P.S. Информация о ?Ткачах? крайне противоречива и субъективна. Основана на анализе новейшего городского фольклора и умозаключениях аналитиков. Следует особо отметить: .в обиходе слово ?ткач? постепенно вытесняет англоязычное ?киллер? и одновременно является синонимом устаревшего ?масон?.

     Орден ?Белой Стрелы? /в обиходе ?Стрелки? с ударением на ?и?/.
     Глобальная цель - подготовка к вторжению /?походу?/ на Дикие Земли /Д.З./, а также отражение возможной в скором времени, по мнению ?Стрелков?, агрессии Д.З.
     Текущие задачи - выявление, разоблачение и физическое уничтожение /?инквизиция?/ эмиссаров Д.З. /?черных скаутов?/.
     Идеологическая подоплека: ?Дикие Земли - цветы Зла. Семена Зла сеет черный ветер, ростки зла рядом, их аромат прекрасен для слепцов, но мы зрячие!
     Сорви цветок-сорняк! Укрась тело врага розами рваных ран!?
     Техника боя предполагает применение скрытого и импровизированного оружия, орудий и подручных средств, в соответствии со ?Школой Семеновой?, а также изучение общевойскового рукопашного боя, методик выживания в экстремальных условиях ?Сель? и ?Кортес?, способов нейролингвистического самопрограммирования и биоэнергетической коррекции.
     Штаб-квартира ?Белой Стрелы? расположена предположительно в Подмосковье /более точной информации на сегодняшний день нет/. Наибольшее количество членов Ордена выявлено в Москве, С.-Петербурге, Ростове, Казани.

     Общество ?Детей Авеля? /в обиходе ?Дети?/.
     Глобальные цели и задачи как таковые отсутствуют. Активно себя никак не реализуют. Реальных случаев агрессии либо ярко выраженного антиобщественного поведения не зафиксировано.
     Базовые принципы сформировались во время второго раскола Р.П.Ц. Отвергают идею ?непротивления злу насилием?. В основе идеологии - ?принцип адекватного ответа?.
     Техника боя - строго без оружия и вспомогательных средств, модификация ?Айки-дзюцу?, ?Ци-на? и ?Системы Шадрина?. Большое внимание уделяется системам ?Ци-гун? и ?Радужный поток?.
     Наиболее известные объединения: ?Ленинградцы? (С.-Петербург), ?Дети Калуги?, ?Рука Авеля? (Москва), ?Братья и сестры? (Екатеринбург).
     3. Когда ты пишешь про ?апокрифы?, слишком много внимания уделяешь инопланетным темам и незаслуженно мало политическим. ?ЗНАК - ЗАГОВОР МИРОВОГО ПРАВИТЕЛЬСТВА?, ?ПЕРЕДЕЛ МИРА?, ?ПРАВДА О ЗНАКАХ? - эти всем известные писания ты даже не удосужился помянуть в библиографии. Плохо.
     ?Феномен ЗНАКА не существует! Комплексное воздействие на массовое сознание породило величайшее заблуждение в истории Человечества?... - цитирую по памяти строчку из ?ПРАВДЫ О ЗНАКАХ?. Оценил? Минимум параграф о версии ?фикция? (кстати, до конца так и не опровергнутой) ты написать обязан!
     4. В целом раздел о религиозных сочинениях недурен, но меня удивило и огорчило, что ты забыл про такие перлы самиздата, как ?ЗНАК БОЖИЙ? и ?ШАМБАЛА В ДИКИХ ЗЕМЛЯХ?. Исправься.
     5. Алфавит сибирских рун ты переврал. Смысловой ряд пяти старших рун следующий: ВЕТЕР-ИСТИНА-ВРЕМЯ-ГОРЕ-КАМЕНЬ. Западу соответствует СВОБОДА (ВЕТЕР), востоку ИДОЛ (КАМЕНЬ). В центре ВРЕМЯ. На севере МУДРЕЦ (ИСТИНА), на юге ЧЕЛОВЕК (ГОРЕ). Не поленись, снабди иллюстрацией.
     6. О побочных влияниях ЗНАКА на организм я бы не писал совсем - замучаешься со статистикой. Сошлись на работы Козловского и хватит. Игорь Игоревич твой оппонент, помни об этом. Старый козел растает, когда выяснится, что соискатель не посмел спорить с рогатым мэтром. Тот еще козлИще, довоенной закалки.
     Подвожу итог: браво, юнкер! Учти мои замечания, Тима, сделай соответствующие дополнения, подкорректируй текст и садись за автореферат.
     Всегда рад помочь.
     Ротмистр Карпов Е. И.

Глава 1

ВЕЧЕР

     Март напомнил о капризном характере недоношенного первенца весны, расплакавшись кляксами мокрого снега. За окошком бушевала самая настоящая вьюга. Стоило заглянуть в прореху меж штор, и робкое желание ехать домой исчезало совершенно. Дома Евграфа Игоревича Карпова ждали холодные стены и пустой холодильник, а в служебном кабинете было тепло и уютно. И в кофеварке булькал ароматный напиток. И пачка сигарет под рукой. И есть чем заняться.
     Звездочки на дисплее компьютера лениво перемигивались, создавая иллюзию остановившегося времени. Огонек лампы под зеленым абажуром отражался в стеклянном циферблате часов с одной-единственной короткой стрелкой, которая незаметно для глаз подползала к риске, помеченной цифрой девять. Шелестели, перешептывались бумаги на столе, ворчливо поскрипывало кожей казенное кресло, скрипело золотое перо, марая бумагу чернилами. Евграф Игоревич работал, ему было хорошо и спокойно. Немного ныло, откликаясь на непогоду, левое колено, но к этому нытью он давно привык, он давно научился игнорировать неприятные ощущения, концентрируясь на приятных. Ему едва перевалило за тридцать, а он уже задумывался над глубинным смыслом расхожей фразы, то ли поговорки, то ли афоризма: ?Если бы молодость знала, если бы старость могла?. Или это не поговорка и не безымянный афоризм, а чья-то цитата? Быть может, хотя какая разница? В свои тридцать с небольшим Евграф Игоревич имел совершенно седые волосы, лицо, изъеденное морщинами, навсегда разогнутое левое колено и чин ротмистра, соответствующий восьмому классу табели о рангах. Мало кто в жандармерии сомневался в том, что годика этак через два быть Карпову подполковником. Вельможные старцы общались с Евграфом Игоревичем на равных, ровесники обращались к нему на ?вы?, его побаивались, а значит, и уважали, с ним редко кто спорил, ему почти никогда не отказывали. Наверное, будь у Евграфа Игоревича обе ноги здоровые, тогда бы нашлись и завистники, а завидовать человеку с негнущейся нижней конечностью, формально - инвалиду, без семьи, без любовницы и даже без любимой собаки, такому человеку как-то не получается искренне, от всей души позавидовать. Какой бы ни была душонка, а сопротивляется генерировать черную слепую зависть по отношению к колченогому господину жандармскому ротмистру, без пяти минут подполковнику.
     Без пяти приблизительно девять (примерно двадцать пятьдесят пять), точнее по часам без минутной стрелки не определишь, зазвонил телефон на столе у Евграфа Игоревича. Знатный телефон, подарочный, с вращающимся диском и трубкой на витом проводе.
     - Ротмистр Карпов слушает.
     - Алло, Евграф Игоревич, это Тимур.
     - Привет, Тима. Слушаю тебя внимательно.
     - Господин ротмистр, прошу прощения за поздний...
     - Отставить преамбулы, юнкер! Слушаю.
     - На Чистых прудах случай совершенно идентичный прошлогоднему питерскому глухарю.
     - Когда?
     - В двадцать ноль две околоточный услышал выстрелы. Большой Харитоньевский, дом девять, квартира двадцать девять, первый подъезд, последний этаж. Околоточный нечаянно проходил по переулку, услыхав стрельбу, блокировал парадную, вызвал патруль, и мы...
     - Ты сегодня в патруле?
     - Я, Ипполит и Галактион. Прибыли через двенадцать минут. Околоточный...
     - Не томи, Тима! Взяли?!
     - Так точно, господин ротмистр! Он, шельма, в окошко собрался спикировать, но мы...
     - Понятно, юнкер. Постарайся не лопнуть от гордости до моего приезда.
     - Когда вас ожидать?
     - Выезжаю немедленно.
     - До вашего приезда ничего не...
     - Разумеется.
     - Но околоточный, дубина, уже...
     - На месте договорим. Еду, отбой..
     Евграф Игоревич положил на рычаг эбонитовую телефонную трубку, коснулся кнопки селекторной связи, нагнулся к микрофону, приказал коротко: ?Дежурный, мою машину к подъезду?, и отпустил кнопку, встал. Отъехало, пискнув подшипниками, скрипнув кожей, кресло на колесиках. Первые шаги по ворсу ковра Карпов сделал, опираясь на стол. Дальше поковылял к дверям, к вешалке, без поддержки. Лучше не скажешь - поковылял. Переваливаясь с боку на бок, вынося вперед негнущуюся ногу, при этом, помогая себе удерживать баланс, нелепо размахивал растопыренными руками. Вот и вешалка. Вот и черный длинный плащ, мягкая шляпа, сучковатая трость. Красивая трость, ежели вообще прилично говорить о красоте предмета, помогающего передвигаться инвалиду. Трость деревянная, стилизованная под обрубок молодого дубка. Как будто срубили деревце под корень, обтесали веточки, сняли кору и отполировали. Из мнимого корня на конце обрубка мастер-столяр выточил ручку, изящно-корявую загогулину. А мастер по металлу украсил загогулину-ручку витиеватой серебряной нашлепкой - литой, объемной головой льва. Гривастая голова зверя торчит в излучине загогулины. Когда опираешься на трость, стиснув Т-образную ручку в кулаке, большим пальцем можно дотянуться и погладить львиную пасть. На другом конце трости менее презентабельный резиновый набалдашник, весь стесавшийся, стертый. Евграфу Игоревичу приходилось ежедневно много ходить. И не только по коридорам Жандармерии. Это без трости он ковыляет, а опираясь на палку, практически бегает, перемещается быстро и ловко, так, что скрип резинки набалдашника звучит одной непрерывной нотой.
     Ротмистр Карпов предпочитал одеваться в ?гражданское?. Ежедневно, за исключением праздничных дней или показательных мероприятий, Карпов носил один и тот же костюм, плащ и шляпу. На самом деле все предметы одежды Евграф Игоревич периодически менял, но менял на их точные копии. Когда из года в год носишь одно и то же, окружающие перестают замечать твою одежду и наконец-то замечают тебя.
     Карпов посмотрелся в зеркало, прилипшее круглым блином к стенке возле вешалки, поправил шляпу, одернул рукава плаща, взял палку в левую руку и вернулся к столу погасить настольную лампу. Кабинет погрузился во тьму. Лишь сквозь щель в шторах пробивался бледно-желтый, мигающий лучик качавшегося на ветру фонаря. Левая ладонь ротмистра привычно сжимала трость, правая на ходу залезла под плащ, под пиджак, нашла во внутреннем кармане связку ключей. Карпов открыл дверь, что вела из кабинета в приемную. Вышел, запер замок. Прошел через темную приемную, глянув мельком на стол секретарши, и очутился в длинном, просторном коридоре. Отпрянула к стене уборщица тетя Клава, засуетилась с ведрами и тряпками, засмущалась, промямлила подобострастно: ?Здравствуйте вам, Евграф Игореч, припозднились, вс„ работаете да работаете, все бы так...? Карпов кивнул уборщице, пошел к лифту. Резиновый набалдашник на палке пищал, скользя по влажному паркету. Причитания тети Клавы за спиной стихли. Старушка мелко крестила спину ротмистра, она была уверена - на усидчивом Евграфе Игорече держится вся Жандармерия. Как это водится на Руси, у мелкой обслуги свои представления о начальниках. Уборщицы, сантехники, буфетчицы и прочий рабочий класс управления Жандармерии почитали и боялись ротмистра Карпова пуще иного генерала.
     Лифт пришел сразу. Пустой. В здании безлюдно, времена бесконечных авралов канули в лету. Порядок в Державе, какового не вспомнят и столетние старухи. Идеальный порядок. Нерушимый. Большинство подданных в это свято верят. На то они и большинство. В чем-то Держава напоминает театр. Зрители в зале занимают места согласно купленным билетам. Из лож и с галерки картонные декорации кажутся вечными, а золотая краска золотом. Зрители ничего не знают об интригах в труппе актеров и забыли, как в прошлом сезоне нынешний исполнитель роли Короля скакал вокруг трона в шутовском колпаке с бубенцами.
     Охранники на выходе из здания Жандармерии молча козырнули ротмистру. Служебное удостоверение, кое положено предъявлять в раскрытом виде, осталось лежать во внутреннем кармане пиджака, и без оного Евграфа Игоревича узнали, едва он вышел из лифта, что совсем неудивительно, учитывая ?ходовые характеристики? господина офицера в штатском.
     Трость толкнула тяжелую уличную дверь. Хлопья мокрого снега хищно метнулись к свежему человеку на улице. Ветер попробовал сорвать с головы ротмистра широкополую шляпу, попытался забраться под плащ, под рубашку, добраться до голого тела. Придерживая шляпу правой рукой, левой крепче сжимая ручку трости, Евграф Игоревич огляделся по сторонам, услышал ?пип? автомобильного клаксона, увидел знакомый силуэт своей ?Ангары? и направился навстречу медленно ползущему авто.
     Дежурный за рулем ?Ангары? притормозил, остановил машину, аккуратно развернув ее левым боком к Евграфу Игоревичу. Дежурный выскочил из теплого салона, замешкался. Дежурному хотелось помочь человеку с палкой влезть в автомобильное нутро, но ограничился он лишь тем, что придержал дверцу машины, пока ротмистр Карпов заносил негнущуюся ногу в салон.
     Автомобильная дверца хлопнула, Карпов махнул рукой, прощаясь с дежурным по Управлению юнкером, пристроил трость поудобнее, взялся за руль, чуть сдал назад и, крутанув рулевое колесо, поддал газу. Плотоядно зарычав, ?Ангара? промчалась мимо памятника Пушкину, мимо одноименного кинотеатра выехала на Петровку, повернула к ЦУМу.
     От здания Управления до Чистых прудов ехать всего ничего, десять минут от силы. Дорогой ротмистр вспоминал, где бы ловчей свернуть на Большой Харитоньевский. Вспомнил, припарковался подле первого подъезда дома девять ровно в 21.30.
     Дверь парадной нараспашку, допотопный лифт ожидает на первом этаже. В кабине лифта чистые стены и четыре кнопки. Евграф Игоревич нажал на верхнюю ручкой трости, снял шляпу, стряхнул влагу с благородного фетра.
     Двери лифта разъехались в стороны. Пред очами Евграфа Игоревича предстала сияющая восторгом физиономия Тимура Ахметова.
     - Господин ротмистр, разрешите доложить о...
     - Отставить, юнкер. Из лифта мне выйти позволишь, Тима? Или как?
     - Прошу простить. - Юнкер отступил на шаг. Скрипнул набалдашник трости, Евграф Игоревич вынес свое тело из тесноты лифтовой кабины на простор лестничной площадки с лесенкой на чердак и двумя стальными ?сейфовыми? дверями. Одна дверь, помеченная номером с числом ?30?, закрыта, другая нараспашку. У порога квартиры ј 29 трое мужчин в казенных форменных одеждах. Стоят, курят. Под ногами курящей троицы кучка растоптанных чинариков. Двое в голубых мундирах, с сигаретами в зубах - коллеги ротмистра Карпова: штабс-капитан Ипполит Котосов и поручик Галактион Приловский. Кто третий, одетый в серое пузан, легко догадаться - бдительный околоточный, поднявший тревогу и вызвавший патруль. Штабс-капитан с поручиком, пыхнув сигаретками, отсалютовали ротмистру, скорее как другу, чем как старшему по званию. Околоточный, заметно волнуясь, бросил недокуренную цигарку под ноги, наступил на нее каблуком хромового сапога и встал во фронт, выпятив пузо.
     - Вольно, братец, - разрешил Карпов. - Как звать тебя, герой?
     - Власом, господин ротмистр! - отрапортовал околоточный.
     - Откуда взял, братец, что я ротмистр? Я ж в штатское одет, с палкой неуставной, в шляпе-?буржуйке?.
     - Господин юнкер вас, как вы из лифта вышли, ротмистром называли.
     - Молодца, Влас. Ушки на макушке, хвалю.
     - И... - Влас начал, сказал ?и?, будто икнул, покраснел, замолчал.
     - Ну? Говори, чего стушевался?
     - И господа штабс-капитан с поручиком про вас рассказывали.
     - Небось про мою костяную ногу сплетничали?
     - Как можно... - Мясистые щеки Власа из красных сделались пунцовыми. - Никак нет, сказывали - вы гений сыска.
     - Ох ты, батюшки! - Евграф Игоревич едва заметно улыбнулся. Более глазами, чем губами. - Господа штабс-капитан с поручиком известные льстецы и подхалимы. Ты их не слушай, Влас. Ты любимчика моего юнкера Тимку слушай. Пока я в авто трясся, надеюсь, господин юнкер с околоточным удосужились пробежаться по лестницам, произвести оперативный опрос соседей?
     - Точно так, господин ротмистр! - Влас до предела подобрал живот, закатил глаза долу и затараторил скороговоркой: - Соседи сообщили - квартира двадцать девять стояла запертой с лета. Хозяева иммигрировали в Крым. Подробностей выяснить не удалось - комендант дома болеют, лежат в Первой Градской с тромбофлебитом.
     - Вольно, Влас, вольно. Отставить бравую выправку. Ступай-ка, братец, вниз, на первый этаж и без моего разрешения в парадную никого не пускай. Никого, понял?
     - Будет исполнено, госдин ротмстр-р! Ра-а-зре-шите идти?
     - Разрешаю бежать вниз опрометью. Выполняй!
     Бег опрометью в исполнении толстяка-околоточного выглядел потешно. Влас подпрыгивал на ступеньках, хватал перила, пыхтел, а его дубинка-элетрошокер, болтаясь на поясе, колотила хозяина по тугой заднице.
     - Экий молодец! - высказался Евграф Игоревич, проводив взглядом попрыгунчика-околоточного. - Не забыть бы в рапорте его отметить.
     Юнкер Тима деликатно кашлянул, привлекая к себе внимание ротмистра.
     - Чего сказать хочешь, Тимур? Или простудился?
     - Этот, как вы изволили выразиться, ?молодец?, нас дожидаясь, всю одежду на преступнике в клочки изорвал.
     - Зачем?
     - Искал на теле преступника ?НОВЫЕ ЗНАКИ?, дубина.
     - Дубина, полагаешь?
     - Так точно, дуб дубом. Когда мы соседей опрашивали, он...
     - Верю тебе, юнкер, отставить подробности. Ступай-ка, Тима, и ты на первый этаж парадную караулить.
     - Евграф Игоревич!
     - Батюшки мои, вы гляньте-ка на него, господа офицеры! Сейчас разрыдается юнкер! Сам сказал - околоточный дубина, вот и ступай, подстрахуй недоумка на боевом посту.
     Смотреть на Тимура Ахметова было жалко до слез. Юноша осунулся, огонь в его жгуче-черных глазах потух, густые брови сползли к переносице. Возомнивший себя доктором Ватсоном при учителе Холмсе вьюнош низведен до жалкой роли статиста, как обидно, как несправедливо.
     - Выше нос, Тима. - Карпов заговорщически подмигнул юнкеру. - Обещаю, долго скучать в обществе дубины Власа тебе не придется. Помнишь, что я ему велел?
     - Никого не пускать.
     - Именно - ?никого?. Но существуют индивидуумы, которых хренушки околоточный остановит.
     - Сообщники преступника?! - глазенки юнкера полыхнули, спина выпрямилась, плечи расправились.
     - Кабы так, и одного околоточного хватило, без юнкера-жандарма. Ступай вниз, Тима. И бди. Бегом арш!
     Юноша сиганул вниз по ступенькам полутораметровыми прыжками. В два прыжка миновал лестничный пролет, в один преодолел площадку ниже этажом и пропал с глаз.
     - Умеете вы, ротмистр, заставлять людишек служить вам не за страх, а за совесть, - позавидовал поручик Приловский, в последний раз затягиваясь скуренной до фильтра сигаретой. - Досужему служаке покажется, что теряете драгоценное время в зряшных беседах с подчиненными, ан нет. Собачью преданность в людишках будите мастерски, приятно понаблюдать.
     - Спасибо за комплимент, поручик. Слава богу, на вас и без моего программирования можно положиться.
     - Будьте покойны. Остаюсь за дверью вторым эшелоном обороны. Многого не обещаю, но десять минут удержу за порогом и английскую королеву, и китайского императора.
     - Эх, кабы королева с императором пожаловали, да хоть и хан с ордой, еще полбеды... - махнул свободной от трости рукой Евграф Игоревич, входя вслед за штабс-капитаном Котосовым в двадцать девятую квартиру. Дверь за спинами Карпова и Котосова закрылась, поручик Приловский остался часовым на лестничной площадке.
     - Куда? - спросил ротмистр.
     - Жертвы в комнате справа, - показал штабс-капитан.
     Прихожая, слабо освещенная подслеповатой электрической лампочкой, продолговатый холл с ответвлением-аппендиксом на кухню и по дороге в сортир. Комната справа открыта. С порога не видно трупов в ней, но стоит пройти в холл, и картина убийства как на ладони.
     Шесть трупов. Все убитые - мужчины примерно одного возраста, лет тридцати пяти - сорока. Одеты единообразно, в темные костюмы, в белые рубашки, все при галстуках. Все шестеро рослые, стройные, подтянутые. Во всяком случае, при жизни были таковыми. У всех огнестрельные ранения, как пишут медэксперты, ?несовместимые с жизнью?. На белой ткани сорочек подсыхают кровавые пятна, на темных пиджаках кровь видна хуже. У одного пиджак расстегнут, пуля пробила галстук, оставив аккуратную дырочку в бежевом шелке.
     - Сфотографировали? - уточнил на всякий случай ротмистр.
     - А то как же? - в голосе штабс-капитана прозвучала нотка обиды.
     -