рдости  и  собственного
достоинства. Он продолжал всхлипывать, но одновременно Индра  услышала,  что
Франклин произносит чье-то имя, - и невольно, даже в такой миг, она  ощутила
укол ревности: это было женское имя. Чуть слышно шепнет: "Айрин", - и  опять
зальется слезами.
   Того, что Индра  знала  о  медицине,  тут  явно  было  недостаточно.  Она
помешкала, потом бросилась к катамарану, вскрыла аптечку и достала пузырек с
сильным болеутоляющим средством. На ярлыке крупными буквами было написано:

   ("ПРИНИМАТЬ НЕ БОЛЬШЕ ОДНОЙ КАПСУЛЫ")

   Силой вложив капсулу в рот Франклину, она снова обняла его.
   Мало-помалу дрожь унялась, приступ прекратился.
   Трудно провести границу между состраданием и любовью. Но если  она  есть,
Индра пересекла ее в эти минуты тревожного ожидания.  То,  что  случилось  с
Франклином, не оттолкнуло ее от него, она понимала - это последствие чего-то
ужасного, пережитого им в прошлом. И, что бы это ни  было,  ради  своего  же
будущего она должна помочь ему одолеть преследующий его страх.
   Сейчас Франклин лежал неподвижно. Он дал  себя  перевернуть  на  спину  и
отпустил дерево, но взгляд его был пустым, губы беззвучно шевелились.
   - А теперь поедем домой, -  шепотом  сказала  Индра,  словно  успокаивала
перепугавшегося ребенка. - Вставай, все уже прошло.
   Поддерживаемый Индрой, Франклин послушно встал, потом  как-то  безучастно
помог собрать вещи и столкнуть на воду катамаран. Он как будто совсем пришел
в себя, только упорно молчал, и глаза его наполняла такая тоска,  что  Индре
было больно глядеть на него.
   Надо поспешить, подумала она и пустила двигатель в помощь парусу.
   Индра беспокоилась не за себя, как ни опасно очутиться вдали от  людей  с
ненормальным  человеком.  Ее  заботило  только  одно:   поскорее   доставить
Франклина к врачам.
   Начало темнеть; солнце уже коснулось горизонта,  и  с  востока  наползала
ночь. Один за другим оживали маяки на материке и окружающих островах. И ярче
всех сияла на западе косвенная виновница случившегося - Венера.
   Неожиданно  Франклин  заговорил,  как  будто  через   силу,   но   вполне
рассудительно.
   - Пожалуйста, Индра, извините меня, - сказал он. -  Я  испортил  вам  всю
прогулку.
   - Не говорите глупостей, - возразила она. - При чем тут вы?
   Выкиньте все из головы. И молчите, не насилуйте себя.
   Он снова замолчал и больше не открывал рта до конца путешествия.
   Она попробовала взять его за руку, но Франклин сразу как-то  напрягся,  и
стало ясно - сейчас он не  хотел  этого.  Как  ни  обидно  было  Индре,  она
выполнила его невысказанную просьбу. Тем более что  нужно  было  внимательно
следить за сигнальными огнями, лавируя среди рифов.
   Поздновато они возвращаются... Правда, восходяшая  луна  хорошо  освещала
море, но посвежел ветер, и совсем рядом то возникали, то пропадали, то вновь
возникали призрачно-белые грозные шеренги бурунов вдоль рифа Вистари.  Индра
следила и за волнами и за мигалкой, которая обозначала оконечность пирса  на
Героне. Только подойдя достаточно близко к  острову,  так  что  было  хорошо
видно и пирс и берег, она  позволила  себе  перевести  дух  и  взглянуть  на
Франклина.
   Поставив катамаран на якорь, они направились к лаборатории;
   Франклин держался совсем нормально. Наконец пришло время проститься.
   Здесь, на берегу, не было фонарей и в тени  под  пальмами  она  не  могла
разобрать выражения его лица, но, судя по голосу, он вполне владел собой.
   - Спасибо, Индра. Вы для меня столько сделали.
   - Знаете что, пойдемте к доктору Майерсу. Вам надо посоветоваться с ним.
   - Это совсем не нужно. Я в полном порядке, не беспокойтесь.
   - А по-моему, все-таки вам нужен врач. Я провожу вас и вызову его.
   Франклин затряс головой.
   - Нет, нет, прошу вас, дайте мне слово, что вы не сделаете этого.
   Как поступить? Индра была в замешательстве.  Конечно,  самое  разумное  -
согласиться, а потом сделать по-своему. Но  простит  ли  ей  Франклин  такой
обман? В конце концов она пошла на компромисс.
   - Тогда обещайте, что вы сами к нему пойдете!
   Франклин заколебался. Ему не хотелось на  прощанье  лгать  этой  девушке,
которая могла бы стать его  любимой.  Но  приглушенный  лекарством  рассудок
одолел все угрызения.
   - Хорошо, завтра зайду. Еще раз спасибо!
   И он  решительно  зашагал  по  тропе,  ведущей  к  учебному  корпусу,  не
дожидаясь новых вопросов Индры.
   Она проводила его взглядом; в ее душе соревновались  радость  и  тревога.
Радость, что полюбила,  тревога  -  потому  что  ее  любви  угрожало  что-то
непонятное. Постепенно эта тревога вылилась в мысль  о  том,  что,  наверно,
надо было, даже против воли Франклина, настоять на том, чтобы он  немедленно
обратился к доктору Майерсу...
   Всякому сомнению пришел бы конец, если бы  Индра  видела,  как  Франклин,
пройдя через лес, свернул к пирсу и,  словно  лунатик,  зашагал  к  эллингу,
откуда начинались все его подводные вылазки.
   Сейчас его разум  был  всего  лишь  покорным  орудием  эмоций,  а  эмоции
настроились на  одно.  Удар  оказался  слишком  болезненным,  чтобы  он  мог
рассуждать; Франклин, будто  раненое  животное,  думал  только  о  том,  как
избавиться от боли. Его неудержимо влекло туда, где  он  на  какое-то  время
обрел душевное равновесие.
   Никто не встретился Франклину на всем пути до конца пирса.
   Спустившись в эллинг, он, как всегда, тщательно стал готовиться к  выходу
в море. Конечно, не годится посягать на принадлежащее отделу снаряжение,  не
говоря уже о том, что будут нарушены все учебные графики, но у  него  просто
нет выбора.
   Торпеда почти бесшумно выскользнула через подводные ворота наружу.
   Впервые Франклин шел ночью. После наступления темноты применялись  только
закрытые суда, так как ночные плавания были слишком опасны для незащищенного
человека. Но Франклин решительно направился к проходу  в  рифе,  за  которым
простиралось открытое море.
   Боль поутихла, но решимость не ослабевала. Здесь он нашел счастье,  здесь
найдет и забвение.
   Кругом был мир полуночной синевы, в который с  трудом  проникали  бледные
лучи луны. Привлеченные или, наоборот, испуганные шумом торпеды, жители рифа
метались вокруг него, будто светящиеся призраки. Во тьме  внизу  угадывались
знакомые бугры коралла и лощины. Он прощался с ними отрешенно, без грусти.
   Участь его  решена,  мешкать  нечего.  Франклин  выжал  до  конца  педаль
скорости,  и  торпеда  рванулась  вперед,  словно  пришпоренный   конь,   со
скоростью, недоступной ни одному  обитателю  моря.  Далеко  позади  остались
острова Большого Барьерного.
   Только раз поглядел он вверх; где-то там простирался мир, из которого  он
ушел. Вода была на редкость прозрачной, и в  ста  футах  над  своей  головой
Франклин  увидел  серебряную  лунную  дорожку  снизу,  откуда  ее  мало  кто
наблюдал. А это размытое, пляшущее пятнышко-сама луна. На секунду  застынет,
четкая, ясная, и опять волны ее дробят.
   В одном месте за ним погналась очень крупная - он еще  никогда  не  видел
таких - акула. Сперва огромный силуэт, за которым тянулся  светящийся  след,
возник  прямо  перед  ним,  и  Франклин  даже  не  попытался  свернуть.  Она
промахнулась совсем немного, он успел заметить устремленный  на  него  глаз,
пластинчатые жабры и  неизменную  свиту  -  лоцманов  и  прилипал.  А  когда
Франклин оглянулся назад, акула шла за ним, влекомая то ли любопытством,  то
ли голодом, то ли еще каким-нибудь инстинктом, - какая разница! Почти минуту
она его преследовала, но скорость  торпеды  была  слишком  велика,  и  акула
отстала. Франклин  впервые  встретил  такую  назойливую  акулу.  Обычно  гул
турбины отпугивал их; но в темное время суток жизнью рифа управляли  уже  не
те законы, что днем.
   Прикрытый выпуклым щитом от тугих вихрей воды, спеша выйти  на  океанский
простор, он пронизывал лучезарную ночь,  окутавшую  половину  земного  шара.
Франклин и теперь вел торпеду уверенно и безошибочно;  он  точно  знал,  где
находится и когда достигнет цели. Знал, какие глубины впереди. Еще несколько
минут - и дно круто устремится вниз, придет время прощаться с рифом.
   Он слегка наклонил нос торпеды и сбавил ход до малого. Могучий  встречный
поток прекратился, и Франклин медленно пошел над  скрытым  во  тьме  длинным
откосом, зная, что не увидит его конца.
   Хилый, процеженный свет луны становился все  слабее  по  мере  того,  как
увеличивался пласт воды, отделяющий Франклина от поверхности. Он нарочно  не
глядел на глубиномер, чтобы не думать о том,  сколько  саженей  над  ним.  С
каждой минутой росло давление на его тело, но ему  это  не  было  неприятно,
напротив, он приветствовал это ощущение, добровольно отдавая себя во  власть
великой праматери всего живущего.
   Темнота стала полной; он был один в ночи, какой никогда не знал на  суше,
настолько  она  была  осязаемой,  плотной.  Иногда  внизу  -  расстояния  не
определишь - мелькал свет; это неведомые  жители  пучины  занимались  своими
таинственными делами. Или вспыхивали целые  галактики  -  и  тут  же  гасли,
напоминая ему, что перед вечностью и настоящие созвездия столь же эфемерны.
   Ему туманило голову глубинное опьянение; еще ни один аквалангист, дышащий
сжатым воздухом, не возвращался живым  с  такой  глубины.  Баллоны  подавали
воздух в десять раз плотнее обычного, а  торпеда  продолжала  идти  вниз,  в
кромешную пучину.  Блаженная  эйфория  затопила  его  сознание,  стирая  все
обязательства, все печали, все страхи.
   Впрочем, нет - одна вещь его печалила в преддверии конца. Жаль  Индру:  с
ним она могла найти счастье, а теперь ей придется снова искать.
   Потом... потом было  только  море,  неодушевленная  машина,  которая  все
медленнее шла вглубь, удаляясь от берега в океан.

Глава 8

   В комнате было четверо; все они молчали.  Начальник  школы  нервно  кусал
губы. Дон Берли отупело глядел на стену,  Индра  старалась  удержать  слезы.
Только доктор Майерс сохранял невозмутимый вид, хотя в душе  он  чертыхался.
Что за проклятое невезение! Невероятно и необъяснимо:  он  мог  побиться  об
заклад, что Франклин полным ходом поправляется, все самое страшное позади. И
вдруг такой срыв!
   - Остается только одно, - неожиданно сказал начальник школы, - выслать на
поиск все наши подводные суда.
   Дон Берли зашевелился - медленно, словно у него на плечах  лежал  тяжелый
груз.
   - Сейчас двенадцать часов. За это время он мог пройти пятьсот миль.
   А у нас здесь всего шесть опытных водителей.
   - Знаю, это все равно что искать иголку в стогу сена. Но  ничего  другого
мы не можем сделать.
   - Лучше несколько лишних минут подумать,  чем  искать  наобум  и  тратить
впустую часы, - возразил доктор Майерс. -  Полсуток  прошло,  теперь  минуты
роли не играют. С вашего разрешения я хотел бы поговорить с мисс  Лангенбург
наедине.
   - Пожалуйста, если она не против.
   Индра молча кивнула. Она  кляла  себя  -  это  все  ее  вина,  надо  было
немедленно пойти к врачу, как только  они  вернулись  с  прогулки.  Интуиция
обманула... Теперь эта же интуиция подсказывала, что  положение  безнадежно.
Хоть бы она опять ошиблась!
   - Послушайте, Индра, - мягко начал Майерс, когда остальные вышли, -  если
мы хотим помочь Франклину, надо  сохранять  присутствие  духа  и  попытаться
представить себе, что могло случиться. Перестаньте корить себя, вы ни в  чем
не виноваты. Тут вообще никого нельзя винить.
   "Разве что меня, - мрачно подумал он. - Но кто мог это предвидеть?
   Мы до сих пор так мало знаем об астрофобии... И ведь это  совсем  не  моя
специальность".
   Индра изобразила мужественную улыбку. До вчерашнего дня она считала  себя
вполне самостоятельной, способной выдержать любые испытания. Но это было так
давно...
   - Прошу вас, расскажите, что было с Уолтером? - сказала она. - Тогда  мне
легче будет понять.
   Естественный и разумный вопрос; Майерс и сам уже решил,  что  Индре  надо
знать правду.
   - Хорошо. Но помните, ради самого Уолтера: это строго между нами.  Я  вам
рассказываю лишь потому, что дело идет о его жизни. Еще год назад Уолтер был
космонавтом очень высокой квалификации, точнее - главным инженером  лайнера,
который ходил на Марс. Сами понимаете, должность ответственная, а  это  было
только начало его карьеры. Где-то на  полпути  случилась  авария.  Выключили
ионную тягу,  и  Уолтер  вышел  в  скафандре  из  корабля,  чтобы  устранить
неисправность. Ничего особенного, рядовая операция,  но  прежде  чем  он  ее
закончил, скафандр вышел из строя. Вернее, сам скафандр был цел, он  не  мог
управлять силовой установкой, не мог выключить ракеты своего индивидуального
двигателя.
   И вот он, набирая скорость, летит прочь от корабля, а до Земли и Марса  -
миллионы миль. Да он еще в самом начале  столкнулся  с  лайнером  и  потерял
антенну. В итоге Уолтер не мог  воспользоваться  своей  радиостанцией  -  ни
помощи вызвать, ни узнать, что делается для его спасения. Несколько минут, и
корабль пропал из виду, он остался в полном одиночестве.
   Кто сам этого не пережил, не может представить себе, что это такое.
   Вы  только  подумайте:  предельная   изоляция,   летишь   в   межзвездном
пространстве и не знаешь, спасут ли тебя. Никакие земные  ощущения,  скажем,
сильное головокружение или - еще того хуже - морская болезнь, не сравнятся с
этим.
   Его спасли через четыре часа. Строго говоря, Уолтеру ничто не угрожало, и
он, вероятно, понимал это, но от этого легче ему не было.
   Его сразу нащупали корабельным радаром, но пойти за ним смогли лишь после
того, как исправили двигатель.  Когда  Уолтера,  наконец,  подобрали,  он...
скажем так: он был очень плох. Лучшие психологи Земли почти год лечили  его,
но, как мы с вами убедились, недолечили. Правда, тут  еще  примешалось  одно
обстоятельство, с которым психологи ничего не могли сделать.
   Майерс остановился. Что сейчас думает Индра? И как повлияет на ее чувство
к Франклину то, что он скажет? Первое потрясение  как  будто  прошло.  Слава
богу, она не принадлежит к истеричному типу, не то ему пришлось бы туго.
   - Понимаете, Уолтер был женат. Жена и дети жили на  Марсе,  он  их  очень
любил. Жена там  и  родилась,  а  дети  представляли  уже  третье  поколение
уроженцев Марса. Они всю жизнь росли при  марсианском  тяготении,  там  были
зачаты, там появились на свет. В итоге путь на Землю им закрыт,  ведь  здесь
они бы весили в три раза больше, собственный вес раздавил бы их.
   А Уолтер не может выйти в космос! Его удалось подлечить настолько, что он
в состоянии работать на Земле. Но невесомость или сознание того, что кругом,
до самых звезд, простирается пустота, - все это ему  теперь,  мягко  говоря,
противопоказано. Так что он стал изгнанником  на  родной  планете,  навсегда
отрезанным от семьи.
   Мы сделали для него все,  и  сделали  хорошо.  Подобрали  такое  дело,  в
котором  он  мог  найти  приложение  своим  способностям.  Были   и   важные
психологические соображения считать эту работу  особенно  подходящей,  чтобы
вернуть его к полноценной жизни. Вы, как биолог,  не  хуже,  если  не  лучше
меня, это поймете. Вы знаете, как сильно мы связаны с морем. Это не то,  что
космос, там мы никогда не будем чувствовать себя как дома. Во всяком случае,
пока человек не видоизменится.
   Здесь я наблюдал за Франклином; он знал об этом, и ему это не  мешало.  С
каждым днем он чувствовал себя лучше, и работа ему все больше нравилась. Дон
не мог на него нахвалиться, говорил, что у  него  никогда  не  было  лучшего
ученика. И я обрадовался, когда узнал - не спрашивайте как! -  что  Франклин
увлекся вами. Сами понимаете, у человека вся жизнь поломалась  -  и  вот  он
начал строить ее заново. Вы только не обижайтесь на мои выражения, но  когда
выяснилось, что он  проводит  с  вами  свои  свободные  часы,  даже  нарочно
выкраивает время для вас, я понял, что он перестал цепляться за прошлое.
   И вдруг такое несчастье. Прямо скажу, я совершенно сбит с толку.
   Вот вы говорите, что он в это время смотрел на Космическую Станцию. Ну, а
дальше? Уолтер приехал сюда с сильной высотобоязнью, но ведь потом она почти
прошла. И станцию он видел далеко не первый раз. Значит,  был  еще  какой-то
неизвестный нам фактор.
   Доктор Майерс прервал свой монолог, словно ему только что пришла в голову
новая мысль, и осторожно спросил:
   - Скажите, Индра, он по-настоящему ухаживал за вами?
   - Нет, - ответила она спокойно,  без  всякого  замешательства.  -  Ничего
такого не было.
   Он почувствовал, что это правда,  об  этом  говорила  нотка  сожаления  в
голосе Индры.
   - Я почему спросил: может быть, Франклин  считает  себя  виноватым  перед
женой? Возможно, он этого сам не сознавал, но вы напомнили ему ее,  с  этого
все и началось. Но  оставим  эти  догадки,  они  тоже  не  объясняют  всего.
Единственное, что мы знаем точно: у него был какой-то очень сильный приступ.
Вы правильно поступили, что дали ему успокоительное, это было самое лучшее в
той обстановке. Теперь скажите, вы совершенно уверены, в его словах не  было
никакого намека, что он собирался делать, вернувшись на Герои?
   - Уверена. Он сказал только: "Не говорите об этом доктору Майерсу".
   Сказал, что вы тут не поможете.
   И вероятно, был прав, мрачно подумал Майерс. Плохо... Если он так  упорно
уклонялся от встречи с единственным человеком, который  что-то  мог  сделать
для него, это может означать  лишь  одно:  Франклин  твердо  решил,  что  он
безнадежен.
   - Но он обещал зайти к вам утром, - добавила Индра.
   Майерс промолчал. Они оба понимали, что это обещание было лишь хитростью.
   Однако Индра не хотела расставаться с надеждой.
   - Я уверена, - произнесла она дрожащим голосом, который плохо  вязался  с
ее словами, - если бы  он  задумал  что-нибудь...  такое...  он  оставил  бы
записку.
   Майерс грустно посмотрел на нее; видно, Индра ничем не сможет помочь.
   - Его родители умерли, - сказал он. - С женой он давно расстался.
   Кому писать?..
   "Он прав", - подумала Индра с болью в сердце. На всей земле она,  похоже,
была единственным человеком, к кому Франклин был привязан. И вот ушел...
   Майерс неохотно встал.
   - Да, остается только одно, - заключил  он.  -  Объявим  всеобщий  поиск.
Может быть, он просто где-нибудь отсиживается, остывает.  Придет  в  себя  и
явится с пристыженной физиономией. Такие случаи тоже бывали.
   Он похлопал пригорюнившуюся Индру по плечу и помог ей встать с кресла.
   - Ну, не падайте духом. Наши ребята не пожалеют сил.
   Однако Майерс знал, что уже поздно.  Все  сроки  прошли  несколько  часов
назад, поисково-спасательную операцию ведут лишь потому, что бывают  случаи,
когда люди действуют вопреки логике.
   Начальник школы и Берли ждали их в кабинете заместителя начальника.
   Доктор Майерс отворил дверь кабинета - и застыл на  месте.  Либо  у  него
появились еще два пациента, либо он сам сошел  с  ума.  Позабыв  о  чинах  и
рангах, обняв друг друга за плечи. Дон и начальник школы дико хохотали.
   Так, ясно: истерия, вызванная чувством облегчения. И смех вызван  той  же
причиной.
   Несколько секунд доктор Майерс созерцал невероятную сцену,  потом  быстро
обвел глазами кабинет и тотчас заметил на полу телеграфный бланк, оброненный
кем-то из этих помешанных. Не говоря ни слова, он бросился к бланку и поднял
его.
   Ему пришлось прочесть телеграмму три или четыре раза, прежде чем до  него
дошел ее смысл. И доктор  Майерс  тоже  захохотал  так,  как  много  лет  не
хохотал.

Глава 9

   Капитан Берт Деррил мечтал о спокойном рейсе; должна  же  быть  на  свете
справедливость! В последний раз он напоролся на полицию в Маккайе; перед тем
ему подложил свинью не показанный на картах риф у острова Лизард; а до того,
черт бы его побрал, все настроение испортил  этот  неуравновешенный  молодой
болван,  который  выпустил  в  пятнадцатифутовую  тигровую  акулу  гарпун  с
неотделяющейся г