рироду?  -
воскликнул я. - Конечно!
    Метагалактианин удовлетворенно улыбнулся.
    - А как твой друг? Он тоже стремится к познанию?
    - Виктор?  -  неуверенно  переспросил  я.  -  Видите   ли,   он...
астронавт. Его страсть - астронавигация и  космические  корабли.  Ради
этого  он  полетит  на  край   Вселенной,   хоть   до   самого   конца
бесконечности.
    Потом разговор перешел  на  сугубо  научные  темы.  Когда  я  стал
излагать свою теорию пространства-времени-тяготения, то  заметил,  что
полубог из  другой  Метагалактики  иронически  усмехнулся,  услышав  о
полете "Урании" со скоростью больше скорости света.
    - Явное заблуждение! - резко прервал он меня.
    Одухотворенное  лицо  метагалактианина  отразило  мгновенный   бег
мыслей.  Лучезарные  глаза,  устремленные  в  пространство,   отражали
гигантскую  работу  мозга.  Для  метагалактиан  характерна  сложнейшая
система логического мышления. На включенном  биоэкране  я  видел,  как
мысли Уо спиралями поднимались к  недосягаемым  вершинам  обобщений  и
абстракций. И тогда я переставал что-либо  понимать.  Как  сверхточный
струнный  гальванометр,   Уо   мгновенно   реагировал   на   изменения
окружающего мира, отражая их в виде точных формул  и  закономерностей.
Это было гармоничное слияние природы и разумного существа,  в  котором
материя предельно близко подошла к познанию самой себя.  Это  был  тот
могущественный разум, о котором мечтал  Лаплас  в  своей  книге  "Опыт
философии теории вероятностей". С пугающей тоской я понял, что никогда
не успею познать того, что видел сейчас  метагалактианин  перед  своим
умственным взором.
    - Явное заблуждение, - повторил Уо. - И ошибка заключается в  том,
что закон взаимосвязи  массы  и  энергии  гораздо  более  сложен,  чем
думаете  вы.  Формулы  вашего  ученого  Эйнштейна  не  совсем   точны.
Существует особое поле сопротивления движению света, недоступное вашим
приборам, но  проникающее  весь  видимый  мир.  Это  особое  состояние
материи, которое мы называем поле Син. Оно  невероятно  усложняет  вид
всех математических уравнений,  описывающих  движение  частиц-волн.  И
скорость света в этом поле сопротивления никогда не превышает  трехсот
тысяч километров в секунду, считая вашими земными мерами.
    - Почему скорость света недостижима для тел, обладающих массой?  -
продолжал рассуждать Уо. - Не только  потому,  что  требуется  затрата
бесконечно большой работы для разгона тела до этой скорости. Все  дело
в свойствах поля сопротивления. Если бы вам удалось нейтрализовать это
поле - вот тогда "Урания" достигла бы суперсветовой скорости. Но вы не
умеете его нейтрализовать и, вероятно, не сможете  этого  сделать  еще
десятки миллионов лет. О поле Син не подозревают и гриане.
    - А вам удается нейтрализовать поле сопротивления?
    - Чтобы преодолеть скорость света, - не отвечая на мой вопрос,  Уо
повернулся к экрану, - надо  пробить  в  поле  сопротивления  тоннель,
затратив для этого громаднейшую энергию в бесконечно малый  промежуток
времени в строго рассчитанном ритме. Но однажды пробитый  тоннель  все
время сопровождает  корабль.  Надо  лишь  поддерживать  его  небольшим
расходом энергии - около ста миллиардов киловатт в минуту.
    "Вот это небольшой расход  энергии!  -  подумал  я.  -  Это  почти
столько же, сколько давал в XXIII веке каскад волжских гидростанций за
год!"
    Затем Уо вызвал на экран целый лес математических символов и  стал
объяснять мне сущность поля сопротивления. Я незаметно  потрогал  свои
виски и лоб. От умственного напряжения трещала голова. Закрыв глаза, я
чуть  не   заплакал   от   мозгового   бессилия,   от   несовершенства
человеческого разума, которое отмечали когда-то  Эйнштейн,  Менделеев,
Лобачевский, Энгельс.
    Разочарование и досада охватили меня:
    - Почему же приборы "Урании" показывали скорость больше  световой?
И почему нас забросило в  межгалактическое  пространство,  на  миллион
световых лет в сторону от центра Галактики?
    Уо снова усмехнулся:
    - Это    сказывались    парадоксы    пространства-времени     плюс
накладывающееся  действие  поля  сопротивления.   Огромное   выделение
энергии, которого вы добились на "Урании",  повлекло  за  собой  -  по
закону преобразования - гигантскую концентрацию  эквивалентной  массы.
Масса  породила  грандиозное  поле   тяготения,   сильно   искривившее
пространство вокруг ракеты. Она стала двигаться по кривой  кратчайшего
пути в этом пространстве, то есть по геодете. А  противодействие  поля
Син вызвало искажение показаний приборов. Вот почему вам казалось, что
скорость света превзойдена. Та же причина - искривление пути ракеты  -
забросила вас в другую область пространства.
    После  этой  беседы  я  испытал  глубокое  разочарование,   обиду,
горечь...    Всю     жизнь     я     посвятил     изучению     свойств
пространства-времени-тяготения, а оказалось,  что  ничего  не  знаю  и
далеко не полно, неточно представлял себе картину  мира.  Как  никогда
раньше, я понял, что разумные существа во Вселенной подобны пылинке  в
золотом луче, пробивающемся сквозь ставень. Покружившись один миг, они
пропадают во тьме.  Поэтому  нет  в  жизни  ничего  более  высокого  и
прекрасного, чем поглощать глазами, головой, сердцем этот  бессмертный
скользящий луч! Счастлив тот, кто хоть раз испытал радость познания!
    С  тяжелым  сердцем  я  перечеркнул  свою   несовершенную   теорию
пространства-времени-тяготения и несколько  дней  бездумно  бродил  по
залам и отсекам метагалактического  корабля.  Надо  было  воссоздавать
новую   теорию   на   основе   неисчерпаемых    знаний,    накопленных
метагалактианами. Я твердо решил посвятить этому остаток своей  жизни,
чтобы довести учение о пространстве-времени  до  глубины,  которая  на
Земле едва ли будет достигнута даже за  миллионы  лет.  Ради  создания
этого учения, которое поможет братьям землянам, я готов лететь с Уо  в
другую Метагалактику..."
    Здесь запись обрывалась. Порывшись, я нашел еще несколько катушек,
сложенных академиком в пустом ящике Информария, и наугад поставил одну
из них. Снова зазвучал мягкий баритон Петра Михайловича:
    "Изучая  величайшие  достижения  метагалактиан,   я   все   больше
убеждался в великой общности законов развития материи во всех  уголках
Вселенной.  В  силу  этой  общности  высочайшая  цивилизация  гигантов
оказалась для меня частично понятной. В огромных  хранилищах  Голубого
Шара  я  обнаружил  тысячи  метров  синеватой  ленты  из  неизвестного
вещества.  В  нем  как  бы   окаменели   электромагнитные   колебания,
записанные когда-то по ту сторону Вселенной. С помощью Уо  я  научился
развертывать эти записи на экранах памятных машин.
    Вот я вкладываю в электронный аппарат  ленту  из  серии  "Эволюция
планет", и на экране проходят картины истории далекого мира. Я  узнал,
что эволюция  жизни  на  планетах  Авр  тянулась  неимоверно  долго  -
тридцать пять миллиардов лет! В пять раз дольше, чем на  Земле!  Целых
полтора миллиардов лет среди первобытных оранжевых лесов Авр, шумевших
на  экране,  бродили  предки  нынешних   метагалактиан,   напоминавшие
огромных двуногих барсов. Восемьдесят миллионов  лет  тому  назад  эти
млекопитающие выделились из царства животных, начав  историю  разумной
жизни.
    Раздумывая над непомерно длительным сроком эволюции метагалактиан,
я, наконец, понял, в чем причина: дело в том, что в их  мире  не  было
той побудительной силы -  оледенений,  резкого  изменения  в  условиях
существования, -  которая  на  Земле  заставила  первобытную  обезьяну
взяться за дубину и приобщиться к труду. Эволюция  жизни  на  планетах
Авр  облегчалась  и  в  то  же  время  задерживалась   астрономическим
положением планеты: ее  ось  вращения  была  почти  перпендикулярна  к
плоскости орбиты.
    Угол наклона равнялся восьмидесяти девяти  с  половиной  градусам.
Этот наклон и обусловил золотой климат планеты. Миллионы лет  неслышно
пролетали над ней, дни следовали за днями, годы за годами,  совершенно
равные друг другу  по  продолжительности.  Ни  тропического  жара,  ни
полярного холода, ни излишней сухости или влажности, ни резких скачков
температуры. Вечно чистое небо, удивительно ровный климат,  постоянная
температура  благотворно  сказались   на   интеллектуальном   развитии
метагалактиан,  никогда  не  отвлекавшихся  на  борьбу  с  враждебными
организму стихиями природы".
    И еще одна короткая запись:
    "Невероятно! У метагалактиан насчитывается  восемь  чувств!  Кроме
обоняния, осязания, зрения, слуха и  вкуса,  еще  три  органа  чувств.
Насколько я понял, они имеют органы, воспринимающие ультрафиолетовые и
инфракрасные лучи, ультразвук и рентгеновские колебания!  Они  ощущают
пространство-время так же, как мы пространство. Метагалактиане  смутно
приближаются  к  пониманию  миров,  в  которых  материя  имеет,  кроме
пространства-времени, и другие формы существования,  что  для  меня  -
полная загадка.
    Специальный орган чувств, драгоценный дар  природы,  позволяет  им
слышать процессы роста в клетках различных живых организмов.
    - Мы воспринимаем процессы  роста,  как  определенные  мелодии,  -
пояснил мне  Уо.  -  Ведь  и  у  вас  есть  приборы,  электромагнитные
понизители частоты, позволяющие слышать  процессы  роста.  У  вас  это
искусственные приборы, а у нас естественные  органы.  Мы  слышим,  как
растет трава, слышим трение воды в растениях, работу клеток, тончайшие
процессы в мозгу и нервах. Вот почему мы можем разговаривать мысленно,
без помощи слов, но только друг с другом. Вам это пока недоступно.
    Беседы с Уо были  для  меня  волшебной  повестью  о  Недостижимом.
Однажды он позвал меня  к  большому  аппарату,  оказавшемся  квантовым
микроскопом, и сказал:
    - Вот как выглядит Микровселенная.
    Картина   микромира,   развернувшаяся   передо   мной,   оказалась
неизмеримо более сложной, чем та, которую представляли себе ученые  на
Земле. Даже электрон, эта мельчайшая частица материи, оказался сложной
системой, состоящей  из  вихреобразных  сгустков  энергии,  окруженных
десятками  взаимопревращающихся  материальных  частиц,  наименьшие  из
которых имели диаметр десять в минус восемнадцатой степени сантиметра!
Одна миллиард миллиардная доля сантиметра!  И  тут  я  вспомнил  слова
величайшего мыслителя Владимира Ленина: "Электрон так же  неисчерпаем,
как и атом".
    Но  это  уже  был  предел  дробления  материи.  Затаив  дыхание  я
наблюдал,  как  на  экране  проектора  медленно  вращалась  сложнейшая
внутриэлектронная  Микровселенная.   Киноаппарат   как   бы   замедлял
быстротекущую жизнь Микровселенной в триллион миллиардов раз..."
    Внезапно меня сильно ударили по плечу. Я  вздрогнул  и  покраснел.
Позади стоял неслышно подошедший Самойлов.
    - Ты что тут делаешь? - спросил он подозрительно осматривая  меня.
Увидев катушку, заложенную  в  анализатор,  он  нахмурился:  -  Нельзя
заглядывать без разрешения в чужие записи.
    Чтобы скрыть смущение, я пробормотал:
    - Петр Михайлович! Так вы собрались лететь в страну Уо?
    Его лицо разгладилось, и он спросил:
    - А ты разве не хотел бы полететь туда?
    Полет на машине пространства-времени по фантастическому  "тоннелю"
в поле сопротивления, в другую Метагалактику! Разве я не  был  пилотом
межзвездных кораблей?
    Какие могут быть сомнения!
    - Конечно! - воскликнул я.
    Но тут „кнуло мое сердце.
    - Только прежде я хотел бы возвратиться к Солнечно системе,  чтобы
сообщить землянам о себе, о наших открытиях.
    - И забрать Лиду, хочешь ты сказать, - продолжил за меня академик.
    Я смущенно опустил голову.
    - Ведь она одна там, в Пантеоне Бессмертия. Если мы  не  вернемся,
реле времени разбудит ее через миллион с четвертью лет. Она окажется в
невероятно далекой от нас эпохе, среди землян... пусть прекрасных,  но
без родных и знакомых. Ей будет тяжело! Очень тяжело!
    Впервые Петр Михайлович не стал подшучивать надо мной.
    - Ты прав, серьезно  сказал  он.  -  Мы  обязаны  возвратиться  на
родину,  чтобы  донести  весть  о  Гриаде,  о  высочайшей  цивилизации
метагалактиан. Тем более что полет к Земле  для  гигантов  не  сложнее
легкой загородной прогулки.
    Я крепко обнял моего дорогого наставника и друга.


                            Глава десятая
                          КОНЕЦ ПОЗНАВАТЕЛЕЙ


    Поздно ночью мне, наконец, удалось связаться с  Виарой.  Ее  голос
был едва слышен, изображение почти пропадало.
    - Над Трозой установлен ионизирующий барьер, гасящий радиоволны, -
говорила Виара. - Круги подозревают, что между подводными  городами  и
некоторыми  жителями  Трозы  существует  радиотелесвязь.  Я  не   могу
вылететь из Трозы, так как  выходной  тоннель  открывается  только  по
личному разрешению Элца. Я узнала от Джирга, что  вы  на  Юго-Западном
Острове. Помогите предотвратить разрушение Лезы.
    - Лезу хотят разрушить? - в смятении спросил я. - Но почему? Какое
чудовищное преступление!
    - Вчера Круги приняли такое решение.  Какой-то  предатель  сообщил
Элцу, что грианоиды овладевают знаниями. Лезу решено  уничтожить,  как
опасный очаг.
    Я живо представил миллионы ничего не  подозревающих  грианоидов  и
содрогнулся от ужаса. Надо было немедленно что-то предпринимать.
    - Как можно скорее узнай, где расположен Главный Электронный  Мозг
Энергостанций, - попросил я Виару.
    - Это трудно, - в раздумье ответила она. - Но  я  постараюсь.  Жди
вызова.
    Благодаря Виаре мы узнали, что Главный Электронный Мозг  находится
в недоступной горной стране на северо-западе Центрального Материка. Он
окружен перестроенным  пространством  и  мощными  силовыми  полями.  Я
сомневался, возможно ли туда проникнуть. Но Уо убедил нас,  что  "зона
Самойлова" легко проникнет в Электронный Мозг.
    Через  несколько  часов  Петр  Михайлович  спешно  рассовывал   по
карманам микрофильмы,  блокноты,  магнитофон,  электроанализаторы.  Уо
знаком предложил  ему  не  торопиться  и  выбросить  из  карманов  все
содержимое. Недоумевая, академик  повиновался.  Тогда  метагалактианин
вынес из корабля кресло, стол, целый ящик с провизией и установил  все
это на  площадке  из  голубого  металла,  которая  была  смонтирована,
вероятно, еще вчера.
    - Вот площадка, вокруг нее образуется зона, - коротко пояснил  Уо.
- Садись в кресло, сейчас включаем аппараты.
    Я крепко пожал руку Самойлову и посоветовал  быть  осторожным.  Мы
условились,  что  как  только  Петр  Михайлович  достигнет  успеха   и
разгадает принцип программирования Электронного  Мозга,  я  свяжусь  с
грианоидами и Виарой и подам им сигнал к действию.
    И вот я воочию увидел сказочную власть метагалактиан над природой.
Мы поднялись с Уо в корабль.  У  Главного  пульта  манипулировали  два
гиганта,  следя  за  багровым  глазом   генератора   поля.   Генератор
представлял из себя огромный эллипсоид, занимавший всю  верхнюю  часть
шара. От Централи он был отделен  двухметровой  массивной  переборкой,
сквозь которую доносился низкий вибрирующий гул. На  экране  обзора  я
отчетливо, словно в двух шагах, видел академика, сидящего в кресле и с
любопытством взирающего на шар. Внезапно багровый глаз прибора  засиял
ослепительно-голубым огнем, а рокочущий гул генератора перешел  в  еле
слышное пение. И вдруг Петр Михайлович стал до  странности  уродливым:
это пространство, замыкаясь вокруг него, искажало ход лучей света.  На
какой-то миг академик вырос до размеров слона, потом уменьшился,  стал
расплываться и пропал совсем из глаз.
    "Как же мы будем теперь наблюдать за ним?"  -  подумал  я.  Словно
угадав мои мысли, Уо улыбнулся и включил темный экран,  вмонтированный
в переборку  генератора.  Некоторое  время  экран  тускло  разгорался;
наконец тонкими синеватыми линиями на нем обрисовался Петр  Михайлович
и предметы, его окружавшие. Изображение было до того странным,  что  я
невольно сравнил Самойлова с выходцем с того света. На столе перед ним
я заметил небольшой круглый экран, на котором  такими  же  прозрачными
линиями были изображены часть пульта и мы с Уо.
    Уо подал знак, один из гигантов включил другой аппарат.  Площадка,
на которой находился  академик,  плавно  поднялась  вверх  и,  набирая
скорость, помчалась в северо-западном  направлении.  Самойлов  помахал
нам рукой.
    Итак, мы первыми начали наступление.
    Я  не  отходил  от  экрана.  Уменьшенное   синеватое   изображение
академика,  площадки  и  окружавшей  его  зоны  пространства  вплотную
приблизилось к цели. Одновременно работал и обычный экран  обзора,  на
нем  Самойлов  не  был  виден,  зато  во   всем   великолепии   красок
развертывался пейзаж горной  страны,  скрывавшей  Главный  Электронный
Мозг - сердце всей Гриады, несшее свет  и  воздух  подводным  городам,
энергию  машинам,  работавшим  в  недрах   Птуин,   утонченные   благо
Познавателям. Кругом громоздились высочайшие горные  хребты,  поросшие
густым лесом. Они сменялись многокилометровыми  провалами,  окутанными
туманом.
    И вдруг за острым пиком  горы,  взлетевшим  на  десятикилометровую
высоту, открылась глубочайшая впадина, окруженная стенами гор. На  дне
ее сверкал огнями гигантский прозрачный  купол.  Это  был  Электронный
Мозг! Над впадиной струилось загадочное марево.
    - Это пространственное облако, - вглядевшись, уверенно сказал  Уо.
- Пройти через него не может ни один аппарат, ни одно живое  существо.
Там высшее напряжение энергии, возможное на Гриаде. Миллиард  киловатт
на кубический метр пространства!
    - А как же академик? - я с беспокойством вглядываюсь в колышущуюся
пелену над куполом.
    Уо сказал, что Самойлову бояться нечего. Теперь все наше  внимание
сосредоточилось на "экране  видимости".  "Зона  Самойлова"  неподвижно
висела на волнами перестроенного пространства. На  "экране  видимости"
это    пространство    представляло     собой     волнующееся     море
зеленовато-фиолетового цвета. Время от времени  по  нему  прокатывался
красно-багровый вал, - вероятно, вспышки максимума энергии.
    - Создаю  тоннель  входа,  -  сказал  Уо,  переключая  на   пульте
рубильники.
    "Зона Самойлова"  вдруг  окуталась  ослепительно-голубым  облаком,
которое тотчас же приняло  форму  конуса,  погруженного  наполовину  в
зеленовато-фиолетовое  море.  Еще  через  мгновение  "зона"   медленно
вдвинулась в горло гиперболоида  и...  скрылась  из  виду.  На  экране
началась бешеная пляска призрачных вихрей. Потом все  успокоилось.  На
обычном экране по прежнему струилось легкое марево.
    - Готово, - облегченно сказал Уо. - Барьер пройден.
    Он снова сделал  переключения.  На  "экране  видимости"  показался
силуэт Петра Михайловича, теперь уже не синий, а коричнево-зеленый. Уо
подал  мне  плоские  наушники,  в  которых  я  услышал  слабый   голос
Самойлова:
    - Я на куполе Мозга. Вводите площадку дальше.
    На  "экране  видимости"  тонкими  линиями   вырисовывались   купол
Централи и "зона Самойлова", вплотную примкнувшая  к  нему.  Уо  снова
сделал серию переключений, и "зона", как нож в масло, вошла в вещество
купола. На обычном экране во  всю  стену  появился  внутренний  зал  с
рядами гигантских электронных машин, полукругом  обступивших  огромный
пульт, похожий на  лежащую  раковину  летней  эстрады.  Вокруг  пульта
сновали  служители.  Вдруг  они  беспокойно  забегали   по   Централи,
жестикулируя и возбужденно  переговариваясь.  На  пульте,  на  входных
блоках здания, под крышей замигали сотни разноцветных  индикаторов.  В
тот  момент,  когда  "зона  Самойлова"  преодолевала  пространственный
барьер и проникала  в  Централи,  все  сигнальные  приборы,  вероятно,
отметили неожиданные изменения энергетического равновесия.
    Но  служители  вскоре  успокоились,  так  как  не  нашли   никаких
нарушений в работе Мозга и барьера.
    А в это время "зона" плавно опустилась  почти  на  самый  пульт  и
н