древние  каноны,  хотя  и
признавал возможность спиритических контактов. Мейли оказался  между  двух
огней и, подобно рефери, разводящему на ринге противников, получал удары с
обеих сторон. Мелоун старался не пропустить ни слова, ибо теперь, когда он
осознал,  что  будущее  человечества  связано  с   этим   движением,   его
интересовала каждая деталь. Когда журналист  вошел,  говорил  Мейсон  -  в
свойственной ему серьезной, но и не лишенной мягкого юмора манере.
     - Люди не созрели для  серьезных  перемен,  да  их  и  не  требуется.
Достаточно объединить наше знание  и  непосредственное  общение  с  душами
умерших с величественным  ритуалом  и  традициями  церкви,  и  мы  получим
могучий инструмент, способный вдохнуть  новую  жизнь  в  религию.  Никогда
нельзя рубить сплеча. Даже первые христиане это понимали и во всем шли  на
уступки религиям, в окружении которых оказались.
     - Это-то их и сгубило, - вмешался Смит.  -  В  этом  и  состоял  крах
церкви в ее изначальной силе и чистоте.
     - Тем не менее она продолжала существовать.
     - Но она уже не возродилась в полном  объеме  с  тех  пор,  как  этот
негодяй Константин приложил к ней руку.
     - Ну-ну-ну, - возразил Мейли. - Разве можно называть негодяем первого
христианского императора?
     Но Смит был упрямый противник,  открытый  и  честный,  не  идущий  на
компромиссы.
     - А как, по-вашему,  следует  назвать  человека,  почти  истребившего
собственный род?
     - Мы сейчас не обсуждаем его личные качества, мы говорим  о  создании
христианской церкви.
     - Надеюсь, мистер Мейсон, вас не обидела моя прямота?
     Мейсон улыбнулся своей открытой улыбкой:
     - До тех пор, пока вы не  оспариваете  существование  Нового  Завета,
ваши слова меня не задевают. И даже если бы вы взялись доказывать, что Бог
- всего лишь миф, я бы нисколько не оскорбился, коль скоро существует  эта
священная книга, вместилище величайшего учения. Откуда-то из глубины веков
оно дошло до нас, я принял его и говорю: Верую.
     - Ну, тут между нами нет больших расхождений, - сказал Смит. -  Я  не
встречал более цельного учения, и не стоит отказываться  от  него.  Но  мы
желаем избавиться от разного рода излишеств и пышности. Кстати, откуда они
взялись? Как раз из компромиссов с другими религиями, на которые пошел наш
друг Константин, чтобы добиться религиозного единообразия  во  всей  своей
необъятной империи. Он превратил христианство в лоскутное одеяло. Так,  из
египетского культа были  взяты  церковное  облачение,  митра,  епископский
посох,  тонзура,  обручальные  кольца.  Пасха  -  языческое   празднество,
приуроченное к весеннему равноденствию; конфирмация заимствована из культа
Митры,  как,  впрочем,  и  крещение,  -  только  в  митраическом   ритуале
использовалась кровь, а не вода. Что же касается жертвенной трапезы...
     Мейсон заткнул уши.
     - Это какая-то ваша старинная лекция, - рассмеялся он. - Можете снять
зал, но не тратьте свое красноречие в частных  домах.  Если  же  серьезно,
призраком. Поразительно!
меняет моих убеждений: у нас  есть  величайшее  и  действенное  учение,  с
благоговением принимаемое тысячами людей, в том  числе  и  вашим  покорным
слугой, и было бы крайне неразумно от него отказываться. Уж с  этим-то  вы
не можете не согласиться.
     - Нет, - упорствовал Смит. - Вы слишком заботитесь о  чувствах  ваших
драгоценных прихожан, но  совершенно  не  думаете  о  тех  девяти  десятых
населения, которые никогда не переступали порога церкви. А  между  тем  их
оттолкнуло то, что им, как, впрочем, и  вашему  покорному  слуге,  кажется
фантастическим  и  неразумным  в  христианском  учении.  Так  как  же   вы
рассчитываете привлечь их на свою  сторону,  если  не  предлагаете  ничего
нового, а лишь механически привносите в христианство спиритизм?  Но  стоит
лишь обратиться  к  этим  безбожникам  и  атеистам  с  такими  словами:  Я
согласен, что христианство - это сплошная ложь и к тому же  оно  запятнано
веками насилия и обскурантизма, но вот  мы  предлагаем  вам  нечто  новое,
незамутненное и чистое. Придите и причаститесь его! - и вот  тут-то  можно
легко обратить их к  Богу  и  вере,  не  насилуя  их  разум  христианскими
догматами.
     Слушая спор, Мейли теребил свою рыжеватую бороду. Он  прекрасно  знал
этих людей и понимал,  что  расхождения  между  ними  невелики,  ибо  Смит
воспринимал Христа как богоподобного человека, а Мейсон  считал,  что  это
принявший человеческое обличье Бог, что по сути своей одно  и  то  же.  Но
между их более радикальными последователями лежала пропасть, и  компромисс
был абсолютно невозможен.
     - Почему  бы  вам,  -  вмешался  Мелоун,  -  не  задать  эти  вопросы
представителям мира духов и не довериться полностью их мнению?
     - Все не так просто, как вы думаете, - ответил Мейли. - После  смерти
все мы  сохраняем  наши  земные  предрассудки,  оказавшись  в  обстановке,
которая в той или иной степени их отражает. Поэтому поначалу каждый  живет
своими прежними  представлениями.  Постепенно,  с  течением  времени,  дух
расширяет свое представление  о  мире  и  в  конце  концов  приобщается  к
всеобъемлющему символу веры, который подразумевает лишь братство  людей  и
верховенство Господа.  Но  на  это  уходят  годы.  Во  время  сеансов  мне
доводилось слышать речи ярых фанатиков.
     - И мне тоже, - поддержал Мелоун, - причем в этой самой  комнате.  Но
что же души материалистов? Уж они-то не могут не перемениться!
     - Я думаю, что их представления существенно влияют на их состояние, и
они годами не проявляют никакой активности, ошибочно  полагая,  что  жизнь
уже кончена. Но в конце концов они просыпаются, понимают, сколько  времени
потеряли, и оказываются порой в первых рядах,  поскольку  обладают  легким
характером и руководствуются  возвышенными  идеалами,  сколь  бы  ни  были
ошибочны их взгляды.
     - Да, часто материалисты - это лучшие представители  человечества,  -
заметил священник с подкупающей искренностью.
     - Из них-то и пополняются больше всего ряды нашего движения, - сказал
Смит. - Случается порой, что чувства говорят им о  существовании  разумной
силы помимо них, и тогда они с достойным рвением начинают пропагандировать
свое открытие. Вы, люди, обладающие верой и лишь прибавляющие к ней  новое
знание, даже представить себе не можете, что испытывает человек, живший  в
вакууме и неожиданно обретший нечто,  способное  заполнить  его.  Когда  я
встречаю простого честного парня, тщетно блуждающего  в  темноте,  у  меня
руки чешутся ему помочь.
     В этот момент появилась миссис Мейли с чаем, но  разговор  не  затих.
Такова  уж   особенность   людей,   изучающих   возможности   духа,   что,
встретившись, они затевают  самый  горячий  обмен  мнениями,  -  настолько
интересна и  многогранна  эта  проблема.  Мелоуну  стоило  больших  усилий
перевести разговор на то, что являлось непосредственным  поводом  для  его
визита. Лучших советчиков ему было не найти, и все они сошлись на том, что
для такого человека, как  Челленджер,  необходимо  устроить  показательный
сеанс.
     Где же лучше всего его провести? В этом вопросе не было  разногласий:
большая зала Духовного колледжа. была самым изысканным, самым удобным и во
всех отношениях самым подходящим местом в Лондоне. Но когда?  Чем  скорее,
тем лучше. Да любой спиритуалист, любой медиум  ради  такого  случая,  без
сомнения, отложит все остальные дела.
     Но вот загвоздка - кто же будет медиумом? Конечно, наилучший  вариант
- это кружок Болсоувера: он находится в частных руках,  за  него  не  надо
платить, но Болсоувер - человек вспыльчивый, а Челленджер наверняка  будет
вести себя вызывающе и всем надоедать,  так  что  сеанс  может  окончиться
дракой и таким образом потерпеть провал. А этого ни в коем  случае  нельзя
допустить. Может быть, отвезти  его  в  Париж?  Но  кто  возьмет  на  себя
смелость позволить этому слону разгуляться  в  изысканном  салоне  доктора
Мопюи?
     - Да он просто вцепится питекантропу в  горло,  поставив  под  угрозу
жизнь всех, кто окажется там, - сказал Мейли. - Это не подойдет.
     - Вне всякого сомнения, самым лучшим медиумом в  Англии,  в  которого
могут воплощаться духи, является Бандерби, - заметил Смит. - Но  некоторые
его пристрастия... На него совершенно нельзя положиться!
     - А почему? - спросил Мелоун. - Что он за человек?
     Характерным жестом Смит щелкнул себя по горлу:
     - Он пошел по дорожке, по которой прошел не один медиум до него.
     - Но ведь это серьезный аргумент против нашего движения,  -  удивился
Мелоун.  -  Разве  может  считаться  благим  дело,  ведущее   к   подобным
последствиям?!
     - Как вы считаете, можно назвать благим делом, скажем, поэзию?
     - Ну, разумеется!
     - А вот, например, По был алкоголиком, Кольридж - наркоманом,  Байрон
- повесой, Верлен - извращенцем. Не следует  смешивать  дело  и  человека,
призванного это дело воплощать. За талант подчас приходится расплачиваться
неуравновешенностью характера, а выдающийся медиум еще более чувствителен,
чем величайший талант. Некоторые медиумы - достойнейшие люди, а  некоторые
не вполне чистоплотны в быту, и не  следует  их  за  это  порицать.  Такая
работа требует большой отдачи, поэтому им необходимы радикальные  средства
для  восстановления  сил.  Порой  они  теряют  контроль  над   собой,   но
профессиональные их свойства остаются неизменными.
     - Это напомнило мне один эпизод, произошедший с Бандерби, -  вмешался
Мейли. - Вы, должно быть, его никогда не видели, - обратился он к Мелоуну.
- Он очень забавный - маленький, кругленький, неуклюжий и  такой  толстый,
что уже много лет не видел собственных  башмаков.  Когда  выпьет,  он  еще
забавнее. И вот как-то пару недель назад  мне  сообщают,  что  он  напился
где-то в баре и не может без посторонней  помощи  добраться  домой.  Мы  с
приятелем поспешили ему на выручку. С некоторыми приключениями, но все  же
дотащили его до дому, и тут  ему  взбрело  в  голову  устроить  сеанс!  Мы
пытались его остановить, да куда там, - он схватил с  приставного  столика
рупор и неожиданно погасил  свет.  И  только  он  это  сделал,  как  сеанс
немедленно начался, да так все хорошо у него  выходило!  Но  тут  вмешался
Принсепс, его дух-проводник, - он выхватил рупор и начал колотить медиума,
приговаривая: Ах ты, негодяй! Пьяница несчастный!  Да  как  ты  смеешь!...
Рупор теперь весь во вмятинах. Бандерби с воплями бросился вон из комнаты,
а мы пошли по домам.
     - Ну уж, медиум вовсе не виноват, - сказал Мейсон. - Так  вернемся  к
профессору Челленджеру - такой случай нельзя упускать!
     - Как насчет Тома Линдена? Может быть, его пригласить?  -  предложила
миссис Мейли.
     Мейли покачал головой:
     - После тюрьмы с Томом  что-то  произошло.  Эти  дуболомы  не  просто
преследуют наших лучших медиумов, они к тому  же  разрушают  их  бесценный
дар. С тем же успехом можно поместить бритвенное лезвие во влажное место и
после этого надеяться, что оно сохранит остроту.
     - Как же так? Неужели он утратил свои способности?
     - Ну, я бы так категорично не стал утверждать, но они уже не те,  что
были раньше. Теперь он в каждом подозревает  переодетого  полицейского,  и
это его отвлекает. Но если уж он возьмется за  дело,  то  доведет  его  до
конца. Да, лучше всего обратиться к Тому.
     - А кого мы пригласим на сеанс?
     - Я полагаю, что профессор придет не один.
     - Он со своими спутниками создаст ужасающую волну колебаний,  поэтому
нам  следует  пригласить  людей,  разделяющих   наши   идеи,   чтобы   ему
противостоять. Например, Делисию Фри-мен - она с удовольствием придет. Еще
буду я. А как вы настроены, Мейсон?
     - Разумеется, я приду.
     - Мистер Смит?
     - Нет, нет! На мне газета, к тому же на той неделе я должен  провести
три службы, две панихиды, свадебный обряд и пять деловых встреч.
     - Ну, я надеюсь,  нам  не  составит  труда  выбрать  еще  одного-двух
гостей. Любимое число Линдена - восемь. Так что теперь,  Мелоун,  дело  за
малым - получить согласие нашего исполина мысли и назначить дату.
     - И подтверждение мира духов, - серьезным тоном добавил Мейсон. -  Мы
должны посоветоваться с нашими партнерами.
     - Всенепременно, святой отец. Это весьма существенное дополнение.  Ну
что ж, Мелоун, мы обо всем условились, и нам остается только  ждать  этого
события.
     Но случилось так, что этим вечером  Мелоуна  ожидали  события  совсем
иного рода и на его пути возникло одно из тех препятствий,  которые  то  и
дело подстерегают человека на его жизненном пути. Появившись, как  всегда,
в  редакции  Газетт,  он  узнал,  что  его  желает  видеть  мистер  Бомон.
Непосредственным начальником Мелоуна был заместитель  главного  редактора,
старый  шотландец  по  имени  Мак-Ардл,  и  должно  было  произойти  нечто
экстраординарное, чтобы сам главный снизошел со своего Олимпа,  откуда  он
наблюдал земные дела, и обратил внимание на кого-нибудь из своих  скромных
сотрудников,  копошащихся  где-то  внизу.  Этот  вершитель  судеб,  всегда
подтянутый, процветающий и  могущественный,  восседал  в  своем  роскошном
кабинете, обставленном старинной дубовой мебелью и диванами, обитыми кожей
цвета сургуча. Когда Мелоун вошел, он  продолжал  что-то  писать,  и  лишь
после некоторой паузы поднял на журналиста проницательные серые глаза.
     - А, добрый вечер, мистер Мелоун! У меня к вам небольшое  дельце.  Не
угодно ли  присесть?  Речь  идет  о  ваших  статьях  по  спиритизму.  Хочу
напомнить,  что  вы  начинали  в  духе  здорового   скептицизма,   изрядно
сдобренного юмором, что весьма  устраивало  и  меня,  и  наших  читателей.
Теперь я - увы! - с сожалением вынужден признать, что по мере углубления в
вопрос  ваши  взгляды  существенно  изменились  и   вы,   похоже,   готовы
оправдывать подобного рода деятельность. Думаю, не стоит говорить, что это
расходится с позицией Газетт., и мы бы немедленно прекратили печатать ваши
статьи, если  бы  заранее  не  объявили,  что  эта  серия  будет  написана
беспристрастным исследователем. Так что мы вынуждены  продолжать,  но  тон
статей должен быть изменен.
     - Что же я должен сделать, сэр?
     - Вы должны вновь обратиться к забавной стороне вопроса. Это нравится
публике. Взгляните на все с юмором, придумайте какую-нибудь старую деву, и
пусть она болтает всякий вздор. Вы понимаете, что я имею в виду?
     - Боюсь, сэр, все это больше не кажется мне смешным. Напротив того, я
все больше и больше убеждаюсь, насколько это серьезно.
     Бомон величественно покачал головой.
     - К сожалению, так же считают и многие подписчики. - Он взял со стола
письмо.
     - Вот, послушайте: Я всегда считал вашу газету изданием,  которое  не
осмеливается гневить Бога, поэтому хочу вам напомнить,  что  деятельность,
которую ваш корреспондент склонен оправдывать, предана анафеме в Левите  и
Второзаконии. Так что если я  останусь  вашим  подписчиком,  мне  придется
взять на душу ваш грех.....
     - Проклятый фанатик, - пробормотал Мелоун.
     - Не стану спорить, но пенни, которое платит этот фанатик, ничуть  не
хуже любого