ость  угрожает  Бен-Зуфу  при  падении,  Гектор
Сервадак бросился за ним и  тоже  хотел  перескочить  ров;  но  мускульное
напряжение, которое он при этом сделал, оказалось настолько  сильным,  что
его подбросило вверх на высоту около тридцати футов. На лету он столкнулся
с падавшим Бен-Зуфом. Затем, повинуясь в свою очередь закону тяготения, он
и сам полетел вниз с возрастающей  скоростью,  однако,  коснувшись  земли,
испытал толчок не больший, чем если  бы  спрыгнул  с  высоты  четырех-пяти
футов.
   - Вот так так! - вскричал Бен-Зуф, покатываясь со смеху. - Да мы с вами
клоунами сделались, господин капитан!
   Несколько секунд Гектор  Сервадак  стоял  в  глубоком  раздумье;  затем
подошел к денщику и, положив руку ему на плечо, сказал:
   - Не улетай, Бен-Зуф, пожалуйста, и посмотри на  меня  внимательно!  Я,
должно быть, еще не проснулся; разбуди же меня, ущипни хоть до крови, лишь
бы помогло! С ума мы сошли, что ли, или грезим наяву?
   - То-то и дело, господин капитан, - отвечал Бен-Зуф,  -  что  наяву  со
мною такого не случалось, а только  во  сне,  когда,  бывало,  привидится,
будто я птичка и будто мне перемахнуть через Монмартр все равно, что через
свою фуражку перешагнуть.  Нет,  все  это  чудно  как-то.  С  нами  что-то
случилось; мало того, случилось такое, чего ни с кем еще не  приключалось.
А может, как раз на алжирском побережье такое и бывает?
   Гектор Сервадак стоял, словно громом пораженный.
   - С ума сойти можно! - воскликнул он. - Так это не сон, не бред!
   Но Сервадак не принадлежал к числу людей, способных бесконечно  ломать,
себе голову над загадкой,  которую  в  этих  условиях  было  очень  трудно
разгадать.
   - Что  ж!  Будь  что  будет,  -  сказал  он,  решив  ничему  больше  не
удивляться.
   - Да, господин капитан, - ответил Бен-Зуф, - и прежде всего доведем  до
конца наше дельце с графом Тимашевым.
   За рвом раскинулась лужайка, поросшая бархатистой травой и  обрамленная
чудесными деревьями, посаженными с полвека назад, - вечнозелеными  дубами,
пальмами, рожковыми деревьями, смоковницами, между ними  росли  кактусы  и
алоэ, а кое-где высились огромные эвкалипты.
   Эта защищенная со всех сторон площадка и была выбрана для поединка.
   Сервадак окинул беглым взглядом лужайку и, убедившись, что никого  нет,
сказал:
   - Тьфу ты, пропасть! Мы все-таки пришли на наше свидание первыми!
   - Или последними, - возразил Бен-Зуф.
   - Как так, последними? Да ведь еще  девяти  нет,  -  ответил  Сервадак,
вынимая из кармана часы, которые перед уходом из гурби поставил по солнцу.
   - Господин капитан, видите ли вы там, за облаками,  этакий  белесоватый
шарик? - спросил денщик.
   - Вижу, - ответил капитан, глядя  на  еле  различимый  в  тумане  диск,
стоявший в зените.
   - Так вот, - продолжал Бен-Зуф, - этот шарик и  есть  солнце  либо  его
заместитель по должности.
   - В январе месяце солнце в зените, да еще на тридцать  девятом  градусе
северной широты? - вскричал Сервадак.
   - Оно самое, господин капитан, и не извольте гневаться,  а  только  оно
показывает, что сейчас полдень. Солнце, как видно, сегодня торопится, и  я
готов пари держать на миску кускуса, что оно зайдет через три часа.
   Гектор Сервадак стоял молча, скрестив руки на груди.  Затем  он  сделал
полный оборот вокруг  себя,  что  давало  ему  возможность  оглядеть  весь
горизонт.
   - Нарушены законы тяжести! Страны света переместились, - шептал  он,  -
день стал вдвое короче!.. Стало быть,  мой  поединок  с  графом  Тимашевым
откладывается на неопределенный срок! Нет, тут что-то неладно!  Это  не  я
спятил, черт побери! Ни я, ни Бен-Зуф.
   Невозмутимый  Бен-Зуф,  из  уст  которого  даже  самое  необычайное  из
космических явлений не исторгло бы ни единого возгласа удивления, спокойно
смотрел на капитана.
   - Бен-Зуф, - обратился к нему Сервадак.
   - Слушаю, господин капитан!
   - Видишь ли ты здесь кого-нибудь?
   - Никого не вижу, господин капитан. Русский отправился восвояси!
   - Предположим. Но тогда меня дожидались бы секунданты и, увидев, что  я
опаздываю, непременно наведались бы в гурби.
   - Что верно, то верно, господин капитан!
   - Отсюда следует, что они и не приезжали!
   - А если не приезжали, то почему?
   - Потому что, - и это совершенно ясно, - они не могли приехать. А  граф
Тимашев...
   Не договорив, капитан Сервадак  взбежал  на  скалу,  возвышавшуюся  над
взморьем, чтобы взглянуть, не стоит ли "Добрыня"  на  якоре  в  нескольких
кабельтовых от берега. В конце концов граф Тимашев мог приехать  на  место
дуэли морем, как и вчера.
   Море было пустынно, и тут-то впервые капитан Сервадак заметил, что даже
при полном безветрии оно бушует, словно на дне его клокочет вода,  кипящая
на сильном  огне.  Ясно,  что  шкуне  было  бы  трудно  бороться  с  таким
совершенно необычным волнением.
   Кроме того, - и тоже впервые, - Гектор Сервадак с изумлением обнаружил,
насколько уменьшился радиус той окружности, где небо сходится с водой.
   И  действительно,  от  наблюдателя,  находившегося  на  вершине   этого
высокого утеса, линия горизонта должна  была  бы  отстоять  километров  на
сорок. А теперь пределом видимости стало расстояние в  десять  километров,
словно за несколько часов объем земного шара сильно сократился.
   - Странно, в высшей степени странно! - сказал Сервадак.
   Тем временем Бен-Зуф вскарабкался на верхушку эвкалипта  с  проворством
проворнейшего из четвероруких. С этой высоты хорошо были видны окрестности
как в сторону Тенеса и Мостаганема, так и в южном направлении. Спустившись
на землю. Бен-Зуф сообщил капитану, что равнина,  по-видимому,  совершенно
безлюдна.
   - К Шелиффу! - сказал Гектор Сервадак. - Идем к реке! Там, может  быть,
мы поймем, что произошло!
   - К Шелиффу! - повторил Бен-Зуф.
   От лужайки до реки было не больше  трех  километров;  капитан  Сервадак
предполагал перейти мост, а затем добраться до Мостаганема. Но  надо  было
торопиться, чтобы поспеть в город засветло. Даже сквозь мутный  полог  туч
можно было заметить, как быстро садится солнце, да еще  перпендикулярно  к
горизонту, тогда как в это время года и  на  широте  Алжира  оно  заходит,
описывая плавную кривую. Еще одной загадкой больше!
   Шагая по дороге, капитан Сервадак размышлял обо всех этих чудесах. Если
в результате какого-то, совершенно небывалого еще явления Земля  вращается
теперь вокруг своей оси  в  обратном  направлении,  если  даже  допустить,
поскольку Солнце стоит в зените,  что  алжирское  побережье  передвинулось
через экватор в Южное полушарие, то земной шар, по-видимому, не  претерпел
никаких существенных изменений, во всяком  случае  в  этой  части  Африки,
разве только стал несколько выпуклее. Берег все  тот  же:  крутые  откосы,
пески и голые скалы, красные, словно от окиси железа. Всюду,  куда  только
хватал глаз,  очертания  берега  остались  прежними.  Никаких  перемен  не
обнаружилось и слева, к югу, вернее в том  направлении,  которое  Сервадак
упорно называл югом, вопреки тому, что восток и запад явно  переместились;
сейчас уже нельзя было отрицать очевидности - они  поменялись  местами.  В
трех лье  от  берега  виднелись  отроги  гор  Меджерды;  знакомые  вершины
отчетливо вырисовывались на фоне неба.
   Вдруг сквозь просвет между туч пробились косые лучи солнца и  упали  на
землю. Сомнения быть не могло: дневное светило, взойдя на западе, садилось
на востоке.
   - Черт подери, - сказал Сервадак,  -  любопытно  все-таки  узнать,  что
думают обо всем этом в Мостаганеме!  Что  скажет  военный  министр,  когда
телеграф сообщит ему:  африканская  колония  так  запуталась  в  проблемах
физических, как никогда еще не запутывалась в общественных?
   - Африканскую колонию, всю как есть, посадят  в  каталажку!  -  ответил
Бен-Зуф.
   - И что  поведение  стран  света  находится  в  полном  противоречии  с
правилами воинского устава?
   - Отправить страны света в штрафную роту!
   - И что в январе месяце солнце бьет мне прямо в лицо?
   - Солнце смеет бить офицера! Расстрелять солнце!
   И дока же был Бен-Зуф по части военной дисциплины!
   Гектор Сервадак и его денщик торопились  изо  всех  сил.  Используя  ту
особую и необычайную легкость, которая стала  их  неотъемлемым  свойством,
они неслись быстрее зайца, прыгали легче серны. Они свернули  с  тропинки,
петлявшей по верху скал и только удлинявшей дорогу, и  избрали  кратчайший
путь по прямой: "полет птицы", сказали бы в Старом Свете,  "полет  пчелы",
сказали бы в Новом. Для них не  существовало  препятствий!  Изгородь?  Они
проносились над ней. Ручей?  Они  преодолевали  его  одним  прыжком.  Купа
деревьев? Они перепрыгивали ее с места в стремительном  броске.  Холм?  Да
они просто парили над ним! Теперь Бен-Зуф  и  впрямь  мог  бы  перешагнуть
через Монмартрский холм! Сервадак и Бен-Зуф боялись только одного: как  бы
не удлинить путь по вертикали, стремясь сократить его по горизонтали.  Они
поистине едва касались земли; при  такой  беспредельной  упругости  земля,
казалось, служила только трамплином.
   Наконец, показались берега Шелиффа; в несколько прыжков Сервадак и  его
денщик очутились на правом берегу реки.
   Но здесь  они  поневоле  остановились:  моста  больше  не  было,  да  и
надобность в нем отпала.
   - Мост снесен! - воскликнул  Сервадак.  -  Здесь,  очевидно,  произошло
наводнение, чуть ли не второй потоп!
   - Подумаешь, невидаль, - проворчал Бен-Зуф.
   А между тем были все основания удивляться.
   Шелифф исчез. От левого берега не осталось и следа. Правый берег  реки,
которая еще вчера текла по плодородной равнине, стал берегом моря. На всем
необозримом просторе, открывавшемся  на  западе,  мирное  течение  Шелиффа
сменили бурливые  волны,  и  были  они  не  желтыми,  а  синими,  не  тихо
лепечущими, а грозно ропщущими, словно на месте реки возникло море.  Здесь
обрывалась суша, которая еще накануне была территорией Мостаганема.
   Гектор Сервадак захотел удостовериться, что  перед  ними  действительно
море, он прошел вперед по заросшему олеандрами берегу, зачерпнул в  горсть
воды и попробовал на вкус.
   - Соленая! - проговорил он. - За несколько  часов  море  поглотило  всю
западную часть Алжира.
   - Значит, -  сказал  Бен-Зуф,  -  это  продлится  дольше,  чем  простое
наводнение?
   - Дело в том,  что  изменился  весь  мир,  -  ответил  Сервадак,  качая
головой.  -  Такая  катастрофа  может  повлечь   за   собой   неисчислимые
последствия! А что сталось с моими товарищами, с моими друзьями?
   Никогда  еще  Бен-Зуф  не  видел  Сервадака  столь  взволнованным.   Он
постарался придать своему лицу подобающее обстоятельствам выражение,  хотя
еще меньше Сервадака догадывался о том, что собственно произошло. Бен-Зуф,
возможно, отнесся бы к происходящему с философическим  спокойствием,  если
бы не считал долгом солдата разделять чувства своего капитана.
   Новая береговая  полоса,  очертания  которой  совпадали  с  очертаниями
бывшего правого берега Шелиффа, слегка закругляясь, тянулась с  севера  на
юг. По-видимому, катастрофа, разразившаяся в этой части  Алжира,  пощадила
берег Шелиффа. Он остался таким же, каким запечатлен  на  гидрографической
карте, причудливо изрезанный, с купами могучих деревьев, с зеленым  ковром
лужаек. Только это был не берег реки, а берег неведомого моря.
   Но глубоко взволнованный Сервадак едва успел  отметить  те  разительные
перемены, которые произошли вокруг. Дневное светило, как только  оказалось
в восточной части  горизонта,  сразу  же  скрылось  с  глаз,  точно  ядро,
пущенное в море. Будь это под тропиками, - 21 сентября или 21 марта, когда
солнце пересекает небесный экватор, - то и тогда переход от дня к ночи  не
совершился бы столь стремительно. День потух  без  сумерек,  а  следующий,
возможно, наступит без утренней зари... Кромешная тьма  мгновенно  окутала
все: землю, море, небо.



ГЛАВА ШЕСТАЯ,
   приглашающая читателя принять участие в первой прогулке
   капитана Сервадака по его новым владениям

   Читатель,  уже  знакомый  с  характером  капитана  Сервадака,  человека
отважного и склонного к  приключениям,  легко  поверит  нам,  что  капитан
нимало не растерялся от всех этих  чрезвычайных  происшествий.  Однако  он
воспринял их не столь безучастно, как Бен-Зуф, потому что всегда стремился
вникнуть в причину явлений. Их последствия его мало  заботили  -  лишь  бы
знать причину. По утверждению Сервадака,  быть  убитым  пушечным  ядром  -
сущие пустяки, раз уж вы досконально знаете, по каким правилам  баллистики
и по какой траектории летело  ядро,  угодившее  вам  прямо  в  грудь.  Так
относился он ко всем  жизненным  явлениям.  Поэтому,  уделив  последствиям
недавних событий столько времени, сколько ему позволял его беспечный нрав,
Гектор Сервадак думал лишь об одном: как установить их причину.
   - Что  за  черт,  -  воскликнул  он,  пораженный  внезапно  наступившей
темнотой, - надо все-таки посмотреть на это днем... если только  день  или
какое-нибудь подобие дня еще настанет. Будь я  проклят,  если  знаю,  куда
девалось солнце!
   - Господин капитан, - сказал Бен-Зуф, - дозвольте спросить, что  же  мы
теперь будем делать?
   - Останемся здесь, а завтра, если это самое  завтра  все  же  наступят,
обследуем берег в  западном  и  южном  направлении  и  вернемся  в  гурби.
Главное, это установить, куда зашли  мы  и  что  нам  делать  дальше,  раз
невозможно понять, что здесь стряслось. Стало  быть,  после  того  как  мы
обследуем берег с запада и юга...
   - Если берег есть, - вставил денщик.
   - И если есть юг, - добавил Сервадак.
   - Так что можно лечь спать?
   - Да, если можешь заснуть!
   Получив разрешение начальства, Бен-Зуф,  чье  душевное  спокойствие  не
нарушил даже этот день, столь богатый событиями, улегся в расщелине скалы,
подложил ладонь под щеку и заснул глубоким сном неведения, который  подчас
безмятежней, чем сон праведника.
   Капитан Сервадак отправился  бродить  по  берегу  нового  моря,  в  его
сознании возникали все новые и новые вопросы, от которых у него  кружилась
голова.
   Прежде всего, каковы размеры катастрофы? Захватила ли она только  часть
Африки?  Пощадила  ли  города  Алжир,   Оран,   Мостаганем,   так   близко
расположенные друг от друга? Должен ли Гектор Сервадак  считать,  что  его
друзья, его полковые товарищи, погибли во  время  наводнения,  как  и  все
многочисленное   население   побережья?   Или   же    Средиземное    море,
переместившись вследствие какого-то сдвига земной коры, вторглось в  устье
Шелиффа и затопило только близлежащую часть Алжира? Этим в известной  мере
он мог объяснить  исчезновение  реки,  но  отнюдь  не  другие  космические
явления.
   Еще одна гипотеза. А что, если средиземноморское побережье Африки вдруг
передвинулось к экватору? Тогда  Сервадаку  удалось  бы  ответить  на  два
вопроса сразу: почему солнце движется по новой дневной дуге и почему  ночь
наступила без сумерек; однако это не объясняло,  почему  двенадцатичасовой
день сменился шестичасовым и почему солнце встает на западе и  заходит  на
востоке!
   "Достоверно одно, - повторял себе  капитан  Сервадак,  -  день  сегодня
продолжался только шесть часов и страны света, во всяком случае  восток  и
запад, "сделали поворот на обратный курс", как сказал бы моряк. Ну что  ж,
завтра увидим, когда солнце встанет, если только оно еще встанет!"
   Капитан Сервадак уже начал сомневаться во всем.
   К великой его досаде, за пеленой туч не удавалось  рассмотреть  небо  с
искрящимися на нем звездами. Как  ни  скудны  были  познания  Сервадака  в
области космографии, он все же  имел  некоторое  представление  о  главных
созвездиях. Ему хотелось проверить, на прежнем ли месте  Полярная  звезда,
или там теперь другая; это неопровержимо доказало бы, что Земля  вращается
вокруг новой оси и даже, может быть, в обратном  направлении,  а  это  уже
само по себе объяснило бы многое. Но в тучах, таких густых, что, казалось,
они грозят всемирным потопом, не было ни малейшего  просвета,  и  ни  одна
звезда не явилась взору отчаявшегося наблюдателя.
   Нечего было ждать и появления луны, потому что по причине новолуния она
скрылась за горизонтом вместе с солнцем.
   Каково же  было  удивление  капитана  Сервадака,  когда,  погуляв  часа
полтора, он увидел над горизонтом яркий свет, пробивавшийся сквозь плотную
пелену туч.
   "Луна! - вскричал он. - Да нет, невозможно. Неужели целомудренная Диана
пошла по той же дорожке и восходит  на  западе?  Нет!  Это  не  луна.  Она
никогда не светит так ярко... А вдруг она приблизилась к земле?"
   Действительно, эта планета, как  бы  ее  ни  называть,  излучала  такой
мощный свет, что он проник сквозь толщу испарений, и на  земле  забрезжила
настоящая заря.
   "Уж не солнце ли это? - спрашивал себя капитан. - Но ведь прошло  всего
каких-нибудь полтора часа с  тех  пор,  как  оно  закатилось  на  востоке!
Однако, если это не солнце и не луна, то  что  же  это?  Болид  чудовищных
размеров? Тысяча чертей! Неужели  же  проклятые  тучи  так  никогда  и  не
рассеются?"
   Затем Гектор Сервадак обратился к себе самому.
   "Ну-с, позвольте вас спросить, - сказал он себе, - не лучше ли  было  в
юности употребить хоть  часть  так  глупо  потраченного  вами  времени  на
изучение астрономии? Почем знать, а вдруг то, над чем я сейчас ломаю  себе
голову, на самом деле проще простого?"
   Но он так и  не  проник  в  тайны  нового  неба.  Свет  огромной  силы,
отбрасываемый,  очевидно,   каким-то   ослепительным   диском   гигантских
размеров, почти час подряд заливал лучами верхние слои облаков. Затем, - и
это было не менее странно, - вместо того чтобы описать дугу, подобно  всем
планетам,   повинующимся   законам   небесной   механики,   и   зайти   на
противоположной стороне горизонта, диск стал удаляться по перпендикулярной
линии к плоскости экватора, а с ним исчез и мягкий сумеречный свет,  такой
приятный для глаз.
   Кругом снова воцарилась полная тьма, так же как и в голове  у  капитана
Сервадака.  Он  уже  окончательно  перестал   что-либо   понимать.   Самые
элементарные законы механики  были  нарушены:  небесная  сфера  напоминала
стенные часы, в которых вдруг  испортилась  главная  пружина,  ход  планет
противоречил закону всемирного тяготения,  и  не  было  никаких  оснований
рассчитывать, что солнце еще когда-нибудь появится на небосклоне.
   Однако через три часа  дневное  светило  взошло  на  западе,  хотя  его
восходу  не  предшествовала  заря;  утренний  свет  выбелил  груду  темных
облаков, день сменил  ночь,  а  капитан  Сервадак,  сверившись  со  своими
часами, установил, что ночь длилась ровно шесть часов.
   Шестичасовой сон не мог удовлетворить Бен-Зуфа, неисправимого  любителя
поспать.
   Сервадак растолкал его довольно бесцеремонно.
   - Вставай, пора собираться в дорогу! - крикнул он.
   - Эх, господин капитан, - отозвался Бен-Зуф, протирая глаза, - да  ведь
я еще не выспался, только-только закрыл глаза!
   - Ты проспал целую ночь!
   - По-вашему, это ночь?
   - Конечно. Она продолжалась шесть часов, но что поделаешь, привыкай!
   - Что ж, привыкну.
   - В дорогу.  Нам  нельзя  терять  времени.  Скорее  вернемся  в  гурби,
посмотрим лошадей да кстати спросим у них, как они полагают, чем  все  это
объясняется?
   - Они полагают, что  их  полагается  чистить  каждый  день,  -  отвечал
денщик, который не брезговал и каламбуром, - а они с вечера не чищены. Так
что, господин капитан, придется сделать им полный туалет!
   - Хорошо, хорошо, но поспеши с туалетом, и, как только ты их оседлаешь,
мы отправимся в разведку. Узнаем по крайней мере, что осталось от Алжира!
   - А потом?
   - Потом, если не удастся попасть в Мостаганем с  юга,  мы  повернем  на
восток к Тенесу.
   Капитан Сервадак и  его  денщик  пустились  в  обратный  путь  к  гурби
береговой тропинкой. Аппетит  у  них  разыгрался,  и  по  дороге  они  без
стеснен