.
     - Нет, сэр, - подтвердил мистер Чилдан твердым голосом.
     - Не буду настаивать.
     Силы, казалось, покинули мистера Тагоми. Придется отступить.
     Он почувствовал, как возвращаются прежние страхи.
     - Извините меня, мистер Тагоми.
     Мистер Тагоми  поклонился, положил  на место  револьвер  и  коробку  с
боеприпасами и  закрыл портфель.  "Мне придется  сохранить эту вещь. Такова
судьба".
     - Вы кажется чем-то огорчены, - сказал мистер Чилдан.
     - Вы заметили?
     Его охватила паника. Неужели он приоткрыл кому-то свой внутренний мир?
Он невольно вздрогнул. Определенно так.
     - У нас есть особая причина, почему вы хотите обменять этот предмет? -
спросил мистер Чилдан.
     - Нет, - сказал он.
     Он в  очередной раз  прикрыл от  постороннего взора свой личный мирок,
что следовало бы сделать с самого начала.
     Преодолевая нерешительность, мистер Чилдан произнес:
     - Я очень сомневаюсь, что это было приобретено в моем магазине. Что-то
не припоминаю, чтобы этот экземпляр проходил через мои руки.
     - Я  уверен в  этом, -  сказал мистер  Тагоми. -  Однако это  не имеет
значения. Я понимаю вас и ничуть не обижаюсь.
     -  Сэр,   -  сказал   Чилдан,  -  позвольте  мне  показать  вам  новые
поступления. У вас есть несколько свободных минут?
     Мистер Тагоми ощутил, как что-то старое и хорошо знакомое шевельнулось
в нем.
     - Что-нибудь особенное?
     - Подойдите сюда, сэр.
     Чилдан пересек магазин, мистер Тагоми последовал за ним.
     В стеклянном  закрытом прилавке  на черном  бархате  лежали  небольшие
металлические узоры,  в форме  которых не  сразу  можно  было  разобраться.
Мистер Тагоми  нагнулся, чтобы  получше их рассмотреть, и какое-то странное
чувство стало им овладевать.
     - Я  показываю это  всем без  исключения своим  покупателям, -  сказал
Роберт Чилдан. - Сэр, вы знаете, что это такое?
     - Похоже на ювелирные украшения, сказал мистер Тагоми.
     Он заметил брошь.
     - Это  все, разумеется,  американского производства,  но, сэр,  это не
старинные изделия.
     Мистер Тагоми вопросительно взглянул на него.
     - Сэр, это все - новые образцы.
     Бледное, отчасти  маловыразительное лицо  Роберта  Чилдана  загорелось
страстью.
     - Это  новая жизнь  моей страны,  сэр. Начало  в виде  крохотный, едва
пробивающихся семян красоты.
     Выразив на  лице  заинтересованность,  мистер  Тагоми  взял  несколько
вещиц, чтобы  внимательно осмотреть  их. Он  решил, что  в них  было что-то
новое, что оживило их. Закон Тао пробивался даже здесь. "Когда все окружено
тьмой, первые  проблески света неожиданно оживляют все вокруг, самые темные
глубины. Мы  все близки меж собой, каждому доводилось сталкиваться с чем-то
на это похожим, точно так же, как я столкнулся здесь сейчас... и все же для
меня это всего лишь металлолом. Я не могу восхищаться этим подобно Чилдану,
к несчастью для нас обоих, но от этого никуда не уйти".
     - Весьма милые вещицы, пробормотал он.
     Он положил безделушки на место.
     Мистер Чилдан вымолвил:
     - Сэр, этого не понять так, сразу.
     - Простите.
     - Новая точка зрения вашей души.
     - Вы  прямо-таки обрели новую веру, - сказал мистер Тагоми. - Хотелось
бы и мне так. Но, увы, не могу.
     Он поклонился.
     - В другой раз, может быть, - сказал он Чилдану.
     Он проводил  его к  выходу. Мистер  Тагоми заметил,  что  он  даже  не
пошевелился, чтобы показать другие товары.
     - Ваша  новая вера весьма сомнительного вкуса, - сказал мистер Тагоми.
- Похоже, что вы пошли не совсем перспективным путем.
     - Прошу прощения, - сказал мистер Чилдан.
     Он не проявлял, однако, ни малейшего раболепия перед Тагоми.
     - Но все-таки я прав. Я вижу совершенно ясно в этих предметах пока еще
только созревающий зародыш будущего.
     - Да  будет так,  - сказал  мистер Тагоми.  - Но  ваш англо-саксонский
фанатизм отнюдь не привлекает меня.
     И тем не менее определенно возникла какая-то надежда. Своя собственная
надежда в своей душе.
     - До свидания.
     Он поклонился.
     - Я  на днях  еще загляну  к вам.  Возможно тогда мы сможем проверить,
сбываются ли ваши пророчества.
     Мистер Чилдан поклонился, ничего не ответив.
     Захватив с  собой портфель  с кольтом сорок четвертого калибра, мистер
Тагоми вышел  из магазина.  "Я покидаю это место с тем же, с чем и вошел, -
размышлял он. - Поиски продолжаются. Поиски чего-то, что мне нужно, чтобы я
был в  состоянии возвратиться  в этот мир. А что, если я куплю одну из этих
странных, непонятных вещей, буду хранить ее, смотреть на нее вновь и вновь,
размышлять,  а   впоследствии,  благодаря   ей,  найду   свой  путь  назад?
Сомнительно. Это годится для Чилдана, но не для меня. И все же, если кто-то
- даже  один -  находит свой путь, значит есть выход. Даже если мне лично и
не удастся его найти. Я ему завидую".
     Повернувшись, мистер Тагоми зашагал назад к магазину. Там на пороге до
сих пор стоял мистер Чилдан и смотрел на него.
     - Сэр,  - сказал  мистер Тагоми,  - я  куплю-таки одну  из этих вещиц,
любую, которую  вы сами  выберете. Веры  у меня  нет, но  сейчас я согласен
ухватиться и за соломинку.
     Он еще раз проследовал за мистером Чилданом к застекленному прилавку.
     - Я,  неверующий, буду  носить его  при себе,  время на  время на  нее
поглядывать, раз  в день,  например. Месяца  через два,  если я  так  и  не
увижу...
     - В ы можете вернуть ее за полную цену, - сказал мистер Чилдан.
     - Благодарю вас, - сказал мистер Тагоми.
     Ему стало  лучше. Он решил, что иногда нужно пробовать все подряд. И в
этом нет  ничего предосудительного,  совсем наоборот, это признак мудрости,
правильной оценки сложившейся ситуации.
     - Это успокоит нас, - сказал мистер Чилдан.
     Он вынул  маленький серебряный  треугольник, украшенный  орнаментом из
пустотелых капель, черный снизу, яркий и наполненный светом сверху.
     - Спасибо, - сказал мистер Тагоми.
    
     Мистер Тагоми  добрался  на  педикэбе  до  Портсмут-сквер,  небольшого
открытого парка  на склоне  холма, который  возвышался  над  Керни-стрит  и
полицейским участком.
     Он устроился на скамейке под солнцем.
     По мощенным дорожкам ходили голуби в поисках пищи. На других скамейках
плохо одетые люди читали газеты и дремали.
     Некоторые там и тут лежали прямо на траве, и казалось, спали.
     Вынув из  кармана картонную  коробочку, украшенную  названием магазина
мистера Чилдана,  мистер Тагоми  сидел, держа  ее  обеими  руками,  как  бы
стараясь согреться  ее теплом.  Затем он  открыл коробочку  и извлек из нее
новое свое  приобретение, чтобы  здесь, в этом маленьком саду для стариков,
оставшись с ним наедине, внимательно осмотреть.
     У него  в руках  была маленькая  мудреная вещица  из серебра.  Подобно
маленькому волшебному  зеркальцу, она  отражала полуденное солнце. Или - он
вгляделся -  и в  ней содержалось  нечто, скрытое  от взора, что улавливало
солнечные лучи.
     Значит, что-то  все-таки в  ней есть  - размеры,  форма. Он  продолжал
почтительно ее рассматривать.
     Принесет ли  она ему  мир, как предсказывал Роберт Чилдан? Прошло пять
минут, десять. Он уже не мог сидеть просто так.
     "Время. Увы,  вот чего  нам всегда  не хватает.  Что же такое у меня в
руках? Пока  еще не  вышло все  мое время.  Прости меня,  - подумал  мистер
Тагоми, обращаясь  к безделушке,  - мирские  хлопоты всегда  заставляют нас
подниматься и что-то делать".
     Огорченный, он  принялся укладывать  вещицу на  ее прежнее  место. Еще
один последний,  полный надежды  взгляд. Он  снова испытывающе посмотрел на
покупку, вложив  в этот  взгляд все  накопившееся в  нем. "Как  ребенок,  -
сказал он  себе, -  стараясь быть  невинным и  доверчивым, прижимает  к уху
случайно найденную  на берегу  моря раковину  и слышит  в ней  морской гул.
Только здесь  ухо заменило  глаз. Войди в меня и научи, что делать, что все
это  означает  и  почему.  Сгусток  понимания  событий  в  одной  маленькой
безделушке.
     Слишком многого я хочу от нее и поэтому остаюсь ни с чем".
     - Послушай,  - смиренно  обратился он к вещице. - Разве я прошу так уж
многого?
     "А что если я злобно встряхну ее, как старые, остановившиеся часы?" Он
так и  сделал: вверх-вниз.  Или как  кости перед  решающим  броском.  Чтобы
разбудить спящее  в ней  божество. Никому не известное. Мистер Тагоми снова
яростно потряс  зажатую в  кулаке вещицу и потом опять принялся смотреть на
нее.
     "Ты маленькая  вещица, ты  -  пустышка,  -  подумал  он.  -  Нужно  ее
обругать, испугать".
     - Мое терпение кончается, - сказал он тупо.
     "Ну и что дальше? Выбросить тебя в канаву? Подышать на тебя, потрясти,
снова подышать? Принеси же мне выигрыш!"
     Он рассмеялся.  Какая бессмыслица - здесь, на самом солнецепеке. Какой
спектакль для  прохожих. Он  тайком огляделся, но никто на него не смотрел.
Старики посапывали как и прежде. Он облегченно вздохнул.
     "Ну, кажется,  я уже  все перепробовал, - решил он, - умолял, старался
вникнуть, угрожал,  философствовал, сопоставлял.  Что еще  можно сделать? А
может быть,  просто побыть  здесь еще  чуть-чуть? Может быть, все-таки что-
нибудь случится?  Когда я  был ребенком  и мысли  мои были  ребяческими, но
теперь я  вырос из  детского восприятия  мира. Тогда  было проще.  Теперь я
должен искать  ответы на  свои вопросы  другими способами.  А значит, и мой
подход к  этой вещице должен быть другим, соответствующим моему теперешнему
мироощущению. Поход должен быть научным. Следует логически осмыслить каждый
аспект систематически, классическим экспериментальным методом Аристотеля".
     Он приложил  палец к  правому уху,  чтобы  не  слышать  шума  уличного
движения и  прочих отвлекающих  звуков. Затем  он плотно  прижал серебряный
треугольник, как раковину к левому уху.
     Ничего. Никаких  звуков. Даже  гула  океана,  а  на  самом  деле  шума
собственного кровообращения не слышно. Ничего.
     Какое же  тогда чувство  может постить  скрытую в  этой вещи тайну? От
слуха,  очевидно,  пользы  нет.  Мистер  Тагоми  закрыл  глаза  и  принялся
ощупывать каждый  миллиметр безделушки. Осязание дало тот же эффект: пальцы
не смогли  ему поведать ни о чем. Запах. Он поднес серебро поближе к носу и
втянул запах.
     Слабый металлический запах, но он нес в себе какое-то другое значение.
Вкус?
     Открыв рот,  он вложил туда треугольник, попробовал его на зуб, словно
это был пряник, но жевать не стал.
     Никакого  иного  содержания,  не  присущего  серебру  -  просто  нечто
горькое, твердое и холодное.
     Он вновь держал ее на ладони.
     Значит, снова  возврат к  зрению,  к  этому  наивысшему  из  чувств  в
соответствии  с   греческой  шкалой  ценности.  Он  поворачивал  серебряный
треугольник из  стороны в  сторону, стараясь  увидеть его во всех возможных
ракурсах.
     "Что же  я вижу,  - спросил  он себя,  - после  всего этого  упорного,
терпеливого  изучения?   В  чем  ключ  к  истине?  Ну  уступи,  выдай  свою
собственную тайну. Подобно морскому черту, вытащенному из глубины, которого
поймали и  приказывают рассказать  обо  всем,  что  находится  там,  внизу,
глубоко в  водяной бездне.  Но черт  ведь  не  притворяется,  он  безмолвно
погибает от  удушья, становится камнем или глиной, мертвым веществом, вновь
возвращается в  твердую  субстанцию,  обычную  для  неживого  мира.  Металл
извлечен из  земли, -  подумал он,  глядя на  серебро, -  снизу,  из  мест,
спрятанных ниже  всех других,  из самых  плотных слоев,  из мира  троллей и
пещер, сырого,  всегда мрачного  мира  тьмы,  в  ее  безысходном,  наиболее
тоскливом  виде,   мира  трупов,  гниения,  разложившихся  останков,  всего
умершего,  слой   за  слоем   откладывающегося  под   нами   и   постепенно
распадающегося  на   элементы,  демонический   мир  неизменности,  времени,
которого не  было. И  все  же  здесь,  на  солнце,  серебряный  треугольник
сверкает, отражает  свет, огонь.  Это вовсе  не сырой  или темный  предмет,
вовсе не отяжелевший, потерявший живое, а пульсирующий им. Он принадлежит к
самой высшей сфере, сфере света, как и положено произведению искусства. Да,
это работа  настоящего художника:  взять кусок  скалы из  темной безмолвной
земли, а  превратить его  в сверкающий  небесный свет,  и тем самым вернуть
жизнь мертвому.  Труп превращается  в тело, полное жизни; прошлое отступает
перед будущим.  Так кто  же ты:  темный мертвый мрак или ослепительно живой
свет?" Серебряная вещица на ладони плясала и ослепила глаза. Он прищурился,
наблюдая теперь только за игрой ладони.
     Какому пространству принадлежит эта вещь?
     Уходящему ввысь, к небесам. А какому времени?
     Изменчивому миру  света. Да, эта вещь извергает свой дух - свет. И тем
она приковала его внимание. Он не мог оторвать от него взора. Она как будто
приворожила его  к себе своей загадочностью, своей сверкающей поверхностью,
и он  уже был  не в состоянии управиться с нею, не мог от нее избавиться по
своей воле.
     "А теперь  скажи мне  что-нибудь, теперь,  когда ты  заполучила меня в
свои силки.  Я хочу  услышать твой  голос, ослепи меня чистым белым светом,
таким, какой  мы ожидаем  увидеть только  в  загробной  жизни.  Но  мне  не
обязательно дожидаться смерти, распада моего мира, того времени, когда душа
будет искать  иного прибежища.  и все  эти устрашающие или доброжелательные
божества - мы обойдемся без них так же, как и без тусклого дымного света, и
пройдем мимо  совокупляющихся пар,  мимо всего,  кроме этого света. Я готов
без страха  стать к  нему лицом. Замечаешь, что я не отвожу глаз? Я ощущаю,
как горячие  ветры кармы  гонят меня,  и тем  не менее я остаюсь здесь. Мое
воспитание было  правильным: я не должен морщиться от чистого белого света,
потому что  если я  это сделаю,  я еще  раз войду  в круговорот  рождения и
смерти, никогда  не познаю  свободы, никогда  не получу  отпущения. Покровы
бремени жизни, покровы "майя" вновь ниспадут на меня, если я...
     Свет исчез.
     В его  руках был  всего  лишь  тусклый  серебряный  треугольник.  Тень
заслонила солнце.
     Мистер Тагоми поднял голову.
     Высокий полисмен  в голубом  мундире  стоял,  улыбаясь,  рядом  с  его
скамьей.
     - Что? - ошеломленно спросил мистер Тагоми.
     - Я просто наблюдал за вами, как вы орудуете с этой головоломкой.
     Полисмен двинулся по дорожке.
     - Головоломка? - эхом отозвался мистер Тагоми. - Это не головоломка.
     - Разве  это не  одна из  тех небольших  проволочных головоломок,  где
нужно разнять составные части? У моего сына их целая куча. Некоторые из них
очень трудные.
     Полисмен пошел прочь.
     "Все испорчено,  - подумал  мистер Тагоми.  - Мой  шанс погрузиться  в
нирвану исчез,  уничтожен этим  белым варваром, неандертальцем - янки. Этот
недочеловек предположил, что я ломаю голову над детской пустой забавой".
     Поднявшись со  скамьи, он  сделал несколько  неуверенных шагов. "Нужно
успокоиться.   Ужасная,   свойственная   низшим   классам   шовинистическая
расистская брань, совершенно меня недостойная".
     В  груди   яростно  столкнулись   необъяснимые,  не  имеющие  никакого
оправдания страсти.
     Он пошел  через парк. "Нужно двигаться, - сказал он себе. - Очищение в
движении".
     Он вышел из парка. Тротуар Керни-стрит. Тяжелый гул уличного движения.
Мистер Тагоми остановился около бордюра.
     Педикэбов не  было видно.  Он пошел  пешком по  тротуару  и  слился  с
толпой. Никогда не найдешь педикэба, когда он особенно нужен.
     Боже,  что   это?  Он   остановился,  вытаращив   глаза  на  чудовище,
безобразное сооружение  вдали. Как будто продолжение кошмарной американской
горки, закрывающее  все поле  зрения.  Огромное  сооружение  из  металла  и
бетона, будто повисшее в воздухе.
     Мистер Тагоми обратился к прохожему, худому мужчине в мятом костюме.
     - Что это? - спросил он.
     Он указал на загадочное сооружение.
     Мужчина ухмыльнулся.
     - Жуткое  зрелище, не  правда ли? Это путепровод в порту. Очень многие
считают, что он испортил весь вид.
     - Раньше я никогда не замечал его, - отозвался мистер Тагоми.
     - Значит вам везло, - сказал мужчина.
     Он пошел прочь.
     "Безумный сон,  - подумал  мистер Тагоми.  -  Нужно  проснуться.  Куда
сегодня запропастились  педикэбы?" Он пошел быстрее. Все вокруг было каким-
то тусклым,  наполненным сизым  дымом, вид  имело мертвенный.  Пахло чем-то
горелым. Угрюмые  серые здания,  тротуар, какой-то  особенно  бешеный  темп
движения по тротуару. И до сих пор ни одного педикэба!
     - Кэб! - крикнул он, все прибавляя шагу.
     Безнадежно. Только  автомобили  и  автобусы.  Автомобили,  похожие  на
жестокие огромные орудия разрушения, невиданных доселе форм. Он старался не
глядеть на  них и смотрел только перед собой. Это какое-то искажение зрения
особо  зловредного  свойства,  расстройство,  вызвавшее  нарушение  чувства
пространства. Горизонт впереди изгибался.
     Будто какой-то жуткий астигматизм неожиданно поразил его.
     Нужна передышка.  Впереди грязная  забегаловка, внутри одни белые, все
поглощены ужином. Мистер Тагоми толкнул деревянную вращающуюся дверь. Запах
кофе, нелепый музыкальный ящик в углу, оглушительно ревущий.
     Он поморщился  и стал  проталкиваться к  стойке. Все места были заняты
белыми.
     Мистер Тагоми  громко  вскрикнул,  давая  понять  о  своем  намерении.
Несколько белых  оглянулись. Однако никто не покинул своего места, никто не
уступил ему стула. Они просто продолжали свой ужин.
     - Я настаиваю, - громко сказал мистер Тагоми первому же белому.
     Он прямо-таки крикнул ему в ухо.
     Мужчина отодвинул чашку и сказал:
     - Полегче, япошка.
     Мистер Тагоми  посмотрел на  остальных белых.  Все они  следили за ним
враждебными глазами, и никто из них не шевельнулся.
     "Загробное существование,  - подумал  мистер Тагоми.  - Горячие  ветры
занесли меня  неизвестно куда.  Что это  за видение,  чего? Выдержат ли мои
чувства все  это? Да, "книга мертвых" подготовила нас к этому: после смерти
перед нами  промелькнут многие,  и все  они будут казаться враждебными нам.
Каждый будет  противостоять этому в одиночку. Ужасный путь - и всегда через
страдания, перерождение,  будучи готовым воспринять какую-нибудь заблудшую,
павшую душу. Страшная иллюзия".
     Он отпрянул  от стойки  и выбежал  из закусочной.  Дверь пропищала  за
спиной, следующая ее створка подтолкнула его на тротуар. "Где я? Вне своего
мира, своего  пространства и  времени. Серебряный  треугольник сбил  меня с
толку. Я  сорвался со  своих швартовых,  и меня ничто не удержит: вот конец
всех  мои   попыток,  урок   мне  навсегда.   Зачем  идти   вразрез  своему
мироощущению? Для  того, чтобы  полностью  заблудиться,  потеряв  все  свои
указательные  столбы   и  остальные   знаки,   которыми   можно   было   бы
руководствоваться? Нужно прекратить это ужасное брожение среди теней, снова
сосредоточиться и вернуться в свой мир".
     Он ощупал карманы, но серебряного треугольника не обнаружил. Он исчез,
остался на скамейке в парке вместе с портфелем. Катастрофа.
     Согнувшись, он побежал по тротуару назад в парк. Дремавшие бездельники
удивленно глядели ему в вслед, когда он бежал по дорожкам.
     Вот та скамья, и портфель стоит возле нее.
     Серебряного треугольника не было видно. Он стал искать вокруг. Да, вот
он, упал  в траву  и лежит  почти незаметно  там,  куда  он  его  в  ярости
зашвырнул.
     Он снова сел, стараясь восстановить дыхание - слишком уж он запыхался.
     "Еще  раз   внимание  к   треугольнику,  -   сказал  он  себе  немного
отдышавшись. - Внимательно гляди на него, даже насильно, и считай, ну, хотя
бы  до   десяти,  но  медленно  и  громко.  Что  за  идиотские  сны  наяву!
Соперничество  наиболее  пагубных  аспектов,  присущих  юности,  но  совсем
нечис