- Здесь стоит передохнуть минуты три, - посоветовал коммандер Хенсон. - Я
бы подержал тебя все полчаса. Ну, ничего, обратно пойдем потише.
   Франклин  покорился,  призвав  на  помощь  всю  свою  кротость.  Задержка
показалась ему невыразимо  долгой;  вероятно,  нарушилось  чувство  времени,
поэтому каждая минута была равна десяти. Он хотел было спросить Хенсона, что
у того с часами, когда вспомнил, что у него есть свои. Забыл столь очевидную
вещь - это плохо, он тупеет. Да, но  ведь  он  сам  сообразил,  что  тупеет,
значит, дело обстоит не так уж  скверно...  К  счастью,  спуск  возобновился
прежде, чем Франклин успел окончательно запутаться в собственных мыслях.
   Уже слышно, с  каждой  минутой  все  громче,  непрестанный  гул  газового
гейзера, бьющего  из  скважины,  пробуренной  в  океанском  ложе  пытливыми,
беспокойными людьми. От этого  рева  вибрировала  вода;  Франклин  с  трудом
различал, что ему сообщают и советуют помощники. Да, тут не только  давления
надо остерегаться:  попадешь  в  газовую  струю,  тебя  в  несколько  секунд
подбросит вверх на сотни футов - и  лопнешь,  будто  исторгнутая  из  пучины
глубоководная рыба.
   - Совсем немного осталось, - сказал водитель. -  Через  минуту  покажется
вышка. Включаю нижний свет.
   Лодка замедлила  ход.  Франклин  перегнулся  через  поручни  и  скользнул
взглядом вдоль мглистых столбов света. Сначала он ничего  не  увидел,  потом
возникли какие-то загадочные прямоугольники и круги. Что за штука?.. А,  так
это же бочки с воздухом пытаются поднять сломанную вышку.
   Вот и покореженные фермы, а эта яркая  звездочка  по  соседству  с  лучом
прожектора, такая неожиданная в мрачной  преисподней,  -  работающий  резак,
управляемый механическими руками скрытой во тьме дозорной лодки.
   Водитель осторожно подвел лодку к вышке,  и  Франклин  сразу  понял,  что
вслепую он бы тут ничего не сделал. Две фермы,  на  которых  ему  предстояло
укрепить заряды, были окружены беспорядочным переплетением балок, прутьев  и
проводов. Как-то надо сквозь все это пробраться...
   Франклин оттолкнулся от лодки,  благодаря  которой  так  легко  проник  в
пучину, и, спокойно работая ногами, медленно поплыл к горе металла.
   Только теперь он заметил неясные очертания придавленной ко дну  лодки,  и
при мысли о всех трудностях, которые надо преодолеть,  им  на  миг  овладело
отчаяние. Затем, повинуясь внезапному импульсу, Франклин  подошел  к  лодке,
достал из сумки с инструментами кусачки и постучал ими по корпусу.  Конечно,
они и без того знают, что он здесь, но этот сигнал резко поднимет их дух.
   Теперь можно приступать к делу. Стараясь не замечать вибрации, от которой
вода  вокруг  буквально  ходила  ходуном,  даже  мысли  путались,  он   стал
пристально рассматривать металлический лабиринт.
   Так... Добраться до первой фермы и установить взрывчатку будет не трудно.
Вон там, между тремя двутавровыми балками, есть свободное пространство, один
провод свисает петлей, но его легко отодвинуть (надо только  следить,  чтобы
не зацепиться баллонами). И он окажется прямо перед фермой, есть даже  место
развернуться, потом не надо будет выходить задом наперед.
   Франклин проверил еще раз - да нет, никаких препятствий не видно.
   Для полной уверенности он запросил коммандера Хенсона, который видел  все
почти  так  же  хорошо  на  экране  телевизора,  потом  медленно  заплыл   в
переплетение металла, перехватываясь одетыми в перчатки руками. И  удивился,
найдя даже на такой глубине вдоволь морских желудей и прочих наростов, из-за
которых опасно касаться предметов, пролежавших под водой несколько месяцев.
   Стальная  конструкция  трепетала,  точно   исполинский   камертон;   мощь
взбунтовавшейся скважины ощущалась и в толще морской и в металле.
   Франклин как бы попал в трясущуюся клетку. От  непрестанного  гула  и  от
безумного  давления  им  овладела  тупая  вялость.  Чтобы   делать   что-то,
приходилось переламывать себя, поминутно  напоминать  себе,  что  сейчас  от
каждого его шага зависит жизнь многих людей.
   Наконец он добрался до фермы и старательно  прилепил  к  металлу  лепешку
взрывчатки.  Это  оказалось  не  просто,  но  Франклин  работал,   пока   не
удостоверился, что заряд не  отвалится.  Управившись,  он  отыскал  взглядом
следующий объект - вторую несущую ферму.
   От его движений вода замутилась, и видимость стала хуже, но, насколько он
мог судить, на пути ко второй ферме не было непреодолимых препятствий. Иначе
пришлось бы дать задний ход и обойти вокруг вышки.
   Очень просто в обычных  условиях,  теперь  же  все  надо  было  тщательно
рассчитывать, энергию расходовать чрезвычайно скупо,  убедившись,  что  этот
расход совершенно необходим.
   С величайшей осторожностью Франклин пошел вперед сквозь вибрирующую мглу.
Лившийся сверху свет  прожекторов  был  настолько  ярок,  что  резал  глаза.
Франклину не пришло в  голову,  что  достаточно  сказать  несколько  слов  в
микрофон и тотчас свет убавят так, как ему удобно. Вместо этого он  жался  в
тень, плывя среди беспорядочной кучи обломков.
   Дойдя до фермы, он нагнулся над  ней  и  стал  вспоминать,  что  от  него
требуется.  Его  вернул  к  действительности   голос   коммандера   Хенсона,
отдавшийся в наушниках подобно далекому эху. Не  торопясь,  проверяя  каждый
свой жест, он установил заветную лепешку, потом повис в воде  рядом  с  ней,
невесть  почему  восхищаясь  своей  работой,  а  в  ушах  все  время  звучал
докучливый голос. Да ведь от него очень просто избавиться - снял и  выбросил
маску и вместе с ней эти чертовы наушники. Неплохая мысль...
   Но оказалось, что  у  него  просто-напросто  не  хватает  сил  отстегнуть
удерживающие  маску  ремешки.  Вот  досада!  Может  быть,  проклятый   голос
смолкнет, если сделать то, чего он требует.
   Но Франклин просто не представлял себе, как выбраться  из  этого  уютного
лабиринта. От шума  и  света  все  путалось  в  голове.  Куда  ни  подашься,
непременно на пути препятствие, приходится отступать. Это злило его,  но  не
тревожило, он чувствовал себя хорошо и здесь.
   Однако голос не  унимался.Теперь  он  звучал  не  дружески-наставительно;
Франклин улавливал грубые, даже оскорбительные ноты,  ему  отдавали  приказы
так, как прежде с ним никто не смел  говорить  (кстати,  почему?).  Снова  и
снова все более настойчиво повторялись  одни  и  те  же  слова,  ему  упорно
втолковывали, как действовать, и, наконец, он тупо подчинился.  Отвечать  не
было сил, Франклин только всплакнул от обиды. Никогда в  жизни  его  так  не
называли, да ему  вообще  редко  доводилось  слышать  слова,  подобные  тем,
которые звучали в наушниках. Кто это позволяет себе такую наглость?..
   - Не туда, болван чертов, сэр! Влево... Влево! Вот так... теперь вперед -
не останавливайся? А, черт, опять спит. (Проснись... Вылезай оттуда  скорей,
а то как дам по башке!) Вот так, умница... совсем  немного  осталось...  еще
несколько футов...
   И так далее в том же духе, причем были выражения куда покрепче.
   Вдруг Франклин  с  удивлением  обнаружил,  что  его  больше  не  окружает
скрученное железо. Он медленно шел в чистой воде. Впрочем, он плыл недолго -
металлические пальцы не очень-то ласково подхватили его и понесли в  ревущую
ночь.
   Издалека  донеслись  четыре  отрывистых   приглушенных   взрыва.   Что-то
подсказало Франклину, что он отвечает за два из  них.  Но  ему  не  пришлось
увидеть короткого и драматического  зрелища,  когда  в  ста  футах  под  ним
сработали радиодетонаторы  и  огромная  вышка  развалилась  надвое.  Секция,
которая придавила подводную лодку была слишком тяжела, бочки с воздухом  все
еще не могли ее поднять, но теперь макушка  перевесила,  исполинские  качели
соскользнули в сторону и рухнули на дно.
   Освобожденная от оков лодка направилась вверх, ускоряя  ход.  Она  прошла
совсем близко от  Франклина,  он  даже  ощутил  ток  воды,  но  был  слишком
ошеломлен, чтобы понять, что  это  означает.  Он  еще  сражался  с  туманом,
который окутал его мозг. На глубине около  восьмисот  футов  Франклин  вдруг
начал реагировать на ядовитые наказы Хенсона и даже, к великому  облегчению,
коммандера, заговорил с ним таким же языком. Вплоть до отметки семьсот футов
он лихо сквернословил, потом окончательно пришел в себя и смущенно запнулся.
Только сейчас до него дошло, что задача выполнена и  спасаемые  уже  намного
его обогнали, идя к поверхности.
   Франклину нельзя было всплывать так быстро. На глубине трехсот футов  его
ожидала декомпрессионная камера; в ней ему  предстояло  без  особых  удобств
лететь в Брисбен и ждать восемнадцать долгих часов, пока  ткани  не  отдадут
растворившийся в них избыточный газ.
   И когда, наконец, врачи отпустили его на волю,  разумеется,  было  поздно
изымать магнитофонную ленту, которая обошла кабинеты Отдела китов. Для всего
мира Франклин был героем, но зазнайство ему не грозило, ведь  он  знал,  что
все его подчиненные с упоением слушали, как непочтительно  коммандер  Хенсон
увещевал их начальника.

Глава 25

   Поднимаясь по трапу в аппарат, из которого ему меньше чем  через  полчаса
предстояло впервые увидеть, как пропадает вдали земной шар;
   Питер ни разу не оглянулся.  Франклин  понимал,  почему  его  сын  упорно
глядит прямо перед  собой:  восемнадцатилетние  парни  считают,  что  стыдно
плакать на людях. Впрочем, то же самое можно сказать и о пожилых начальниках
отделов...
   Энн была свободна от таких предрассудков и, как  ни  старалась  Индра  ее
унять, плакала навзрыд. Только когда люк корабля закрылся  и  все  заглушила
сирена получасовой готовности, рыдание перешло в  прерывистое  всхлипывание.
Передвижные  барьеры  стали  теснить  толпу  провожающих-друзей  и   родных,
кинооператоров и представителей Комитета по делам космоса.
   Держа жену и дочь за руки, Франклин дал увлечь себя человеческому потоку.
Какая смесь надежд и тревог, радостей и  печалей  окружала  его  сейчас!  Он
попытался вспомнить, что чувствовал, когда сам первый раз выходил в  космос.
Это была одна из величайших минут его жизни, и, однако, все  забыто,  стерто
тридцатью годами полнокровной жизни.
   Теперь вот Питер ступил на путь, по которому когда-то следовал его  отец.
Пусть тебе повезет среди звезд больше; чем мне, сынок... Если бы можно  было
перенестись в Порт-Ловелл, когда Айрин будет встречать  юношу,  который  мог
быть ее сыном! Как-то Рой и Руперт примут своего  сводного  брата?  Наверно,
обрадуются ему; Питер не будет  на  Марсе  таким  одиноким,  каким  когда-то
чувствовал себя младший лейтенант Уолтер Франклин.
   В полном молчании истекали последние долгие минуты. Питер,  конечно,  уже
увлечен всем тем волнующим и необычным, что будет окружать его целую неделю,
горечь расставания забыта. И кто его упрекнет за то, что все его мысли  -  о
новой жизни, которая сулит столько неизведанных переживаний...
   "Ну, а моя собственная жизнь?" - спросил себя Франклин. Теперь, когда сын
стартует в будущее, вправе ли он сказать, что она удалась?
   Трудно дать исчерпывающий  ответ  на  этот  вопрос.  Далеко  не  все  его
начинания были успешными, а некоторые кончились бедой. И пусть  его  считает
героем, все равно вряд ли он достигнет новых высот: слишком много людей было
задето и возмущено, когда он  -  несколько  неожиданно  для  самого  себя  -
оказался союзником Маха Тхеро. Уж во всяком случае, ему нечего надеяться  на
повышение (да он его и не хочет) в ближайшие пять или  десять  лет,  которые
нужны, чтобы перестроить Отдел китов. Франклину ясно сказали:  поскольку  он
сам отчасти повинен во всем (во всей этой заварухе, говорили люди  попроще),
пусть теперь расхлебывает.
   Есть одна вещь, которой ему никогда не дано узнать.  Если  бы  судьба  не
даровала ему общественное признание и не столь преходящую, зато более ценную
дружбу сенатора Чемберлена, хватило бы ему решимости отстаивать  свои  новые
взгляды? Легко было, став очередным  (сегодня  всеми  почитаемым,  а  завтра
всеми забытым) героем толпы, излагать свою точку зрения. Какая бы  злоба  ни
кипела в душе у начальства, оставалось только  смириться  с  отступничеством
Франклина. Иногда он даже жалел, что его выручила прихоть судьбы. Да и можно
ли приписывать его показаниям решающую роль? Пожалуй,  да.  При  всенародном
опросе голоса разделились почти поровну; без его помощи Маха Тхеро мог бы  и
проиграть.
   Три резких сигнала  сирены  прервали  мысли  Франклина.  В  торжественной
тишине, которая казалась неестественной тем, кто еще  помнил  ракетный  век,
огромный корабль сбросил тысячетонное бремя своего веса  и  двинулся  вверх,
возвращаясь в родную стихию. В полумиле над стартовой площадкой  вступило  в
действие собственное поле тяготения корабля и земные  понятия  о  "верхе"  и
"низе" потеряли смысл. Нос нацелился на зенит, и на миг среди облаков словно
повис  чудом  заброшенный  в  небо  металлический  обелиск.  Но  тут  же   -
по-прежнему в великом безмолвии - обелиск превратился в туманную полоску,  а
затем небеса и вовсе опустели.
   Напряжение схлынуло. Кто-то вытирал  слезы,  но  большинство  провожающих
смеялись и шутили, может быть чуть громче обычного. Обняв  за  плечи  Энн  и
Индру, Франклин повел их к выходу.
   Сыну он охотно завещает безбрежное море космоса.  С  него  самого  хватит
земных океанов. В них обитают те, с кем связан его труд, - от могучего,  как
гора. Левиафана до новорожденного дельфина, который еще не  научился  сосать
молоко под водой.
   В меру своих сил и разумения он будет их охранять.  Уже  теперь  Франклин
ясно представлял себе будущую роль своего отдела, когда смотрители на  самом
деле станут покровителями всего живущего в морях.
   Всего? Нет, это, конечно, абсурд; нет средств, чтобы остановить или  хотя
бы заметно смягчить свирепствующую во всех океанах борьбу за  существование.
Но в своих отношениях с родственными ему  огромными  млекопитающими  человек
может,  так  сказать,  положить   начало,   навязать   частичное   перемирие
кровожадной природе.
   Невозможно предугадать, во что это выльется в отдаленном будущем.
   Даже смелый и  еще  не  осуществленный  замысел  Люндквиста  -  приручить
косаток - может оказаться лишь слабым намеком на то,  что  свершится  уже  в
ближайшие десятилетия. Кто знает, не  принесут  ли  они  ответ  на  загадку,
которая до сих пор владеет его умом и к решению которой он был  так  близок,
когда подводное землетрясение отняло у Франклина его самого дорогого друга.
   Завершается едва ли не лучшая глава его  жизни.  Конечно,  трудности  еще
могут быть, и немало, но вряд ли будущее припасло  для  него  такие  задачи,
какие выдавались прежде. В известном смысле он выполнил  свою  миссию,  хотя
работа только начинается.
   Франклин еще раз поднял взгляд в пустое небо, и в памяти,  как  волна  на
мелководье, возникло то, что сказал ему Маха Тхеро, когда они возвращались с
Гренландии. Разве можно забыть слова, от  которых  холодок  под  ложечкой...
"Когда, придет это время, вполне возможно, что  превосходящие  нас  существа
будут обращаться с нами так, как мы обращались с другими  обитателями  нашей
планеты".
   Может быть, и глупо подчинять свои мысли и поступки  призрачным  догадкам
об отдаленном и непостижимом будущем, но он не жалел о сделанном. Пристально
глядя в голубую бесконечность, которая поглотила его  сына,  Франклин  вдруг
почувствовал, что звезды совсем близко.
   - Дайте нам еще сто лет, - прошептал он, - и мы  встретим  вас  с  чистой
душой и чистыми руками, в каком бы облике вы нам ни явились.
   - Пошли, милый, - позвала его Индра; ее голос чуть-чуть дрожал. - У  тебя
осталось совсем мало времени. Из отдела звонили и  просили  напомнить  тебе:
через полчаса начнется заседание Комитета межведомственной стандартизации...
   - Знаю, - Франклин решительно высморкался, словно поставил точку. - Я  их
не задержу, не бойся.