или срок! Сейчас они опять вооружены под завязку: слепящие фонарики у них, пищалки-вырубалки, газухи, шокеры, пневмо-парализаторы, ручники-огнеметы, а у нормального человека за ремень с медной пряжкой имеют право изъять кредитку на полгода! Всем, кто раньше занимался борьбой, боксом, фехтованием, карате, ушу, всем: и профи, и любителям - жандармы после Трехдневной предъявили ультиматум - или в ментуру вербуйся, или в армию, или под жесткий надзор в колхоз, на крестьянский паек...
     - Всем?
     - Всем, кого вычислили. Меня, например, забыли сосчитать, козлы!.. Верующие в Кахуну и быдло суеверное считают этого ниггера абсолютным бойцом, который обитает как раз где-то здесь, на границе, в лесах, и который... О, сэнсей! Табачные часы остановились! Я ухожу в сторону счастья, лечиться. До завтра, Шаман. Жрать захочешь, не стесняйся, проси у Кольки, накормит...

Глава 4

ПРОДАВЕЦ СЛ‚З

     Хохлик двигался обычным маршрутом, от площади Дзержинского по Мясницкой к метро ?Чистые пруды?. Ранняя осень баловала теплом, и Хохлик оделся по-летнему. Тощие ноги в сандалиях затянуты в узкие шорты. Настолько узкие, что бегать в них невозможно и, естественно, махнуть ногой как следует в шортах-?удавах? ни за что не получится. Модные шорты на вещевых рынках стоят дорого, да и не на всякой барахолке их купишь, места знать надо. В смысле, не везде продаются настоящие шорты фабрики имени Клары Цеткин. Самопала-то где хошь завались. Одежда с маркой ?Диво?, в просторечии - ?удав?, некоторым образом являлась компромиссом продвинутой столичной молодежи с ?силачами?, сиречь - ?представителями силовых органов?, из каковых формировались уличные патрули. Модников в шортах-?удавах?, в сандалиях, на размер больше необходимого, и в рубашонке-?удавке? (за пазухой которой невозможно ничего спрятать) минувшим летом патруль останавливал редко. Превращенных при помощи одежды в добровольных полупаралитиков-стиляг патрули силачей, как правило, презрительно не замечали.
     Мелко перебирая ногами, Хохлик добрался до магазина ?Чай?. Остановился, разглядывая витрину и поправляя тугой ворот рубашки. В витрине отразилось трое силачей на другой стороне улицы, усиленных маленькой толпой ?слоников?. Усиленный патруль отражался в стекле тускло, и все же Хохлик засек, как недобро покосился на его худую обтянутую спину белобрысый здоровенный слоник в камуфляжном комбинезоне без знаков различия. Слоники - это полная майна! Хоботки с ушами! Ненавидел Хохлик слоников всей душой. И они, бивни проклятые, будто чуяли его ненависть на расстоянии. Однажды Хохлик не сдержался, обложил матом плюнувшего ему на сандалии слона и так схлопотал хоботом (резиновой дубинкой) по жевалке, что пришлось вызывать ?Скорую помощь?. Обиделся слонище совсем не на матерную ругань, а на проскользнувшее в потоке брани словечко ?бивень?. За ?слона? или за ?бивня? дюжие парни из ?Добровольных Рабочих Дружин? могли вообще убить. Хохлику, считай, еще повезло, отделался сломанной челюстью и сотрясением мозга.
     Хохлик вспоминал прискорбный случай из своей бурной биографии, а слоник на другой стороне улицы между тем окликнул дружка-бивня и ткнул грязным пальцем в сторону модника.
     - Майна... - прошипел Хохлик и полез в накладной карман рубашки за портсигаром. Надо поспешить, достать помеченную сигаретку и закурить. Жалко табака со слезой, но жизнь дороже. Окажется среди силачей нюхач, и майнуй под землю на метр! Не успеет Хохлик сознаться, рассказать, как уж скоро год стучит ментам на коллег толкачей. А успеет - толку чуть. Все толкачи-крокодилы, взятые с поличным, обзываются внештатными информаторами, лишь бы, в соответствии с указом 2/4 (от второго апреля прошлого года), не получить здесь же, на месте, укол инъектором, лишь бы попасть в крытку, где останется шанс заложить всех, кого знаешь, вымолить у следака статью 26-Ж, а пусть и 26-Е, все лучше, чем честным толкачом помереть от инъекции цианида.
     - Вира, - прозвучало рядом. Очень тянуло повернуть голову на голос, но Хохлик переборол себя. И так узнал гнусавый выговор знакомого монаха Дюши.
     - Вира помалу, Хохлик. Силачи чешут наши берега. Крокодилы спины греют, монахов слоны топчут. Хоп?
     - Хоп, - ответил Хохлик понятливо. Вгляделся пристально в стекло витрины, в отражение тыкающего в спину Хохлику слоника, и увидел, как другой бивень пренебрежительно махнул рукой. Указующий перст опустился, бдительный слоник утратил нарождающийся нехороший интерес к моднику на другой, нечетной стороне улицы.
     - Четко ваш берег чешут? - Хохлик искоса поглядел на переминающегося с ноги на ногу Дюшу.
     - Хоп, - подтвердил Дюша. - На Ксендза у силачей гнилой зуб вырос, сам знаешь.
     - Я с мороза не мотаю, Дюша, за каким копытом Ксендзу мажорные мотивы? Толкали бы слезы, как мы на своем берегу, без мажора. Третий раз за месяц вас чешут. По второму-четвертому, я на ухо принял, восемь монахов за месяц на иглу наткнулись. Мало вам майны?
     - Вира, Хохлик! Вы, крокодилы, за червонцы на берег выползаете, а мы за песню. Разница, как чистый-нечистый, хоп?
     Хоп! Все правильно! Две крупнейшие московские группировки руководствуются диаметрально противоположными принципами. Монахи толкают травку за идею. Нет, конечно, и монахи свою выгоду блюдут, но у них имеется своя религия, придуманная лидером по кличке Ксендз. Толкачи-монахи сами товар берут, сами сдают страждущим и сами же бабки в казну несут, сделав на доверии отстежку в карман (доверие - доверием, однако ежели чего не так, и монахи, так же как крокодилы, отвечают кровью). А люди Крокодила работают за интерес, и только за интерес, без всякой лирики, без всякого мажора и песен. Раньше и крокодилов, и монахов фифти-фифти поровну гасили. С тех пор как Ксендз и Аллигатор (неприятная кликуха, на которую Крокодил обижался) поделили город поровну - одному достались четные стороны улиц и участки тротуара на площадях подле домов с четными номерами, а другому, соответственно, перепало в вотчину все нечетное - с тех пор ?правый берег? монахов патрули чешут гораздо чаще, чем левый, четный бережок. Реки-улицы и запруды-площади разделили идейных и алчных толкачей, облегчив жизнь силачам. И менты, и армейские, и жандармы, и, тем паче, особисты пуще ненавидят шибко идейного Ксендза, чем сухого прагматика Крокодила. Все правильно! Хоп! Но Хохлику вдруг стало обидно за своих, и он возразил:
     - Хоп, Дюша. Хлоп! Аплодисменты, бис. Ты на ухо принимал песню про Белого Кахуну?
     - Майна в миноре! Ксендз и на Черного Кахуну ухо не точит, а на Белого глохнет, хоп? Слезы бога - других тем нет. Плачет бог по человеку, из его слез, будто из семян, плакун-трава прорастает, и люди...
     - Бис! Выключай радио. Мне проповеди монаха в ухо не прут. Жителям плыви пой. Правый берег прочесал, греби к себе, Дюша, мажорь, коллега. Хопи-и-хоп!
     Запихнув портсигар обратно в накладной карман стильной рубашки, пристроив ?смоченную? слезкой сигарету за ухом, Хохлик не спеша двинул к метро. Одетый в заляпанную краской робу строительного рабочего Дюша проводил стилягу хмурым взглядом и потянулся к ручке входной двери в магазин ?Чай?.
     Хохлик шел краешком пешеходной дорожки, шаркая сандалией по бордюрному камню, зыркая по сторонам рыбьим глазом, выискивал среди редких прохожих ?плаксу?. Праздношатающихся граждан в центре столицы было, как всегда, мало. Беженцы предпочитали кучковаться за Садовым кольцом. Навстречу брели нищие, этим и патрули, и все вообще - копытом, шагали домохозяйки с тяжелыми плетеными сетками, полными продуктов, чеканили шаг мальчишки, курсанты ремесленного училища. Взгляд Хохлика продолжал искать клиента, который... Хохлик посмотрел на часы... который вот-вот должен появиться. Хохлик всегда назначал время толчка с запасом и учетом возможных собственных внеплановых задержек на маршруте.
     Плакса возник секунда в секунду, как и предписывалось. Издали заулыбался, подобострастно прогибаясь в пояснице. Поравнялись. Плакса загородил Хохлику дорогу.
     - Извините, молодой человек. Сигареткой не угостите безработного?
     Плакса изображал попрошайку весьма убедительно. Канючил громко, ничуть не смущаясь случайных прохожих. Растрепанный ветеран умственного труда с лицом, изуродованным интеллектом, в костюме довоенного покроя, он, наверное, действительно тужил на карточки безработного. При всем старании Хохлик не мог догадаться, как этот потрепанный плакса добывает налик на слезинки. Впрочем, его, плаксы, дело бабки дыбать, а забота Хохлика толкануть слезу толково.
     - Хоп. - Хохлик тряхнул головой. Сигарета, доселе торчавшая за ухом, упала на асфальт.
     - Спасибо вам, молдой чек! - Клиент поспешно подобрал бумажный цилиндрик, начиненный табаком вперемешку с травкой, дарующей счастье всем без разбора, даже таким, как этот, жалким типам.
     - Кури, копыто. Вира!
     - Оо-о! - Плакса поднес сигарету к близоруким глазам. - Цигарка ?Кишинев?! Богато живете, молодой человек. Я ее вечером дома выкурю, со вкусом. Роскошь! Что бы мы делали, если бы Молдову в Трехдневную разбомбили, правда?
     - Курили бы самосад. Хоп! Ты, копыто, и на самосад кредита не имеешь. Застынь. - Хохлик с трудом просунул палец в карман тесных коротких штанишек. - Вира! Нащупал...
     Хохлик вытянул из кармана копейку, вложил денежку в заранее растопыренную пятерню плаксы.
     - Хоп! Дурил с мороза поправить тебя на семь копеек, отменил программу, мацай копчик.
     Кодовое словосочетание ?семь копеек? - понятная плаксе инструкция, где и когда в следующий раз на маршруте поджидать дилера.
     - О, спасибо, молодой человек! Я копеечку в обменник снесу, разменяю и с нищим на паперти поделюсь, дам осьмушку меди и велю, чтоб за вас молился, за вашу доброту!
     - Расколи копчик, раз замерз, - равнодушно пожал плечами Хохлик, а про себя подумал: ?Попробуй не скинь нашему юродивому рыжий четвертачок за слезку! Раскроить сигарету, отделить травинки от табака на ходу - полный мажор, зажевать слезу с табаком - не будет песни, а задарма с товаром далеко не учешешь, цуцик!?
     Сам того не желая, Хохлик огляделся по сторонам. Где-то здесь, недалече, сечет плаксу незнакомый Хохлику боевик. Секачу известно время толчка, и Хохлика боевик, конечно, знает в лицо. Сейчас пристроится боец хвостом за плаксой и поведет клиента, пока жаждущий счастья не рассчитается за дозу. Пока не отдаст рядящемуся под нищего человеку Крокодила плату за травку и пока псевдонищий не просигналит боевику-соглядатаю: ?Хоп, мажор?. И пусть только рискнет плакса на шару травкой попользоваться! У Крокодила оркестр сыгранный, каждый инструмент свою партию держит, не стучи копытом, хоп!
     - Еще раз спасибо вам, моло...
     - Хлоп! Аплодисменты. Соскреби иней, копыто. Дарю совет - домой дочапаешь, сними сельдь и выкинь. Селедка матерчатая?
     - Галстук? Да, молодой человек, галстук старинный...
     - Бис! Купи бумажного сельдя на шею. Патруль за тряпочную селедку легко пришьет ношение удавки, а вдруг и пращи. Хоп?
     - Спасибо за совет. Я как-то не думал, что галстук возможно рассматривать в качестве оружия. Я...
     Хохлик утомился слушать плаксу. Пнул клиента плечиком и пошел дальше, к метро. Копыто несчастное! Плакса не понимал, что про галстук Хохлик запел для проверки. Майнула плаксу мелодия про удавку и патруль, значит, страха не потерял, значит, часто еще им встречаться, этому, конкретному, клиенту и толкачу. Все плаксы одинаково кончают - жуют слезу и открывают газ. Или траву под язык, в ванну нырк и бритвой по венам. Но дозы за три до последней потенциальный самоубийца начинает забывать об элементарной осторожности, теряет чувство опасности. Заранее выявить такого плаксу и сообщить разводящему - обязанность правильного толкача.
     Спустившись в метро, Хохлик с большой неохотой вытащил из нагрудного кармана портсигар, открыл железную коробочку, достал надежно спрятанную под крышкой именную кредитку. Как и все посетители метро, Хохлик просунул кредитную карточку в щель турникета и подождал секунд десять, пока считалась зафиксированная на карте информация о его модной личности и списались два кредита за вход. Мало радости осознавать, что вот сейчас тебя зафиксировали компьютеры силачей и, пока ты в подземке, пока на выходе не отметишься, сунув кредитку в приемник точно такого же, только бесплатного турникета, за тобой следят видеокамеры на станциях и в вагонах. И не бесплатно следят, что характерно. Полкредита из двух входных идут силачам ?за услуги по оказанию безопасности?, копыто им в горло! Можно, конечно, утешаться, воображая, как пьяный слоник спихивает тебя с эскалатора. Как его потом вяжут кроты, а тебе выплачивают червонец подземной страховки, входящей в перечень услуг по безопасности. Одна беда - слоники в метро не ездят. Дорого бивням под землю лазить. Метрополитен - транспорт для обеспеченных. Цены на метро подскочили еще во время Трехдневной. Подземка-то, она, помимо прочего, еще и бомбоубежище. Сейчас народ бомбежек не ждет, и все равно работяге с его трудовой кредиткой влом кататься по особо защищенным транспортным артериям. А вот у Хохлика карточка завидная, официально выправленная папашей-бизнесменом для сынули-иждивенца кредитка категории ?Ч?. Батяня у Хохлика крутой, валютную лицензию имеет и право на деятельность вне реального сектора экономики. Редкое право! Был бы батя по жизни не столь жаден, копыто в лед, стал бы Хохлик слезки толкать, ждите! Но папик скупердяй, и приходится Хохлику чуть ли не ежедневно подвисать у края, дабы налик звенел минором на кармане. Двойной край у Хохлика - на иглу по указу 2/4 подсесть боится и бойцов крокодиловых опасается. Все толкачи-крокодилы, когда их вяжут с поличным, обзываются стукачами, а Хохлик взаправду стукач, на самом деле месяцев десять как завербован внештатным осведомител
ем. И в данный конкретный момент толкач-стукач по, кличке Хохлик спешит на встречу с куратором из МВД. Полная майна, не бей копытом, хоп?
     Развалившись на диванчике в полупустом вагоне метропоезда, Хохлик скучал десять минут, без всякого интереса изучая рекламные плакатики над раздвижной дверью. Сошел с поезда на платформе ?Октябрьская-радиальная?. Не торопясь прошвырнулся по станционному залу мимо лесенки перехода на Кольцевую к ажурной решетчатой дверце в торце рукотворной пещеры. За дверцей - небольшая ниша и ступеньки вниз, еще глубже под землю. Хохлик смело открыл дверь, шагнул в нишу, спустился по ступенькам и очутился в кабачке со стебным названием ?Сальери?.
     Тихо играла музыка. Из динамиков под низким потолком звучал хит последних недель, композиция ?Сон? группы ?Дэ Зэ?. В слабоосвещенном пространстве питейного заведения Хохлик ориентировался лучше, чем дома. Уверенно лавируя между столиками, по большей части свободными, модник благополучно пробрался в самый дальний угол, взгромоздился на высокий табурет у стойки бара. Все табуреты справа и слева были пусты, скучающий бармен, облокотившись спиной о стойку, смотрел телевизор.
     - Кока! - окликнул бармена Хохлик и, тут же вспомнив, что Кока глух, как пень, постучал костяшками пальцев по блестящей алюминиевой стойке.
     Кока, уловив вибрацию алюминия, резво обернулся, сразу же узнал посетителя, заулыбался.
     - Привет, Хохлик! Как всегда, ?Желтый цветок??
     - Майна! Чисто водку. Стоху.
     - Что? - не понял глухой, внимательно глядя на губы клиента.
     - С-т-о г-р-а-м-м б-е-л-о-й, - внятно, по буквам, произнес Хохлик. Кока кивнул, обернулся к полкам, заставленным разнообразными бутылками и бутылочками.
     ШЛЕП! Хохлик получил ощутимый удар неплотно сжатым кулаком промеж лопаток, едва не свалился с высокого табурета, вскрикнул:
     - Ой!..
     - Вира, Хохлик! Эт я, мой сладкий! - На соседний табурет слева, шумно сопя, забрался затянутый с ног до головы в черную мягкую кожу небритый, смазливый тип с сережками в лопоухих ушах. - Не засек, как я подкрался, милашка? Гы-гы-гы-ы-ы...
     Тип гнусаво заржал, противно брызгая слюной.
     - Здравствуйте, - на краешек высокого сиденья справа от Хохлика присела изящная, смуглая дама в мини-юбке и совершенно прозрачной блузке. С виду - классическая центровая путана.
     Лопоухого Хохлик знал, дамочку видел впервые. Лопоухий мен, нарядившийся голубым, - куратор из МВД. Дамочка... Наверное, тоже офицер милиции в маскарадном костюме.
     - Ваша водка. - Бармен Кока поставил на стойку перед Хохликом запотевший стопарик, взглянул на новых посетителей, подмигнул лопоухому. - Привет, Петя! Как всегда, ?Розовый жемчуг??
     - Розовый, лапуля. Вермута побольше, без льда.
     - Что?
     - Бе-з ль-да.
     - Спасибо, я понял. А вам, мадемуазель?
     - А мне сок.
     - Скотч?
     - С-ок. А-пель-си-но-вый сок.
     - Спасибо, понял. Сей момент.
     - Он глухой? - спросила дама у Хохлика так запросто, будто была знакома с юношей давным-давно.
     - Хоп. Кока на уши не принимает, - немного смутившись, ответил Хохлик, исподволь разглядывая соседку.
     Красивая. Волосы черные, прямые, спадают на плечи непослушными жесткими прядями. Высокие скулы, глаза чуть раскосые. Губы... Губы - непонятно какие, ярко-красная помада маскирует их истинную форму. И соски сквозь блузку просвечивают, тоже ярко-красные, словно напомаженные.
     - Не понимаю, что вы сказали? - Дама перехватила блуждающий по ее острым маленьким грудям взгляд Хохлика и едва заметно понимающе улыбнулась.
     - Хоп... - Хохлик зарделся, поспешно отвел глаза от манящих упругих холмиков, между которыми, словно украшение, разместился татуированный ЗНАК. Точно такой же, как и на впалой груди толкача. - Мажор со слухом у Коки, майна...
     - Бис! - Хохлика пихнул под ребра затянутый в кожу локоть куратора. - Майна, толкач! Подруга кольца не мотает! Иначе говоря, мадемуазель... гы-гы-гы... ах, простите, мадам, на сленге, привычном для молодежи, обитающей в пределах Садового кольца, разговаривать не обучена. Фатима Рустемовна два дня как приехала в столицу. Она у нас командировочная... Знакомьтесь, Фатима Рустемовна, - это Хохлик, копытом его в лоб... Опаньки! Спасибо, Кока, мерси, лапуля.
     Бармен осторожно установил перед лопоухим фужер с соломинкой, протянул даме бокал с соком.
     - Благодарю. - Фатима Рустемовна изящно приняла оранжевый бокал, подарив бармену белозубую улыбку.
     - Еще что-нибудь?
     - Спасибо, лапуля, ничего не надо. Смотри телик.
     - Что?
     - Ти-ви смо-три!
     - Да. - Кока послушно отвернулся к экрану телевизора, где играли в футбол, кажется, ?Зенит? со ?Спартаком? (и, кажется, ?Зенит? выигрывал).
     Бармен превратился в часть интерьера, в одушевленную мебель, а лопоухий продолжил:
     - Фатима Рустемовна, вы учтите, наш Хохлик - мальчик, облитый дерьмом с ножек до головенки. С ним церемониться нет резону. Откажется вам помочь, я ему живо указ два дробь четыре организую!.. Мотаешь, Хохлик? Полная тебе майна, хоп? Подруга - особистка, хоп? Споешь, о чем она попросит, фальшиво, и обещаю иглу прям здесь и щас! Мотаешь, толкач? Или мне к...
     - Не нужно! - перебила милиционера особистка. - Зачем же пугать юношу? Рациональнее объяснить внештатнику всю серьезность проблемы, и, я убеждена, он нам... мне поможет. Хохлик... Хохлик - это кличка, а на нормальном языке как вас зовут, юноша? Представьтесь, пожалуйста.
     Хохлик вконец засмущался. Уставился на стопарик с водкой, пробурчал еле слышно:
     - Паша я...
     - Павел? - Фатима Рустемовна смочила красные губы оранжевым соком, лизнула помаду кончиком розового языка. - Красивое имя, очень мужественное. А как вас по отчеству?
     - Павлович.
     - Вот как?! Вы у нас, получается, Пал Палыч. Солидно, мне нравится. Послушайте, Пал Палыч, я пришла сюда попросить у вас помощи. Я - офицер особого отдела. Из провинции, о чем уже было сказано. Я, Пал Палыч, попала в неприятную ситуацию. В нашей губернии некоторое время тому назад зародились слухи о некоем Белом Кахуне, мне поручили разыскать персону, являющуюся источником этих слухов, но я обманула ожидания начальства. Я упустила фигуранта Кахуну. Я имею данные о том, что господин, прозванный молвой Белым Ка