- Я должен возвратиться в Дразу, - с сожалением сказал он.  -  Мне
очень хотелось бы увидеть необычайное, но меня ждут братья  грианоиды.
Впереди еще столько борьбы! Прощай!.. Держи с нами  связь  на  прежнем
шифре. Может быть, теперь я обращусь к тебе за помощью. Твой друг  (он
указал на академика) будет жить!
    Я искренне обнял мужественного сына Гриады.
    Гигант с доброй улыбкой наблюдал за нами.
    - Он уходит в море, - сказал я гиганту.  -  Ты  его  выпустишь  из
бухты?
    Никакого ответа.  Хотя  мне  показалось,  что  загадочный  человек
положительно отнесся к моей просьбе. Странно, может быть  у  него  нет
органа речи? Во Вселенной возможны любые диковинки. Нащупав в  кармане
радиоприемник и удостоверившись в его исправности, я подошел к гиганту
и сказал, доверчиво глядя ему в лицо:
    - Я готов.
    И взялся за его руку. Гигант еще шире улыбнулся и вдруг, подхватив
меня, перенес на берег. Я едва успел крикнуть:
    - До свидания, Джирг! Привет Геру и всем вашим!
    Судно сделало крутой поворот и  медленно  двинулось  к  выходу  из
бухты. Джирг махал мне рукой.
    Я остался вдвоем с этим загадочным гигантом. Он смотрел сейчас  на
север, в сторону моря, и на его лице пробегали оттенки  неведомых  мне
мыслей. О чем он думал?
    Оказывается, гигант мог разговаривать. Бросив  несколько  коротких
фраз во внутришлемный переговорный аппарат, он  ласково  посмотрел  на
меня и знаками предложил ждать. Я сел на траву, а гигант стал крупными
шагами прохаживаться по пышной траве, видимо  ожидая  кого-то.  Прошло
несколько минут.  Из-за  гребня  горы  показалась  темная  точка.  Все
увеличиваясь,  она  стремительно  приближалась  к   нам,   на   глазах
превращаясь в такого же голубого гиганта. Прибывший дружелюбно помахал
мне рукой и, не теряя времени, очень бережно взял академика на руки  и
легко взмыл в небо, словно сказочный джинн.
    Меня подхватил мой знакомый.
    Минута - и мы поднялись выше  окрестных  гор.  Судорожно  обхватив
руку гиганта, я зажмурил глаза, потом глянул вниз - захватило дух.
    Гиганты направлялись к голубому шару.  Долина,  вдоль  которой  мы
летели,  внезапно   сузилась.   По   ней   стремительно   катил   воды
голубовато-фиолетовый поток. Вероятно, его истоки находились в  горах,
которые уступами  поднимались  перед  нами.  Поднявшись,  мы  медленно
перевалили горный хребет на высоте шести-семи километров. Дышать стало
трудно: воздух был сильно разрежен. И все время перед нами стоял  шар,
поднимавшийся выше самых высоких пиков.
    Сразу за хребтом открылась необозримая  равнина,  она  уходила  за
горизонт. Шар возвышался почти в центре этой равнины или  плоскогорья.
Через пять минут полета мы плавно опустились у  основания  шара,  и  я
увидел полуоткрытую массивную крышку люка. Исчезли последние сомнения:
это был космический корабль, прадед или  потомок  тех  шародисков,  на
которых летали гриане. Я никогда до этого не  думал,  что  космический
корабль может быть таким исполинским  сооружением.  Сферическая  стена
круто уходила вверх. Тут было добрых шесть-восемь километров высоты. И
это безукоризненный, идеальный, геометрически  правильный  шар.  Какой
высокой техникой нужно обладать, чтобы построить его!
    Один из гигантов поднял руку.  Из  люка  скользнул  автоматический
трап, а вслед за тем выглянул богатырь  в  таком  же,  как  и  у  моих
спутников, скафандре. Мне знаком предложили подняться в люк,  я  молча
полез вверх. Гиганты, держа академика на руках, поднимались за мной.
    Войдя  внутрь,  мы  очутились  в  глухом   кубическом   помещении.
Вероятно, это был внешний тамбур. Гигант  нажал  невидимую  кнопку,  и
стены за нами бесшумно сомкнулись. Зато впереди открылся новый тамбур.
И  так  повторялось  дважды.  В  нишах   последнего   тамбура   висели
ярко-голубые прозрачные скафандры. Я потрогал их рукой: не чета  нашим
громоздким броневым костюмам, оставшимся на "Урании".
    Долгое  время  пришлось  идти   по   тоннелю-коридору,   спирально
вьющемуся  в  нижней  части  шара.  Стены  коридора  излучали   мягкий
рассеянный свет, не уступавший по  силе  солнечному.  Наконец  коридор
кончился, и мы очутились в огромном сферическом зале.
    Гиганты осторожно положили академика на ложе и повернулись ко мне.
Я включил лингвистический прибор и спросил:
    - Что вы будете делать с моим другом?
    Они не ответили и по-прежнему молча смотрели на меня.  Потом  один
из  них  издал  непонятный  певучий  возглас.  Со  всех  сторон  вдруг
появились такие же гиганты и молча обступили меня.  Ни  один  звук  не
нарушал всеобщую тишину. Меня стало угнетать это загадочное молчание.
    - Что это за сооружение? Почему вы молчите?! - не вытерпев  больше
воскликнул я.
    Десятки участливых, внимательных глаз устремились на меня,  словно
о чем то спрашивая. Мой  спутник  (вероятно,  их  руководитель)  снова
что-то произнес, и гиганты осторожно извлекли Самойлова из скафандра.
    - Что вы с ним собираетесь делать? - бросился я к академику.
    Я  боялся,  что  они,  вроде  биопсихологов,  начнут   производить
какие-то эксперименты над моим умершим другом. Один из  гигантов  шутя
остановил  меня.  В  его  мускулах  я  почувствовал  чудовищную  силу.
Встревоженный, я  тихо  пошел  вслед  за  ними,  не  упуская  из  виду
академика.
    В одной из стен открылась дверь, она привела нас в четырехугольную
каюту, в  которой  стоял  загадочный  прибор,  отдаленно  напоминавший
анабиозную  ванну.  К  большому  прозрачному  цилиндру  из  неведомого
материала, похожего на пластмассу, подходили десятки, если  не  сотни,
блестящих  трубок.  По  периферии  цилиндр  окружали   аппараты.   Они
напоминали электронные пушки или биоизлучатели. Все сооружение  сверху
освещалось  каким-то  особым   проникающим   светом   из   причудливых
светильников, вероятно генераторов лучистой энергии.
    Один из гигантов нажал рычаг, часть цилиндра раскрылась. Академика
поместили внутрь, цилиндр снова сомкнулся.  И  вдруг  полилась  мощная
торжественная музыка приборов. Мерно загудели биоизлучатели, замерцали
серии разноцветных лампочек на пульте управления  установкой.  И  -  о
чудо! Или это была только галлюцинация? - я увидел, как лицо академика
стало розоветь. Я  не  мог  поверить  этому.  Тем  не  менее  академик
постепенно оживал.
    Вот он открыл  глаза,  шевельнул  рукой  и  вдруг  сел,  удивленно
осматриваясь. Очевидно, он никак не  мог  сообразить,  где  он  и  что
происходит с ним. Гиганты с доброй улыбкой смотрели на  ученого.  Один
из них нажал кнопку, створки цилиндра раскрылись. Ничего не понимая, с
изумлением разглядывая необычную обстановку и этих колоссальных людей,
Петр Михайлович неуверенно вышел из аппарата.  Тут  я  не  выдержал  и
бросился ему навстречу.
    - Петр Михайлович! Вы же были мертвы! Убиты!
    - Как убит?! - изумился Самойлов и опасливо ощупал себя.  -  Да...
Но ведь я жив?
    - Ну да, вы живы. То есть вы были мертвы... Но вы живы!
    Самойлов пожал плечами. Тут я, наконец, сообразил, что получается,
действительно, не  совсем  понятно,  и  коротко  рассказал  ученому  о
пережитых  нами  событиях.  Самойлов  остался  верен  себе.  Он  сразу
атаковал гигантов.
    - Мы не гриане, мы с другой планеты, которая находится на  окраине
Галактики.  Здесь  мы  недавно,  всего  несколько  месяцев.  А  теперь
расскажите о себе вы. Кто вы такие? Откуда прилетели?
    Опять загадочное молчание. Никто не ответил ученому. Он  удивленно
посмотрел на меня:
    - Они что, немые?
    - Да нет, я слышал несколько фраз, которые произнес вот тот гигант
с золотым треугольником на груди. Это он доставил нас сюда.
    Гиганты часто обращали лица к друг другу, как это  делают  земляне
при оживленном разговоре. Потом гигант с  золотым  треугольником  стал
пристально всматриваться в меня. Я почувствовал легкую головную боль -
вернее, какое-то непонятное давление на  свой  мозг.  Точно  маленькие
тупые  иголочки  настойчиво  покалывали  голову,  как  будто  стремясь
проникнуть внутрь, к мозговым центрам. Мне стало не по себе.
    - Петр Михайлович, вы что-нибудь чувствуете? Словно гипноз.
    - Я,  кажется,  догадываюсь,  в  чем  дело,  -  медленно  произнес
Самойлов. У него был странный  вид:  подняв  руки  к  лицу,  он  хотел
удержать что-то ускользающее. Напряженный взгляд ученого был устремлен
в пол. - Довольно  сильные  биоколебания  возбуждают  и  мои  мозговые
клетки. Они пытаются спросить нас...
    - Они ни о чем не спрашивают, - с тревогой возразил я академику. -
Они по прежнему молчат!
    - Ты стал недогадлив! - воскликнул Петр Михайлович. -  Они  читают
мысли друг друга  и  не  нуждаются  в  несовершенном  способе  общения
посредством звуков.
    - Как же тогда объясняться с ними?
    Петр  Михайлович  стал  отчаянно  жестикулировать,   обращаясь   к
гиганту, показал на свой язык, потом на голову, давая понять,  что  мы
объясняемся только с помощью языка.
    Гигант усмехнулся, взял нас  за  руки,  как  маленьких  детей,  и,
пройдя  в  сферический  зал,  подвел  к  вогнутому  экрану  в   центре
полукружия, образованного огромными креслами. Сев  в  эти  кресла,  мы
совсем утонули в них.
    Сферический зал представлял собой, вероятно,  Централь  управления
кораблем. Поражали ее размеры: противоположная стена находилась от нас
на расстоянии триста метров, если не больше, а своды терялись где-то в
вышине. Стены Централи отсвечивали  слегка  фосфоресцирующим  сиянием.
Как мы узнали впоследствии, это были экраны обзора и фиксации событий.
Позади нас  возвышалось  причудливое  сооружение,  напоминающее  живое
существо, со  множеством  различных  указателей,  приборов,  блестящих
дисков, клавишей и кнопок. Возможно, это был Электронный Мозг корабля.
По окружности стен шли ряды электронно-вычислительных машин сложнейшей
конструкции. Большинство же установок и  сооружений  в  Централи  было
абсолютно незнакомо мне, и ничто не давало возможности  догадаться  об
их назначении.
    Справа  от  Электронного   Мозга   раскинулся   гигантский   пульт
управления с рядом высоченных кресел для операторов. В  глазах  рябило
от множества приборов и экранов  различной  формы,  смонтированных  на
пульте.
    С нами остался лишь один гигант - наш первый знакомый.  Остальные,
мысленно посовещавшись, поднялись вверх к куполу зала и скрылись там в
люках, ведущих,  очевидно,  к  двигательной  системе  корабля.  Вскоре
оттуда раздались ритмичные звуки, гудение моторов, скрежет и басовитый
гул. "Ремонтируют, наверное", - подумал я.
    Гигант кончил настраивать странный вогнутый экран, так не  похожий
на все остальные,  укрепил  на  голове  блестящий  сетчатый  шлем,  от
которого к панели экрана тянулась густая сеть проводников,  и  знаками
попросил нас надеть такие же шлемы. Затем он  вопросительно  посмотрел
на нас. Предположив, что он настраивал переводную машину, я  внятно  и
раздельно спросил о том, что мне казалось волшебным чудом:
    - Как вы сумели вернуть к жизни моего друга?
    Однако гигант отрицательно покачал головой  и  показал  на  экран,
светившийся пепельно-серебристым блеском. И вдруг на экране  появились
картины событий, пережитых нами в последнее  время:  побег  из  Трозы,
плавание с Джиргом  на  электромагнитном  корабле,  ураган,  подход  к
большому Юго-Западному Острову, встреча с гигантом на берегу  и  полет
от побережья к шару.
    - Это невероятно! - воскликнул Самойлов. -  На  экране  отражаются
мысли и воспоминания гиганта. В нем скрыта чудесная машина: приемник и
преобразователь биоволн, идущих от мозга. Это то, о  чем  на  Земле  в
наше время только смутно мечтали!
    Гигант снова вопросительно посмотрел на нас.
    - Давайте  мысленно  рассказывать  ему  о  себе,  -  предложил   я
академику. - Смотрите, я сейчас вспоминаю отлет "Урании".
    И действительно, на  экране  появился  Главный  Лунный  космодром,
огромный силуэт нашей "Урании", толпы землян в громоздких  космических
скафандрах. Затем люди исчезли, и вот уже "Урания" взлетает в  Космос,
окутанная  чудовищными  вихрями  энергетической  отдачи.  Но  странная
особенность: едва я ослаблял напряжение воспоминаний, картины начинали
бледнеть  и  расплываться.  Я  понял,  что  надо   мыслить   четко   и
последовательно, не отвлекаясь, ибо получалась  такая  несуразица:  на
фоне летящей "Урании" вдруг возникали то фигура, то лицо Лиды.
    Самойлов недовольно поморщился:
    - Не увлекайся, Виктор, не увлекайся. Сейчас буду рассказывать я.
    Он стал напряженно смотреть на экран. И тотчас на нем  обрисовался
шар Земли, потом план Солнечной системы, положение Солнца в Галактике,
- короче говоря, целая лекция на астрономические темы. Затем по экрану
помчались  ряды  тензорных  уравнений,  знаменитая  формула  Эйнштейна
Е=МС^2, преобразования Лоренца, наконец ряд  громадных  вопросительных
знаков над формулой "скорость света равна константе".  Свою  мысленную
речь академик закончил этой формулой и почти с мольбой смотрел уже  не
на экран, а на гиганта.
    - Почему так? - страстно воскликнул он. -  Почему  скорость  света
есть постоянная величина во Вселенной? Эта мысль не  дает  мне  покоя!
Узнаю ли я когда-нибудь причину постоянства  и  предельности  скорости
света?!    И    как    представить     себе     конкретно     кривизну
пространства-времени?
    Глубоко задумавшись, гигант следил за бегом  мыслей  Самойлова  на
"экране  памяти".  Его  лицо  жило  и  дышало  в  такт  этим   мыслям.
Чувствовалось, что великие вопросы естествознания, мучившие академика,
для гиганта - открытая книга. Но как их разъяснить нам? Вот, вероятно,
над чем он задумался.
    Еще с полчаса Самойлов "рассказывал" о Земле,  о  ее  общественной
жизни, о науке и технике землян  двадцать  третьего  века.  На  экране
оживала земная история, жизнь и быт людей, уровень развития техники  в
разные эпохи, достижения человека в господстве над природой.
    По лицу гиганта проходили сотни  разнообразных  чувств.  Особенный
восторг вызывали у гиганта картины земной истории: борьба  человека  с
природой на заре цивилизации,  великие  общественные  и  революционные
движения,  яростный  накал  крестьянских  восстаний   и   пролетарских
революций, экспедиции  мореплавателей  и  землепроходцев,  победа  над
силами материи и прорыв на просторы Космоса. Можно было  предположить,
что внутренний дух и ритм жизни  землян,  так  резко  отличавшийся  от
неживой,  скучно-размеренной  грианской  цивилизации,   был   наиболее
созвучен природе гигантов неведомого мира.
    Когда академик окончил свой  "рассказ",  гигант  порывисто  встал,
дружелюбно улыбаясь, и показал на биоэкран. На пепельном фоне появился
размытый диск Земли. Академик снова сделал жест, напоминающий  попытку
удержать что-то в мозгу, и, облегченно вздохнув, сказал:
    - Хотим ли мы увидеть родную планету сейчас? О, конечно!
    Гигант полуобнял нас  и  повел  в  спиральный  тоннель.  Мы  долго
петляли по боковым коридорам, пока не попали в небольшой зал,  во  всю
стену которого высился огромный экран.  От  него  расходилось  ажурное
плетение   волноводов.   Взглянув    вверх,    я    разглядел    слабо
фосфоресцирующий свод.
    Внезапно наступил полный мрак. В то же  мгновение  свод  засверкал
звездами. Я замер в восхищении. Звезд становилось все больше и больше.
Сгущаясь,  они  превратились  в  сплошной  сияющий  рой.  Обозначилась
спиральная система - наша Галактика.
    Самойлов не отрывал глаз от поверхности  свода.  Галактика  росла,
увеличиваясь в размерах. Свод заполнялся мощными спиральными  ветвями,
которые на глазах распадались на мельчайшие пылинки - звезды.
    Непрерывно вращая диски настройки на панели  под  экраном,  гигант
следил за причудливой игрой звездных роев. Спирали бледнели, гасли.  И
вдруг появились искаженные за десятки тысячелетий, но все же  до  боли
знакомые созвездия.
    - Смотрите, Петр Михайлович! Вот Орион, Плеяды, а  там  Кассиопея,
Центавр, Пегас! Это же наше земное небо!
    На поверхности  свода  осталось  только  созвездие  Девы.  В  этом
созвездии расположено Солнце, если смотреть на нашу Солнечную  систему
из глубин Космоса. Созвездие  стало  нарастать,  как  бы  стремительно
приближаясь к наблюдателю. Остальные звезды бледнели, уходя вверх и  в
стороны. Внезапно свод погас; зато в  центре  экрана  появилась  яркая
желтая звезда, а вокруг нее девять мельчайших блесток,  через  секунду
выросших до размеров детских мячей.
    Это была наша Солнечная система!
    И вот уже весь экран заполнил диск  родной  планеты.  Ее  окружала
туча маленьких лун.
    - Гм... Когда мы улетали, искусственных  спутников  было  двадцать
шесть, - заметил Самойлов. - Сейчас же их не менее сотни!
    Гигант знаками предложил нам стать  у  пульта  и  самим  управлять
настройкой и наводкой этого волшебного телескопа.  Он  показал,  какие
рукоятки регулируют резкость, яркость и величину изображения.
    Я осторожно повернул вправо масштабный диск. И сразу пропала дымка
атмосферы Земли, закрывавшая очертания материков. Отчетливо  проступил
континент Евразии  и  тотчас  расползся  в  стороны.  Возникли  родные
ландшафты России.
    Но что это? Я не узнавал знакомых с  детства  мест.  Куда  исчезли
огромные  города,  промышленные  центры,   гиганты   индустрии,   сети
электропередач   и   железных   дорог?   Повсюду   раскинулся    океан
растительности. Зеленели кроны могучих лавров, цвели олеандры; веерные
пальмы приветливо шевелили широкими листьями,  словно  посылая  привет
нам, пронесшимся через время и пространство и  теперь  рассматривавшим
родную планету из чудовищной дали в квадрильон километров. Но почему в
средней полосе России цветут  тропические  цветы  и  деревья?  Неужели
прошла целая геологическая эпоха? Ведь  под  Москвой  или  Ленинградом
только в мезозойскую эру был тропический климат.
    Так же напрасно я пытался найти Заволжский космоцентр,  с  которым
было связано столько воспоминаний. Я  методически  обшаривал  взглядом
бывшие  заволжские  степи.  Ничего  похожего  на  космодром   -   лишь
необъятное море субтропической и тропической  зелени.  Среди  цветущих
садов и рощ проглядывали группы  изящных  сооружений  из  серебристого
металла. Поблескивали крыши из  поляроидного  стекла.  Виднелись  даже
группы красивых людей, одетых в белоснежные или цветные одеяния.
    Вдруг  на  экране  всплыла  монументальная  колонна.  Отлитая   из
блестящего белого  сплава,  она  стремительно  взмывала  вверх.  Форма
колонны напомнила мне что-то  знакомое.  Я  огляделся,  быстро  вращая
диски, и чуть не вскрикнул от удивления. Это  был...  наш  гравитонный
звездолет,  стоявший  на  посадочном  треножнике!   Странное   чувство
охватило меня, когда я заметил на  колонне  два  больших  овала,  а  в
них... свой и академика  портреты,  написанные  энкаустикой  -  вечной
краской.
    Ниже портретов золотом светились буквы:
    "В третьем тысячелетии  Новой  эры  отсюда  стартовали  эти  люди,
первыми испытавшие гравитонную ракету и дерзнувшие полететь  к  центру
Галактики. Должны были возвратиться  на  Землю  в  шестьдесят  третьем
тысячелетии.  Они  не  вернулись  еще  и  сейчас,  в  начале   первого
тысячелетия второго миллиона лет человеческой истории.
    Вечная слава героям науки!"
    Миллион лет... Я затаил дыхание. А как же Лида? Что с ней?
    Подавленный гигантским промежутком времени,  я  бессильно  опустил
руки. Время! Его безостановочный, не поддающийся никаким  силам  поток
унес самое дорогое: друзей и товарищей, с которыми я бороздил  Космос,
привычную  обстановку  третьего  тысячелетия.  Я   почувствовал,   как
предательски повлажнели глаза. Неужели и Лиду унес  этот  безжалостный
поток времени?..
    Теперь уже Самойлов, спокойно отстранив мою руку, повел  волшебный
канал неведомой связи, вызывающей картины Земли,  на  северо-запад  от
памятника. Я понял, что  он  ищет  столицу  Восто