ся,  как  по  волшебству.  В  ночь  с
тринадцатого  на  четырнадцатое  последний  бешеный  порыв  ветра  рассеял
последние тучи. Гектор  Сервадак,  шесть  дней  безвыходно  просидевший  в
караульне, выбежал наружу, как  только  дождь  прошел  и  ветер  утих.  Он
поспешил к береговому утесу,  чтобы  самому  занять  наблюдательный  пост.
Прочтет ли он что-нибудь по звездам?  Появится  ли  снова  огромный  диск,
виденный им лишь одно  мгновенье,  в  ночь  с  31  декабря  на  1  января?
Откроется ли, наконец, загадка его судьбы?
   Небо сияло.  Сейчас  ничто,  даже  легкая  дымка,  не  скрывало  блеска
созвездий. Ночной купол раскинулся, как необъятная карта неба,  и  на  ней
обозначились такие далекие туманности,  которые  прежде  астрономы  видели
только через телескоп.
   Первым делом капитан Сервадак стал искать Полярную звезду, ибо  в  том,
что касалось Полярной звезды, его знания были основательны.
   Звезда нашлась, по стояла очень низко над горизонтом и,  возможно,  уже
перестала служить центральным стержнем для всей  звездной  системы.  Иначе
говоря, если мысленно продолжить ось Земли, она больше не будет  проходить
через ту неподвижную точку, которую  Полярная  звезда  обычно  занимала  в
пространстве. И действительно,  уже  через  час  Полярная  звезда  заметно
передвинулась, опустившись к горизонту, как будто она входила  в  одно  из
зодиакальных созвездий.
   Следовательно, оставалось только установить, какая звезда заняла  место
Полярной,  то  есть  через  какую  точку  неба  теперь  проходит  мысленно
продолженная ось Земли. Несколько часов подряд капитан  Сервадак  наблюдал
небо исключительно с этой целью. Новая Полярная звезда должна была  стоять
так же неподвижно, как и прежняя, посреди других звезд,  которые  в  своем
видимом движении совершают вокруг нее свой суточный оборот.
   Вскоре капитан Сервадак обнаружил, что  одна  из  звезд,  расположенная
очень близко к северному  горизонту,  как  будто  отвечает  этим  условиям
неподвижности, сохраняя свое постоянное  положение  среди  остальных.  Это
была звезда Вега из созвездия Лиры, та самая, которая вследствие прецессии
- перемещения земной оси, обусловливающего постепенное  перемещение  точек
равноденствия, - должна занять  место  Полярной  звезды  через  двенадцать
тысяч лет. А так как за две недели никак не могло пройти двенадцати  тысяч
лет, то оставалось сделать вывод, что ось Земли внезапно переместилась.
   "Но тогда, - рассуждал сам с собой капитан Сервадак, - переместилась не
только земная ось. Ведь если она проходит теперь через  точку,  так  низко
стоящую над горизонтом, стало быть, Средиземное море передвинулось в  пояс
экватора".
   И он погрузился в размышления, блуждая взором  по  небу  между  ставшей
теперь зодиакальным созвездием  Большой  Медведицей,  от  которой  остался
только хвост, торчащий из воды,  и  новыми,  впервые  увиденными  звездами
Южного полушария.
   Восклицание Бен-Зуфа вернуло его на землю.
   - Луна! - кричал денщик.
   - Луна?
   - Она самая, - отвечал Бен-Зуф в восторге, что  видит  вновь  "спутницу
ночей земных", как сказал бы поэт.
   И Бен-Зуф указал пальцем на диск, поднимавшийся над горизонтов в точке,
противоположной той, которую должно было бы в это время занимать солнце.
   Луна  ли  это,  или  какая-нибудь  другая   малая   планета,   которая,
приблизившись к Земле, казалась  крупней?  Капитан  Сервадак  попал  бы  в
затруднительное положение, если бы его попросили ответить на этот  вопрос.
Он взял довольно сильную подзорную трубу, служившую ему при  геодезических
съемках, и навел ее на неизвестную планету.
   - Если это Луна, - сказал он, - то надо признать, что  она  значительно
дальше от нас, чем прежде! Теперь ее расстояние от  Земли  исчисляется  не
тысячами, а миллионами лье!
   После тщательного наблюдения капитан Сервадак уверился в том, что перед
ним не Луна. Он не находил на этом потускневшем диске знакомой игры  света
и тени, придающей Луне сходство с  человеческим  лицом.  Он  не  обнаружил
никаких следов равнин или морей, ни тех борозд, которыми  окружен,  словно
светлыми лучами, великолепный лунный кратер Тихо.
   - Ну нет, это не Луна, - сказал он.
   - Почему же? - спросил Бен-Зуф, чрезвычайно дороживший своим открытием.
   - Потому что у этого светила есть свой спутник, своя маленькая луна!
   И в самом деле: в поле зрения подзорной трубы появилась  довольно  ясно
различимая светящаяся точка;  так  иногда  выглядит  какой-нибудь  спутник
Юпитера, наблюдаемый с помощью не очень сильного оптического прибора.
   - Но если это не  Луна,  то  что  же  это  такое?  -  вскричал  капитан
Сервадак, топнув ногой. - Это не  Венера  и  не  Меркурий,  -  у  них  нет
спутников! И тем не менее это  некая  планета,  орбита  которой  находится
внутри орбиты Земли, - ведь она тоже сопровождает  Солнце  в  его  видимом
движении. Тьфу ты, пропасть! Если это не Венера  и  не  Меркурий,  то  это
может быть только Луна, а если это Луна, то где  и  за  каким  чертом  она
стащила себе спутника?



ГЛАВА ВОСЬМАЯ,
   где речь идет о Венере и Меркурии, которые угрожают стать
   "камнем преткновения" в межпланетном пространстве

   Скоро снова взошло солнце, и  рой  звезд  померк  в  его  ослепительных
лучах. Продолжать наблюдения было уже невозможно. Пришлось отложить их  до
ночи, если только небо не будет облачным.
   Что до диска, свет которого проник  ночью  сквозь  пелену  облаков,  то
капитан Сервадак тщетно  искал  его  следы.  Он  исчез  либо  потому,  что
отдалился на очень большое расстояние, либо потому,  что  по  ходу  своего
движения отклонился в сторону, оказавшись вне поля видимости.
   Наступила поистине прекрасная  погода.  Ветер  перебросился  на  запад,
вернее, туда, где раньше находился запад, а затем совершенно утих.  Солнце
аккуратно  всходило  на  новом  горизонте  и  заходило  с  противоположной
стороны. День и ночь с  математической  точностью  сменялись  ровно  через
шесть часов, так как солнце  не  отклонялось  от  линии  нового  экватора,
проходившего теперь через остров Гурби.
   При этом температура воздуха непрерывно возрастала. Капитан Сервадак по
нескольку раз в день справлялся с термометром, висевшим у него в  комнате,
и 15 января установил, что термометр показывает в тени +50o по Цельсию.
   Разумеется, пока гурби еще  не  был  поднят  из  развалин,  Сервадак  и
Бен-Зуф приспособили под  жилье  лучшую  комнату  в  караульне.  В  первые
дождливые дни ее каменные стены защищали от ливней, а  теперь  спасали  от
полуденного зноя. Жара становилась тем нестерпимей, что солнце светило при
совершенно безоблачном небе и, пожалуй, даже  Сенегалия  и  экваториальная
часть  Африки  никогда  еще  не  подвергались  такому  беспрерывному  жару
солнечных лучей. Если  бы  температура  продолжала  держаться  на  том  же
уровне, то выгорела бы вся растительность острова.
   Верный своим  привычкам,  Бен-Зуф  не  выказывал  удивления  по  поводу
нестерпимой жары, но пот, катившийся  с  него  градом,  был  красноречивей
всяких слов.  Не  вняв  уговорам  капитана,  он  отказался  покинуть  свой
наблюдательный  пост  на  береговом  утесе   и   добросовестно   продолжал
поджариваться  на  солнце,  не  спуская   глаз   со   Средиземного   моря,
безмятежно-спокойного, как озеро, и по-прежнему пустынного.  Если  Бен-Зуф
мог безнаказанно выносить  отвесные  лучи  полуденного  солнца,  то  верно
потому, что кожа у него была дубленая, а череп бронированный.
   Однажды, увидев Бен-Зуфа "на вахте", капитан Сервадак заметил:
   - Ах вот оно что! Оказывается, ты родился в Габоне?
   На что получил ответ:
   - Никак нет, господин капитан, на Монмартре,  но  там  в  точности  как
здесь!
   А уж если наш доблестный Бен-Зуф утверждал, что  на  милом  его  сердцу
Монмартрском холме тропический климат, то спорить было бесполезно.
   Палящая жара повлияла, разумеется, и на растительность  острова  Гурби;
последствия изменения климата сказались на всей природе. В несколько  дней
соки, устремившись от корней к кронам деревьев,  пробудили  жизнь  даже  в
самых верхних ветвях; лопнули почки,  появилась  листва,  расцвели  цветы,
созрели плоды. То же самое происходило с хлебными злаками. Маис и  пшеница
росли буквально на глазах, густая трава ковром  покрывала  луга.  Сенокос,
жатва и сбор  плодов  совпали:  быстротечное  лето  и  осень  стали  одним
временем года.
   Жаль, что капитан Сервадак не разбирался  в  космографии  хоть  немного
лучше! Он бы сказал:
   "Если наклон земной оси изменился и если, судя по всем  данным,  земная
ось образует прямой угол с эклиптикой, то теперь у нас  установится  такой
же порядок, как на Юпитере: вместо смены времен года установятся  пояса  с
постоянным климатом, в которых зима либо  весна,  лето  либо  осень  будут
продолжаться вечно".
   Затем Сервадак непременно добавил бы:
   "Но, клянусь винами Гасконии, не пора ли узнать, чему мы обязаны такими
переменами?"
   Однако  столь   ранний   урожай   ставил   Сервадака   и   Бен-Зуфа   в
затруднительное положение. Дел было так много,  что  рук  не  хватало;  не
помогла бы и поголовная мобилизация всего "населения" острова. Кроме того,
необычайная  жара  мешала  работать  без  перерыва.  Правда,   островитяне
считали, что время терпит. Запасы в Гурби  были  в  изобилии,  к  тому  же
сейчас при спокойном море и ясной  погоде  можно  было  надеяться,  что  у
острова появится корабль. Обычно в этой  части  Средиземного  моря  царило
оживление: сюда  заходили  либо  французские  корабли,  несущие  службу  у
берегов, либо каботажные судна различных государств, которые  поддерживали
постоянную связь с самыми отдаленными уголками побережья.
   Островитяне рассуждали правильно,  а  все-таки  на  море  почему-то  не
показывался ни один корабль, и Бен-Зуф без всякой пользы испекся бы заживо
на раскаленных скалах, если бы его не спасал сооруженный им зонт.
   Тем  временем  капитан  тщетно  пытался  восстановить  в  своей  памяти
познания, полученные в коллеже и Военно-инженерном училище. Он  погрузился
в расчеты,  с  ожесточением  стремясь  точно  установить  новое  положение
земного сфероида в мировом пространстве, но так и не преуспел  в  этом.  А
между тем он должен был бы прийти к мысли, что если Земля теперь вращается
вокруг своей оси в обратном направлении, то соответственно изменилось и ее
движение вокруг Солнца; следовательно, продолжительность года также  стала
иной: она либо увеличилась, либо уменьшилась.
   Действительно, Земля явно приближалась к дневному светилу.  Ее  орбита,
очевидно, сместилась, что подтверждалось  не  только  непрерывно  растущим
повышением температуры,  но  и  новыми  наблюдениями  капитана  Сервадака,
показавшими, что земной шар приближается к своему центру притяжения.
   Дело в том, что теперь диаметр Солнца был вдвое больше по  сравнению  с
солнечным диском, виденным с Земли  невооруженным  глазом  до  наступления
катастрофы. Такой громадный диск можно было  бы  наблюдать  с  поверхности
Венеры, то есть с расстояния в двадцать  пять  миллионов  лье  от  Солнца.
Отсюда следовало, что Земля удалена теперь от Солнца  только  на  двадцать
пять миллионов лье вместо прежних тридцати  восьми  миллионов.  Оставалось
узнать, не сократится ли еще больше расстояние между Землею и  Солнцем;  в
таком случае, потеряв равновесие, земной шар будет притянут Солнцем. И это
было бы гибелью Земли.
   В те ясные дни вести наблюдение за небом не составляло никакого  труда,
но и ночи стояли такие ясные, что  перед  Гектором  Сервадаком  открывался
целый мир светил во всем его великолепии. Звезды и планеты были  рассыпаны
по небу, словно светящиеся  буквы  необъятной  азбуки  вселенной,  которые
капитан, как ни бился, не  мог  сложить  в  слова  и  строки.  Разумеется,
Сервадак не открыл  бы  ничего  нового  ни  в  величине  звезд,  ни  в  их
удаленности друг от друга. Известно, что Солнце, стремящееся  к  созвездию
Геркулеса со скоростью  шестидесяти  миллионов  лье  в  год,  до  сих  пор
приблизилось к нему лишь на ничтожно малый отрезок всего  пути,  настолько
велико расстояние между ним и этим созвездием. То же самое можно сказать и
об Арктуре, несущемся в мировом пространстве со  скоростью  двадцати  двух
лье в секунду, иначе говоря, втрое быстрее Земли.
   Но если по звездам ничего нельзя было прочитать, то иное дело  планеты,
по крайней мере те, чьи орбиты являются внутренними по отношению к  орбите
Земли.
   Две планеты отвечают этим условиям - Венера и Меркурий. Первую отделяет
от Солнца среднее расстояние в  двадцать  семь  миллионов  лье,  вторую  -
пятнадцать  миллионов  лье.  Таким  образом,  орбита   Меркурия   является
внутренней по отношению к орбите Венеры, и  орбиты  обеих  этих  планет  -
внутренними относительно орбиты Земли. И вот  после  долгих  наблюдений  и
глубоких размышлений Сервадак пришел к  выводу,  что  количество  тепла  и
света, получаемого в настоящее время Землей от Солнца, равняется  примерно
количеству тепла и света, получаемого  от  него  Венерой,  то  есть  вдвое
больше того, что Солнце давало Земле до катастрофы. Сервадак  заключил  из
этого, что Земля значительно приблизилась к дневному  светилу,  и  получил
еще одно подтверждение этому, наблюдая прекрасную Венеру, звезду,  которой
невольно любуются даже  самые  равнодушные  люди,  когда,  не  затмеваемая
лучами Солнца, она восходит на вечернем или утреннем небосклоне.
   Фосфорус или Люцифер, Геспер  или  Веспер,  как  называли  ее  древние,
утренняя или вечерняя звезда, звезда пастухов (было ли еще у какого-нибудь
другого светила,  кроме,  пожалуй,  Луны,  столько  названий?)  -  словом,
Венера, предстала сейчас взору Сервадака в виде невероятно  увеличившегося
диска. Казалось, это маленькая луна;  все  ее  фазы  можно  было  свободно
различить невооруженным глазом. Освещался ли ее диск полностью, находилась
ли она в первой или последней  четверти,  планета  была  прекрасно  видна.
Выемки на ее серпе указывали на то, что  солнечные  лучи,  преломившись  в
атмосфере Венеры, попадали в такие  ее  области,  где,  казалось  бы,  уже
наступил закат Солнца. Это доказывало,  что  на  планете  есть  атмосфера,
поскольку  на  ее  поверхности  наблюдалось  действие  отраженного  света.
Отдельные светлые точки на  серпе  Венеры  были  большими  горами,  высота
которых, по утверждению Шретера, в десять раз превосходит Монблан, то есть
равна одной сто сорок четвертой радиуса планеты [высота самых больших  гор
на Земле не превышает 1/740 ее радиуса (прим.авт.)].
   Таким образом, капитан Сервадак счел себя вправе утверждать, что Венера
находится не дальше чем в двух миллионах лье от Земли. Он сказал  об  этом
Бен-Зуфу.
   - Что ж, господин капитан, - ответил денщик, - два миллиона лье  -  это
не так уж плохо!
   - Это немало для двух воюющих армий, - ответил капитан. Сервадак, -  но
для двух планет это ничтожное расстояние.
   - Что же может случиться?
   - Мы упадем на Венеру, черт побери!
   - Ого! А воздух там есть?
   - Есть.
   - И вода?
   - По-видимому.
   - Вот и хорошо! Ну что ж, отправимся в гости к Венере!
   - Но произойдет страшное столкновение! Венера и Земля, очевидно,  летят
навстречу друг другу, а так как величина их масс  примерно  одинакова,  то
обеих ждет гибель.
   - Точь-в-точь два поезда катят навстречу друг другу, - заметил  Бен-Зуф
тем невозмутимым тоном, от которого капитан приходил в бешенство.
   - Ну да, два поезда, болван! - закричал  он.  -  Только  они  мчатся  в
тысячу  раз  быстрее  экспресса,  и  поэтому  одна  из  планет   неминуемо
разлетится вдребезги, а может быть, и обе! Посмотрим тогда, что  останется
от твоей паршивой кочки, от Монмартрского пригорка!
   Бен-Зуф был уязвлен в самое сердце. Он стиснул зубы,  сжал  кулаки,  но
сдержался  и  несколько  секунд  безмолвно  переваривал  обиду:  "Паршивая
кочка!" Затем сказал:
   - Господин капитан, я в вашем  распоряжении!  Приказывайте!  Если  есть
способ помешать столкновению...
   - Нет, осел, и поди ты к черту!
   Получив  такой  ответ,  Бен-Зуф  в  полном  расстройстве  удалился,  не
проронив больше ни слова.
   В последующие дни расстояние между  обеими  планетами  сократилось  еще
больше, и было ясно, что Земля, двигавшаяся  по  новой  орбите,  пересечет
орбиту Венеры. В то же время она  заметно  приблизилась  к  Меркурию.  Это
светило, редко видимое невооруженным  глазом,  -  разве  только  во  время
наибольшей элонгации, западной или восточной, -  явилось  сейчас  во  всем
своем блеске. Все в этой планете, прозванной  в  древности  "Искрометной",
заслуживает самого тщательного изучения: смена фаз, схожих с фазами  Луны,
сила, с которой Меркурий отражает лучи Солнца,  дающего  ему  в  семь  раз
больше тепла и света, чем земному шару, его почти сливающиеся,  вследствие
значительного наклона оси, зоны  вечного  холода  и  страшного  зноя,  его
экваториальные полосы и горы высотой в девятнадцать километров.
   Но опасность исходила не от Меркурия:  Земле  угрожало  столкновение  с
Венерой.  К  18  января  расстояние  между  обеими  планетами  сократилось
приблизительно до одного миллиона лье. Венера излучала такой мощный  свет,
что все предметы на Земле стали  отбрасывать  необыкновенно  резкие  тени.
Венера по-прежнему обращалась  вокруг  своей  оси  за  двадцать  три  часа
двадцать одну минуту, а это доказывало,  что  продолжительность  суток  на
планете осталась той же. Видны были облака,  носившиеся  в  ее  атмосфере,
постоянно насыщенной парами, и казавшиеся полосами на  фоне  диска.  Затем
явственно обозначились семь  пятен,  -  это,  по  мнению  Бианкини,  моря,
сообщающиеся между собой. И,  наконец,  красавица  планета  предстала  при
белом свете дня; однако это польстило капитану Сервадаку куда меньше,  чем
генералу Бонапарту, который однажды, во времена Директории, увидев  Венеру
в полдень, впоследствии поддерживал легенду о том, что  ему  явилась  "его
звезда".
   Двадцатого января  расстояние  между  обоими  светилами,  установленное
согласно законам небесной механики, сократилось еще больше.
   "Какой ужас должны испытывать сейчас наши товарищи в Африке, друзья  во
Франции, население обоих материков! - говорил себе порой Сервадак. -  Чего
только не пишут в газетах!  Какие  толпы  молящихся  стекаются  в  церкви!
Должно быть, ждут светопреставления! Я и сам думаю, да простит мне господь
бог, что никогда еще  оно  не  было  так  близко,  как  теперь!  А  я  еще
удивлялся, что за нами не посылают корабля! Да разве у генерал-губернатора
и военного министра есть время  нами  заниматься?  Через  два  дня,  самое
большее, Земля рассыплется на тысячи кусков и ее осколки пойдут гулять где
попало по мировому пространству!"
   Однако этому не суждено было случиться.
   Напротив, начиная с 20 января планеты стали мало-помалу отдаляться друг
от друга. К великому счастью, плоскости орбит Венеры и Земли не совпадали,
и, следовательно, роковое столкновение не могло произойти.
   Бен-Зуф вздохнул с облегчением,  когда  капитан  сообщил  ему  приятную
новость.
   Двадцать  пятого  января   расстояние   между   планетами   увеличилось
настолько, что все опасения отпали.
   - Ну вот, - сказал капитан Сервадак,  -  а  все-таки  сближение  планет
пошло нам на пользу: теперь мы знаем, что у Венеры нет луны!
   Дело в том, что Доминико Кассини, Шорт, Монтень де  Лимож,  Монбарон  и
другие астрономы всерьез утверждали, что у Венеры есть спутник.
   - А жаль, что это не так, - добавил Гектор Сервадак, - ведь мы могли бы
прихватить по дороге и эту луну; тогда к нашим услугам было бы целых  две.
Но, черт возьми,  неужели  же  я  так  и  не  добьюсь  объяснения,  почему
произошла вся эта путаница в небесной механике?
   - Господин капитан, - обратился к нему Бен-Зуф.
   - Чего тебе?
   - А не стоит ли у нас в Париже, неподалеку от  Люксембургского  дворца,
дом с этаким большущим колп