Извините меня, миссис Дэвис. Я такая
рассеянная. Я не хотела обидеть вас.
     - Они очень навредили вам? - сказала мисс Дэвис.
     - Кто?
     - Япошки. Прежде, чем вы научились, как вам защищаться?
     - Это  было ужасно,  - сказала  Юлиана. -  Вы ведь  никогда не были на
побережье, там, у них?
     - Я никогда не выезжала из Колорадо.
     Мисс Дэвис задумалась.
     - Это  могло произойти  и  здесь.  Этот  район  они  ведь  тоже  могли
оккупировать.
     - Но теперь-то уж поздно!
     - Никогда  неизвестно, что  они собираются  сделать, - сказала Юлиана.
Они так умело скрывают свои замыслы.
     - Что они заставляли вас делать?
     Мисс Дэвис,  прижав сумку  обеими руками к телу, придвинулась поближе,
чтобы не упустить ни слова.
     - Все, - ответила Юлиана.
     - О, боже! Я бы боролась, - сказала мисс Дэвис.
     Юлиана извинилась и вошла в освободившуюся кабину - приближался кто-то
еще с полотенцем в руке.
     Потом она  сидела в  закусочной  "Вкусные  жареные  бифштексы  Чарли",
перечитывая в  который раз  меню. Автомат  в углу  играл какую-то мелодию в
стиле "кантри":  банджо и  чувствительно-сдавленные стоны.  В воздухе стоял
Тяжелый запах жареного сала. И все же в закусочной было тепло и уютно и это
подняло ей  настроение. Водители грузовиков у стойки, официантка, массивный
повар-итальянец в белом пиджаке, отсчитывающий мелочь в кассе.
     Завидев ее,  Чарли подошел,  чтобы лично  принять заказ.  Улыбаясь, он
заговорил, растягивая слова:
     - Миссис хо-о-оти-и-ите чаю?
     - Кофе, - ответила Юлиана, терпеливо перенося юмор повара.
     - Да, да, - сказал Чарли, склоняясь перед ее столиком.
     - И сэндвич, с горячим бифштексом и соусом.
     - Может козьи мозги, пожаренные на оливковом масле, и черепаховый суп?
     Двое водителей  повернулись на  высоких стульях  и  тоже  ухмыльнулись
шутке и вдобавок получили удовольствие, заметив, какая она привлекательная.
И хотя  она не  подняла глаз на шутника-повара, она чувствовала, что шоферы
внимательно ее рассматривают.
     Она знала, что многие месяцы занятий дзю-до пошли на пользу ее фигуре.
Она знала, что находится в хорошей форме и может нравиться мужчинам.
     "И  все   это  благодаря  мышцам  плечевого  пояса,  -  подумала  она,
перехватив их  взгляды. -  Такое же сложение у танцовщиц. И дело здесь не в
размере  бюста.   Посылайте  своих  жен  в  гимнастический  зал,  и  мы  их
переделаем. И у вас будет гораздо больше удовольствий в жизни".
     - Держитесь от нее подальше.
     Повар подмигнул шоферам.
     - А не то она зашвырнет вас в ваши жестянки.
     - Откуда вы едете? - спросила она у более молодого водителя.
     - Из Миссури, - ответили оба.
     - Вы из Соединенных Штатов, - удивилась она.
     - Да,  - сказал  шофер постарше,  - из  Филадельфии. Там  у меня  трое
ребятишек, старшему одиннадцать.
     - Послушайте,  - сказала  Юлиана.  -  Там  действительно  легко  найти
хорошую работу?
     Ответил водитель помоложе:
     - Конечно. Если у вас подходящий цвет кожи.
     У него  самого было  смуглое вытянутое  лицо и курчавые черные волосы.
Выражение глаз стало застывшим и жестким.
     - Он "воп", - сказал старший.
     "Итальяшка", - подумала Юлиана. Так называли итальянцев презиравшие их
коренные жители восточных штатов.
     - А разве Италия, - сказала Юлиана, - не победила в войне?
     Она улыбнулась  молодому водителю,  но ответной улыбки не последовало.
Вместо этого он еще яростнее сверкнул глазами и неожиданно отвернулся.
     "Извини меня, - подумала она, но вслух ничего не сказала.
     Я не  могу спасти  ни тебя,  ни кого-нибудь  другого, от  того, что вы
смуглые". Она вспомнила о Френке. - "Интересно, жив ли он еще? Может сказал
что-то невпопад,  что-нибудь не  так сделал...  Нет, -  подумала она.  -  В
какой-то мере  ему же  нравятся японцы. Возможно, он чувствует себя похожим
на них, они ведь такие некрасивые, как и он".
     Она всегда  говорила Френку,  что он  противный. Крупные поры на лице,
большой нос. У нее сомой была очень гладкая и красивая кожа, даже чересчур.
"Неужели он  там погиб  без меня?  Финк  -  это  зяблик,  мелкая  пташечка.
Говорят, что мелкие птицы живут не долго".
     - Вы отправляетесь нынче же вечером? - спросила она у итальянца.
     - Завтра.
     - Если  вы так  несчастны в  Соединенных  Штатах,  почему  бы  вам  не
переехать сюда  навсегда? -  спросила она.  - Я  уже давно  живу на Среднем
Западе, и  здесь не  так уж  плохо. Раньше  я жила  на  побережье,  в  Сан-
Франциско. Вот там цвет кожи значил гораздо больше.
     Сгорбившись у стойки, он бросил на нее долгий взгляд.
     - Леди,  провести хотя  бы один  день или  одну ночь в такой дыре, как
эта, уже само по себе несчастье. А жить здесь? Господи, если бы мне удалось
найти какую-нибудь  другую работу,  а не  торчать все время на дорогах и не
обедать в таких забегаловках!
     Заметив, что повар побагровел, он замолчал и принялся цедить кофе.
     Водитель постарше заметил ему:
     - Джо, ты - сноб.
     - Вы могли бы жить в Денвере, - сказала Юлиана. - Там гораздо лучше.
     "Знаю о  вас, американцах  с Востока,  - подумала  она. -  Вам по душе
великие времена  и грандиозные  начинания. Эти  скалы для  вас, как палки в
колеса". Здесь  ничего не  изменилось с довоенных лет. Удалившиеся на покой
старики,  фермеры,   а  все   ребята  попроворнее,  как  перелетные  птицы,
устремляются на  восток, в  Нью-Йорк, всеми правдами и неправдами пересекая
границу.
     "Потому что,  - подумала  она, -  именно там настоящие деньги, большие
промышленные деньги,  постоянный рост.  Немецкие  капиталовложения  сделали
многое, у них не ушло много лет на восстановление Соединенных Штатов".
     - Приятель,  - сердито  прохрипел повар, - я отношусь к тем, кто любит
евреев, некоторых  из этих  евреев-беженцев я видел. Они спасались из ваших
Соединенных Штатов.  И если  там снова  строительный бум  и кучи  свободных
денег, то  только потому,  что их украли у этих евреев, когда им дали пинка
под зад  в Нью-Йорке, согласно тому чертовому Норнбергскому декрету наци. Я
жил мальчишкой  в Бостоне,  и евреи  мне были  до лампочки, но я никогда не
думал, что  доживу до того дня, когда в США будут введены расистские законы
наци, пусть  мы и  проиграли войну.  Удивляюсь, что  ты еще не в армии этих
Соединенных Штатов  и  не  готовишься  напасть  на  какую-нибудь  маленькую
южноамериканскую  республику,  давая  Германии  предлог  немного  потеснить
японцев назад к...
     Оба водителя вскочили со своих мест, лица их побелели. Старший схватил
со стойки бутылку с томатным соусом и, держа ее за горлышко, выставил перед
собой.
     Повар, не  показывая водителю  спины, попятился назад, пока пальцы его
не нащупали  одну из  вилок, которой он переворачивал мясо на сковородке, и
приготовился к обороне.
     - Сейчас  в Денвере  строят огнестойкую  взлетно-посадочную полосу,  -
сказала Юлиана, - так что скоро ракеты Люфтганзы смогут садиться и там.
     Все трое  молчали и  не  двигались.  Остальные  посетители  закусочной
замерли в тишине.
     Наконец повар сказал:
     - Как раз перед закатом над нами пролетела одна такая ракета.
     - Это  не в  Денвер, -  сказала Юлиана. - Она шла на запад, куда-то на
побережье.
     Постепенно обстановка разрядилась, и оба водителя снова уселись.
     - Я  всегда забываю  о том, - пробормотал старший, - что все они здесь
немного пожелтели.
     - Ни  один япошка  не убивал  евреев ни  во время  войны, ни  после, -
сказал повар. - Да и печей японцы не строили.
     - Ну и очень плохо, что не строили, - сказал старший.
     Он повернулся к своей еде.
     "Пожелтели, -  подумала Юлиана.  - Да, по-моему, это верно. Отсюда нам
нравятся и японцы".
     - Где  вы собираетесь  остановиться  на  ночь?  -  спросила  она.  Она
обратилась к более молодому водителю, Джо.
     - Не  знаю, - ответил он. - Я только вот вылез из кабины и пошел сюда.
Мне что-то не нравится весь этот штат. Наверное, лягу в грузовике.
     - Мотель "Пчелка" не так уж плох, - сказал повар.
     - О'кей,  - отозвался молодой человек. - Возможно я там и остановлюсь,
если не будут возражать против итальянца.
     Он говорил  с явным  акцентом, хотя и старался скрыть это, Наблюдая за
ним, Юлиана подумала, что причиной его ожесточения был идеализм.
     "Он слишком много требует от жизни, все время в движении, нетерпеливый
и всегда  чем-то угнетенный. И я такая же. Я не смогла остаться на Западном
Побережье и,  может статься,  не удержусь  и здесь.  А разве не такими были
люди раньше? Но, - подумала она, - сейчас граница проходит не здесь, она на
других планетах".
     И тут  она подумала:  "А ведь и он, и я могли бы записаться на один из
этих ракетных  кораблей для  колонистов. Но немцы не пустят его из-за цвета
кожи, а  меня из-за  цвета волос. Эти бледные, тощие нордические эсэсовские
ведьмы, которых  воспитывают в замках Баварии. А парень - этот Джо какой-то
- даже  не может придать своему лицу надлежащее выражение. Ему следовало бы
принять этот  холодный, но  в чем-то  полный энтузиазма вид, будто он ни во
что не  верит и  все же каким-то образом обладает абсолютной верой. Да, они
именно такие.  Они  не  идеалисты,  подобно  Джо  или  мне,  они  циники  с
абсолютной верой. Это какой-то дефект мозга, вроде лоботомии, этого увечья,
которое используют немецкие психиатры в качестве заменителя психотерапии.
     Она решила,  что их  затруднения начинаются  с отношения  к сексу: они
где-то запутались  в нем  еще в  тридцатые годы,  и с  тех  пор  все  пошло
наперекосяк. Гитлер  начал со  своей -  кем она  ему приходилась:  сестрой,
теткой, племянницей?  А в  его семье  и до этого уже были близкородственные
связи: его мать и отец были двоюродными братом и сестрой. Они все совершали
кровосмешения,  возвращаясь   к   первородному   греху   возжелания   своих
собственных матерей.  Именно поэтому  у них,  у  этих  отборных  эсэсовских
бестий  такие  ангельские  глупо-жеманные  улыбки,  такая  белокуро-детская
невинность. Они берегут себя для Мамули, или друг для друга.
     А кто же для них эта Мамуля? Интересно.
     Лидер, герр Борман, который, как предполагают, вот-вот умрет? Или тот,
что...
     Старый Адольф,  который, должно  быть, в  каком-то санатории  доживает
свой век,  пораженный сифилисом мозга, который ведет свое происхождение еще
от дней его бедности, когда он бездельничал в Вене - длинное черное пальто,
грязное белье, ночлежка.
     Очевидно, это  злобно-язвительная месть самого Господа, ну прямо как в
стародавнем немом  кино. Этот  жуткий человек  поражен  внутренней  грязью,
задохнулся в собственных нечистотах. История наказывает людской порок.
     Самым жутким  из всего  этого является  то,  что  нынешняя  Германская
Империя есть  продукт этого  мозга. Сначала  одна партия, затем одна нация,
затем полмира. И сами наци поставили диагноз, определили эту болезнь. Всему
миру известно,  что этот  шарлатан гомеопат,  который лечит Гитлера, раньше
был специалистом-венерологом.  Тем не  менее,  бессвязная  болтовня  лидера
является святой, служит священным Писанием.
     Взгляды, которые заразили цивилизацию, и которые, подобно семенам зла,
слепые блондинки-наци спешат занести не только на всю Землю, но и на другие
планеты, сеют повсюду скверну и заразу.
     Вот вам награда за кровосмешение: безумие, слепота, смерть.
     Брр! Она встрепенулась.
     - Чарли, - позвала она повара. - Вы уже справились с моим заказом?
     Она почувствовала себя совершенно одинокой.
     Встав из-за стола, она подошла к стойке и уселась возле кассы.
     Никто не  обратил на это внимание, кроме молодого шофера итальянца. Он
не сводил  с нее  своих черных  глаз. "Джо, так его зовут. Джо - кто?" - ей
стало интересно.
     Сейчас, вблизи,  он не  казался ей  таким уж  молодым, как прежде. Его
возраст было трудно определить: та напряженность, которая исходила от него,
мешала вынести суждение.
     Он то  и дело  проводил рукой  по волосам,  как бы  зачесывая их назад
огрубелыми кривыми  пальцами. "В этом человеке что-то есть, - подумала она.
- От  него исходит  дыхание смерти".  Это огорчало  ее, но  вместе с  тем и
влекло к  нему. Водитель  постарше наклонился к его уху и что-то прошептал.
Затем они  оба внимательно посмотрели на нее, на этот раз таким взглядом, в
котором был не только обычный интерес к красивой женщине.
     - Мисс, - сказал старший.
     Оба мужчины насторожились.
     - Вы знаете, что это такое?
     В руках у него появилась не слишком большая плоская белая коробка.
     - Да,  - сказала  Юлиана, -  нейлоновые чулки  из синтетической ткани,
которую делает  только один  огромный картель в Нью-Йорке, ИГ Фарбен. Очень
дорогие и редкие.
     - Вы угадали, но все-таки сама идея монополий не так уж плоха.
     Старший  из   шоферов  передал   коробку  своему  компаньону,  который
подтолкнул ее локтем по прилавку в ее сторону.
     - У вас есть автомобиль? - спросил итальянец.
     Он допил кофе.
     Из кухни  появился Чарли. В руках у него дымилась тарелка с ужином для
Юлианы.
     - Вы могли бы отвезти меня куда-нибудь?
     Неистовые, жгучие  глаза продолжали  изучать ее, и она забеспокоилась,
хотя и чувствовала, что как бы прикована к своему месту.
     - В этот мотель, или куда-нибудь, где я смог бы переночевать. Ну как?
     -  Ладно,   -  сказала   она.  -   У  меня   есть  автомобиль,  старый
"студебеккер".
     Повар взглянул на нее, затем на молодого водителя грузовика и поставил
тарелку перед ней на стойку.
    
     Громкоговоритель в конце прохода объявил:
     - Ахтунг, майне демен унд геррен.
     Мистер Бейнес  приподнялся в  кресле и открыл глаза. Через окно справа
он различил  далеко внизу  коричневую и зеленую сушу, а за ней голубой цвет
Тихого океана.  Он понял,  что ракета  начала  свой  медленный  постепенный
спуск.
     Сначала по-немецки, затем по-японски и только после этого по-английски
последовало из  громкоговорителя разъяснение,  что курить  или вставать  со
своего мягкого сидения запрещалось.
     Спуск займет всего восемь минут.
     Затем включились  тормозные двигатели,  так внезапно и так громко, так
неистово трясся  корабль, что  у большинства  пассажиров  перехватило  дух.
Мистер Бейнес  улыбнулся, а  другой пассажир,  сидевший через проход рядом,
молодой человек с коротко подстриженными волосами, улыбнулся в ответ.
     - Зи фюрхтен даск... - начал молодой человек.
     Мистер Бейнес тотчас же сказал по-английски:
     - Простите меня, я не говорю по-немецки.
     Молодой человек  вопросительно взглянул  на него  и на  этот раз  тоже
самое сказал ему по-английски.
     - Вы не говорите по-немецки? - удивился молодой человек по-английски с
сильным акцентом.
     - Я - швед, - сказал Бейнес.
     - Вы сели в Темпельхофе.
     - Да,  я был  в Германии по делу. Мой бизнес заставляет меня бывать во
многих странах.
     Было совершенно  ясно, что  этот молодой  немец никак  не мог поверить
тому, что  кто-то в  современном мире,  тот, кто  занимается международными
сделками и позволяет себе летать на новейших ракетах люфтганзы не может или
не хочет говорить по-немецки. Он сказал Бейнесу:
     - В какой отрасли вы работаете, майн герр?
     -  Пластмассы,  полиэстеры,  резина,  плуфабрикаты  для  промышленного
использования. Понимаете? Не для товаров широкого потребления.
     - Швеция производит пластмассы?
     В голосе немца звучало недоверие.
     - Да,  и очень  хорошие. Если  вы соблаговолите  назвать свое  имя,  я
отправлю вам по почте рекламные проспекты фирмы.
     - Не  беспокойтесь, это  будет пустой тратой времени. Я художник, а не
коммерсант. Возможно, вы видели мои работы. На континенте. Алекс Лотце.
     - К  сожалению, я  почти незнаком  с современным  искусством, - сказал
мистер Бейнес.  - Мне нравятся старые, довоенные кубисты и абстракционисты.
Я люблю  картины, в  которых есть какой-то смысл, а не просто представление
идеала.
     Он отвернулся.
     - Но  ведь в  этом задача  искусства,  -  сказал  Лотце.  -  Возвышать
духовное начало  в человеке  на  чувственным.  Ваше  абстрактное  искусство
представляло   период   духовного   декадентства   или   духовного   хаоса,
обусловленного  распадом   общества,  старой   плутократии.   Еврейские   и
капиталистические   миллионеры,   этот   международный   союз   поддерживал
декадентское искусство. Те времена прошли, искусство же должно развиваться,
оно не может стоять на месте.
     Бейнес вежливо кивнул, глядя в окно.
     - Вы бывали в Тихоокеании прежде? - спросил Лотце.
     - Неоднократно.
     - А  я нет. В Сан-Франциско выставка моих работ, устроенная ведомством
доктора Геббельса при содействии японских властей. Культурный обмен с целью
взаимопонимания и доброжелательства. Мы должны смягчить напряженность между
Востоком и  Западом. Не  так ли?  У  нас  должно  быть  больше  общения,  и
искусство может помочь в этом.
     Бейнес кивнул.
     Внизу были  видны огненное  кольцо под  ракетой, город Сан-Франциско и
весь залив.
     - А  где можно хорошо поесть в Сан-Франциско? - снова заговорил Лотце.
- На  мое имя заказан номер в Палас-Отеле, но, насколько я понимаю, хорошую
еду можно найти и в таком международном районе, как Чайн-таун.
     - Верно, - сказал Бейнес.
     - В  Сан-Франциско высокие  цены? У  меня на  этот раз  совсем немного
денег. Министерство очень бережливо.
     Лотце рассмеялся.
     - Все  зависит от того, по какому курсу вам удастся обменять деньги. я
полагаю, у вас чеки Рейхсбанка. В этом случае я предлагаю вам обменять их в
Банке Токио на Самсон-стрит.
     - Данке  зер, -  сказал Лотце.  - Я бы скорее всего поменял их прямо в
гостинице.
     Ракета уже  почти коснулась  земли.  Уже  были  видны  взлетное  поле,
ангары, автостоянки, автострада, ведущая в город, дома.
     "Очень симпатичный  вид, -  подумал Бейнес. - Горы и вода, и несколько
клочьев тумана, проплывающих на "золотыми воротами".
     - А  что это  за огромное  сооружение внизу?  - спросил  Лотце. -  Оно
только наполовину  закончено, одна сторона совершенно открыта. Космопорт? Я
думал, что у японцев нет космических кораблей.
     - Это бейсбольный стадион "Золотой мак", - ответил Бейнес.
     Он улыбнулся.
     Лотце рассмеялся.
     - Да,  они ведь  обожают бейсбол.  Невероятно.  Затеять  строительство
такого гигантского  сооружения для  такого пустого  времяпровождения,  ради
праздной и бессмысленной траты времени на спорт...
     Бейнес прервал его:
     - Оно уже закончено. Это его окончательный вид. Стадион открыт с одной
стороны. Новый стиль. Они очень гордятся им.
     Лотце глядел вниз.
     - У  него такой  вид, - произнес он, - будто его проектировал какой-то
еврей.
     Бейнес пристально посмотрел на него.
     На какое-то  мгновение ему показалось, что в этой немецкой голове есть
какая-то неуравновешенность, психический сдвиг.
     Неужели Лотце  и вправду  имел в виду сказанное, или это просто ничего
не значащая фраза?
     - Надеюсь, мы еще встретимся в Сан-Франциско? - сказал Лотце.
     Ракета приземлилась.
     - Мне будет очень не хватать соотечественника, с которым можно было бы
поговорить.
     - Я вам совсем не соотечественник, - сказал Бейнес.
     - О, да, конечно. Но в расовом отношении мы очень близки. Да и во всех
отношениях.
     Лотце заерзал в Кресле, готовясь к тому, чтобы отстегнуться.
     "Неужели у  меня  какие-то  родственные  связи  с  этим  человеком?  -
удивился Бейнес.  - Какое-то  родство во  всех отношениях? Значит, и у меня
тоже такой же психический сдвиг? Мы живем в умственно неполноценном мире, у
власти -  безумцы. Как  давно мы  столкнулись с этим, осознали это? Сколько
нас это  понимают? Разумеется,  Лотце не  входит в это число. Пожалуй, если
знаешь, что ты сумасшедший, то тогда ты еще не до конца сошел с ума. Или